А это-мой Пушкин! Глава VI. Ожидания

Долго семья ждала ответа от  Ивана Ивановича Дмитриева. И она  его получила, когда прекратила ждать. В конверте оказались  два документа. Сергей  Львович,  насупившись, долго  читал копию рапорта  губернского прокурора,который  скрупулезно подсчитал все. Оказалось, что в Михайловском  дворовых людей всего 48 душ, а не 200, как он сам считал…

В рапорте также значилось, что его  жалоба  неправомерна, потому что никаких двух тысяч рублей – в погашение  иска -  им не было уплачено, как он написал, введя  людей в заблуждение…
Он побледнел и закричал:
-Одеваться! Еду к государю.

Пока ему готовили одежду, он, наконец, прочел  и само письмо от Дмитриева.  Иван Иванович  отвечал, что для пересмотра  его дела оснований нет, но  он поможет  отсрочить исполнение дела, и притеснений ему никто чинить не будет. Сергей Львович возмутился: «Зазнался! Мог бы приказать, чтоб прекратили дело и -  с концом! Но - должность всех портит... Ничего не поделаешь. Хорошо, хоть помог, чтобы  дело отсрочили …Иван Иванович, наверное, забыл, как мы с ним, служа вместе, съели не один пуд соли. Что ж…».

Он как вспыхнул, так и успокоился. Сжег и развеял пепел  копии рапорта мерзкого губернского прокурора. Он посчитал, что Михайловское опять принадлежит  ему, раз отсрочено   погашение иска. И  имение  также продолжало казаться ему  большим поместьем, полным  дворовых людей и добра…

 Он не хотел признавать, что из-за его бездействия и лени пришлось  в уплату долгов продать  Захарово тещи. Теперь настал черед Михайловского, но он так и не понял нависшей над ними угрозы...

 Более того, вздохнул с облегчением: «Кончились  все волнения по поводу Михайловского… И о Сашке можно не беспокоиться - его Basil повезет в Петербург. С остальными тоже как-то устроится…». Поэт, как он считал себя, с непризнанным талантом опять  впал в меланхолическое спокойствие, посвящая свои дни бездумному времяпрепровождению.Это он любил больше всего на свете.

Саша  тоже  ожидал свой  отъезд с нетерпением , хотя  maman  перестала придираться к нему по мелочам. Руссло же, которого он ненавидел всей душой, теперь  не заставлял зубрить правила, не шпионил за ним по ночам, когда он   прокрадывался в кабинет отца - к заветному шкафу.  И он наслаждался свободой - много гулял с Никитой, еще больше читал, писал  пьески и стишки, которых потом, без всякого сожаления, кидал в огонь - чтобы их никто не обнаружил. Для него более  важен был процесс - излить  просившиеся наружу мысли, чем слава «стихоплета».

 Эта вольная жизнь ему очень нравилось. Но «…жаль  Олюшку.  До нее здесь никому нет дела. Теперь без  меня она остается совсем одна… С кем она будет шептаться, жалуясь на всех и вся? Кто будет ее развлекать  переводами с французского? Хотя - она  не хуже  меня знает и французский, и стихи тех  же  поэтов…  Даже сама пишет иногда стишки-пародии,- улыбнулся он тепло.- Но… с кем же она  будет устраивать театры? Лёля  еще маленький и   ничего не понимает. А такого преданного друга, как Никита, у нее  ведь нет…».

Сидя на скамейке  и  выводя на земле   палкой неведомые даже ему самому знаки, погрузился в воспоминания. Еще  маленьким, года в три - четыре, на святой неделе, он с Никитой  ходил на гулянья  у стен Новинского монастыря. Ему живо представились возы с сеном, прибывающие отовсюду  на праздник. Они  ровно выстраивались  по двум сторонам площади, а между ними  пролегала  дорога, прямая, как стрела. «Это дорога - для карет господ»,-   предупредил его вопрос Никита…

О наступившем празднике с самого утра  неумолчно   возвещали звуки труб и огромных барабанов,которые были слышны далеко. Никита подсадил его на  свои могучие  плечи,  и  Саша радостно обозревал  пеструю человеческую  карусель вокруг себя. Не  успевая  крутить  во все стороны головой, он с любопытством озирал  эту изменившуюся от людского потока площадь. Держась за  плечи дядьки, он  дивился  сверху вниз  на паяца, выряженного в колпак и красные шаровары, который   истошно перекрикивал  гул площади: «Всех приглашаем на представление, каких никто никогда не видел!». Он  повторял это неустанно - раз за разом.

Недалеко от него  цыгане разбили яркий шатёр. Пёстрые  длинные юбки цыганок  в танце вихрем кружились возле  их стройных ног, от которых  он долго  силился  оторвать заворожённые глаза. Их красивый многоголосый  хор  звучал непривычно под  лазурным небосводом, пленяя его слух. Смуглый до черноты молодой цыган виртуозно перебирал  темными  тонкими  пальцами струны  гитары, видавшей виды…

 А вот  рядом пробивались нежные звуки свирели  - она  неспешно вела народную мелодию, и его сердце почему-то  сильно  защемило... Ему представилось сразу Захарово и Вязёмы, раздолье полей, речка , где он так любил бултыхаться до посинения, негромкое пение  девушек вечерами при луне…

 Тогда , видимо, яркие краски   одного праздника породили у него другие ассоциации, и он  наклонился к дядьке, теребя его за ухо:
-Никита, а скоро зима настанет?
-Скоро,Сашка, скоро.
-Я опять  хочу на масляной неделе кататься с ледяной горы,- прокричал он ему в ухо.
Никита пробасил:
-Ну, покатаешься, даст Бог. Если позволят приспособить под ледяную горку склон Кремлевского холма. Как в прошлый раз!..

-Никита, смотри! Странные какие-то  кареты!
-Это подвижные ложи в каретах! – объяснил ему дядька.
Ни секунды не  переставая  вертеть головой во все стороны и  боясь упустить что-нибудь интересное, он ерзал беспрерывно, иногда  вскрикивая  от восторга.
-Ну-ну! Смотри, увидишь еще много чего  интересного, -  порадовался   за него Никита.

…Лето. Вот, он с Никитой в Юсуповском саду, где стоит красивый и величавый дом. Нет, сказочный  дворец. Он, задрав голову, любуется  бельведером на нем. Потом они   неспешно продвигаются  мимо фонтанов, мимо лебедей на пруду, мимо павлинов и других заморских птиц  с удивительным  оперением...
-Никита, а почему у нас нет такого оркестра?-  кивает он головой  на домашний оркестр Юсуповых, играющего под открытым  небом возле зеркального  пруда.

-Пойдем, Сашка. У вас нет не только такого оркестра, но и многого чего еще!..  -  угрюмо роняет дядька.  Вдруг он чувствует, как цепкие пальцы мальчика  хватают   его за руку -  пострелёнок заметил детей, облепивших чугунную решетку  ограды сада с той стороны, и следящих любопытными сверкающими глазками за  теми, кому посчастливилось находиться по эту сторону:
-Никита, а почему они не заходят сюда, в сад?
-Им не разрешают. Здесь могут гулять только дворянские дети. Вдруг они испортят что-нибудь! Они же не такие воспитанные, как барчук!
 И   дожидается  заливистого хохота довольного Саши …

А тому нравится, что Никита назвал его воспитанным. А то maman - «ты самый невоспитанный, ты самый неопрятный, ты самый непослушный!» …

 За что  только она его так не любит? Вновь он вернулся из счастливого  похода  в прошлое - в  неприятное настоящее. Шмыгнув носом, окинул взглядом двор, где , как раз, Оля вывела на улицу Лёльку. Он насторожился, боясь, что они нарушат его уединение - не был расположен к играм или разговорам. Но  сестра с братом , слава богу, направились к выходу  со двора.

… Вот еще картинка. Они рано  утром с Никитой гуляют  на   уже послепраздничной  площади. На ней видна только одинокая фигура дворника в белом фартуке  с метлой, вычищающего  ее от мусора. Сорвавшись с места, он мчится  к колокольне и начинает карабкаться наверх. Никита не отстает от него, и он знает – почему .Чувствует , что дядька боится за него. Но ведь он ловкий, как обезьяна! И не сорвался ниоткуда ни разу - зря  Никита   тревожится так!..

Однажды, в один из таких прогулок, до  них доносится крик:
-Па-а-а-ди!
И следом тяжело по мостовой громыхает  неуклюжая карета. На ее запятках сидят четыре арапа.
-Глянь, дядька, арапы! Ой! Скороходы!- он восторженно  указывает  пальцем Никите на рядом с каретой бегущих скороходов. Никита  провожает  взглядом  карету  и недовольно  отвечает на его  не заданный  вопрос:
-Это выезд  барина Новосильцева... Старик  чудит со скуки. Они все  чудят… Делать им всю жизнь  нечего. Так и доживают свой век, как и жили - в  бесплодных развлечениях и забавах…

Сашка, не дослушав, перебивает:
-Никита, смотри! Вон, князь Шаликов. Смотри, он заходит в  кондитерскую. А разве взрослые сладости едят?

Никита  опять ворчит:
-Конечно, едят, некоторые любят все самое лучшее! Это  им   ничего не стоит! Отчего же не покушать!?

Вернувшись с прогулки, где он ощущал настоящее счастье, восседая на  плечах  могучего  Никиты, опять окунается в атмосферу придирок  и скуки. Maman, как всегда, недовольная чем -то,напряженно сидя на оттоманке, с неубранной головой, в каких-то бесформенных  одеждах, требует от взъерошенной и заплаканной Оли:

-Я сказала - подойди сюда!
Та  идет к ней  медленно, маленькими шажками. Maman повышает голос:
-Извинись сейчас же!

Но Оля молчит, поглядев  исподлобья на него красными  глазами из-под опухших век. Он хочет ее  поддержать  и улыбается ей, строя рожи за спиной maman .Та, перехватив любопытный взгляд дочери, направленный на  что-то за ее  спиной, стремительно  вскакивает и, не давая опомниться, влепляет ему сильную  затрещину.
И стоит, выжидающе и грозно уставившись на него. Ответив  ей бесстрастным взглядом,  Саша  молча направляется  в покои  бабушки. По дороге чувствует, как глазам горячо и пытается удержать поток слез. Проходя мимо няни, с жалостью  взирающую на него, но  не  посмевшую замолвить за него словечко,чувствует  её молниеносное движение. Он знает, что она, как всегда, припасла для него пряник. Так и есть!- нащупал его в кармане. Судорожно заглатывает слезы. Что бы он делал  без Никиты, нянюшки и бабушки? Хоть  бы скорее  дядя повез его в колледж…   К иезуитам! Или - к чертям собачьим!..

В уютной  светлой комнате бабушки, усевшись возле нее, он приготовляется  слушать  очередные истории  про дальних и ближних родственников… Но, не успела она начать повествование, как за ним прибегает  девка  - его требует отец.

…Он явился. Брюзгливо  оттопырив нижнюю губу, родитель  пытливо  на него смотрит    несколько минут, развалившись в  любимом кресле с темно-вишневой обивкой.

Вопрос его застает Сашу врасплох:
-Знаешь ли ты, Сашка, что в Петербурге открывается  новое учреждение - лицей для детей  князей и богатых дворян? Где впервые обучение будет на русском языке?

Сердце у мальчика подпрыгивает - вот оно что! Однако, не показывая,  как встрепенулось все его существо, молчит - ждет, что  еще  будет сказано. Ему странно видеть такого отца – видно, как  он волнуется.

 Вскочив  и бегая из угла в угол,  тот  возбужденно  размахивает руками:
-Ты можешь представить такое!? Если мне удастся чудом - ч-у-у-дом! определить тебя туда, ты можешь стать товарищем в играх  даже царевичей! Царе-ви-чей! Они оба, естественно, будут определены туда. -  Видно, эта мысль  сильно будоражит его  душу - он ни секунды  не может находиться на одном месте. - А может, гуляя на аллеях Царского Села, ты встретишь и Государя! Так запросто? Ты можешь такое представить, Александр?!

"Ого-о-о!Значит, момент очень волнительный, раз  отец перешел на официальный язык",- усмехается Саша, но  терпеливо молчит и наблюдает, как лицо родителя  меняется от обуреваемых его эмоций. Потом, с красными пятнами на лице и шее, остановившись, некоторое время с сомнением и досадой Сергей Львович вглядывается  в  его лицо. Саша вспоминает упреки, которыми отец осыпал его  после смерти Николиньки, и понимает, о чем  он думает: «Ну, почему Сашка  растет таким бесчувственным? Стоят ли мои  колоссальные  старания по  его воспитанию таких усилий? Поймет ли сын, что я для него делаю непосильное дело, пытаясь устроить в самое лучшее заведение, когда-либо  открытое в России?».

Но Сашка остается безмолвным, не зная, что сказать, чтобы Сергей Львович вдруг не впал в ярость. Пока он соображает все это,  родитель  гневно указывает на дверь:
-Ступа-а-ай!

Саша покорно выходит из кабинета. Понимает, что тот просто, не вынося напряжения, хотел хоть какую-то  долю тревоги с себя снять и переложить на кого-нибудь. "Наверное, больше не с кем делиться - у  maman  третий месяц  длится  молчанка, а бабушка заболела…"

Он наблюдает за родителями по привычке, продолжая изучать жизнь взрослых на их примере…

 А Сергей Львович, хоть  бесстрастное молчание сына его и расстроило, не перестает  греть  сладкое чувство надежды: колледж иезуитов уже не кажется ему таким привлекательным, как раньше. И  он уже представляет, как его, Пушкина Сергея Львовича, потомственного дворянина, сын будет учиться  с  отпрысками самых лучших фамилий. И, хоть его чин и вес, надо признать, недостаточны, чтобы туда взяли Сашку, страшась разочарования, отказа и насмешек, он все-таки решился,  и втайне от надолго замолчавшей Надин, написал туда прошение. Однако ответа  до сих пор нет…

 Зная российскую канитель, Сергей Львович  представляет себе, сколько их нужно сочинить и  приготовился писать столько, сколько будет необходимо. Уже готов  был к этому и твердо для себя  решил : «Не отступлюсь!Ни за что!».

 Сергей Львович попытался выправить справку о древности рода Пушкиных через друга Дмитриева,который - вот же хитрец! прислал просто свидетельство: он сам  и граф Салтыков свидетельствовали, что его  Сашка - сын служащего в комиссариатском штате 7-го класса Пушкина  Сергея Львовича. О дворянстве же - ни слова!
Сергей Львович возмущенно раздул ноздри: «А ведь мне  можно было такую справку получить и через приходскую запись! Эх! Зря я просил!.. Испортился друг-баснописец. А я унизился перед ним!»…

Хоть ему  и неприятно сознавать это, но, по своему обыкновению, не умея  долго предаваться унынию, успокаивается: «Но  - ничего, может, эти две подписи вельмож  и титло министра все-таки сыграют необходимую роль! Всему свое время…»

Однако уже прошло несколько месяцев, а ответа на прошение как не было, так и нет! Он прождал довольно долго, но и глупо ж ведь перестать ждать!..

Только он не выдержал ожидания, истерзавшего его сердце. И Сергей Львович отправился к брату и выложил ему свои  прожекты. Несмотря на надежду, поселившуюся в его душе и не дающую ему теперь спать спокойно, он признался Василию Львовичу:
-Basil, конечно, ты сам  можешь выбрать между иезуитами и Лицеем, когда повезешь Сашку в Петербург. Но я все-таки написал письмо, скрепя сердце,  нашему    другу - Тургеневу Александру Ивановичу. Пусть он поможет нам с Александром.

Брат его успокоил:
-Серж, правильно ты сделал. Увидишь, все устроится самым лучшим образом. Если надо будет, я тоже подключу все свои связи. Обращусь к «геттингенцам».

Но Сергею Львовичу тревога за исход дела не давала  покоя. Это привилегированное учебное заведение при  дворце  Александра I ему казалось теперь единственным необходимым пристанищем для  Сашки. Лицей ему уже грезился и во сне. Он готов был унизиться перед кем угодно, лишь бы его мечта сбылась.

 И он пошел в герольдию, к зятю Сонцову - а до этого, на всякий случай, взял  все-таки свидетельство на Александра о том, что он происходит из древнего дворянского рода, который внесен в общий гербовник. Обратился  к мужу сестры Лизы:
 
-Матвей Михайлович, братец, помоги! Это так унизительно - доказывать принадлежность  своего рода к дворянству! Ты же знаешь - наш род древнее, чем у многих, корчащих из себя неизвестно кого… Ну, скажи, почему я не должен воспользоваться своим правом дворянства, чтобы Сашка учился в привилегированном учебном заведении? Он - сын  такого же  дворянина, как и те отпрыски, кого попытаются, я уверен в этом,  воткнуть туда  их недавно титулованные родственнички, и которые, я уверен, сделают все возможное и невозможное, чтобы они учились только там. Мой сын не хуже!- топнул ногой.

-Да, успокойся ты, Сергей! Конечно, Сашка не хуже, а даже лучше и умнее  многих. Он  переплюнет кого угодно в знании французского… У него произношение как у француза. И стихи всех французских поэтов он знает наизусть. И ты говорил, что он и  сам  их  уже пишет…. - Зять похлопал его  холеной  пухлой рукой по плечу, успокаивая...

так в его хлопоты была вовлечена  теперь вся родня: и брат, и обе  сестры, и зять, которые целиком поддерживали его.Все  были не менее честолюбивы, чем  он сам.  И, после того, как  их Сергей Львович  озвучил свою заветную мечту, для  них всех назад пути уже  не было. Сами  убедились - брат готов идти до конца, пока не  убедится в том, что  их  Сашка встал на одну доску с сыновьями высокопоставленных дворян. "Серж прав!"- решили  единодушно.

А пока отец  мучился,  боясь получить от ворот-поворот - знал поговорку:
«Страшась отказа, не проси!», но продолжая  рассылать прошения направо и налево, Сашка беззаботно проводил дни ожидания, проглатывая сочинения соперников  бабушки и няни за его душу - Вольтера, Руссо, Парни, Жака Верже, Жана Грекура…

После того, как его в покое оставили Руссло и  maman, французы снова со всей силой завладели его умом, полностью пленяя сердце. И он подражал им в своих стихах, восхищаясь изяществом поэтических строк  и… их бесстыдством. Уединившись, он писал, грызя  попеременно то ногти, то перо. Когда ему надоедало это занятие, он выскакивал на улицу, дразнил сестру и брата, бегал и  прыгал или, упросив Никиту, отправлялся с ним на прогулку. Родители хоть будто и предоставили ему свободу, но без Никиты никуда, все же, не отпускали.

 http://www.proza.ru/2010/11/06/620