Летом в деревне

- Молочка тибе-е? Уксусу не надоть?! Я щас возьму, да вехтем-то отхожу как кота, засранца! – Круглые «о» в голосе бабки Кули непостижимым образом перекатываются и рокочут будто это не невинные гласные, а иноземные грассирующие, которые изобилуют в речи дивы вещающей из телевизора. Телевизор Серега включил, чтобы не слышать очередного домашнего скандала. Бедная голова деда Егора и без того страдающая после вчерашнего, от этих бабкиных «о» и от орущего телевизора начинает угрожающе потрескивать и клониться набок. Он машет на бабку рукой и обессилено приваливается на топчан.

- Куды разлегси? Скотину кормить я буду? Ташши пойво корове!

Дед тяжко вздыхает, но покорно встает и, нашарив ногами тапочки, шаркает по дому.

- Да убавь ты эту страсть!   - Это уже Сереге. Он тоже не решается спорить с бабкой и послушно убавляет звук у телевизора почти до упора. В наступившей тишине слышно, как дед громко хлебает воду из ковша, тяжко вздыхая между глотками.

- После поди к Воронским сходи. Попросишь у Игнаши тележки. Надоть перевезть корма-то! Да не пей там с им! Знаю я вас!

Бабка наконец отжала тряпку и, подхватив ведро с грязной водой, вышла из избы, предварительно окинув чистые полы придирчивым взглядом.

Серега выключил телевизор. Хорошо бы свалить на реку, только сделать это надо как-то незаметно. Иначе бабка найдет ему занятие. А когда на улице после трехдневных дождей такая погода, грести навоз или полоть огород просто невозможно. В четырнадцать лет человек не должен  пахать как трактор, когда другие ребята купаются или сидят на берегу с удочками. В конце концов, его сюда отправили на лето отдыхать. Свежий воздух и так далее….

Бабка Куля его родной бабкой не была. Какая-то родственница по отцу. Так получилось, что родителей у отца нет и воспитали его бабка Куля  с дедом Егором. Отец о бабке отзывается с неизменным уважением. Поскольку этим летом они с матерью решили отдохнуть на курорте вдвоем, а после отпуска их обоих ждала напряженная работа, Серегу решено было отправить сюда на все лето. Он сначала даже обрадовался. В деревне он был в последний раз совсем маленьким и помнил только что трава здесь выше головы, а молоко удивительно вкусное. За месяц, что он здесь провел, на ладонях появились мозоли, телевизор с единственным каналом надоел, а бабки он начал побаиваться.

Бабку Кулю побаивалась вся деревня. Когда-то бабка была бригадиром в животноводстве, о чем она вспоминала с гордостью. Так и говорила: «бригадир в животноводстве». Насколько Серега понял, именно тогда деревня начала бабку Кулю бояться. Вообще-то звали бабку Кулю – Серафима Серапионовна. Неизвестно, по каким критериям в деревне  даются прозвища. Почему соседа дядю Колю вся деревня зовет Немоляем? Так и в глаза зовут – Немоляй. А соседку их, маленькую визгливую тетку, все зовут Писарихой.  А вот деда Егора так и зовут  Егорушка. Ему уже сто лет наверное, а он Егорушка!

- Ах ты, паразит! Ить, полведра вылил! Только намыла! – Дед, неловко повернувшись, плеснул из ведра с пойлом для коровы на вымытый только что бабкой пол. Далеко не полведра, однако для бабки такое преувеличение было свойственным. Она тут же принялась перемывать пол и Серега все-таки смог просочиться мимо нее на улицу. Во дворе он, не дожидаясь оклика, перемахнул через забор и припустил по петляющей тропинке к реке. Берег встретил его визгом ребятни, блеском воды и запахом реки. Так пахнет река только в деревне.

Обратно он вернулся часа через три, когда желудок начал подавать сигналы о том, что неплохо было бы перекусить.

В доме стояла тишина. На столе, под чистым полотенцем Серегу дожидалась вареная картошка в эмалированной с цветочками миске еще горячая, пара помидоров, пучок зеленого лука, пара вареных яиц и банка ледяного молока. Дома, в городе, Серега никогда не ел просто картошку. И знать не знал, что вареная картошка, с душистым растительным маслом, зеленым луком и солью может быть такой вкусной. Дома Серега вообще считался «ребенком с плохим аппетитом». Мать постоянно жаловалась подругам, что он ничего не ест. Ни запеканочек, ни салатиков, и даже от маминой фирменной солянки с маслинами его начинает тошнить. Наверное поэтому в свои четырнадцать Серега похож на двенадцатилетнего. И девчонки на Серегу совсем не смотрят.

Когда миска опустела, помидоры были съедены, а молоко допито, в двери стукнули и через порог, не дожидаясь приглашения, перешагнула тетка Писариха.

- Ой, Сергунь, побегАй к лавке, баушке худо… - тетка тяжело дышала и  обтирала красное лицо головным платком. – Егорушко-то где? Нету его? Ой, как же ты один-от…

У магазина столпилось человек семь-восемь сельчан. Бабка Куля сидела на скамье. Серега растерянно встал рядом с ней, глядя на ставшее вдруг незнакомым ее лицо. Губы у бабки заметно побледнели, отдавая в синеву, мелкие капли пота покрыли середину лба и переносицу. Резво подбежал Егорушка. На Серегу пахнуло свежим выхлопом. Дед, видимо, успел  "поправиться". Вдвоем они подхватили бабку под руки и медленно повели к дому под причитания и советы свидетелей.

В дом, однако, они вошли втроем. Свита осталась во дворе. Осторожно довели бабку до кровати, куда она повалилась молча. По тому, что она не потребовала снять белоснежное покрывало, Серега понял – дело худо. Обычно на кровать не то что сесть, потрогать ее нельзя было, пока не будут сняты кисея со стопки высоченных подушек и это покрывало.

Прибежала молоденькая фельдшер, затрещала липой тонометра, захрустела ампулами, на весь дом навоняла сердечными лекарствами. Еще через пару часов приехал врач, за которым «в район» сгонял Немоляй на своем мотоцикле с коляской. Райцентр с больницей находился в десятке километров. Этот врач совсем на врача, в понимании Сереги, похож  не был. В модных очках, в черной рубахе с изображением человеческого черепа на всю спину, в штанах до колен и с рюкзаком вместо чемоданчика или саквояжа. Помимо рюкзака врач привез переносной электрокардиограф. Осматривал он бабку долго. Серега видел, заглядывая в двери горенки, как он выслушивал бабку, считал пульс, снимал кардиограмму, что-то писал. Потом он вышел в сени где Егорушка нервно курил свой вонючий Беломор.

- Ничего страшного не случилось. Сердечный приступ. Переутомление, солнцепек, возраст опять же….-  врач был молод, уверен в себе и, глядя на него, и Егорушка, и Серега почувствовали облегчение.

- От госпитализации больная категорически отказывается, пусть полежит несколько дней, лекарства в фельдшерском пункте есть, Наденька будет приходить делать уколы. – Он подмигнул зардевшейся фельдшерице.

- Больной нужен покой. Никаких нагрузок, переживаний….

 

 

Сергей осмотрел грядку. Чисто. Пучки морковной ботвы ровными рядами зеленели на чистой почве. Ни одного сорняка. Так. Теперь надо полить. Дождя не было давно и бочки полупустые. Ничего, полить сейчас хватит, а потом надо натаскать воды из колодца, чтобы она до завтра успела нагреться. После можно будет ненадолго сгонять на реку, искупнуться.

Скотиной занимался Егорушка. Он чистил стойло у коровы, у двух поросят, кормил, доил и разносил молоко дачникам, с которыми бабка договорилась насчет поставок им свежего молока.

Домом они занимались по очереди. Варили на электрической плитке щи, потому что плиту топить по такой жаре глупо, мыли полы каждый день и даже один раз Серега сам постирал полотенца, развешенные в каждом углу избы. Полотенца бабка признавала только белые и меняла их каждые два-три дня. Серега, точно так же как она, засыпал стиральный порошок в бак и прокипятил их, растопив для этого маленькую печку за домом. И на реку сходил полоскать их сам, чем вызвал лавину комплиментов от сельских жительниц.

Прошла уже неделя с того дня, как бабка Куля заболела. Она все еще лежала. В туалет ее водил Егорушка, он же приносил ей еду. Сергей иногда заглядывал к ней в горницу спросить, не надо ли чего. Она неизменно отказывалась. Вообще, своим теперешним спокойствием и неприхотливостью пугала она Серегу больше чем когда орала. Один раз только попросила у Сергея она книжку какую-нибудь. Серега привез с собой несколько детективов из города. Все они им были читаны-перечитаны он и отдал ей их все. С тех пор она, водрузив на нос очки в толстой темно-коричневой оправе, только и делала что читала.

Серега спал теперь на сеновале. На «повети», как здесь говорили. Чтобы выспаться ему хватало там часов шесть. То ли воздух там такой был...? И засыпалось там мгновенно.

Хлопнула калитка. Сергей выглянул из-за сарая, хотя уже знал, что пришла Наденька, делать укол.

- Сережа, подойдите, пожалуйста. – Наденька всех называла на «вы». – Кому-то надо съездить в райцентр. У меня лекарства заканчиваются. А я не могу, у  меня еще прививки сегодня и завтра. Я вам рецепт напишу.

Егорушка на эту новость почесал в затылке.

- Придется, малОй, тебе ехать. Надоть с Немоляем договориться. Он завтра в район собиралси.

С Немоляем Серега пошел договариваться сам. Тот сидел у себя в сарае и точил косу. Иногда он опускал точило на старый табурет, пробовал пальцем лезвие, одобрительно кивал и снова брал точило в руку. Серега понаблюдал за ним некоторое время, прежде чем решился подойти.

- В район? Чего ж не свезти. Свезу. Сам собиралси. Значится, часам к девяти будь готов, как пионер. – Немоляй хохотнул своей шутке. «Пионер» он произносил с буквой «э» вместо «е». Он сунул руку в карман куртки висящей на гвозде и выудил оттуда бутылку, заткнутую свернутой газетой. Не выпуская косу из руки, поставил бутылку на табурет и снова нырнул рукой в карман. К бутылке добавилась краюха хлеба.

- Будешь?

- Не.

- Это правильно. Пить – здоровью вредить, а не пить – счАстливу не быть. – Он снова хохотнул.

Серега нахмурился.

- Завтра за руль садиться. Много-то не пей!

- Ишь! – Немоляй задохнулся от неожиданности. – «Не пей»! Сразу видать внучкА-то! Что тут пить? Мерзавчика не наберецца!

- Все равно! – Серега набычился. –  Потом догоняться побежишь. Знаю я вас!

Вечером, когда Сергей мыл посуду, а Егорушка пытался поймать на старом радиоприемнике какую-нибудь станцию, в избу, степенно перешагнув порог, пожаловала гостья. Высокая, худая бабка в длинном до полу сером платье и черном платке.

- Ну, здравствуй, Егор Митрич. – Густым басом сказала бабка, затем  широко перекрестилась и поклонилась неизвестно кому.

- Здравствуй, Василиса свет Власьевна. – Дед, отложив приемник, уставился на вошедшую во все глаза. – Давненько не встречались.

- Давненько. Где болезная-то? На одре? – И бабка уверенно прошла в горницу.

- Ну щас начнется… - дед почесал в затылке. - Ты малОй пригнись… ежели чего.

Серега ничего не понял. Он взял таз, в котором мыл посуду и пошел на двор вылить воду.

Вылив воду из тазика и сполоснув его водой из бочки, он еще немного постоял во дворе, наслаждаясь вечерней прохладой.  Через улицу дома светили уютными окнами. Лениво лаял соседский пес Душман. Красота….

Хлопнув несколько комаров, Серега пошел в дом. На пороге он столкнулся с Егорушкой. Тот выскочил во двор, на ходу прикуривая беломорину. Из раскрытых дверей несся рокочущий бас.

- Покайся, Серафима! Не будет тебе прощения, покуда не покаешься! В церкву вели себя сводить!

Сергей, вывернувшись из-под руки деда, влетел в дом. Он просто клокотал от негодования. Врач же сказал, чтобы никаких волнений!

Однако в избе его ждал сюрприз. Бабка Куля, как была, в ночной сорочке и своих угрожающих очках, с томиком Марининой в руках стояла посреди избы, уперев руки в боки.

- Ах, ты ж, зараза! Кто мне в избу энту заразу пустил?! А ну, пошла отсюдова! Явилась ворона на мою падаль! Егор! Ты пошто в дом всяких заполошных пускашь?!

- Креста на тебе нет, безбожница! Всю жисть ты грешница прожила без креста, так хоть перед смертью покайся!

- Ты мне тут не голоси! Раскудахталась! Знаю я вас!

- Вот, ты только орать, Серафима, и можешь! И молодая все орала!

Серегу за шиворот вытащил в сени дед.

- Тихо будь! – Он прижал к губам палец. – Не суйся им под горячу-то руку! Зашибут!

Затихло все минут через пятнадцать. Подождав еще некоторое время, Сергей с Егорушкой опасливо заглянули в избу. Обе бабушки чинно-важно восседали за столом и дули чай. На бабе Куле был надет халат поверх ночной сорочки, она потчевала Василису вареньем.

- А вот, Вася, попробуй, тут земляничное. Энто я еще в прошлом годе наварила. Сейгод-то уж мне за ягодой не хаживать видно. – Она смиренно вздохнула. - А из Егорушки-то какой лесник, сама знашь….

- Так сейгод и земляники-то не было. Все попалило. Эка жаришша стоит. – Отвечала ей Василиса свет Власьевна.

Спать Егорушка пошел с Серегой на поветь. Он долго ворочался укладываясь и вздыхал. Потом сказал ни к кому, впрочем, не обращаясь.

- Подруги они, вишь, по-молодости-то были. Кабы не я, так и по сю пору подругами были бы….

 

 

- Мне до обеда  воды-то ждать?! Жрать-то небось первы, а как воды бабке принесть, так оне рады до вечера спать-отдыхать! И старый и малый! Суслоны! Один совсем, видать обессилел, другой по мамкину подолу скучат! Как их матери рОстят таких?! Им дай волю, дак от подолу не отпустят до свадьбы!

Серега подскочил спросонья. Солнце весело лилось в окно повети. Дед сидел рядом, чесал в затылке и довольно улыбался.

В район Сереге ехать пришлось в чем был. В старых спортивных штанах и растянутой футболке. Молния на джинсах, в которых он приехал из города, наотрез отказалась застегиваться, а штанины бесстыдно открывали взору голые ноги над носками.

Когда он вернулся, довольный с лекарствами и купленным в районе огромным арбузом, который ему помог дотащить до крыльца хмурый и неразговорчивый сегодня Немоляй, в доме царило оживление. Родители, оказывается, получили от Егорушки телеграмму и прибыли погостить на недельку.

- Се… Сережа! Господи! Как ты вырос! Какой ты… взрослый! – Мать все всплескивала руками и крутила Сергея то так, то этак. Отец улыбался до ушей.

- Серафима Серапионовна! Чем вы его кормили?! Он же дома ничего не кушает! А загорел-то как! Мы на юге так не загорели!

Они все рассказывали, перебивая друг друга,  как им отдыхалось на юге, что они там видели и где были, а Сергей вспоминал все ту девчонку, с которой познакомился в райцентре. Настя. Она представилась – Анастасия. Тоже на лето приехала. Бумажка с номером телефона была надежно спрятана в сумку.

Когда Сергей, прихватив новую книжку, привезенную родителями и фонарик, отправлялся спать на поветь, мать всполошилась.

- Да, что ты! Ты же простынешь! Серафима Серапионовна, мальчику нельзя там спать! Это же… все равно, что на улице!

Егорушка хмыкнул и весело посмотрел на Серегу.

Сергей насупился было, но через секунду успокоился.

- Мам. Ты, это…. Не голоси. Все нормально. – И добавил, перебивая заливистый хохот отца. - Тебе волю дай, так ты меня от подола не отпустишь. Знаю я тебя.