Нэлли

               
               
                «Мы - фаусты планиды тёмной…» А.В.
               
               Её всегда притягивали звезды. Один из поклонников, когда ей было всего шестнадцать лет, оказался сумасшедшим астрономом и так романтично рассказывал о загадочном строении Вселенной, что, окончив школу с золотой медалью, она поступила в МГУ на физический факультет и стала астрофизиком. А в 1963 году приехала в поселок Научный младшим научным сотрудником, вышла замуж за астронома, сумевшего привить ей любовь к звездам, и осталась здесь навсегда.
Ей суждено было  родиться ровно через год после Победы, в 1946 году. Именно в тот год распоряжением Великого Вождя всех народов была заложена Крымская обсерватория. Начинался бурный период освоения космоса. До полета Гагарина оставалось почти пятнадцать трудных лет, а молодые советские учёные зорко вглядывались в звёздное небо и высчитывали маршруты будущих космических кораблей.
            Для строительства обсерватории в горах было выбрано живописное  плато на высоте 650 метров над уровнем моря, именно здесь удивительный крымский климат позволял наблюдать за передвижением звёзд максимальное количество дней в году. Вокруг обсерватории местные мичуринцы разбили фруктовые сады. Шесть искусственных озёр, каждое последующее намного крупнее предыдущего, спускались каскадом из голубых блюдец в бескрайнюю плодородную долину. Две стройные улицы двухэтажных домиков вели к центру научной мысли, здесь были сосредоточены лучшие умы того времени, именно от них во многом зависела победа советского народа в космической гонке.
               Её звали Нэля. Точнее, мать назвала её Нэлли, в честь  героини сказки про волшебника Изумрудного города - Элли. Но все знакомые называли её просто Нэля. Она была молода, умна, чертовски обаятельна и пагубно непрактична. Иначе она бы не поспешила так быстро выйти замуж за человека, который был, безусловно, хорош во многих отношениях, но, увы, не орёл. Его звали Пётр. Он был уже  аспирантом, когда Нэля только поступила в МГУ, и теперь усердно трудился над докторской диссертацией.
Впереди - целая жизнь, а у них уже было всё, о чем только мечтали в то время. Поэтому обоих переполняла сумасшедшая эйфория от собственной молодости и важности научного и государственного дела, которому они себя посвятили. Избранники судьбы, на долю которых выпало жить в раю, смотреть на звёзды и вершить историю своей страны, а может быть, даже всего человечества.
         Нэля знала, что Пётр необычайно талантлив, что он непременно защитит диссертацию и станет большим ученым. Но при всех огромных достоинствах и умении зажигательно рассказывать о звёздах, он все-таки не был настоящим романтиком. Пётр был прагматик и к изучению Вселенной относился как патологоанатом, не видя в ней никакой поэзии. Больше всего его заботила точность математических формул и собственная карьера. Он даже на Нэле женился не потому что безумно полюбил её, а потому что надоело мыкаться без собственной квартиры. Да и время пришло. Ему было уже 33. А женатым специалистам в те времена сразу давали в Научном квартиру.
         Рано утром, когда Нэля просыпалась и бежала по склону горы купаться к озеру, Пётр спал мертвецким сном. Потому что, как правило, всю ночь проводил в радиофизической лаборатории, а потом ещё несколько часов занимался расёчтами траекторий небесных тел. Ещё не был изобретен компьютер и все сложнейшие расчеты приходилось проводить вручную. Пётр безмятежно похрапывал и не видел, как его жена бежит босиком по тропинке, как развиваются от стремительного потока воздуха её волосы, как она улыбается и из озорства срывает на ходу ещё незрелые грецкие орехи. Нэля прибегала к застывшей чаше озера и, оглянувшись на всякий случай, сбрасывала с себя одежду и ныряла с берега вниз головой.  После бурного всплеска, перепуганные лягушки возмущались, как старушки в коммуналке, а Нэля  выныривала на середине сказочного озера и весело смеялась им в ответ. Она плавала в озере, словно молодая акула среди мелюзги, и её распирало от умопомрачительной свежести и свободы. В те суровые времена купаться голой было чрезвычайно смело. Почти как выйти на Красную площадь и крикнуть: Ленин дурак! Пуританские нравы. Люди даже не произносили вслух страшное заграничное слово "секс". Народ размножался исключительно эмпирическим путем, а  любое вольнодумство жестко пресекалось. За купание голышом можно было легко поплатиться карьерой, поскольку советским ученым, которым Родина доверила трудиться над секретными космическими проектами, такое хулиганство было не к лицу. Но именно в таком виде Нэля чувствовала себя  вызывающе счастливой. И кому какое дело? Кто сказал, что в водоемах нашей необъятной страны положено купаться исключительно в сатиновых трусах и лифчике с бретельками, или ещё хуже - в белой длинной сорочке до пят?
В таком виде Нэля чувствовала себя, как Ева в Эдеме. И вся природа вокруг располагала к этому. Даже грибообразные купола огромных телескопов, устремленных в небо, напоминали ей гигантские возбужденные фаллосы. Нэля смеялась этим неожиданным параллелям и думала о том, что телескоп – это ОН. А Вселенная – ОНА. И между ними вечная борьба. Он хочет развенчать её тайны, а она настолько безгранична и непредсказуема, что до конца постичь её за одну жизнь просто нереально.
Вылезая из воды, она думала, как всё гармонично и целомудренно в природе. Цветы, птицы, деревья, лошади, рыбы. И она сама так свободна, прекрасна и целомудренна, что не чувствует никакого стыда стоя не берегу в чем мать родила. Кто сказал, что быть собой – это плохо и грешно? В стране, где отменили Бога и утверждают, что человек произошел от обезьяны, потому и не обнажаются - боятся обнаружить сходство. Но лучше не дразнить глупых гусей, - думала Нэля, - а то припишут ей все грехи, какие только существуют на свете и испортят её замечательную жизнь.
Смахнув капли воды с загорелой кожи, Нэля набрасывала халатик и бежала домой. Так повторялось почти каждое утро на протяжении нескольких лет. Даже когда  Нэля уже родила двоих детей – мальчика и девочку. Она приходила с детьми к озеру ранним утром, поскольку днем сюда повадилось ходить немало народа, и купала их голенькими. Дети радовались прозрачной воде и утреннему солнцу. Они брызгались, смеялись и не хотели уходить домой. Нэля считала, что она их закаляет, и детки, действительно, росли крепенькими и здоровыми.
               Но для Нэли её ежедневные побеги и купание были не только утренней закалкой и гимнастикой. В глубине души она чувствовала, что это внутренний протест против закрытой, словно железобетонный саркофаг, Советской системы. Система не предполагала личного счастья отдельных людей, её приоритетом было абстрактное счастье всего советского народа и прогрессивного человечества в целом. Нет ничего более простого и ничего более порицаемого обществом, чем обнажённое тело, - думала Нэля. - Почему так? Может, потому что когда человек обнажён, ему нет необходимости лгать? По мнению коммунистической власти, там, где начиналось проявление личной свободы, заканчивалось счастье всего человечества. Нагота была приравнена почти к государственной тайне.
               Пётр никогда не купался голышом. Он всегда загорал и купался в чёрных семейных трусах, поэтому у него была бледная тощая  задница и кривые, неимоверно волосатые ноги. Этот мужчина, несмотря на все интеллектуальные достоинства, уже давно не возбуждал её женскую суть. Он ходил по квартире в чёрных сатиновых трусах, в них ел на кухне, в них спал и в них читал газеты, лежа на диване. Нэля ненавидела мужские семейные трусы, они были для неё чёрным знаменем обрушившихся надежд. Она даже успела пожалеть, что поторопилась произвести  на свет двух детей от Пети, поскольку теперь они казались ей продуктом случайных совпадений, а не плодом любви. Но уже решительно ничего невозможно было исправить, Научный жил достаточно замкнуто, все ученые и обслуживающий персонал знали друг друга в лицо и находились под неусыпным контролем спецслужб.
               Но контроль всемогущего ведомства всё-таки не мог окончательно остановить движения звёзд, и спустя некоторое время Пётр благополучно защитил в Москве докторскую диссертацию. Ему прибавили сорок рублей к жалованью и назначили на новую должность. Из Москвы он привёз детям подарки из ЦУМа, себе новый костюм и галстук, а молодой жене, чтобы ей по ночам не было скучно, под большим секретом подарил перепечатанную на машинке самиздатовскую книжку Солженицина «Архипелаг ГУЛАГ». Шел 1973 год.
          Поначалу Нэля растерялась. Всем мужья привозят из Москвы что-нибудь из одежды, а ей - диссидентскую книжку... Но начала читать и втянулась. Теперь многие обстоятельства из жизни страны и близких людей стали ей понятны. Пытаясь осмыслить историю Родины, Нэля не могла поверить, что чудовищные преступления коммунистической власти совершались во имя светлого будущего, и всё это происходило совсем недавно. Можно сказать, на  глазах её поколения. В голове не укладывалось, как  можно было расстрелять, согнать в лагеря и погубить столько народа. Зато теперь становились понятны причины патологического страха людей быть свободными.
- Ты сам-то читал эту книгу? – спросила она Петю, когда тот вернулся под утро с работы.
- Тсс, - приложил он палец к губам, - поговорим об этом в другом месте. Дома нас могут прослушивать.
- Как прослушивать? Кто? – не поверила Нэля. - Зачем? Мы же не американские шпионы, чтобы за нами следить и прослушивать.
- Ты как будто только на свет родилась. Наивная дурочка.

Оказывается, Петя тоже всего боится. А когда он предлагал ей жениться, утверждал, что не боится ничего... Вот и не купается голышом - просто трусит. И как отвратительно, что домашние разговоры может кто-то подслушивать. Но, ведь мы никогда не говорим ничего особенного, обычные семейные разговоры о самых простых вещах. Неужели те, кто подслушивают, считают, что мы можем принести вред своей стране и полагают, что любят Родину сильнее, чем мы с Петей? А те подонки, которые расстреливали тысячи людей без суда в 37-ом, тоже, наверное, считали, что любят Родину.
Нэле стало страшно. Она не спала и думала, как хрупок мир и как ничтожно мала жизнь любого человека по сравнению с безграничным космосом. Раньше ей казалось, что она живёт почти в раю, особенно после  московской голодной университетской общаги. Она была уверена почти наверняка, что советский строй – самый гуманный и справедливый в мире. Что она живет в лучшей и самой прекрасной стране. Но всё оказалось не так радужно и просто. Оказывается, в лучшей и самой гуманной в мире стране погибли миллионы людей ради её счастливой жизни. Это казалось Нэле чудовищной несправедливостью. Она чуть не плакала, настолько ей было больно за несчастных узников ГУЛАГа. Но потом она с тревогой подумала, что и сама может стать жертвой репрессий, если кто-то узнает, что она читает по ночам Солженицина или, хуже того, купается голышом.
Нэля решила, что о книге Солженицына обязательно должны узнать и другие. Поскольку множительная техника была большой редкостью, не каждый сотрудник обсерватории имел доступ к ней. Сотрудники КГБ зорко следили, чтобы копировальный аппарат использовался исключительно в производственных нуждах, а не для распространения нелегальной литературы или западной порнографии. Нэля была одной из тех, кому приходилось пользоваться копировальником для научной работы. Однажды она всё же сняла копии с 15 страниц машинописного текста. На следующий день – еще двадцать пять, затем - ещё тридцать и т.д., пока не скопировала всю книгу. Через неделю лаборантка Соня хватилась, что нет бумаги и подозрительно быстро закончился порошок. Она доложила об этом начальнику лаборатории Алексею Степановичу Криворукову, но тот не обратил внимания, поскольку был, как все талантливые астрофизики, рассеянным. Через неделю исчезла новая пачка бумаги. Тогда Соня пожаловалась заместителю Криворукова, ответственному за использование копировальной техники Толику Хмырову. А тот  поздно вечером застукал бедную Нэлю за преступным занятием. Толик был стукачом со студенческих лет. Он очень оживился, когда появилась возможность проявить социалистическую бдительность, и  живо написал докладную на имя заместителя начальника обсерватории по режиму Григорию Ивановичу Латко. Он и был самым главным представителем компетентных органов в Научном.
На следующий день Латко вызвал Нэлю. Она ещё не догадывалась, что её ждет. Латко встретил её, сдержанно улыбаясь, и наблюдал за ней, как бывалый кот за непуганой мышкой. Наконец-то и ему нашлось дело в этой глуши, среди сумасшедших астрономов и чокнутых физиков. А то вообще никаких перспектив карьерного роста.
- Присаживайтесь, Нэлли Евгеньевна.
Нэлли присела и окинула взглядом кабинет начальника первого отдела. За спиной Латко висел портрет Л.И.Брежнева, а на другой стене - портрет железного Феликса.
Вот, оказывается, как выглядят люди, которые своим присутствием нагоняют  страх и могут подслушивать.
- Нам стало известно, что вы, используя служебное положение, занимаетесь распространением запрещённой литературы, - сказал Латко, стараясь выглядеть глубоко удручённым. - Вы знаете, чем это вам грозит?
- Нет, - ответила Нэля.
Латко прицелился взглядом, выжидая, когда жертва начнет ёрзать. Но Нэля сидела спокойно.
- Крупными неприятностями. Очень крупными… Но мы сможем вам помочь, если вы раскаетесь и будете с нами сотрудничать, - вкрадчиво произнес он, просверливая Нэлю взглядом до нижнего белья.
- Что я должна сделать?
Латко улыбнулся и изобразил полнейшее радушие:
- Скажите, кто передал вам эту книгу, и я обещаю, что неприятностей не будет.
 - Вы хотите, чтобы я стала стукачкой? – спросила Нэля.
- Ну, зачем же вы так? Мы хотим вам помочь, а вы в бутылку лезете!
- Я никуда не лезу, - ответила  Нэля, поджав губы.
- Лезете, – жёстко подвел черту Латко.- Ещё как лезете. В политику. Вместо того чтобы делом заниматься. Вам следует обратить внимание на собственное аморальное поведение.
- Что вы имеете в виду? - начала волноваться Нэля.
- Как что? Думаете, мы не знаем, как вы развратничаете по утрам на берегу озера? И ещё малолетних детей к разврату привлекаете. Мы давно за вами присматриваем! Всё думали, чем это кончится. А кончилось запрещённой литературой подонка Солженицына, который оболгал нашу страну и предал Родину!
Нэля побледнела.
- Мы не позволим вам разлагать коллектив советских ученых! – категорично сказал Латко. – Ну, вспомнили фамилию, кто передал книгу?
- Нет, - ответила Нэля и почувствовала себя партизанкой на допросе в гестапо.
- Я даю тебе, сука, ровно сутки, - сказал Латко, и Нэля почувствовала, как он раздел её нахальным взглядом.
- Советую хорошенько подумать.
Нэля шла по центральной аллее домой и думала, как прекрасен и совершенен мир безграничного космоса и как, по сравнению с ним, мелочны и жалки люди. Да, она не любила своего мужа Петю, но он был порядочным человеком, талантливым ученым и отцом её детей, она не могла его выдать КГБ. Тем более, это означало автоматическое крушение его научной карьеры. А где и в каком законе прописано, что запрещено матери купаться голышом с маленькими детьми? Кому от этого плохо? Вот если бы не делали государственной тайны из тела, тогда у кэгэбэшников пропала бы возможность на неё давить. Надо же, за ней подглядывали и ждали своего часа, как будто нет более серьезных и важных дел.
Она пришла домой и рассказала обо всем мужу. Петя побледнел и не на шутку испугался. Нэля никогда не видела его таким жалким. Обычно он блистал умом во время разговоров на кухне, а тут сразу сник, стушевался и всё твердил: что же теперь с нами будет? Но Нэля понимала, что он переживает не за неё и детей, а за свою научную карьеру. Жалко Петю.
- Послушай,- сказала она, - если в книге Солженицына написана правда, а моя вина заключается только в том, что я правду прочитала, то не надо ничего бояться.
- Ты ничего не понимаешь, эти иезуиты сотрут меня в порошок, - ответил Петя и испугался пуще прежнего, вспомнив, что квартиру могут прослушивать.
Нэля смотрела на Петю и её мучила мысль: как она могла выйти замуж за такое ничтожество?
- Не переживай, я ничего никому не скажу.
- Да? А что ты им скажешь?
- Всю вину возьму на себя, пусть меня посадят или отправят в психушку. Только обещай, что будешь заботиться о детях и никогда их не бросишь.

Её не посадили ни в тюрьму, ни в сумасшедший дом. Но запретили заниматься наукой и уволили за нарушение трудовой дисциплины. Но самое печальное было не это. Однажды Петя пришел с работы, ударил её по лицу, и сказал:
- Как ты можешь развращать детей?! Ты купаешься перед ними голая?! Они же разнополые!
- Ну и что? – спокойно ответила Нэля, – Они, в первую очередь, не мальчик и девочка…
- А кто? Кто они, по-твоему?! – кричал Петя.
- Люди!
Через год они развелись. Петя уехал в Москву на повышение.
Нэлю никто не выгонял из квартиры. Куда было девать её с двумя детьми? Она сидела без работы почти восемь месяцев и не знала, чем кормить детей. Нэля собирала в мичуринском саду яблоки, грецкие орехи. Хорошо, что детей кормили обедом в школе и иногда зазывали соседи на густо сваренную манную кашу с кусочком масла.
Когда наступила зима, над Нэлей сжалились и позволили устроиться на работу с окладом в 70 рублей в местную кочегарку, на место умершего бывшего зека. Всю зиму она таскала в ведрах уголь и работала лопатой, круглосуточно поддерживая нужную температуру в котле, чтобы Научный не замёрз. Нэля работала сутки через трое, и это позволяло ей много читать и иногда смотреть на звёзды. А в душе она ждала весны, чтобы снова побежать по тропинке к озеру.

P.S.     Нелли прожила долгую, счастливую жизнь. Дети выросли  замечательными людьми. Дочь стала художницей, вышла замуж, уехала жить в Германию и работает в модном глянцевом журнале. Сын стал учёным и живет с семьей в новосибирском академгородке. Сама Нэля больше не вышла замуж. Однако стала музой для многих выдающихся мужчин. Василий Аксенов дописывал на её кухне «Остров Крым». А молодой Андрей Вознесенский посвятил ей стихи:               
                «Мы - фаусты планиды тёмной.
                Обсерватории под стать
                Стоим, как фаллос, обречённый
                Не действовать, а наблюдать.»


2 августа 2009 г. А.Г.