Побеждая беду, - иду!

Ольга Георгиевна Янченко.

 Судьба распорядилась мной сурово,
Уже в пять лет к присяге призвала,
В борьбе за жизнь вооружила Словом,
Но слава Делу, Слову лишь хвала.
***
Не уходите из жизни,
не рассказав о том,
что вам пришлось пережить.
Александр Солженицын.
***
Рассказать? Э! Сегодня уже никого и ничем не удивишь, столько всего наворочено.  И я не открою новый путь в Индию, не изобрету колеса…Однако профессия моя заставляет попробовать выполнить завет героической этой личности -- рассказать о том, что меня вынудили пережить наши бесстыжие и подлые чиновники.
Итак, читайте! Завидуйте! Я -- журналист Советского Союза!
Это автобиографическая повесть "Надежда".
***
Читатель мой случайный ироничный!
Чтоб не наскучило тебе моё нытьё,
Давай заглянем в твой багажник личный,
Перетряхнём житейское тряпьё!
Коль "я" твоё с тобою в дружбе будет,
Жизнь наградит тебя счастливою судьбой,
Не потому что как - то скажут люди,
А потому, что честь твоя с тобой.
***
А вот честь – то сегодня, в 2010 –м году, уже не в моде. Ныне модно и пригодно другое качество – умение приспособиться, способность урвать, прихватить от чужого, причём, как правило, от честного, доверчивого, доброго кусок, им заработанный. Такие пироги с лягушками.
И, будучи журналистом с 10-летнего возраста, я поняла эту истину, нахлебавшись от смелых да умелых таких досыта.
В моей ситуации журналистика не профессия, это диагноз. Ведь во времена правления народом членами ЦК КПСС, согласившись освещать в СМИ жизнь как она есть, значило принять принцип "зависимость порождает покорность".

Ведь тогда при каждом СМИ были  представителя райкома, обкома, горкома партии. И без их визы ни одно слово в свет не могло выйти.
Потому и рифмовались думы мои:

Но держит Родина строптивых дочерей
Лишь у порога собственных дверей…

Власть внушала нам, что мы самые счастливые. И тогда мы с упоением пели "И никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить". Или "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!". Мы дышали в такт с дыханием съездов КПСС.

Смеялись "Съезд КПСС!" И съел…Остались огрызки от фальшивых отчётов про выполнение грандиозных планов народного хозяйства. Приписки, показуха, обман. Осушали огромные площади болот, поворачивали вспять реки, воздвигали дымящие над городом трубы фабрик, заводов, не думая о том, что человеку от них дышать нечем.

Даёшь Пятилетку в четыре года! Давали. И крошилось, падало, сгнивало с трудом посеянное, потому что ни высушить, ни сохранить не умели, не хотели. Приказы, бумажки выдавали. Как говорится, подписано и с плеч долой…

А исполнители Указов высоко сидевших чиновников, простые люди жили в другом мире. И не видно было этому ни конца, ни края. Хоть и сочиняли поэты:
 «За фабричной заставой,
Где закаты в дыму,
Жил парнишка кудрявый,
 Лет семнадцать ему…
Парню очень хотелось
Счастье здесь увидать, -
За рабочее дело
Он ушел воевать.
И порубанный саблей,
Он на землю упал,
Кровь её отдал по капле,
Умирая, сказал:
Я прощаюсь, но знаю,
Наше солнце взойдёт!
Шел парнишке в ту пору
Восемнадцатый год…

За высокими заборами и прочными законами. Только рухнуло всё. А нынче, с приходом дерЬмократии, те же чиновники мыслят уже другими категориями. Теми, которые им опять же выгодны.
Мне, как никому другому из когорты пишущих, пришлось хлебать полной ложкой из миски с несъедобной похлёбкой. Это были объедки от барского стола. Ведь я была из тех, кто зависим от всех и всего.

Войною искалечена судьба,
И жизнь по -- Марксу;
Всё борьба, борьба.

Борьба. За что? За право на место под солнцем. Так ответил автор "Капитала" своей младшей дочке Дженни на её вопрос "Папа, а что такое жизнь?". А она, жизнь, как молния, блеснёт и нет её. Всё только в прошлом. Настоящее – старость, одиночество, болезни.
***
Но я везучая.
Уже потому, что я не была в ГУЛАГе в одной роте с майором Солженицыным. Потому, что меня родила моя 19- летняя мама Надя 7 - го января 1933 года в Нижнем Новгороде, то есть через 15 лет после призыва на фронт его ровесников в том чёрном 1941 году. И повезло мне тогда выжить в голодающем Поволжье в том 1933 году.

Мне повезло даже с моим колючим, гордым именем -- Ольга. И 24 июля я отмечаю  свои именины. Моя покровительница Святая княгиня Ольга, чувствую, поддерживает меня.
Правда, как сказал мне недавно мой двоюродный сын Анатолий, полковник ВВС, куратор нестандартной редакции, "У вас большой запас прочности".

Да, мне повезло, я унаследовала гены моей мамы Нади, детство которой прошло в деревне  на Волге, на чистых, естественных продуктах.Трудно, но жить буду упорно долго.
Мама моя выросла закалённой плаваньем, лихой ездой на лошадях, работой на брандвахте среди матросов, где её отец, мой дедушка Степан Михалыч Рожков был судовым механиком. Вот почему я такая везучая.

А ещё крупно повезло мне, когда родичи мои затеяли драку при выборе имени для меня. Страшно сегодня произнести те имена, которые они предлагали…Но мама моя вытянула бумажку с именем Ольга из вазы, что предложил мой дед, отец моего отца, с десятью другими именами. О! Это были имена из Библии…Страшно сегодня приложить их ко мне, истинно русской лицом и характером.

Повезло мне выжить при рождении в голодающем Повольъье в 1933г. Повезло и в сентябре того голодного, тяжкого 1933 года в ссылке со своей семьёй, угнанной из Петербурга как не угодных граждан тогдашним властям, мол, враги народа. Дед мой служил управляющим Банком в Петербурге - Ленинграде.

Повезло мне не умереть осенью 1933 года от голода и холода при побеге из этой ссылки, из города Архангельска. Тогда моя мама Надя, завернув меня 9- месячную больную в какие - то тряпки, без продуктов, без денег, без документов на случайных товарных поездах добралась до своей родины в город Чкаловск, что на Волге.

Повезло мне и в апреле 1941 года не умереть от дизентерии в инфекционной больнице на улице Кропоткина в г. Минске. Сегодня, в 2010 году году, моя, уже приватизированная квартира в одном квартале от неё.
Это тоже везение, потому что я, престарелый инвалид, в обморочном состоянии обошла все многочисленные госконторы с кучей бездарно, издевательски составленных нашими хитрыми чиновниками бумаг.

Расстояние это -- тоже везение, потому что в 1969 году я в эту больницу вынуждена была ходить к моим студентам, будучи преподавателем русского языка на факультете для иностранцев в БГУ. 

Повезло мне тогда не заразиться от моих студентов вьетнамцев. Их привези в Белоруссию на учёбу в БГУ. А они все были с чесоткой, трахомой и бронхитом…

А уж как мне повезло в июне 1941 года при падении на булыжники из кузова "Полуторки"! Тогда на неё налетел немецкий самолёт и гонялся за бешено петляющей по шоссе Минск - Москва автомашиной, обстреливая из пулемёта.
Видно, немецкий лётчик забавлялся, пикируя над головой, маленькой смертельно испуганной 8-летней девочки. И, насладившись издевательством, он дал пулемётную очередь в бензобак.

Кабина "Полуторки" вспыхнула, кузов её дёрнулся, вздыбился, как норовистая лошадь, и…
Жизнь моя -- сплошная обида:
В сорок первом, военном году,
Получив "диплом" инвалида,
Я упрямо, у всех на виду,
Побеждая беду, -- иду!
Да ещё за собой веду, тех, кому труднее, чем мне.

 Потому что они, авторы моего нестандартного СМИ сидят в инвалидных колясках или лежат, навзничь опрокинутые травмой позвоночника.
Такие, например, авторы созданного мной в июле 1989 года журнала "Надежда", Саша Болдырев из Воронежской области, Володя Цмыг из Пинска, Наташа Приступа из Пинска,    Женя Бухвалов из Владивостока, Серёжа Филатов из Оренбурга,  Зина Беляй из украинского села Среднее в Донбассе и тысячи других моих подопечных, были инвалидами 1-х групп, беспомощными совсем. И для них моя «Надежда» стала надеждою – не только выжить, но и стать нужными собратьям по публикациям в этом журнале.

Многие, рассказав о том, что им пришлось пережить, уже ушли из этой жизни. И у меня шкаф книжный полон их сборниками стихов, писем, поздравительными открытками к разным датам.

А уж как повезло мне в те тяжкие годы уговорить наших тупых чиновников официально зарегистрировать это необычное тогда СМИ!

Но главное, повезло мне восстановить нарушенную бедами мою память, как это ни удивительно, освободиться от амнезии и вспомнить почти всё, что со мною произошло с того чёрного 1941 - го года.

Повезло мне до июля 2004 года успеть выдать в свет 58 ежеквартальных типографских номеров моей необычной "Надежды".

А теперь я публикую откровения эти в Интернете на своих страницах сервера современной Поэзии и Прозы, а параллельно на своём сайте   http: // nadezhda, clan. Su.

Это ли не везение, если наши власти издали закон "Сайт в Интернете –это не СМИ!" . Потому что нашим чинушам это выгодно.

        Но, оглядевшись вокруг, чинуши наши выше сидящие вдруг поняли, что надо менять свой глупый Закон. Потому что на них в Интернете давно льют компроматы.

Так теперь в Беларуси сайт в Интернете -- это СМИ и теперь автору, наехавшему на свору чинуш, можно припаять срок по статье 189, оскорбление, нанесение морального вреда, унижение его достоинства.
         Один такой борзой уже оценил своё достоинство в суде в 2 тысячи белорусских "зайцев"…И ведь не поленился, не постыдился сходить в бухгалтерию суда получить это возмещение за то, чего у него отродясь не было…Такие дела. Не повезло ему.

А уж как повезло мне сохранить возможность самостоятельно передвигаться, ходить своими ножками и всё делать своими ручками, потому что мой спинной мозг не пострадал тогда при падении  на булыжники из кузова "Полуторки" 22 июня 1941 года.

И самое главное, мне повезло не сдаться многочисленным бедам, и будучи инвалидом, получить три диплома, с одним из них о высшем образовании. Повезло мне даже и замуж вышла, хоть и не удачно.

Но родила я сына, выносив его на травмированном позвоночнике. Вырастила его. Помогла ему защитить два диплома, стать сначала лётчиком, а потом  журналистом. И он пишет стихи, музыку, играет на рояле и гитаре. Но сегодня он инвалид с нарушенной психикой…

Итак, повезло мне занять своё место под солнцем, стать журналистом. И список моих везений на этом не кончается.
Потому что я жива, хоть мне уже за 77. И вот я пишу книгу "Побеждая беду, -- иду!" Такие откровения! Просто разделась догола...…

Но умный, добрый поймёт, а другим и объяснять не стоит.
***
Позвольте мне раздеться при народе
В литературном этом огороде…
Одёжки мои скинуть нелегко:
Они и скроены, и сшиты далеко
От нынешних сверх оголённых дней, --
Так об одёжке я души своей.

Так что в душе моей сегодня? Ничего, кроме горечи обид, бед, падавших на меня с самого дня рождения, и бессилие что - либо изменить…
Жизнь моя -- сплошная обида:
В сорок первом военном году,
Получив "диплом" инвалида,
Я упрямо, у всех на виду,
Побеждая беду,-- иду!

Но, несмотря на всё это, и главное удручающее меня -- довольно почтенный возраст мой, я уходить из  жизни не собираюсь. Есть смысл жить хотя бы на зло всем моим многочисленным врагам и бедам. А их у меня скопилось тьма. И все такие злобные! Главная моя беда -- возраст мой на сегодня слишком почтенный.

Итак, старость. Она в дружбе с моими уже хроническими злыми хваробами, которые хуже Отечественной войны. Что читателя моего случайного, ироничного возмутит, мол, не гневите Бога, матушка!
Та жуткая катастрофа для всего человечества по воле проклятущего Гитлера 1941 - 45 годов, -- как можно сравнивать! Сама же нахлебалась от неё. Вспомни 22 июня 1941 года.
Да, хуже, потому что тогда мы в землянки, в блиндажи, в эвакуайию, в беженцы. А от старости – никуда…

Вот такие пироги с лягушками, читатель мой случайный ироничный. Ты спросишь, а при чём тут лягушки и пироги?
Да при той же борьбе за жизнь.Мой очерк под таким названием тут есть.
Немцы пленные забрели в наше временное жильё, в России, где мы, беженцы из БССР, ютились. Это было под городом Горьким.

Что память хранит…
Так вот, случилось та забавная история с пирогами и лягушками суровой осенью 1943 года. Встреча с пленными мадьяром и французом. Я опубликовала рассказ "Пироги с лягушками" в созданном мною необычном СМИ, журнале "Надежда", а потом в Интернете, на своих страницах сервера Современная русская поэзия и проза www. Stihi. Ru. Авторы её зовут просто Стихирой.
Но об этом потом. А пока я в начале своего жизненного нестандартного пути. Это было недавно, это было давно.
***
Журналист не профессия! Это диагноз…
Уродилась я девочкой нестандартной. Отсюда и беды мои. Потому что досталась мне генетическая способность о многом увиденном и услышанном рассказывать, писать и даже рифмовать ту суровую правду, которая властям не всегда по вкусу.

 Откуда такая кусачая профессия? От очень близкого мне родственника, редактора Ленинградского радио. Он писал прозой и рифмовал, отличая ямб от хорея.
И мне досталась такая способность. Но…
Рифма моя нестройная!
Мысли мои тугие!
Сердце моё не спокойное
Где же мне взять другие…
Итак, мне уже за 75…Вот и осень. За окнами -- август. От дождей потемнели кусты. Это из песни.

А у меня об этом:
 В сентябре за первых две недели
Под окном кусты побагровели.
Зелень с желтизной переплелась,
Словно краской всех тонов и теней
До прихода белых злых метелей
Осень мудрая показывает власть.
На лугу трава вдруг стала бурой,
Ряд скамеек в парке опустел…
Я невольно сравниваю хмуро
Две поры в природе.
Ну, а те, перепутав сроки и законы,
Ярый спор ведут о красоте.
Пышут жаром грозди на рябине,
С грустью глядя в утренний туман,
Обернувшись в серебристый иней,
Шоколадом дразнится каштан,
Только ёлка никогда не скинет
Свой зелёный вечно сарафан.
В сентябре прозрачен воздух чистый,
Необычен птичий разговор,
На тропе ковёр опавших листьев,
А на клумбе астры как ковер!
И как символ спора у вещей
Сочетанье платьев и плащей.
Мне ли быть судьёю в этом споре!
 Я гляжу сквозь зеркало…В себя.
Жаль, весна промчалась слишком скоро,
Прошагало лето, бой трубя,
И заботой будничного дня
Осень на пороге у меня…

Осень человека... Умные люди советуют встречать её как обычную смену поры года. И я внушаю себе: " У природы нет плохой погоды…". И шепчу "Старость хуже Отечественной войны…"
От неё тогда прятались в окоп, в землянку, в метро, в эвакуацию -- дальний край СССР. Например, в город Горький, на родину моей мамы Нади, куда мы через леса и болота, став беженцами из БССР, добрались в конце июня 1941 того чёрного года.

А сегодня куда спрятаться от этой некрасивой цифры в паспорте, но главное, в душе моей…Но ближе к теме.
***
Издалека долго течёт река Волга…Родина моя драгоценная, город Горький на Волге!

И я снова трясу свою нарушенную войною память. И вижу картинки из дальнего детства своего.
-- Где я родилась и когда? - терзаю маму.
Она хмурится: - Ой, Ольга, не рви мою душу!
 Но я настырная. Мне интересно. И я опять ною: -- А мой день рождения когда? А ты, мам, где родилась?
Мама почему - то опять морщится, неохотно говорит: -- Мы с тобой зимние. Ты 7 - го января 33 - го, а я 30 января 13 - го. Записали же меня в этот последний день! Хорошо, что в Святцах было имя красивое -- Надежда. Но ведь тяну целый год на себе, состарившись раньше календаря .

Мне 19 было, когда ты родилась. В Горьком. Я туда уехала в 17- летней девчонкой. Тебя в Чкаловске оставила у своей мамы, твоей бабушки Маруси. Там ты и росла до 2 - х лет. Я должна была кормить вас.   Годы - то голодные были.
-- А потом, мам?

 Потом, летом 1935 года тебя папа Жорж увёз на свою родину, в белорусский город Гомель, к своей маме, Домне Васильевне Янченко и папе Захару Фёдоровичу Янченко. Они родом с Черниговщины, вроде бы украинцы. У них были две дочки, Елена и Мария. Папа Жорж  единственный сын. Удивительно, что вся семья жгучие брюнеты черноглазые, а он беленький, голубоглазый.

Там, в большом доме до смерти деда Захара жили старшая дочь Елена с детьми Тамаркой, подлой очень, и Нинкой, несчастной, медленно сходившей с ума. Потом, когда они выросли, папа натерпелся от них горюшка…Драку затеяли девки эти наглые за дом, что они после смерти бабушки Домны заняли и не пускали в него своего родного дядю Жоржа…

А внучка деда Захара от младшей его дочери Марии, Ирка, жили где - то в другом городе. Тогда твой папа Жорж на пенсию вышел и уехал из посёлка Ратомка, что под Минском, где был директором большого торфзавода "Днепровское. И вот вдруг стал бездомным.

         А ведь там, в Гомеле, в одном огороде дед Захар в 1906 году построил   два дома. Большой занимали  тётя Лена с дочками Томкой и Нинкой, а  маленький домик, в этом же огороде, по завещанию деда Захара был для его сына Георгия.
         Так эти наглые девки драку затеяли с родным дядей Жоржем за домик этот маленький. Беда. Это было в 1951 году. Ну да пусть это всё на их совести. И воздал им Бог. Так оно и случилось. И тётя Лена из ума выжила, творила что - то неразумное. И дочка её Нинка тоже с ума сошла. Подожгла этот большой дом и сама сгорела. Но почему - то мать свою, тётю  Елену предварительно из дома вывела и заперла в сарае. Жуткая история. 
          И тебе от них в 1935 году досталось. Терзали тогда они тебя, сироту. Но это было давно. Забудь про это, если ещё больно. Всё проходит, как говорил мудрый еврей Соломон.
***
На Волге…
А я, неугомонная опять терзала маму свою Надю: Где я потом с 1937 года была?
-- А ты опять жила при моей маме Марии Михайловне Рожковой. Я работала в Горьком. Год - то тяжёлый был. Я вам деньги посылала.  Ты смешная была девчонка. Бойкая, хоть и вечно больная, худющая, ноги как спички. Мы тебя тогда наголо стригли. Вшивость всех иучила. Мыло - то на вес золота.
Ты на кошек очень любила. Бывало, бабушка по воду пойдёт, ты за ней с ведёрком маленьким. Вдруг на дороге кошка. Ты ведро об землю бух! И за ней. Принесёшь домой, в одеялко лоскутное, что бабушка сшила, закутаешь её и приказываешь: -- Спи, тебе говорю!
И пока бедное, любимоё твоё животное  не уснёт навеки, ты всё его баюкаешь. Потом бабушка тайком отнесёт несчастного котёнка куда подальше, зароет…Тебя успокоит, мол, пошла кошечка мышей ловить. Нам её кормить нечем. Вот так и жили. Ни поесть, ни на себя надеть нечего.
***
А в 1979 -- году в Минске…
Слушая мамины рассказы, я мысленно летела в ту родную для меня сторону, будучи уже взрослой. И как - то вырвавшись с работы, добралась я до родного города Чкаловска. И опять я шла по той же улице от так называемого Белого дома, где у бабушки Маруси была одна комнатка. И опять через дорогу бежала чья - то кошечка. И рифмовались думы мои:
Мне вчера котёнка подарили,
И, прощаясь с ним, так говорили:
Будь здоров! Расти большой - большой
С доброй, тёплой кошкиной душой,
С мягкой шёрсткой, с острыми когтями,
Умным будь на радость новой маме!
А у ж вы, хозяюшка его,
Не жалейте крошке ничего:
Молочка, сметанки и колбаски,
Главное же, человечной ласки.
***
Интерес…
Очень сомневаясь в том, что мои откровения хоть кому -- то будут интересны, я рифмовала свои думы уже в 1989 - м году:
Я знаю, кто-то, прочитав всё это,
Ухмылки не скрывая, изречёт:
Нет, вам, мадам, не вылезти в Поэты,
Ведь это же бухгалтерский учёт --
У вас талант перечислять невзгоды!
Как это скуШно! Скоро ль надоест?
Займитесь тем, что делает погоду --
Организуйте ярмарку невест!
Вот был бы гром -- наперекор всем клубам,
Изжившим формы, дряхлый фарс поправ,
Как Тараканова княжна, заройтесь в шубы,
Ударьте молотком, ни слова не сказав!
***
Есть некий чудо символ -- интерес.
В нём движущая сила и прогресс.
Ничто иное так не действует на нас,
Как этот внутренний, естественный приказ.

Мне слово было очень интересно и как носитель образа, и как источник информации. Этимология слова тоже очень привлекала меня. Мой творческий молоток бил во все колокола.

И Слово моё  звучало как -- то необычно значимо.
  Потом, уже будучи взрослой, я узнала, что в Святом Писании сказано: Сначала было Слово. И это слово было Бог. Для меня такая трактовка не несла ничего конкретного. О религии нам всем тогда запрещалось говорить. И она не вызывала у меня интереса.

Тогда моя бабушка Маруся, мамина мама, когда я жила у неё в городе Чкаловске, что на великой реке Волге, нашептывала мне молитву "Отче наш".  Это было всё, что я знала о Религии.

А потом, в 1943 - м году другая моя бабушка, папина мама, Домна, когда меня привезли к ней в город Гомель, что тоже на реке с загадочным названием Сожь, напевала мне что - то из молитвенного. До сих пор помню эту скорбную песенку:
Цвил цветочек, цвил прекрасный,
Всю долину украшал,
Подул ветер вдруг ненастный,
И цветочек тот завял…

И оказалось, что не без причины завял тот цветочек. Религий много, и в каждой свой Бог. Поди разберись, какой из них лучше, полезнее и правдивее.  Какое Дело от того Слова получилось.
Потому я из этой Исторической канители  выбрала "Дело в Слове". Такой своеобразный творческий кроссворд. Иначе говоря, я стала хозяйкой Слова, то есть журналистом, мастером короткого рассказа в Прозе и Стихах.  Мне это было интересно. И рифмовались мои думы:
Для чего пишу, сама не знаю.
Только мне пока не запахать
Борозды глубокой, что на сердце
Кто - то злобный грубо развалил.
И, как в песне, верьте или не верьте,
Не писать стихов пока нет сил…
***
Причина для этого была. Замуж я вышла очень неудачно. И не удивительно, кому я нужна была больная. И писались строчки мои:
Зарифмую я свои печали,
Разложу беду на много строк,
Чтобы ни в конце и не в начале
Догадаться бы никто не смог,
Как меня обида гложет, точит,
Отравляя радость бытия,
Как ни ясным днём, ни тёмной ночью
Всё не утихает боль моя.
***
НЭПМАНЫ …
Но ближе к теме. Ведь достала - таки я свою маму Надю вопросами. И рассказала мне она про странную судьбу одной необычной девушки. Кто она, до сих пор я только догадываюсь, сверяя годы и события. Это тоже и больно, и небезопасно…

В тридцатые голодные годы вынуждена была она, 17 - летняя деревенская девчонка с подружкой своей школьной уехать из дома, бывшего тогда села Василёва Слобода, в Нижний Новгород. Устроились они на должность учителей ЛикБеза,  Всесоюзной кампании по ликвидация неграмотности народа. 

Получили две железных коечки в рабочем общежитии. Голодающее Поволжье…Ни поесть, ни на себя надеть нечего. И вот однажды, возвращаясь с работы, решили заглянуть в ближний гастроном. На экскурсию.

А в гастрономе этом были диковинные продукты из … Как же они тогда назывались - то? Кажется, ТоргСин. Да, это сокращенное название  от Торговля с иностранцами. НЭП так называемый.

Только дверь толкнули, чтоб войти, а из неё двое мужчин в костюмах явно не рабфаковских. Один , молодой, очень красивый брюнет, держал в руках большой пакет с продуктами, а у второго, постарше,   в руках были какие - то розового цвета документы. Потом  узнали мы, что это право на спецпаёк для тогдашних членов правительства.   

Молодой сразу заметил нас. Но и друг его тоже не отвёл глаза. Что - то сказал, видать, своё впечатление. Сели они в стоящую у входа в магазин "эмку" и уехали.

И хоть нет уже с 4 -го октября 2006 года моей дорогой мамы Нади, мне снятся давние разговоры с ней. И эта загадочная история толкает меня на тревожную поездку в город Горький, который опять стал Нижним Новгородом.

Итак, я до сего дня помню, как она пела мне весело лёгкую песенку про эти магазины, а главное, про документы на право в них заходить:
Что дают? Где дают?
Платья, штанишки!
Платья, штанишки!
По ордерам? По ордерам?
Нет, нет! По книжке!..

Вот это про ТоргСины. Но главное, что про мужчину с теми важными такими документами, который постарше, потом мы узнали, Он оказался…Ждановым Андреем Александровичем. Ведь это же надо такое везение! Уму не постижимо, такая встреча!

Да. В тогда с 1924 - го до 1934 - го года он был секретарём Нижегородского ГубКома партии большевиков, а потом секретарём Горьковского КрайКома ВКПб. Вот какая по тем временам шишка! А парень с пакетом -- его личная охрана, шофёр и, как ныне говорят, его референт. Видать по всему, парень грамотный. И проворный…

Прошло несколько дней после той встречи, и мы забыли про неё. Но однажды, вернувшись с работы, видим на тумбочке между нашими кроватями пакет…с диковинными продуктами! И ни записки при нём, ни свидетелей его появления тут нет…

Мы упали на кровать мою, со страхом думая, что делать. И что будет. Не зная, для кого из нас  этот дар, поделили мы его на двоих и стали ходить возле того ТоргСина. Ждали тех законспирированных мужчин. Но не видели их больше ни разу там.

А через неделю вдруг опять на нашей тумбочке межкроватной  оказалась пара белых чёсанок. Это такие валяные сапожки, на кожаной подошве с каблучком, модные тогда и очень дорогие.

Ещё через неделю тот парень молодой, что был с этим высоким начальником в ГоргСине, пришел в нашу комнатку декабрьским вечером и сказал: -- Я тебя люблю! Будь моей женой! 

А мы сидели с подружкой рядом на своих железных койках. И не понятно было, кого он замуж зовёт…Подружка моя Нюра несколько секунд глядела на нежданного жениха. Потом резко встала и вышла, очень громко хлопнув дверью.

Короче говоря, в мае 1932 года появилась в Горьковском ЗАГСе запись о регистрации брака…пухленькой блондинки и черноглазого красавца...

…А 7 января 1933 года родилась от любви этой пары девочка. И начались беды её.
Потому что родители жениха не признали невесту достойной их сына…Отец жениха этого был исполнительным директором Банка, вроде как администратором его. Это по тому времени подпадало под раскулачивание, вроде как он был врагом народа. И уже в сентябре 1933 года всю его семью выслали в Архангельск.

И девятимесячная эта девочка оказалась в изгнании вместе со своею несчастной беззащитной мамой в чужом, далёком от родины городе. Их поселили в 20 - метровой комнатушке, где ютилось 10 таких же бесправных граждан, сосланных властью советской.

Холод , голод, тиф и безысходность заставили маму этой девочки спасаться своими силами. И, завернув свою крохотную девочку в какие-то тряпки, без документов, без  билета она втиснулась в общий вагон поезда, неизвестно куда следующего.

Через неделю, пережив всяческие мучения, ей удалось добраться до родины своей, в село Василёво, к маме Марусе. После всех мучений девочка стала болеть. Перенесла почти все детские хвори. Вся в модной тогда золотухе, она, бережно закутанная в платочек, ходила со своею любимой бабушкой по воду. Ловила пробегающих мимо кошечек и укладывала их спать…

А через некоторое время пришла к ним гостья. Это была та Нюра, которую моя мама уже не надеялась увидеть. Её держал за руку высокий губастый негр в красивом ярком свитере и модных брюках.
-- Это мой муж Нюры, Скотт Кольхаун. Они уезжали в Штаты. Пришли попрощаться. Оставили подруге детства свой новый адрес на случай, если  тут опять прижмут власти…Адрес манил, дразнил, но…
***