Видишь, что творится?

   "Видишь, что творится? - вопрошал Вадим, указывая всей пятернёй на присоседившуюся к перекрёстку капитальную жестяную палатку с откидным, вверх, козырьком, обрамлённую, как барский дом флигелями, черноокой торговкой всевозможной флорой слева и платёжным терминалом справа. - Ты знаешь, что я в жизни не страдал ксенофобией, но в последнее время как-то тянет покричать "Кавказ - домой!" На месте этого аула сначала было местечко под тентом - и ничего больше. Потом они по-тихому поставили небольшую палатку, в прошлом году её сменили вот на эту (смотри - она двойной ширины). Надпись "Сауна" приспособили."
   "Интересно, где ж они воду берут?"
   "Да проституткам сдают, чтоб недвижимость зазря ночами не простаивала! То есть: дай им только палец ухватить... А мы, русские, ленивы и до противности толерантны."
   "А Управа-то об этом знает? Или, может, глаза злато застилает?"
   "Второе, скорее... Наплодили в Москве черножопию!"
   Тут раздался клёкот телефона, и Вадим, запустив руку в куртку куда-то в район живота, вытянул оттуда оплаченное фирмой орудие труда и минут на пять (не забыв сказать "извини") утонул в проблемах фирмы, которые надо было срочно порешать: кто-то на складе неправильно посчитал пачки печенья в коробках, в результате получилась недопоставка, и, в принципе, теперь магазин может выставить неустойку (а может и не выставить).
 
   Он был немножко под хмельком, поэтому, наверно, агрессивен. Вообще-то он добродушный близорукий толстяк в трогательных круглых очках, шутник, балагур и бренчун на гитаре - мечта дам среднего возраста, "идеальный дачник", как они выражаются. Мы встречаемся раза два за квартал, берём бутылочку-другую Къянти или что-нибудь из испанских вин, мясцо, зелень, сыры, сухофрукты, китайский сахарный имбирь, заходим в пустующую теперь его квартирку с малюсенькой прихожей и вытянутой в кишку кухней, располагаемся в последней и общаемся в непринуждённой обстановке обрамляя каждый бокал тостами. Сиживали мы с ним и в школе за одной партой, знаем друг друга как облупленных, так что скрывать и притворятся нам ни к чему. Как раз подошла к концу такая встреча, и он вызвался проводить меня до метро.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, ЗДЕСЬ ЖЕ И СКОРО...) 

   "Вот, пожалуйста, - тоже они! - указывая на притуленные к бетонным плитам путевых ограждений закопчённые кирпичные домы, продолжил Вадим обличительную речь, когда с делами фирмы было покончено и рабочий телефон погрузился под куртку. - Здесь в принципе запрещено что-либо возводить, но они построили. Сколько-то раз этот шалман закрывали, но, как только проверки уходили, он открывался вновь. Наконец добрые люди это дело сожгли забросав зажигательной смесью. Дай Бог им здоровья!"
   "И что же, неужели с тех пор никак не используются?"
   "Как же! Когда Черкизовский закрыли, создалось ощущение, что вся тамошняя шантрапа переместилась сюда (днём же, ты помнишь, здесь не пройти), с тюками матрасного вида, которые надо на ночь куда-то девать."
   "А-а! Так они товар тут хранят!"
   "Да! А вот туалеты, куда бегают торговцы. Какой отвратительный запахан! Думаю, за час они переполняются, потому что бегает сюда чернота и со всего рынка, и с построенного магазина справа (прошу любить и жаловать - его долго не хотели принимать в эксплуатацию, потому что туалетов там нет, а это нарушение всяческих инструкций, - но приняли!). А вот и наше замечательное метро!"
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, ЗДЕСЬ ЖЕ И СКОРО...)

  "Да, помнится, ты рассказывал про какие-то ужасные утренние столпотворения..."
  "Естественно! Представь себе: начиная с шести сюда пребывают автобусы с Жулебино, Новокосино, Люберец, Реутова, дальнего Подмосковья, электрички, а также протискиваются жители Выхино и Вешняков. Теперь я тут наездами бываю - только цветы полить, а раньше... И все идут в этот проклятый узкий переход. Толпа выстраивалась уже на площади и минут за десять тебя затаскивало вовнутрь. Даже если бы ты умер по дороге, тебя бы затащили стоячего, и не на перрон, а прямо в вагон. Как назло, моя "ласточка" была тогда на ремонте!"
   "Но, я знаю, тут построили недавно второй переход..."
   "А вон он... там. - Вадим махнул рукой в неопределённое пространство. - Его так далёко запихнули, что о его существовании до сих пор многие не догадываются. Так что ситуация тут никак не улучшилась. К тому же количество людей на перроне он, как ты сам понимаешь, не уменьшил. А творится на перроне следующее..."   
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, ЗДЕСЬ ЖЕ И СКОРО...)

   "Когда заполненный под завязку состав, несколько раз недовольно буркнув дверьми, отправляется на Рязанку, самыми вкусными местами на перроне оказываются те, что будут находиться ровно напротив дверей следующего поезда."
   "Понимаю - у них есть шанс сесть."
   "Конечно! Поэтому за эти места ведётся ожесточённая борьба. Встречаются хитрецы, которые заранее, видя, что сидячие места на момент их подхода к дверям все заняты, пытаются остаться на платформе, но те, которым всё равно как ехать (а таких большинство) позади подпирают, и хитрецы после секундной борьбы с потерей пуговиц и цеплянием за дверцы и за всё, за что можно зацепиться, вдруг как стрелы под действием натянутой тетивы влетают внутрь, а за ними бодро следует матерящаяся по случаю ненужной задержки толпа."
   "Какой ужас!"
   "Что ты! Ужас начинается на Рязанке и в Кузьминках, откуда люди просто физически не могут попасть в подошедшие составы, настолько крепко они компрессуются уже в Выхино. Зная об этой проблеме, метрополитен запускает (где-то с семи часов) каждый третий или четвёртый состав пустым мимо Выхино для того, чтобы подобрать людей с Рязанки и Кузьминок. От такой сердобольности собственно на Выхино коллапс только набирает обороты и достигает максимума часам к восьми утра, а полностью рассасывается не раньше одиннадцати, но и тогда пустых мест в выхинских составах не бывает. Как-то разговорился с одной дамой (ты знаешь, я разговорчивый малый), так она сажает сыночка днём с Кузьминок на Выхино. Мальчик посещает музыкальную школу, находящуюся, естественно, в центре, у него дорогой инструмент, который он боится сломать, поэтому по маминому совету сначала он доезжает до Выхино, а там пересаживается (именно для того, чтобы сесть) в свежеподошедший состав."
   "Спасибо, дорогой! Накормил кошмарами! Полагаю, сейчас я уеду отсюда без проблем."
   Был субботний вечер, и дело клонилось к полуночи.
   "Конечно! - заверил меня Вадим. - Думаю, ты сейчас даже сядешь. А вот в понедельник утром поостерегись..."
   "В понедельник утром Выхино меня точно не заинтересует."
   Мы попрощались. За час одолел я дорогу до дому, и, хоть пришлось пересаживаться дважды на кольцевой, везде сидел, и то и дело прокручивал в памяти вадимовы живописания утренних буден Выхино, втайне надеясь, что станция с такими нюансами у нас единственная. Но однажды мне довелось поутру добираться со Щёлковской...
(ПРОДОЛЖЕНИЯ НЕ ПОСЛЕДУЕТ)