1942 год... Пироги с лягушками

Ольга Янченко,
Из блокнота журналиста.

ПИРОГИ С ЛЯГУШКАМИ…

Кто сегодня из так называемых продвинутых клюнет на такой заголовок? Очень немногие из любознательных. Но я пишу потому, что это сакраментальное словосочетание по сей день в семье нашей как пароль к той ситуации из 1942 года.
***
ТА ЖУТКАЯ ВОЙНА!
 
Мы под городом Горьким -- беженцы из БССР. Мне 9 лет. Я, контуженная, с разбитым позвоночником, сижу в уголочке нашего скромного жилища, чищу драгоценные в той военной обстановке картошинки. Складываю бережно очистки от них в алюминиевую мисочку - корм для козы Зойки. Рядом со мною по земляному полу ползает двухлетний мой брат Олег. Мама на работе. Она шьёт варежки для фронта.

Ноябрь. Холод, голод. Ежеминутные ожидания последних известий от СОВИНФОРМБЮРО. В центре посёлка на фонарном столбе висит чёрная большая тарелка -- репродуктор. Из неё и получаем мы известия -- что там, на фронте.

Я уже большая девочка. Мне девять лет. С 22 июня 1941 года постоянно хочется есть, плакать и спать. Но я -- нянька и кухарка. Я чищу картошку и жду когда придёт наша мама. Она работает на швейно фабрике, шьёт варежки для солдат. Я надеюсь, что может быть, принесёт что-нибудь съедобное.
Так бывает, потому что директор фабрики жалеет детей войны и как-то выкраивает для нас то кусочек сахара, то лоскут ткани на рубашечку. Потому я чищу картошку и терпеливо жду маму.

Долго тянется время. Я слышу шаги. Наконец –то ! Но это не мама.
Дверь скрипит и я, словно теряя сознание, в ужасе вижу на пороге какого -- то чужого, очень высокого, худого, грязного дядьку в длинной ярко зелёной шинели…На голове его грязная тряпка поверх военной пилотки.
 
Что-то лопоча, он дико кидается к мисочке с драгоценными для нас картофельными очистками, суёт их себе в рот, бормочет: -- Матка! Лупьянки!.

От страха я почти в обмороке. Контузия, мне доставшаяся в беженцах под г. Орша при налёте на нас немецкого самолёта всё ещё даёт о себе знать. От страха орёт Олег. Я падаю на пол, уже не видя ничего…

Потому, когда на пороге появляется моя мама, я лепечу, как тот чужой дядька, что-то невразумительное…Она берёт на руки Олега, молча гладит меня по моей больной голове, плачет: -- Всё пройдёт, Лялька…Всё будет хорошо. Вот победим немцев и всё пройдёт…Бедная твоя головушка…Надо же такому померещиться…

Но в это время опять скрипит дверь и на пороге возникает тот же знакомый мне чужой дядька, да не один! Рядом с ним тоже грязный, с тряпкой на голове и ногах чуть ниже ростом тоже чужой дядька!

Мама ахает, но уже чуть ли не от радости – значит головушка её Ляльки всё—таки ещё что-то соображает. И вот оно, подтверждение моего здравого восприятия необычной этой ситуации.

Мама, кое – как собравшись с мыслями, начинает выяснять обстоятельства. Ясно, что это пленные немцы. И ведь как далеко забрели в глубь СССР – аж под город Горький!

Словарный запас её из немецкого очень скуден, но кое – как ей удаётся понять, что длинный чужой дядька – мадьяр, то ли серб, то ли чех. Уж очень много из его лопотанья слов похожих на белорусские. «Матка» – мама, а «лупьянки» – очистки!

Второй чужак выдаёт известные всему миру слова «Париж», «Эйфель»! Окончательно убедившись в том, что это пленные мадьяр и француз, что они коммунисты и потому им разрешают иногда побродить по посёлку, моя сердобольная мама отдаёт им несколько уже очищенных мною драгоценных картошечек.

Так, наскоро, на всех доступных маме и этим непрошенным гостям языках и мигах рождается беседа про еду. Сообщив непрошенным гостям, что у нас, у русских, национальное блюдо – пироги, она видит, как пленный, что пониже ростом, вынимает из кармана…грязную тряпку, вытирает ею свои грязные руки и с непонятным для меня восторгом выдаёт почти чисто на русском слово … «лягушка»!

Мама, хватается за голову: -- О! Боже! Да он же – француз! Да , помнится, кто-то из друзей до войны в Москве рассказывал, что в Парижских ресторанах подают лакомство…лягушачьи бёдрышки! Там это тоже …национальное блюдо!
О! Лягушки? – уже радуется мама налаженному контакту, и, морщась, выдавливает из себя: Разве можно есть лягушек?

Потом выясняется, что эти пленные мадьяр и француз - коммунисты и их наши доверчивые власти пустили свободно пешью по всему краю...И лопочут они про то, как им было плохо на фронте. Сдались, видно, без боя, лягушатники эти!

А у меня вдруг вот так и родился ,в моей контуженной головушке, этот странный экспромт «Пироги с… лягушками!
***
© Copyright: Ольга Янченко, 2007
Свидетельство о публикации №1706210519
***
Написать рецензию
Мне очень понравилась Ваша миниатюра! Даже слеза проняла...
Нади Норк   11.03.2009 15:08   •   
***
Добавить замечания
Надюша,это не миниатюра, а это кусок моей жизни.Спасибо за отклик! Береги здоровье, в нём счастье.
Ольга Янченко   11.03.2009 20:40   
***
© Copyright: Яна Ольгина, 2010
Свидетельство о публикации №21010240773
***

Осколки памяти 8-летнего ребёнка...
А сегодня мне уже 77...
***
Ох, те пленные безнадзорные мадьяр и француз...
***
© Copyright: Ольга Янченко, 2010
Свидетельство о публикации №11010245222
***
Написать рецензию
Олечка, милая, я очень Вас жалею.
Римма Соловьева   24.10.2010 16:06 
***
Добавить замечания
Римма, благодарю тебя за понимание.Боль в душе и в теле неиссякающая. Финал горестный: старость,одиночество, беспомощность, беззащитность, бесправие. Только одна радость - способность мыслить, творить - рифмовать, дарить всё это моё таким, как ты, здесь, на этой заочной коммунальной кухне...
Ольга Янченко   25.10.2010 08:49
***
  Я очень хочу с Вами увидеться и поговорить обо всём.
Римма Соловьева   25.10.2010 19:58   
***
Хочешь? ПриеХай в Минск на Рождество МОЕ 7 января, если не боишься зимнего гриппа у нас. Поговорим втроём - обещала быть у меня Читатель Лариса и Танечка из Питера. Она выслала мне на днях подборку фото Петербургской стороны, Большой Проспект, где я жила в 1959 году. Даже телефон наш помню: Б-2-24-26...Было...Осколки памяти...
Ольга Янченко   28.10.2010 06:36