Германия - Анина дурмания. Глава 1

      
   Германия – Анина дурмания...– ехидно сказал на прощание друг, который и толкнул её в объятья к Тео. Сам не мог никак принять решение и изводил Анну не один год неопределенностью, ложью, встречами и расставаниями. А когда дошло, что потерял, спохватился, да было поздно – она улетала в Западную Германию.
   Там её ждал Теодор, приготовив обручальное кольцо – предчувствие никогда не обманывало её. Он работал в России пять лет в Дойче Банке. Когда они познакомились, покорил своей порядочностью, хорошим русским языком, добротой и воспитанностью. Это не говорило о щедрости, так как он... немец, но и жадным Тео нельзя было назвать. Наверное, расчетливым – вкладывал деньги в людей, ценные бумаги, недвижимость, но... дарил цветы, делал подарки. Тем более, что в стране началась разруха, магазины стояли с пустыми прилавками и витринами. Радовал любым пустяком.

   Анна купила дорогущие билеты на «Люфтганзу», по тем временам, туда и обратно за 400 долларов. Наступала весна, шёл конец апреля – первое тепло, зеленая трава, набухшие почки на деревьях – люди улыбались, настроение держалось приподнятое.
Когда поехала за новым чемоданом с колесиками, её джип обогнала и прижала к обочине красная «Ауди». Из неё выскочили какие-то «амбалы» и стали кричать, что она поцарапала их автомобиль. Подъехали обкуренные «кавказцы», окружили, зашумели на своём тарабарском языке.
– Виходы!
Но она не выходила, заблокировав окна и двери.  Ей было известно о «подставах на дорогах», а шло самое начало «беспредела».  По «сотику» вызвала, тогда ещё, «гаишников», они тут же подъехали, как будто стояли за углом.
   Конечно же, это были не те «гаишники», а продажные, но как об этом узнаешь... «Пробили» её права, очевидно, определяя адрес. С ней не разговаривали, побеседовали с «обидчиками» и уехали, кинув несколько слов:
– «Всё в порядке».

    А кому это сказали – ей или им – не понять. В час ночи приехала «крыша», стали ломиться в дверь, и Аня поняла, кто это. Тут же позвонила в милицию, чтобы вызвать наряд, но никто не приехал на помощь.
– «Тебя поставят на «счетчик», если завтра не выплатишь две тысячи долларов». – пообещала через дверь «крыша».
Отъехали под утро. Пришлось взять ссуду у себя в Банке, так как ей четко сказали:
«У тебя единственный сын, задумайся».

   Откуда они могли это знать? Стало понятно, что здесь что-то не так, но сын для неё был дороже всего на свете.  Решила, что лучше заплатить, хотя точно знала, что к их машине не прикасалась. На другой день съездила в милицию к начальнику отделения, оказалось, что её заявление и звонок даже не зафиксированы. Будто его не было, как такового, вовсе. Только потом узнала, что «крыша» – это и есть те оборотни в погонах, настоящие милиционеры, которые работали на бандитов за хорошие «бабки». После решения всех проблем собралась все же лететь, так как её ждал Тео, каждый день которого расписан. Он же немец – у него заказаны рестораны, кабаре, театры, на весь отдых заранее, на много месяцев вперед, как у них и водится. Невозможно подвести его – приглашена на юбилей.

   Раньше Анна летала самолетами «Аэрофлота», а на «Люфтганзе» всё было в диковинку. Проход через «трубу» из аэропорта зала ожидания прямо в самолет, шикарный обед из нескольких блюд, не отходящая стюардесса, потчующая с улыбкой и доброжелательностью. Всё это доставляло удовольствие. Всевозможные соки и вина, стоящие у нее на столике, фантастический взлет самолета почти с места резко вверх – такой мощности у «них» двигатели.  У советских самолётов – всегда долгий подъезд к взлетной полосе и большой разбег со взлётом с тошнотой и рвотой.

   Даже из иллюминатора было видно, какая огромная и ухоженная, зеленая и красивая, Германия. Дюссельдорф, земля Северный Рейн Вестфалия и сам Рейн, такой полноводный этой весной, встретил своей мощью.
Но, когда однажды она увидела его осенью – это тоже было потрясением, потому что Рейн, будто иссяк. И ручьём не назовешь, и рекой – тоже.

   Тео встретил на своем «Мерседесе», который просто блестел от полировки, и сам он сиял от счастья, а букет жёлтых роз покорил красотой. Он помнил, что она любит желтые цветы. Не после того, как прочитала Булгакова «Мастер и Маргарита», (он тоже читал эту книгу) Аня рассказывала ему, что с детства обожает желтые купавки, которые будучи детьми приносили с болота весной.

   Он бросился к ней и так прижал к груди, что у обоих перехватило дыхание, а горячая волна его желания перелилась в неё. Видимо, соскучились и не могли оторваться друг от друга.
– Анхен! Я так скучать без тебя... – сказал он.
К нему снова вернулся акцент. В его загородном доме, огромном и уютном, Аня любила бывать. Он отпустил домой прислугу, праздничный ужин стоял на сервированном столе, Тео поставил Грига, налил фужеры с шампанским. Только они пригубили, как он, встав на колено, попросил её руки.
– Я так хотеть, Анхен, чтобы ты стать моей. Не хочу больше жить один.
Всё было, как в зарубежном кино, и ей показалось, что это происходит не с ней.
Он намекал, что хочет изменить их жизнь, но... ожидая этого момента, не могла и подумать, что всё будет так романтично и трогательно.

   Пережив стресс в России от «беспредела», безысходности и разочарования во всём, даже в личной жизни, Аня понимала, какого ответа он ждет. Тео достал бархатную коробочку из кармана пиджака, и она протянула руку, позволив надеть кольцо.
– Это обручение, ты теперь моя невеста, а я – твой жених.– сказал Тео, счастливо улыбаясь.
Россыпь маленьких бриллиантиков, вокруг одного, значительно бОльшего камня, поразила.
Анна попросила:
– Не торопи меня, пожалуйста.
– Я понимать и ждать долго, и продолжать ещё, когда ты, наконец, ехать в Германия. – согласился Тео.
Когда он волновался, говорил косноязычно.

    Они познакомились на Новый год, в компании друзей, где он, скромный, молчаливый и одинокий, сразу обратил на Анну внимание и не отходил весь вечер. Его легкий акцент придавал ему еще большее очарование, а огромные карие глаза с длинными пушистыми ресницами, как у девчонки, преследовали её потом всю ночь. Позже она узнала, что немца пригласили специально для знакомства с ней, что он давно одинок, тосковал по родным и немецким друзьям, уже собирался уезжать, но... эта встреча изменила всё.

    Анюта тоже страдала от одиночества. Этот ласковый молодой мужчина, который был на год моложе её, вернул ей радость и удовольствие к жизни. Они встречались почти каждый вечер, но она не могла уделять ему много внимания, у неё рос умный и беспроблемный сын, которому нужна была мать рядом.
    Тео заставлял Аню разговаривать по-немецки – ей это было легко – в школе изучала этот язык. Сам стал общаться со всеми по-русски, почти без акцента.
Она водила его на выставки, а он её – в «Большой» на балет. Но их счастье быстро закончилось – Тео отозвали в Германию, и она подумала, что неспроста.

   Начались перелеты... туда-сюда. Теодор настаивал, чтобы Анна переехала к нему насовсем, но она не могла там долго находиться – начинала мучить страшная депрессия. Она не могла творить, писать, думать – ностальгия изводила, становилось невыносимо слышать немецкую речь, которая уже раздражала.
Анна собиралась домой, у сына заканчивались каникулы, и она улетала.
– «Ты должна принимать решение». – твердил Тео постоянно.
В этот раз он надеялся, что любимая сделает выбор.
... Ночь была такой, что воспоминания о ней будоражили душу. Аня чувствовала, как он истосковался, потому что был однолюб и никого больше не желал. Её тело трепетало в его объятьях, она снова была счастлива и хотела его, раз не смогла найти такого мужчину в России.

    В Дюссельдорфе было всё по-другому, стерильно, как в больнице. Порядок в Германии поражал не только чистыми улицами, причем, не потому, что на них не сорили, а потому что их тщательно убирали, мыли с шампунем асфальт и тротуары.
И свежесть воздуха, и отсутствие пыли и мусора – просто удивляли. Все машины, естественно, для неё – иномарки, сверкали на солнце и в тени. Через каждые сто метров стояли уличные катализаторы и на всех машинах – тоже. Дышать таким воздухом, как будто ты находишься в глубине хвойного леса, было приятно. С четырёх часов утра пели под окнами соловьи, которые жили в саду.

   Анна подумала, что под этот концерт невозможно уснуть, но они так устали, довольные друг другом, что не заметили, как отключились. Утром Тео сварил кофе, приготовил легкий завтрак и с трудом дал ей принять душ. Она представляла, как тяжело ему приходилось одному, когда он выплеснул на неё столько эмоций, ласки и нежности, за всё время, что они не виделись.
– Я не хотеть расставаться. – сказал он с грустью.
И её это очень подкупало.
   Повсюду росли только хвойные деревья, в большом количестве – пихты, ели, сосны, а кипарисы, даже в бочках.
– Почему одни хвойные? – спросила она.
Тео ответил:
– Нам не нужен мусор  от листвы, а главное – от пуха. У нас есть кое-где тополя, но... «мальчики», с ними нет проблема – это «дойче орднунг», немецкий порядок.

    Готика во всей архитектуре города, ей нравилась. Высоченные кирхи, зАмки, огромные часы на башнях с боем и звоном, которые днем отбивали громко время.
– «А как же спать-то?» – еще в том году спросила она.
– «Услышишь...» – ответил тогда Тео, и к вечеру они били все тише и тише, а потом и вовсе затихли.
   Аня приехала тридцатого апреля, когда у немцев начался праздник – «шАбаш ведьм и всякой нечисти», на улицах стояли ряженые бабы-Яги и ведьмаки, которые плясали сатанинские танцы. Кто хотел с ними сфотографироваться, клал в шапку одну марку. Когда она отдала монету, высокая ведьма закрутилась волчком вокруг неё, замахала помелом, а ей подмигнула красивым накрашенным немецким глазом. Она почувствовала себя участницей этого шАбаша, так всё было достоверно. Тео засмеялся и предупредил, что это мужик.

   На другой день в Германии, как и в СССР Первого мая, по улице города шла демонстрация. В большинстве своем – чернокожие рабочие Германии: негры, арабы, турки.
Теодор с Анной веселились, забегали в кафешки, пили пиво, кофе, радовались  встрече, теплу, зелени, ходили по улицам города, фотографировались. Тео нежно обнимал её за плечи, талию... шептал ласковые слова. На них все оглядывались, потому что они светились от счастья – почти одного роста, высокие и стройные, молодые и красивые. Такими их делало чувство.

   Когда вышли на Кёнингс-аллею, Аню всё поразило. В том году они сразу уехали в Голландию, а оттуда на яхте – в круиз по Северному морю. И она не успела нигде побывать, спешила домой к сыну. Сейчас они решили посвятить все время созерцанию, отдыху и развлечениям. Раньше она не любила готику, а тут ей понравилась мощность и монументальность. «Острые углы» сглаживались висящими повсюду вазонами с красивыми цветами на балконах домов и на столбах. Повсюду росли кустарники, с расцветшими бутонами роскошных рододендронов – розового, белого и красного цвета.

    Магазины, витрины и прилавки «ломились» от изобилия продуктов со всего мира, когда у них в то время прилавки стояли пустыми. Где-то не всегда можно было снимать эти излишества на фото или видео, об этом висели объявления.
«Чтобы об этом не знал народ в странах, где до сих пор люди голодают.» – объяснил Тео, как ни в чём не бывало. 
А здесь, от немыслимого количества сортов сыров и колбас рябило в глазах.

    Больше всего Аню удивила стоящая вдали посреди аллеи кабина, прозрачная как хрусталь. Это было фантастическое зрелище - стоит кабина, в нее заходят люди по одному, по двое, по трое и... исчезают. Не успеешь оглянуться – никого уже нет. Она потянула его, чтобы разгадать загадку, но Тео сказал, что это не то, чему она должна удивляться. И оказался прав - это был обыкновенный скоростной лифт, на котором они полетели вниз, как в преисподнюю, что сердце у Ани упало в пятки.  Они оказались в метро Дюссельдорфа.
А там... шла совсем другая жизнь, как в подземном царстве: сверкали огни, звучала прекрасная громкая музыка, всё блестело и переливалось - витрины магазинов, товар, люди.
    Однажды, сев в обыкновенный трамвай, они поехали по красивейшему городу, и вдруг оказались в тёмном туннеле, который быстро закончился. Они очутились снова в этом самом метро, которое уже успело поразить её своей роскошью и особенной подземной жизнью.
– Это другая Планета! Трамвай превратился в вагон метро, как тыква в карету. Спасибо за это волшебство, Тео!- сказала Аня с восхищением.

  Тео иногда принимали за русского, раз он был с ней. В Анне, блондинке с большими серыми глазами, сразу признавали русскую.
    Однажды друг Тео пригласил их в ресторан, предупредив, что кухня будет одна из лучших, накормят отлично, но говорить по-русски «ни-ни», потому что обслуга – фашисты.
Они пошли с ним, вкусно поели, отдохнули, но... как ни странно, опьянели, да так, что она, выйдя из туалета, удивилась: «А где... моя юбка? И как я без неё пойду»?  (хотя её и до ресторана на ней не было) только модные тогда леггинсы в обтяжку и длинная туника навыпуск.
Тео даже заволновался, стал её искать, заглядывая в дамскую комнату.
– Где ты пропала так надолго?
 А потом, узнав в чём дело, друзья ржали над ней, как жеребцы. Аня никогда не думала, что от бокала пива можно так захмелеть, а оно у них – отменное. И вот, уходя от гостеприимных хозяев, Тео-немец, вдруг попрощался с ними по-русски:
– До звидання!
С этим акцентом принять его за русского, на самом деле, было невозможно. Но... боже мой! Это надо видеть, как он быстро уходил, да и они с другом поспешили поскорее ретироваться, так как лица у персонала стали зверскими.

  На другой день Теодор повёл её в кабаре, спектакль потряс. Ощущение было таковым, будто идет война, а кругом – одни фашисты. Девочки на сцене плясали «кан кан», эсэсовцы в чёрной форме и крестах сидели за столиками и пили шнапс, играла музыка бравурных немецких маршей сороковых годов, когда немцы наступали, повсюду звучала гортанная немецкая речь. Такую создали обстановку из тех времен, что ей сделалось страшно, показалось, что они не играют – это их жизнь. Анна сказала:
 – Мне кажется, что меня могут арестовать и увести в Гестапо, будут пытать и расстреляют. Я чувствую это. Давай уйдем отсюда!
Тео улыбнулся в ответ.
– Всё так и задумано. Раз на тебя так действует, значит играют профессионально.
И он стал внезапно далек, чужд и... опасен. Аня опять глубоко задумалась. Одна актриса была особенно хороша, похожа на одну из русских танцовщиц в шоу толстушек, и это как-то успокоило её.
 

... Вечером приехали друзья Теодора с женами, посидели, выпили хорошего вина и собрались в сауну. Тео пригласил свою Анхен вместе со всеми, но она отказалась. В немцах не было никакого ханжества – они ходили в общую баню, женщины и мужчины. Но Анна же... из «Эпохи – застоя» и не настолько в себе уверена.
На вопрос Тео:
– Почему – нет?– ответила первое, что пришло в голову:
– Я толстая.
– Это, ты-то, толстая? Это та, из кабаре, восемнадцатилетняя, да, толстая, а ты – классная!
    Ей, конечно, было приятно это слышать, но Тео не убедил, и они остались.  Часа через три проводили гостей, и он согласился, что им вдвоём это принесло гораздо больше удовольствия.
    Очень удивила немецкая свобода, расслабленность во всем – в манерах, поведении, разговорах.
    Однажды остались ночевать у его матери, в центре города. У неё все было стерильно, как в больничной операционной, особенно – белизна в ванной и туалете, от тапочек и полотенец, до кафеля и потолка с полом. Тогда Аня еще не видела, что такое евроремонт. Когда Эльза вышла из ванной совершенно голая – это смутило больше, чем всё остальное.
От наготы и совершенства тела, стало неловко, а на лице хозяйки не отразилось ни капли стыда.
... Старые кисти рук и шея, портили впечатление, но тело у Эльзы было, как у девушки с фигуркой фотомодели.
Аня спросила:
– Сколько Вам лет?
– Шестнадцать два – ответила она по-русски (а надо было сказать 62).
Правильный образ жизни, правильное питание, отсутствие стрессов, во всем «дойче орднунг» (немецкий порядок) – это и дало такой феноменальный результат.
 
    Однажды в Пушкинском музее Аня со своим сыном зашла в зал со скульптурами, и тот закрыл ручонками лицо. Подошла дежурная и спросила его:«В чём дело, малыш»? – «Они же голые...» – ответил он.
– «Это не стыдно – ты в Музее, здесь можно смотреть на обнаженную красоту.» – сказала она и отняла его ручки от лица.
Так и на Эльзу надо было смотреть, как на музейных экспонат, не стесняясь.

    Огромные налоги идут у немцев на то, чтобы избавить их от любых проблем.
Если ты получал 5тыс. (тогда марок), то три тысячи шли на налоги, и сюда входило всё: положено помыть три раза в месяц свою машину, так тебе ее моют и полируют совершенно «бесплатно», хотя она у тебя будет чистейшая – ты заплатил налоги.
    Когда Аня спросила, куда у Тео девается мусор, так он об этом даже не знал, не видел и не слышал, потому что это не его проблема. Ночью – негры, турки, арабы, убирали, мыли и мели.
На высоком ограждении дома-зАмка, на уровне груди находилось несколько кнопочек – нажимаешь на одну кнопку, другую, третью...  открываются ящички – с почтой, свежим молоком, принесенным молочником рано утром... одна урна для одного мусора, другая, другая - для другого. Всё сортируется сразу приходящей фрау.

    В доме стояли витые колонны, подпирая высоченный потолок. Повсюду – огромные кресла, диваны, большой стол в столовой со столешницей из толстого стекла. Золотистые портьеры сочетались с мебелью в стиле Барокко! На полу стояли вазы с цветами. И она задала ему глупый вопрос, но он её волновал:
– Как удаляют пыль на таких колоннах?
– У нас нет пыли, потому что нигде нет голой земли, ты же видела – все заасфальтировано, асфальт на дорогах и тротуарах, всё моется с шампунем. – ответил Тео.
Аня опять удивилась. Да, видела повсюду такой специальный, густой газон, Тео сказал тогда, что он экологически чистый. И правда, коровы прямо в городе щипали на газонах траву, там же расхаживали гуси, а «лепешки» за всеми тут же «исчезали», как по волшебству.

   Анна видела, как ремонтировали дорогу – это было нечто. Глубина покрытия – больше метра.
 – Это новые технологии.  Слой песка, за ним – слой щебня, далее – слой цемента, много еще слоёв чего-то, получается целый слоёный пирог. И лишь потом... толстый слой «не вашего» асфальта.– рассказывал Тео.
     Иногда он усаживал Аню в свой «Мерседес», пуская в «свободное плавание», и стоило ей ошибиться – все уступали дорогу, показывали, объясняли. Немцы не нарушали правила, а если что – тормозили и ждали, как в Грузии. Аня была в Тбилиси, помнила, что ощущение было таким же… от воспитанности водителей и их доброты. Из своего опыта вождения знала, как себя вели русские водители: злились, кричали, выскакивали из машины и махали кулаками, а бывали и перестрелки.

    Ни в Кёльне, ни в Дюсселе, ни в Баварии, ни в Голландии – она не заметила полиции. Лишь однажды немец поставил машину не на месте. Вдруг, как из-под земли выросли два полисмена, Анна стала снимать инцидент на камеру. Было интересно за ними наблюдать.
– Ты рискуешь – могут отобрать камеру.– предупредил Тео.

    Совсем рядом находился автобан, а до Голландии по нему – рукой подать. Туда немцы любили ездить за продуктами – там все дешевле, потому что перепроизводство, страна не воевала, не несла потери, и экономные немцы гоняли к ним.
               
       Продолжение: http://www.proza.ru/2013/12/26/305