Профессор Углов

Это имя теперь понемногу забывают, хотя он пользовался довольно широкой известностью, даже в последний период жизни, когда он доживал до своих ста с лишним лет.
О мертвых или хорошо или ничего. Но, наверное, я уже выдержал достаточно большую паузу. Углов уже стал просто историей, возможно, маленькой, но историей, поэтому я чувствую себя вправе рассказать о нем ту правду, которую знаю.
Углов был руководителем кафедры госпитальной хирургии в 1 ЛМИ в то время, когда я там учился. Фактически вся кафедра была построена на одного человека, самого Углова.  Он дела операции на сердце, несколько действительно хороших хирургов были обречены на то, чтобы ему ассистировать., а самостоятельная работа им не позволялась. «Сердечный» хирург не может быть плохим уже, как говориться, по определению. Однако особо выдающимся хирургом Углов не был. Смертность при операциях на сердце вообще одна из самых высоких, однако у Углова она была выше средней не только по сравнению с зарубежными коллегами, но и с советскими, проводящими аналогичные операции. 
Это «исправлялось» рекламой. «Мы принимаем только больных, признанных безнадежными в других клиниках и даем им шанс на спасение». Это была ложь; как и в других советских клиниках там предпочитали брать «перспективных» больных. Однако всем, в том числе и несчастным больным, говорилось, что у них меньше половины шансов на спасение, а если операцию не делать, то они, скорее всего, умрут. Операция, как им внушалось, дает небольшую, но все-таки надежду. Отчаявшиеся пациенты соглашались идти на смертельный риск. Если операция удавалась, то о ней трубили во всех газетах, больные были искренне благодарны. А если больной погибал, что ж даже «великий Углов» был бессилен. Вообще, реклама была ведущей. Когда профессор принимал кого-нибудь в своем кабинете, перед ним на столе лежали рваные резиновые перчатки, которые он, даже ведя беседу, одновременно зашивал хирургическим инструментом, показывая, что он «тренируется» все время.
Легко убедиться, что с именем Углова не связаны никакие новые операции и даже усовершенствование старых. Углов выполнял только операции, считавшиеся в то время «стандартными», а всякая научная работа на кафедре фактически была прекращена.  Конечно, на кафедре работало много других хирургов, однако серьезные операции на сердце делал лишь Углов. Никакой «смены» он себе не готовил, напротив, всячески подавлял все попытки в этом направлении.  Я отлично помню, как мой знакомый, после окончания института, работая в районной больнице, делал  (и успешно!) полостные операции. Попав в клинику Углова, он был «посажен» на панариции (нарывы на пальцах) и ничего другого ему не доверяли, а к операциям не только на сердце, но и на других органах, его не допускали. Очевидная дисквалификация!
 И в «моральном» отношении Углов вовсе не был таким, как его изображают. Конечно, он не курил и не выносил не только табачного дыма, но и запаха табака. Однако одно время профессор довольно сильно выпивал , а в мое время даже пристрастился к наркотикам. К счастью, действительно сильных наркотиков, вызывающих стойкое привыкание, в СССР тогда не было.
Рассказывают, что случалось и такое, когда на операции Углова приходилось вести буквально « под руки». В отношениях с женщинами, Углов проявлял своеобразную «порядочность». По крайней мере, двух своих любовниц он сделал доцентами. Одна из них, яркая восточная красавица, вела нашу группу. Как хирург она была никакая, темой ее диссертации была психологическая работа с хирургическими больными.  Ничего интересного, просто общие слова. Другая принимала у меня государственный экзамен. Я откровенно «плавал», однако ей почему-то понравился (сработала харизма?) и я получил «отлично».
Положение больных в советских клиниках было общеизвестно, но кафедры института имели возможность ограничивать количество принимаемых больных и, тем самым, создавать более-менее сносные условия.  Госпитальная хирургия отличалась и в этом отношении. Даже тяжелые послеоперационные больные зачастую лежали в коридорах и о них особо никто не заботился.  Делалось это в значительной степени умышленно: всевозможные контролеры из Министерства должны были наблюдать в каких тяжелых условиях приходится трудиться врачам. И связано это было с тем, что профессор Углов (через голову ректора) вел борьбу за строительство нового хирургического комплекса для своей кафедры. Идея была проста и очевидна: сосредоточить все средства, отпускаемые на строительство, в распоряжение одной кафедры, гипертрофировать ее до предела, а затем выступить с идеей специализации всего института, где ректором, естественно, должен был стать он, Углов. Как ни парадоксально, но эта идея осуществилась уже после ухода Углова, и в Ленинграде исчез единственный институт, работавший по принципу американских мед колледжей, подготавливающих врачей общего профиля, которые становятся узкими специалистами только после дополнительного обучения и стажировки.
А теперь представьте себе чувства ректора института, генерала Иванова. Он получает из Москвы бюджет, где все средства на ремонт и строительство в институте «целевым назначением» направляются на строительство нового хирургического корпуса. Это было полной и неприятной неожиданностью. И не только для ректора , но и для других руководителей кафедр, в первую очередь, для хирургических: общей, факультетской, оперативной.  И, естественно, ответный удар не заставил себя долго ждать.
 Все рекламные акции Углова: демонстрация бескорыстия,, открытости и так далее его не выдержали. Были предъявлены факты личного участия Углова в расхищении и присвоении гос. средств . Об этом я не буду писать, все это есть в архивах и наверняка не засекречено.  Судить его не стали , слишком большим был бы скандал. Но его не только выпроводили на пенсию (благо возраст позволял), но и никто никуда его уже брать на работу не хотел. Наверное, это и спасло его долгую жизнь. Он покончил с пьянством, занялся своим здоровьем, что, как нам известно, имело блестящий результат. Кажется, он умер в 106 лет.
Признаюсь, что в моем отношении к Углову в сильной степени примешано восхищение. Человек поставил себе цель (пусть даже откровенно «карьеристскую») и уверенно и умно ее осуществлял. В конце концов, он действительно был неплохим хирургом и, наверное, многим спас жизнь. И кто знает, может быть, достигнув «неправедными» средствами известной высоты и власти, он мог резко изменить свои взгляды и цели, как это произошло, например, с Горбачевым, Ельциным и многими другими . И уж совсем несправедливым и неумным был «запрет на профессию», постигший его после «падения».
Я верю в блестящее будущее истории как науки. Произошедшая революция в области накопления и хранения информации ведет к тому, что в истории будут рассматриваться и оцениваться события жизни не только личностей первого плана, но и большинства активно действующих людей.  И уроки, извлекаемые из этого, могут оказаться гораздо важнее, ибо основу истории составляют именно они, а не правители.
Долгая жизнь Углова заслуживает изучения.