Звёзды

Помню, как ходил с надоевшим портфелем в школу и из неё, по одному и тому же маршруту. На пути, прямо посередине дороги росло дерево – издевательски прямое и ровное, словно бутафорское, нижняя часть, лишённая веток, вполне сошла бы за столб, если не поднимать глаз. Я как-то раз подумал, что если бы с самого первого класса взял за правило бить по этому стволу ногой каждый раз, проходя мимо, каждый день, примерно в одно и то же место, то, возможно, к получению аттестата дерево уже не было бы настолько ровным.
Но я так не начал этот эксперимент: я любил добиваться всего и сразу.

Мои первые сигареты: от них портфель становился невыносимо тяжёлым.
Я избавился от него к восьмому классу, сменив на порванную полиэтиленовую сумку с парой изрисованных иностранными автомашинами тетрадок.
А кругом всё это время роились люди, словно крылатые насекомые, словно миллионы миниатюрных летающих бормашин: жёлтая, дрожащая, полупрозрачная масса. Каждый из них хотел чего-то, но всем им было неинтересно, чего хочу я.

Однажды мы, только-только окончив школу, пошли двумя параллельными классами в поход; впрочем, это мероприятие лишь называлось красиво, на деле же оно обернулось элементарной групповой пьянкой, массовым лишением остатков алкогольной невинности. Кто-то деликатно блевал, кто-то спал, кто-то пел под гитару "Просто нечего нам больше терять" или там "На границе ключ переломлен пополам". Один человек среди полей, на перекрёстке двух проселочных дорог, в молочном тумане медленно танцевал с тяжеленной магнитолой "ИЖ" под "And nothin' else matters".

Я вёл с несколькими одноклассниками степенную беседу, уж и не помню теперь, о чём.
В беседке поодаль сидели девушки – их запах, их смех обжигали меня, сводили с ума, я чувствовал тепло их тел кожей, даже сидя в сотне метров от них, в темноте, с бутылкой смеси "Столичной" и "Жигулевского" в руках. Мне было плохо, я был мелок и грязен, все казалось мне в себе самом гадким, нескладным, решительно ничего не стоящим.

Сидя в мокрой траве, временно лишившись собеседников – последний из них уполз в кусты облегчиться – я случайно поднял глаза и обнаружил на небе россыпь холодных, словно у рептилии, глаз. Непостижимые, невозможно далекие, они равнодушно смотрели на меня сверху вниз. Тогда я впервые задумался о своем месте и значении во Вселенной: выводы были не просто неутешительными - они были убийственными.

И я почувствовал злость. Мне захотелось, чтобы звезды погасли, чтобы они вдруг сошли со своих орбит, словно разноцветные бильярдные шары после хорошего удара, и неуклюже покатились бы в пустоте, сталкиваясь одна с другой, взрываясь веселыми вспышками, поглощая и сжигая густонаселенные планеты, полные счастливых розовых гуманоидов, разумных булыжников и мыслящих холмов слизи – полные жизни, буйной и чужеродной, бесстыдной и малопонятной, полные надежд, знаний, стремлений, любви – всего того, до чего мне никогда не дотянуться, чего мне не проверить, не узнать и даже не представить.
Лишь этот бессмысленный фейерверк из оранжевых взрывов, от края до края каждого из которых свет летит так долго, что мне хватит на несколько сот моих жалких жизней, лишь эта оргия уничтожения казалась мне достаточным искуплением для только что прочувствованной мною обиды.

Я - пухлый пьяный подросток – сидел в траве и мечтал уничтожить всё то, чего не могу постичь, что не смогу подержать в руках, чего никогда не увижу. Возведённые неизвестно кем и когда огненные дворцы и алмазные башни, невероятные закаты и восходы чужих солнц, океаны, горы, пустыни, планеты, астероиды, кометы, чёрные дыры, квазары и ядра галактик - другие берега, полные потрясающих тайн и увлекательных историй, не предназначенных для меня – всё это вызывало во мне лишь желание разрушать.  Превратить в однородную серенькую пыль все то, что не включает меня в свои планы.
Залпом выпив всё остававшееся в бутылке, я встал и направился прочь, потрясённый ничтожностью и невероятной тщетой всех своих дел и проблем; шагнув в пустоту, я провалился на несколько метров вниз, в колючие и мокрые ветки, оцарапал щеку и бок, больно ударился о землю и немедленно заснул.

Это была заросшая малиной канава.