Армадиллы ч. 1

 Хочу выразить благодарность Выдумщику за огромную помощь в исправлении моих ошибок. 
Выдумщик http://www.proza.ru/avtor/vydumshik
 
 Хочу также поблагодарить Татьяна Танасийчук за углублённую редактуру. 
Татьяна Танасийчук http://www.proza.ru/avtor/tatianaileria

_________________________________
 

 Маленький рачок тащил свою раковину по песку. Морские волны накатывались неспешно на берег, пенясь и норовя утянуть  рачка в воду, но он, как будто не замечая ничего, продолжал свой путь. Вокруг него суетились мириады таких же, как он, мелких ракообразных, занятых своими миниатюрными жилищами.

Диктор что-то говорил, но голос его не достигал моих ушей. Изредка поглядывая на экран, я наслаждался видом набегающей волны. Что может быть лучше вида моря в такую жару?

Телевизор стал полноправным членом моей семьи давно и сразу занял прочное место на холодильнике. Телевизор почти всегда что-то говорил мне: внушал, воспитывал.  Часто я его слушал. Реже понимал. Он всегда был рядом, выдавая свое присутствие невнятным бормотанием или скандально визгливым криком. Пару раз мне хотелось его выбросить, но тогда с кем бы я остался?

Открытое окно не спасало от духоты. Крыша высотки, которая с другой стороны являлась потолком моей малогабаритной квартиры, копила весь день тепло, чтобы к вечеру отдать его без остатка.

Я мастерил себе холостяцкий ужин из того, что нашлось в холодильнике. Нет, деньги у меня были - получил сегодня, но в магазин не зашел. Зачем портить себе настроение стоянием в очереди? Я вообще стараюсь избегать всех этих супер-пупермаркетов. Захватил по дороге  две бутылочки пива и теперь они  охлаждались в морозилке. Вспомнив о них, быстрей заработал ножом. Лезвие, поблескивая острием, металось в опасной близости к моим пальцам, превращая в крошево остаток помидора.

На сковороде скворчали мелко порезанные кусочки видавшей виды краковской колбасы. Я разбил два яйца о край сковороды. Через мгновение из нее на меня глядели два выпученных желтушных  глаза. Концом ножа я проткнул их - не люблю, когда на меня таращатся.
 
Подготовка трапезы входила в завершающую стадию, и когда я,  порубив зелень, потянулся за солью, раздался пронзительный звонок.
Давно нужно было отключить его за ненадобностью!

Чертыхнувшись и не выпуская из рук солонки, я пошел к входной двери. Кого там еще принесло?
Вот почему все эти нахальные попрошайки и распространители всякой дребедени звонят в самый неподходящий момент? Особенно, когда только намылил голову или расположился почитать в теплой ванне.
- Кого там? -  крикнул я двери, радуясь металлу в голосе.
Никто не ответил. Хоть мама и учила меня не открывать дверь, пока не убедишься, кто за ней, ничего не могу с собой поделать, когда во мне закипает. 

На пороге стоял Борис. Он улыбался с такой неподдельной радостью, как улыбается разве что Дед Мороз заждавшимся его на утреннике ребятишкам.
- Ты… чего вдруг? – растерялся я.  Приготовленные ругательства чуть не соскочили с кончика языка.

- И я тебе очень рад, – он, все так же покровительственно улыбаясь, шагнул вперед и мне пришлось посторониться, пропуская его.
- Да я просто никого не ждал.
- Как же - вижу! Хлебом-солью встречаешь!Так... а где хлеб?
- Будет тебе и хлеб, и не только, – сказал я, принимая его правила игры. - У тебя просто волчье чутье на жратву.
- Это точно, – он задрал нос и стал принюхиваться, как это делают собаки, а может быть, и волки, - особенно, на горелую.
 Я сунул ему солонку и побежал на кухню. Сдвинул, обжигая пальцы, раскаленную сковороду в сторону.

Ума не приложу, как за такое короткое время успевает что-либо подгореть. 
- Ну что, пропал ужин? – послышалось за спиной.
- Ничего-ничего. Со шкварочками, как ты любишь! – подытожил я, ставя сковороду на стол. - Угощайся!
- Нет, спасибо, что-то не хочется. А ты кушай-кушай, - и, деланно заботливым голосом, поинтересовался: - Голодный, небось?
- Я ничего, а ты хоть салатика пожуй, - не унимался я.
- Салатика? – он посмотрел на творение моих рук. - Выглядит очень аппетитно! Но, пожалуй, нет! Не могу объедать друга.
- Ничего, всем хватит. Наворачивай, в гостях все вкусно.
 Он с сомнением еще раз глянул на жестоко порубленные овощи так, что мне стало даже обидно за них.

- Ну, если ты не пожрать пришел, точто сорвало тебя с места в столь поздний час? – спросил я и, смягчаясь, бросил версию: – Со своей, что ли, поругался?
- Да нет. Дома все нормально. Дело у меня к тебе, на мульон.

 - Да ну? – съязвил я и принялся за еду. Так и есть, пришел опять в долг просить. И откуда он узнает, что я при деньгах? Нет, вообще, Борька человек не бедный, но семья: жена, дети. В смысле, ребенок. Все время на что-нибудь не хватает. Знает, паскудыш, что я не умею отказывать и этим пользуется. Больше всего бесит, что при этом он приговаривает: «Зачем тебе деньги? Ты ведь один». Правда, надо отдать ему должное, всегда возвращает. Но в этот раз не дам. Решительно!Сколько можно? Ну и что, если мы друзья, то уж и отказать нельзя? И еще скажу ему то, что давно хотел: «А тебе зачем? Ты ведь не один».
- Чего ты такой раздраженный? – поинтересовался он, наблюдая ехидно за моими манипуляциями с вилкой.

- А не с чего? - не прожевав, ответил я. - Хотел провести вечер с прекрасной незнакомкой, а вместо этого сижу тут с тобой и давлюсь несоленой яичницей.
Борис, примирительно улыбнулся и протянул мне солонку, которую так до этого момента и не выпускал из рук. Я взял и тщательно потряс ею над сковородой. Попробовал - кажется, переборщил. Из крайности в крайность, теперь вот ешь пересоленное. И все из-за кого?

- Черт! - как будто опомнившись, воскликнул я. - У меня же пивко совсем застыло.
Холодное стекло приятно легло в руку. Я даже прижал бутылку к щеке. Зажмурил глаза, предвкушая момент слияния и стараясь показать стороннему наблюдателю, как мы с ней близки.
 
У меня, вообще-то, немного слабостей. И расслабиться вечерком двумя бутылочками пивка входит в их ограниченный круг. Не тремя или четырьмя - это уже алкоголизм, а всего двумя. Тот самый оптимум, на который мы сговорились с моим внутренним стражем.

Я ведь не рассчитывал на гостей. Знал бы, захватил ещё. А одна бутылка, согласитесь, это уже совсем не то же, что две. Хороши нынче гости: приходят просить в долг, да ещё с пустыми руками. Мог бы и отказаться, в конце концов, хотя мне, к примеру, это было бы не под силу.
Эта мысль меня развеселила и я, уже искренне улыбаясь, откупорил обе и поставил одну перед ним.

Мы чокнулись, я с особым чувством отхлебнул  и проводил освежающий напиток на всем пути его следования. Когда удовольствия вдвое меньше, оно вдвойне ценнее!
Борис отставил бутылку, даже не притронувшись к ней, но я на него не обиделся. Что-то в этом жесте было почти благородное - в такую жару и трезвенник бы выпил.

Новоявленный трезвенник в качестве альтернативы приступил к тщательному изучению борозд на поверхности стола, в качестве инструмента воспользовавшись вилкой.
Вот так всегда, теперь пытается выдавить из меня жалость!

- Ну, так что у тебя за дело? - не выдержал я, мысленно выстраивая свою линию обороны.
- Это непросто объяснить, – замялся он, потер лоб и вдруг, как будто продолжая прерванный разговор и боясь потерять мысль, заторопился: - Вот, к примеру, наговорил тебе начальник гадостей.
- Ну.
- Или нет, лучше не тебе, а, там, кому-нибудь другому. Ну, к примеру, твоему сослуживцу…
- Петру, что ли?

- Да хоть бы и Петру. Тот затаил обиду  и, скорее всего, сорвется на кого-нибудь, кто ему не сможет ответить. Отчитает уже своего подчиненного. Тот, в свою очередь, еще кого-нибудь. И так пошло-поехало, пока кто-нибудь не сглотнет обиду, – он перевел дух и снова затараторил, словно боясь, что я его перебью. - Или, зайдем с другой стороны. Теперь уже ты сказал кому-нибудь, что-нибудь, доброе. Улыбнулся прохожему, или еще того лучше …– он вытер ладонью пот со лба и обрадованно продолжил:  - А помнишь, показывали, как один мужик спас парня?
- И что?
- Ну, того, что с набережной свалился. Тогда еще не весь лед сошел. Посторонний мужик спас совершенно незнакомого ему пацана. Все глазели! Многие за телефоны, конечно, похватались. А мужик взял - и просто прыгнул.  Пацан побарахтался и уже пошел рыб кормить. Ведь потоп бы, точно, если бы не наш герой. Помнишь, небось? По местному каналу репортаж был, – и он с надеждой посмотрел на меня.

Я отнял ото рта горлышко и кивнул, хотя, конечно, ничего такого не помнил.
– Вот, - удовлетворенно продолжил он. - Как ты думаешь, этот парень, ну, спасенный, себя потом поведет? Да и другие, кто за этим наблюдал? Небось, тоже что-нибудь такое захотят сделать? Ну, не человека спасти, так хотя бы кошку. Как ты думаешь?
- Это точно!
- Вот-вот... - не обращая внимания на мой иронический тон, продолжил Борис: - Это как волны хороших мыслей и добрых дел будут расходиться в разные стороны. 
- Ага! Только вот сила затухания этих твоих добрых волн во много раз сильнее, чем негативных.

- Согласен. Кто сейчас верит в добро? Умысел  все ищут, корыстный интерес. Но такие поступки не могут не убедить в обратном – вселяют, как бы, надежду, - он откашлялся. - И вот эти волны, условно назовем их "волны добра и зла", накатывают друг на друга, стараясь пересилить и перетянуть на свою сторону. От баланса этих сил зависят наши настроения, а возможно, даже кризисы и войны.  - Он глянул на меня и, убедившись, что я не улыбаюсь, продолжил: - Но сейчас не об этом. Вот тебя когда-нибудь захватывало чувство толпы? Ну, не когда ты в давке метро, где каждый сам по себе, а когда все объединены общей идеей: повеселиться или погромить чего-нибудь. Чувствовал ты что-то такое? Вот я чувствовал! Чувствовал, что я уже не принадлежу себе. Мои мысли уже как бы и совсем не мои. Я уже совсем и не думаю сам. Мною уже руководят чужие желания – желания толпы. Общий восторг или общий страх, – он прикрыл глаза, поморщился и подытожил: - Странное чувство, ты уж мне поверь.

  Мне было не привыкать к его манере задавать вопрос и, не дожидаясь ответа, отвечать самому. По многолетнему опыту это означало, что он уже вошел в образ и  ораторствует, как будто взобрался на университетскую кафедру. Что же поделать, читка лекций студентам не проходит бесследно.
  - Как-то мне попалась одна статья, в которой были интересные примеры о разных малоизученных наукой феноменах. Ученые проводили различные эксперименты над животными и растениями.  Изучали влияние волн звукового диапазона на рост растений. Включали, к примеру, классическую музыку возле растения - оно начинало цвести. А от рока или репа, я не помню точно, оно хирело. Или, еще, надламывали один цветок - соседний увядал. Ты, наверное, тоже читал про такое? - он с надеждой посмотрел на меня.
- Да что-то такое припоминаю, - подбодрил его я и, откинувшись на спинку, стал, изредка отхлебывая из бутылки, согласно кивать всякий раз, как это от меня требовалось.

- А вот еще пример, - обрадовался моей реакции самопровозглашенный кухонный оратор, да так, как будто я уже согласился со всем, что он еще скажет. - Провели ученые такой эксперимент: брали кошку, отнимали её от котенка и помещали на подводную лодку. Эта лодка отправлялась куда-то в Тихий океан. Или, Атлантический. Неважно куда, важно, что далеко и глубоко. А в лаборатории, где-нибудь в Бостоне, другие ученые в определенный час над её котенком начинали проводить болезненные эксперименты. Ну, попросту мучить. И что ты думаешь? Эта кошка начинала метаться,  все приборы фиксировали у нее учащенный пульс и все прочее, что положено. В общем, она чувствовала боль своего дитя. Причем именно в те моменты, когда котенку делали больно. Представляешь, там даже радио не брало - на глубине, а она чувствовала. Я думаю, если бы такой эксперимент провели над людьми, то результат был бы такой же. Но, как ты понимаешь, этого им их этика не позволяет.  Хотя и без всяких опытов ясно, что  близкие люди чувствуют боль родных на приличном расстоянии. Мать может почувствовать или догадаться, что ее ребенок заболел, даже если он находится в другом городе. Или любящий сын может проснуться среди ночи без всякой причины, а потом не уснуть до утра, мучаясь неясным предчувствием. А потом ему сообщат, что именно в этот час случилось страшное.
 
Я все никак не мог понять, к чему он клонит, с чего затеял такое длинное и путаное вступление к такой, в общем-то, банальной просьбе, и от этого волновался все больше, прикладывался к бутылочке все чаще и чаще, пока не заметил, что она опустела. А вторая, до сих пор нетронутая, тоскливо взывала ко мне, но я мужественно отвергал ее позывы и все продолжал кивать в те редкие моменты, когда взгляд моего друга мимолетно касался меня. Хотя, судя по его физиономии, он уже в этом не нуждался, полностью погруженный в свои рассуждения.
 
- И что из всего этого следует? – опять он задал риторический вопрос и я невпопад кивнул. – Из этого следует, что помимо радио и всех прочих, хорошо изученных наукой волн, в природе должны присутствовать другие волны, излучаемые всеми живыми существами и получаемые при определенном желании или способностях, другими живыми существами. Возможно,  распространяются только сильные эмоции, такие как ненависть, боль или любовь. И, скорее всего, принимать эти волны могут лишь объекты, настроенные на частоту передатчика. Грубо говоря, люди, которые долго живут вместе и любят друг друга, настраиваются, как бы, на одну волну и поэтому могут чувствовать эмоции... ну, там, страдания или боль, на расстоянии. Возможно, что и положительные эмоции так же могут передаваться на расстоянии, но из-за того, что их интенсивность, как правило, много слабее, то и их передача на расстояние почти не происходит. Слабый сигнал модулируется! Понимаешь? Поэтому его и почувствовать никто не может, не то, что приборами, какими-нибудь, уловить. Но, несомненно, то, что все люди, кроме обмена информацией вербальными способами, еще обмениваются эмоциональной энергией. Одни сосут ее, как вампиры, а другие, наоборот, заряжают всех окружающих. Но в одном я убежден твердо, что происходит это посредством эмоциональных волн. Представь, что эти волны можно было бы передавать осознанно! Как мог бы измениться мир?
   
 Борис уставился на меня, и я через некоторое время догадался, что на этот раз он все-таки хочет получить от меня ответ.
- Ты про телепатию, что ли? – спросил я, с трудом выдержав его требовательный взгляд.

- Телепатия! Это всего лишь передача информации на расстояние. Кому она нужна в 21 веке, когда каждый может сунуть руку в карман, достать мобильник и нажатием кнопки получить любую информацию? Хочешь - голосовую, хочешь - текстовую, а хочешь - и картинки с  видео впридачу?Я говорю об эманации чувств! О распространении сильных эмоциональных импульсов, способных возбуждать в сердцах людей сильнейший отклик и настраивать на соответствующее сопереживание.  Знаю, ты возразишь: мол, так можно настраивать людей и на негативные эмоции, распространять уныние и злобу. Но это все риторика! Понятное дело, что негатив никому не нужен. А вот радость и счастье, способные заряжать окружающих людей своим потенциалом, вот это по-настоящему может встряхнуть мир!

Нельзя сказать, что я в первый раз слышал от Бориса подобные разговоры. Напротив, он частенько любил потрепаться на подобные темы. Но, как правило, изрядно выпивши. А что бы так на сухую - не припомню. И вообще, меня всегда удивляло, как в этом светлом мозгу, настроенном с математической точностью, уживаются такие околонаучные интересы. Поэтому всегда в наших полуночных спорах я держался строго научной позиции и, чего уж скромничать, частенько припирал его к стенке своими неоспоримыми доводами.

- Знаешь, что для этого нужно? – спросил он, переведя дух.
Я сделал неуверенный жест головой - нечто среднее между "да" и "нет".
- Всего лишь усилитель наших чахлых чувств. Что-то вроде камертона, который настраивается на ноту моей или твоей души. Ты уж прости меня за такой музыкальный термин. И, настроившись, этот камертон будет звучать все громче и громче, многократно усиливая твою маленькую радость или мое небольшое счастье, превращая их в мощную эмоциональную волну. Просто-таки, цунами.
Таким возбужденным я его не видел прежде. Глаза пылали ярким, почти безумным огнем. А сам он всем своим видом излучал несокрушимую силу и уверенность. Это продолжалось какое-то мгновение, спустя которое рядом со мной опять сидел мой старый приятель.
 
- Знаешь что? – спросил он,   улыбаясь мне со своей всегдашней хитринкой в углах глаз.
- Что? – спросил я, с подозрительностью вглядываясь в него и ожидая какого-нибудь подвоха.
- Что-что? Я сделал это! - выкрикнул он, неожиданно срываясь с места и возвращаясь через мгновение из прихожей с портфелем в руке. – Конечно, это было не просто: слишком скудный объем исходных данных. Зато, какая задача для математика! Я перерыл всю литературу, касающуюся этой темы, рассчитал не только диапазон волн, но и параметры усилителя. Каково?
Он выложил на стол кипу бумаг, плотно исписанных его нечитаемыми закорючками. Из всех общих знакомых, наверное, я один мог разобрать этот почерк. Даже пару раз, помнится, он сам подходил ко мне с просьбой разобрать его каракули.
- Что это? – спросил я, совершенно ошарашенный стремительностью происходящих событий.

- Что ты все чтокаешь? – раздраженный моей непонятливостью, Борис даже передернул плечами, но быстро смягчился и, подвигая ко мне ближе листы, перешел на тихий, вкрадчивый тон. -  Это расчеты. Ты только посмотри.
Я мельком взглянул под его ревнивым взглядом на исчерканные страницы.
- Ну да – расчеты, - как можно спокойнее сказал я.
Во мне вдруг созрела мысль, что друг мой внезапно помешался на почве гремучей смеси из математики и метафизики.
- Да ты почитай внимательнее!

Что было делать? Говорят, нужно во всем потакать психам, особенно в момент обострения, дабы не выводить их из себя. Черт его знает, что он в таком состоянии может совершить? Я стал делать вид, что внимательно изучаю его писанину. Перелистнул страницу. Еще одну. Меня заинтересовала одна формула. Вернулся к предыдущей странице, чтобы посмотреть, как он ее вывел, и… увлекся.
Более всего мне хотелось найти ошибку или хотя бы какую-нибудь нестыковку. В институте Борис был на голову сильнее меня в математике, да и на всем нашем потоке ему, наверное, не было равных.  Именно поэтому его оставили на кафедре, да еще дали возможность читать лекции студентам. Нет, не то что бы я его ревновал – зарплата у него не та, но вот найти ошибку в его расчетах - это особое удовольствие.
- Ну... не знаю, - наконец оторвался я от формул и расправил плечи, - на первый взгляд все выглядит стройно. Но если даже это и так, то кто же сможет сконструировать усилитель с такими параметрами?
- Ты! – воскликнул Борис.

- Я? Да ты спятил? Это же на грани возможного, а может быть, даже за гранью!
- Но ты же талантливый инженер и прозябаешь в своей лаборатории.  Помнится, даже наш профессор говорил, что, из всех нас, именно из тебя может выйти гениальный  конструктор.
- Он это говорил? Не знал, - смутился я, польщенный этой похвалой. – Мне, так, он всегда говорил, что я - редкостный тупица.
- Это он всем так говорил. У него такая метода стимуляции скрытых способностей. Ну так что - по рукам?
Я вдруг ощутил, как у меня пересохло в горле, и отвел взгляд в поисках непочатой бутылки. Она стояла на том же месте, но от содержимого остались только разводы на стекле.
- Ты, - я задохнулся, - ты выпил!?
- Но ты же сам угостил, - возмутился Борис, - и потом, ты так долго читал, что мне…

Я встал и решительно направился в прихожую. Было чертовски обидно.  Не ожидал от друга такого предательства.
- Ты куда? - нагнал меня Борис.
- Куда-куда? На кудыкину гору… за пивом! – огрызнулся я, влезая в сандалии.
- Ну а как наше дело?
- Не знаю, - буркнул я, досадуя то ли на его покровительственно-снисходительный тон, каким он излагал свою теорию,  то ли на самого себя: на то, что не сумею, в конце концов, ему отказать и он добьётся от меня того, чего хочет.  Всё-таки, я почти не ошибся с целью его визита! Ко всему этому ещё примешивался неприятный осадок от пива. А ведь он действительно может решить, что я взвился на него из-за этой злополучной бутылки.
Я пропустил его вперед и запер за нами дверь на ключ.

                ***

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/10/03/1399
                ______________________