Любовь к лошадям

Любовь к лошадям была моей слабостью. После окончания школы и поехал на ипподром, который располагался в окрестностях Баку и стал упрашивать, чтобы меня взяли в секцию конного спорта. На ипподроме были спортивные лошади, которые отличаются от обычных лошадей также, как инвалидная коляска от гоночного Феррари. Меня спросили, имею ли я опыт, на что я, не моргнув глазом, долго и с пафосом врал. Ничего абсолютно об уходе за лошадьми, о том, как их седлать, как вести себя в седле я не знал. Одна сердобольная девица, посещавшая занятия, рассказала мне, что делать с седлом, куда пристраивать уздечку и т.п. Увидев по её глазам, что она хороший человек и меня не заложит, я ей честно во всём признался.

Закрепили за мной толстую гнедую приземистую кобылу по имени Лигроин. Она меня за человека не считала и в первые дни просто не обращала на  меня внимания. Я конечно пытался утвердиться в её глазах. Пока я её водил на поводке вокруг бассейна, из которого лошади пили воду, всё выглядело более или менее пристойно. Даже тогда, когда я вскарабкался на неё, она это легко пережила. Но будучи неисправимым нахалом, на 3-4  день я не просто выехал на ней в поле, я поскакал, ощущая себя настоящим ковбоем.

Так мы скакали некоторое время, пока не домчались до рельсов узкоколейки, которые ярко блестели на солнце. Моя кобыла испугалась рельсов и резко затормозила, отчего я съехал к ней на шею, потеряв опору в стременах. Ничего умнее я не мог придумать, как начать сильно дёргать за поводок. Тогда моя Лигроинша сказала:"Ну раз так, дуралей, получай то, что хотел!" Она перескочина через узкоколейку и бешенно понеслась. В отличие от Феррари, она на ходу взбрыкивала, но я так сильно вцепился в её шею, что меня было невозможно сбросить. Поняв, что её намёки до меня не доходят, Лигроинша внезапно дала тормоз, поднялась на задние колёса и так тряхнула капотом, что я, сделав в воздухе двойное сальто, приземлился на оба локтя.

Если бы не локти, то я бы получил все описанные в медицинских учебниках повреждения, начиная от сотрясения мозга и кончая опущением матки. Локти у меня были разбиты в кровь и потом долго болели. Когда я поднялся, моя кобыла стояла рядом, индифферентно поглядывая в сторону. Тут я сделал по неопытности большую глупость: я взмахнул руками перед её мордой. Она сверкнула налитыми кровью белками и умчалась вдаль, красиво играя своими толстыми бёдрами. Потом сердобольная девица объяснила мне, что размахивать руками категорически запрещено, лошади сильно пугаются. К вечеру я доплёлся до ипподрома, где обнаружил Лигроиншу, гуляющую, как ни в чём не бывало.
 
На следующий раз я попросил сменить мне кобылу на коня. Мне сказали, чтобы я запрягал Лимона. Я прошёлся по конюшне, нашёл денник с надписью "Лимон", запряг, вывел его из денника и вскочил в седло. Лимон постоял, подумал, неспеша повернулся мордой к конюшне и вдруг с места в карьер помчался назад в ворота конюшни. Если бы я не прижал голову, то превратился бы во всадника без головы. Поскольку я - человек упорный, то вновь вывел Лимона, отвел его на приличное расстояние от конюшни и вскочил в седло. Лимон, как и в первый раз, постоял, подумал и повторил свой фортель. К счастью поблизости никого не было и мой позор никто не наблюдал.

Я ещё несколько раз повторял этот номер. В перерывах между скачками в конюшню со всего духа я давал Лимону куски сахара, которые он, подлюга, съедал без малейшего чувства благодарности ко мне, после чего продолжал меня позорить в моих глазах. В конце концов я озверел, далеко отвёл от конюшни коня, вскочил в седло и натянул уздечку. Лимон тоже, видимо, устал от этих однообразных действий: он попросту рухнул на бок. Каким-то чудом я умудрился на ходу выпростать ногу и не стать калекой. Я отвёл Лимона в денник и уехал домой.

Потом я ещё пару раз приезжал на ипподром просто пообщаться с лошадьми. Я слегка прихрамывал, сказал, что сильно ударился, подымаясь по лестнице, и никого не запрягал. От доброжелательной девушки я узнал, что Лимонов в конюшне двое. Тот, с которым я экспериментировал, был бешенный. Какие-то у него были временные нейро-гуморальные проблемы. Когда мне сказали запрягать Лимона, то назвали масть коня, а в лошадинных мастях я совершенно не разбирался, на чём и погорел. Сердобольная девушка отвела меня к другому Лимону, который улыбался и ласково смотрел на нас. Девушка сказала: "Лимон, дай язык!" Лимон вытащил огромный язык, на который девушка положила кусок сахара. Заниматься конным спортом я прекратил, но лошадей почему-то полюбил ещё сильнее. Раньше так сильно я любил только ишаков.