Незабываемый сорок первый - 5

Игорь Абросимов

          НЕЗАБЫВАЕМЫЙ СОРОК ПЕРВЫЙ: БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ НА БОЕВЫХ РУБЕЖАХ

                (Продолжение)

1. Накануне: Корабли Краснознаменного Балтийского
2. Накануне: Концепции морской войны и состав флота
3. Накануне: К походу и бою готовы...
4. Суровое военное лето
5. Флот идет на прорыв
6. Борьба за выживание: В боях на море, в небе и на суше (Часть первая)
7. Борьба за выживание: В боях на море, в небе и на суше (Часть вторая)
8. На последних рубежах
9. Заключение
I. Приложения и примечания
II. Использованная литература


5. Флот идет на прорыв
====================

          Обстановку, которая с потерей баз у входа в Финский залив складывалась на Балтийском море в конце августа – начале сентября, предвидеть было нетрудно. Советское командование хорошо понимало в этой связи значение Таллина. Было ясно, что его захват повлечет за собой, в том числе, резкое ухудшение оперативной обстановки вокруг Моонзунда и Ханко, перебазирование флота и блокаду его в восточной части Финского залива. Именно поэтому главную базу флота Таллин как ключевой пункт обороны на Балтике, несмотря на общее отступление по всему фронту, надлежало защищать до последнего.

Блокированный с суши 7 августа 1941 г., Таллин оборонялся силами 10-го стрелкового корпуса (10-я стрелковая дивизия, 22-я мотострелковая дивизия НКВД, а также 156-ой стрелковый полк 16-ой стрелковой дивизии, 76-ой латышский особый стрелковый полк), который отошел к городу без корпусной артиллерии и тяжелой техники. Достаточно сказать, что в составе артиллерии всех частей корпуса насчитывалось всего 64 полевых, противотанковых и зенитных орудия. Ослабленные в предшествующих боях соединения и части корпуса насчитывали не более 10 тыс. чел. Не вызывает сомнений, что реальные боевые возможности 10-го стрелкового корпуса были ниже возможностей одной стрелковой дивизии.

Оборону Таллина обеспечивала также 1-я бригада морской пехоты КБФ численностью около 2,5 тыс. чел., корабельная и береговая артиллерия флота (9 батарей береговой обороны и 3 полка зенитной артиллерии). Кроме того за счет кораблей, береговой обороны, учреждений и тыла флота, бойцов строительных  батальонов были сформированы сводный морской полк, особый отряд моряков, батальон специальных войск и ряд других формирований общей численностью 16 тыс. чел. Из эстонских истребительных батальонов сформировали Таллинский коммунистический стрелковый полк численностью около 1,5 тыс. чел. Все вновь сформированные части не были подготовлены для действий на суше, не обладали полевой выучкой и необходимым вооружением, особенно полевой и противотанковой артиллерией и автоматическим стрелковым оружием. Но их бойцы и командиры своим упорством и отвагой в бою ценой больших потерь помогли задержать врага у стен Таллина.

На ближних подходах к городу в последний момент, наспех, за три недели, была создана главная полоса обороны полевого типа общей протяженностью в 50 км, выдвинутая всего на 10-12 км от города. Более значительное увеличение глубины обороны Таллина не могло быть спланировано, так как означало расширение ее протяженности по фронту, что при наличных силах и средствах оказалось нереальным. Первоначально части 10-го стрелкового корпуса, используя естественные рубежи, самостоятельно оборудовали и совместно с подразделениями морской пехоты заняли передовую оборонительную линию в радиусе 30 - 40 км от города. Это увеличивало глубину обороны, но необходимая плотность войск на км фронта при общей протяженности его в 90 км не была обеспечена. На одном из участков, к примеру, полоса ответственности батальона морской пехоты достигала 18 км. При такой далекой от совершенства системе сухопутной обороны рассчитывать на длительное противостояние изначально не приходилось.

По приказу Ставки Таллин следовало удерживать любой ценой и до последней возможности. Руководство обороной возлагалось на Военный совет КБФ во главе с вице-адмиралом В.Ф.Трибуцем, его заместителем по сухопутной обороне стал командир 10 стрелкового корпуса генерал-майор И.Ф.Николаев [42]. Береговой флагманский командный пункт КБФ обосновался в блиндаже, сооруженном в Минной гавани, буквально в нескольких десятках метров от места стоянки посыльного судна «Пиккер», где размещался походный командный пункт флота и транспорта «Вирония», занятого штабом и политотделом. Блиндаж способен был выдержать прямое попадание всего лишь 76-мм снаряда или 50 кг авиабомбы. Кольцевое охранение командного пункта от диверсантов было усилено пулеметными гнездами, двумя легкими танками и патрулями на территории гавани. Отсюда до дня эвакуации Таллина осуществлялось управление войсками, оборонявшими город, и флотом.

Начиная с 20 августа, Таллин штурмовали три хорошо укомплектованные пехотные дивизии Вермахта, а также  поддерживающие их части и подразделения. Маневрируя силами и средствами, командование Вермахта создавало многократное превосходство на участках прорыва, что позволяло успешно вести операцию. Только за трое суток с 20 по 23 августа части 10-го стрелкового корпуса потеряли до 3 тыс. чел., почти треть своего состава. На исходе дня 23 августа  после выхода противника к главной полосе обороны, находившейся, как уже упоминалось, на ближайших подступах к городу, его полевая артиллерия получила возможность простреливать расположение советских войск на всю глубину.

Корабли КБФ в гавани и на рейде, в первую очередь крейсер «Киров», все эти дни совместно с береговыми средствами ПВО отражали налеты вражеских бомбардировщиков, «Киров»  огнем орудий главного калибра поддерживал обороняющиеся войска. Несмотря на ежедневные воздушные удары, ни один боевой корабль не был потоплен или серьезно поврежден, плотный зенитный огонь, а также дымовые завесы, не оставляли возможностей для точного бомбометания. Только 26 августа бомбардировщикам удалось потопить транспорт «Луначарский», стоявший под погрузкой.

25 августа положение обороняющихся стало безвыходным. Главная полоса обороны в нескольких местах оказалась прорванной, а резервы полностью исчерпанными. Под обстрелом оказались корабли в гавани и на рейде. Тяжелый снаряд попал в кормовую часть крейсера «Киров», несколько членов команды было убито и ранено. Судьба Таллина была предрешена, но командование КБФ не имело возможности принять самостоятельного решения о начале эвакуации.

Только 26 августа Военный совет Северо-Западного направления с разрешения Ставки приказал эвакуировать флот и гарнизон Таллина в Кронштадт и Ленинград. К тому времени враг ворвался в город, на подготовку масштабной операции времени почти не оставалось. Тем не менее, к середине дня 27 августа приказ на эвакуацию Главной ВМБ КБФ со всеми необходимыми документами был подготовлен и поступил на флот и в войска.

Опираясь на заградительный огонь корабельной и береговой артиллерии и боевые действия подразделений, выделенных для прикрытия, которые использовали укрепления баррикадного типа в черте города, войска в тот же день вечером начали отход с занимаемых позиций. С середины дня осуществлялся прием на суда раненых, учреждений флота , а также тяжелой техники и ценных грузов. Около полуночи войска начали подходить к гавани для посадки на транспорты и боевые корабли. Посадка шла в течение шести часов под минометным обстрелом, но была осуществлена с минимальными потерями.

По разным причинам, в основном, в результате того, что транспорты в Таллине принимали людей и грузы в боевой обстановке, под непрерывным воздействием наступавшего противника, некоторые из них ушли в море недогруженными, оставив в городе несколько тысяч военнослужащих, а также неуничтоженными сотни исправных артиллерийских орудий, много стрелкового оружия и боеприпасов, морских мин, торпед и авиабомб. При этом по германским данным в ходе захвата Таллина в плен было взято 11,4 тыс. человек. Часть из них, несомненно, попали в плен еще в ходе боев, часть была блокирована и не смогла добраться до мест посадки. Но следует все же предположить, что многие красноармейцы и командиры были оставлены в Таллине из-за ошибок в планировании и проведении самой эвакуации.

Ночью с помощью буксиров суда выводились из гавани Таллина в район формирования конвоев у островов Найссаар и Аэгна, однако, начало движения пришлось отложить до полудня 28 августа. Из-за сильного ветра, достигавшего семи баллов, и высокой волны тральщики не могли осуществлять траление фарватеров, не могли идти в таких условиях малые корабли и катера.

Прорыв основных сил КБФ из Таллина, в результате которого они сосредоточились в районе Кронштадта – Ленинграда, осуществлялся по главному 150 мильному (около 280 км) фарватеру, проходившему по центральной части Финского залива, с преодолением минных полей большой протяженности. Кроме минной опасности, реальной была угроза уничтожения кораблей ударами с воздуха. Кораблям угрожали немецкие и финские торпедные катера, базировавшиеся в шхером районе северного побережья Финского залива, и обстрелы артиллерии противника, установленной на побережье. Не исключена была также возможность атак со стороны подводных лодок. 

Командование КБФ понимало, что наибольшую угрозу флоту представляют мины и авиация противника. Однако, как наиболее рационально угрозы эти преодолеть или хотя бы существенно снизить, стало ясно лишь гораздо позднее, при подведении итогов перехода. Сегодня, рассуждая о боевой деятельности флота, мы можем так или иначе обозначить причины происшедших трагических событий, связанных с эвакуацией Таллина и прорывом к Кронштадту, существенно повлиять на которые в тех условиях, тем более непосредственно в процессе организации и проведения столь масштабной операции, было слишком сложно. В первый раз советский ВМФ сталкивался с подобной задачей, причем при крайне опасной общей оперативной обстановке на всем Северо-Западном направлении. Отметим также, что в ходе Второй мировой войны флоты всех стран, участвовавших в военных действиях, оказались слишком уязвимы, а в иных ситуациях даже беззащитны перед лицом массового применения минного оружия и авиации.

Необходимо упомянуть, причем по возможности поименно, о всех кораблях и судах, больших и малых, боевых и вспомогательных, транспортных и вчерашних судах торгового флота, ставших в боевой строй, которые вышли из Таллина. Ведь поход этот стал одной из самых трагических страниц в истории советского ВМФ, поэтому все, и пришедшие в Кронштадт и Ленинград, и погибшие в Финском заливе после подрыва на минах и атак вражеских самолетов, не должны быть забыты. Может быть приведенные перечисления покажутся читателю излишней подробностью, но автор стремился хотя бы этим еще раз напомнить о героях и жертвах тех незабываемых августовских дней и ночей.

Из Таллина на прорыв шли боевые корабли различных классов. В легендарном боевом походе приняли участие  крейсер «Киров», 2 лидера – «Минск» и «Ленинград», 6 эсминцев новой постройки - «Славный», «Свирепый», «Скорый», «Сметливый», «Суровый», «Гордый», 4 эсминца старой постройки - «Володарский», «Калинин», «Артем», «Яков Свердлов», 11 подводных лодок различных классов – С-4, С-5, Щ-301, Щ-307, Щ-308, Щ-322, Щ-405, «Калев», «Лембит», М-79, М-95 и 2 лодки, выведенные на позиции для прикрытия - М-98, М-102, 10 быстроходных базовых тральщиков специальной постройки - Т-203, Т-204, Т-205, Т-206, Т-207, Т-210, Т-211, Т-215, Т-217 и Т-218, 17 тихоходных тральщиков «Буек», «Барометр», «Виестурс», «Краб, «Дзержинский», «Ляпидевский», «Баян» , ЛВП-17, «Олонка», «Шуя», «Осетр», «Ижорец-25», «Ижорец-28», «Ижорец-31» «Ижорец-38», «Ижорец-69» и«Ижорец-71», 9 сторожевых кораблей, из них 3 типа «Ураган» - «Снег», «Буря» и «Циклон»; а также «Аметист», «Касатка»; «Щорс», «Ост», «Разведчик» и «Топаз»; 3 канонерские лодки - «Амгунь», «Москва», И-8, 2 сетевых заградителя - «Онега» и «Вятка» , 3 электромагнитных тральщика - «Ястреб», «Пикша» и «Поводец», 11 торпедных катеров, 24 сторожевых катера МО, 25 катерных тральщиков. Всего с учетом шедших с конвоями до двух десятков боевых катеров различных типов – более 140 вымпелов.

Среди крупных транспортных и вспомогательных судов – транспорты «Вирония», «Атис Кронвальдис», «Ярвамаа», «Колпаке», «Алев», «Элла», «Казахстан», «Иван Папанин», «Наисаар», «Вторая Пятилетка», «Эргонаутис», «Шауляй», «Эверита», «Луга», «Тобол», «Лейк Люцерн», «Балхаш», «Аусма», «Кумари», «Скрунда», «Вормси», танкер № 12, ледоколы «Суур-Тылл» и «Кришьянис Вальдемарс», плавбаза «Ленинградсовет», плавмастерская «Серп и Молот», спасательные суда «Нептун» «Сатурн», «Метеор» и «Колывань», посыльное судно «Пиккер», гидрографические суда «Восток» и «Лоод».

Общее количество боевых кораблей и катеров, транспортных и вспомогательных судов превышало 215.

Боевое ядро флота разбивалось на три маневренных отряда. Главные силы [43] возглавлялись крейсером «Киров» под флагом командующего КБФ вице-адмирала В.Ф.Трибуца. На крейсере находились флагманский командный пункт, Военный совет флота, командир ОЛС контр-адмирал В.П.Дрозд, а также часть руководства Эстонской ССР. Отряд прикрытия [44] шел во главе с лидером «Минск» под флагом начальника штаба флота контр-адмирала Ю.А.Пантелеева. Арьергардом [45] командовал самый, пожалуй, опытный из всех перечисленных руководителей командир Минной обороны флота контр-адмирал Ю.Ф.Рааль, который шел на эсминце «Калинин». Траление фарватера при проходе главных сил и отряда прикрытия вели все десять имевшихся быстроходных базовых тральщиков. Арьергард шел без противоминного прикрытия, для защиты от мин боевые корабли использовали только параваны-охранители. По непонятным до конца причинам сторожевые корабли новой постройки, которые находились в составе арьергарда и должны были возглавить движение, тралов не поставили и своей функции по противоминной защите отряда не выполнили.

Перевозка основной части войск и грузов осуществлялась транспортными и вспомогательными судами, разделенными на четыре конвоя № 1 - №4 [46]. Непосредственно конвои охранялись введенными в их состав сторожевыми кораблями, канонерскими лодками и сторожевыми катерами МО, непосредственную охрану конвоя №1 осуществляли также два эсминца. Траление фарватеров вели тихоходные тральщики и катерные тральщики. Командиры конвоев находились на специально назначенных транспортах, но в самом начале движения с целью усиления непосредственного руководства подчиненными им судами перешли на эскортирующие конвои сторожевые катера. На все транспортные суда из состава торгового флота были назначены коменданты и комендантские команды.

Состав кораблей и судов в маневренных отрядах и конвоях не может быть установлен с исчерпывающей полнотой и точностью. По-иному быть и не могло: только при выходе конвоев в море, который продолжался более трех часов, к нему примкнули, помимо учтенных в плане операции и фигурирующих в отчете о переходе, десятки неучтенных, некоторые из которых до Кронштадта так и не дошли. [47]

Главные силы имели задачу прикрывать первый и второй конвои, отряд прикрытия должен был обеспечить безопасность плавания второго и третьего конвоев, арьергард защищал третий и четвертый конвои с тыла. Прикрытие конвоев должно было осуществляться на пути следования вплоть до острова Гогланд. Именно на этом отрезке ожидались атаки надводных и подводных сил противника. Возможны были обстрелы его береговой артиллерией с южного берега Финского залива, ответить на которые орудиями главного калибра могли крупные корабли маневренных отрядов. При этом опасность, создаваемая береговой артиллерией, несколько преувеличивалась, так как 170-мм батарея, установленная на мысе Юминданина, являлась полевой, мало пригодной для ведения огня по подвижным морским целям на больших дальностях.

Маневренные отряды, особенно главные силы, корабли которых обладали сравнительно сильным зенитным вооружением, могли противостоять воздушным атакам противника. Тем более, можно было ожидать налетов только сравнительно небольших групп бомбардировщиков. Однако, конвои, в том числе и №1, в непосредственном охранении которого были задействованы два эсминца, прикрывались с воздуха, мягко говоря, весьма условно. Зенитный огонь на дистанциях, которые разделяли суда из состава конвоев и боевые корабли, как идущие непосредственно в их охранении, так и, тем более, корабли из состава маневренных отрядов, не мог быть эффективным.

При подготовке приказа и плана боевой операции, проведенных в крайне сжатые сроки, использовались результаты заблаговременных разработок по переходу флота в Кронштадт и его обеспечению, по использованию транспортов и их расстановки по гаваням, а также по планам погрузки учреждений, раненых и войсковых частей. Документы хранились в оперативном отделе штаба флота и до исполнителей заранее не доводились. Так что окончательные исполнительные документы не явились результатом скороспело принятых и уже поэтому незрелых решений. Тем не менее, позднейший анализ показал, что многие вопросы решены были отнюдь не лучшим образом.

Непонятно, чем руководствовался командующий, назначая командиром отряда прикрытия начальника штаба флота контр-адмирала Ю.А.Пантелеева. Этим, хотел он того или не хотел, была резко ослаблена штабная работа, а следовательно, все управление флотом не только в ходе перехода, но и накануне, при его подготовке. Ответственность за руководство отрядом прикрытия не оставляла начальнику штаба достаточно времени для кропотливой работы по организации управления флотом в целом, осуществлявшейся на переходе с флагманского командного пункта на крейсере «Киров». Управление всеми видами обороны, в том числе централизованное управление тральными силами, которые в соответствии с минной обстановкой могли и должны были перераспределяться, а также управление разведкой и спасательными действиями оказалось поэтому крайне слабым. По всей вероятности, судя по реакции командования в той или иной конкретной обстановке, позднее возникавшей, отсутствовали предварительно разработанные варианты действий при ожидаемых осложнениях в ходе прорыва флота, которые необходимо было оперативно дорабатывать в соответствии с обстоятельствами и отслеживать их исполнение. Из-за отсутствия налаженной связи между кораблями управление было в какой-то момент утеряно вообще.

Командир ОЛС контр-адмирал В.П.Дрозд, занимавший не штабную, а командную должность, мог бы, казалось, гораздо успешнее справиться с командными обязанностями в масштабах соединения кораблей, возглавляя отряд прикрытия. В то же время нахождение Дрозда рядом с командующим флотом на борту «Кирова» не было столь уж необходимо, если учесть, что отрядом главных сил управлял лично Трибуц, а необходимую помощь ему в руководстве этим отрядом можно было доверить одному из командиров из того же ОЛС. Командир этот смог бы успешно справиться со своими обязанностями, находясь под личным и непосредственным контролем командующего флотом. Другое дело, совмещение обязанностей командира отряда с командованием всей группировкой в целом не лучшим образом отражается на качестве руководства. Во всех случаях решение Трибуца как по определению обязанностей Пантелеева и Дрозда на время перехода, так и принятию на себя исполнения функций командира отряда главных сил нельзя считать удачным.

Одной из главных в ходе предстоящей морской операции оставалась минная опасность. Противник, не встречая существенного противодействия, создавал с конца июня в районе Таллина, между островами Кери, Мохни и Вайндло, систему минных полей «Юминда», выставив на акватории размером примерно 30 км на 36 км около 2800 мин и минных защитников. Два советских крейсера, два лидера, более десяти эсминцев и многочисленные легкие боевые корабли, базировавшиеся в это время в Таллине, даже не пытались помешать действиям немецких и финских минных сил в непосредственной близости от главной базы флота. При этом массированные минные постановки проводились в период «белых ночей», когда обеспечить скрытность операции весьма сложно.

Хорошо представляя себе значение морских сообщений для Таллина, особенно после блокады Главной ВМБ с суши, командование КБФ не организовало разведывательного и контрольного траления, определения границ и плотности минных заграждений в собственной оперативной зоне. Никаких предварительных противоминных мероприятий на путях из Таллина в Ленинград не проводилось. С начала августа, после указания отказаться в целях маскировки от предварительного траленья фарватеров вообще, минная обстановка в Финском заливе осложнилась до предела.

Одновременно, также в августе, резко снизилось качество дозорной службы, что ставило окончательный крест на противодействии минным постановкам, целенаправленно проводимых противником с целью заблокировать флот в Таллине. После гибели 13 августа дозорного тральщика, предположительно от подрыва на мине, из соображений сбережения кораблей флота, сторожевики и тральщики в дозор более не посылались. Дозорная служба возлагалась на несколько катеров МО, которые в принципе не могли оказать противодействия даже при случайном обнаружении ими кораблей противника. К тому же, со второй декады августа выход катеров в море был предельно ограничен ввиду острой нехватки на Главной ВМБ соляра и бензина.

Об одном случайном столкновении катеров МО с группой из двух сторожевых кораблей и семи катеров, проводивших минно-заградительные операции, происшедшем 21 августа, уже упоминалось выше. Тогда два катера МО, находящихся в дозоре, не отвечая на огонь из-за неравенства сил, вынуждены были срочно отойти под прикрытием дымовой завесы, а ударная группа советских кораблей, вышедшая в море, найти противника не смогла.

Проводка ряда конвоев, которая осуществлялась до эвакуации Таллина с 11 до 25 августа показала, что плотность минных заграждений в Финском заливе чрезвычайно высока. Имевшийся уже боевой опыт подсказывал, что прорыв флота из Таллина, связанный с обеспечением противоминной безопасности, а также с реальной воздушной опасностью, может привести в сложившихся условиях к тяжелым потерям. Но информация о наличии и, в какой-то степени, характере плотных минных заграждений «Юминда», которая была получена в результате боевых операций по проведению конвоев, не привела к конкретным оперативным мероприятиям.

Одновременно минная опасность, пусть это и звучит противоречиво, недооценивалась. Ведь конвои так или иначе, несмотря на существенные потери, как об этом упоминалось выше, заграждения на пути из Таллина в Кронштадт преодолели. Поэтому предварительные мероприятия проигнорировали из опасений потерять и без того немногочисленные мореходные тральщики, которые могли сопровождать формируемые отряды и конвои. Все же о стремлении хоть какие-то меры по подготовке фарватеров предпринять, говорит тот факт, что командование флотом распорядилось, начиная с утра 25 августа, начать траление фарватера, используя дивизион катерных тральщиков под прикрытием сторожевика «Аметист». Ветер и волнение на море не позволили катерам даже приступить к выполнению поставленной задачи.

Форсирование плотных минных полей предполагает, что корабли идут за двумя рядами тралов. В этом случае при выходе из строя тралов или тральщиков первого ряда, на время замены тралов и перестроений, корабли прикрываются тралами второго ряда. Исходя из такого порядка, для надежной противоминной обороны трех маневренных отрядов и четырех конвоев, с учетом резерва, необходимо было иметь не 23 тральщика, а в соответствии с существовавшими в то время нормами не менее 100.

Наличие почти трех десятков катерных тральщиков положения с недопустимой слабостью противоминной обороны не спасло. Катера не предназначались для траления непосредственно при проводке конвоев, так как из-за низких мореходных качеств не могли идти с тралами при ветре и волне с необходимой скоростью. Их использование ограничивалось, как правило, контрольным траленьем, преимущественно в прибрежных водах, на рейдах и в гаванях. В условиях проводки морского конвоя через плотные минные позиции мелкосидящие катера, подрыв которых на якорных минах был маловероятен, следовало использовать, по-видимому, как вспомогательное средство для предварительного прореживания минных заграждений и уничтожения подсеченных плавающих мин. Этого сделано не было, хотя могло значительно облегчить боевую работу основных тральщиков и повысить их безопасность. Из-за недостатка противоминных сил катерные тральщики первоначально было решено применить как основное средство преодоления заграждений. Однако, в большинстве случаев это оказалось невозможным, поэтому катера, как правило, не использовались во время перехода по прямому назначению.

Недостаток в тральщиках заставил спланировать движение всех маневренных отрядов и конвоев единой кильватерной колонной, которая растянулась более чем на 15 миль (28 км). При этом, как упоминалось, у арьергарда тральщиков не было вообще, в составе конвоя №4 тральная группа существовала лишь номинально (три катерных тральщика), а тральная группа конвоя №3 не могла обеспечить даже минимально необходимой минной защиты (четыре тихоходных тральщика и четыре катерных тральщика). Следование единой кильватерной колонной, как предполагалось, должно было скомпенсировать недостатки противоминной обороны. Более того, ввиду ограниченности возможностей противоминной обороны такой порядок движения оказался, пожалуй, единственно возможным.

Принятый порядок движения ставил отряды и конвои в невыгодное положение, упрощая самолетам противника поиск и нанесение воздушных ударов. Необходимость следования не рассредоточенно, а кильватерной колонной по единому достаточно узкому протраленному фарватеру сковывало возможности для маневра скоростью и по курсу во время воздушных атак.

Планом перехода не предусматривалось навигационного обеспечения, необходимого для следования точным и единым курсом в условиях плохой видимости, на свежей волне и при возможном отставании отдельных судов, что необходимо во избежание непреднамеренных выходов за пределы узкого протраленного фарватера. Что касается точности прокладки курса на кораблях и судах, то заранее было известно о несовершенстве приборного оборудование на многих из них. На вооружении ряда боевых кораблей, в том числе тральщиков новой постройки, не было гирокомпасов и счисление курса осуществлялось со значительными погрешностями с помощью магнитных компасов. Флагманская штурманская служба, которая во время перехода могла в определенной степени сгладить недостатки навигационного обеспечения, как и другие мероприятия по повышению эффективности управления кораблями, не была должным образом организована. Точное следование по запланированным фарватерам в конечном счете определялось прокладкой курса на головных тральщиках отрядов и конвоев.

Обстановка усложнялась из-за низкого уровня сплаванности между кораблями, что делало проблематичным соблюдение равнения в кильватерной колонне даже при строгом соблюдении дистанции и сохранении постоянной визуальной связи между участниками движения. Серьезной проблемой являлось также отсутствие навыков прохождения минных полей вслед за тралами у большинства капитанов транспортов и вспомогательных кораблей, которые не были военными моряками. Ситуация с задачей удержания в кильватере впереди идущего еще более обострялась при повышенном сносе судов из-за сильного ветра и течения, а также ограниченной видимости, когда образующаяся за кормой килватерная струя наблюдается с трудом, и, особенно, при возникновении нештатных обстоятельств.

При избранной схеме движения недостаточной была отработка взаимодействия тральщиков друг с другом из-за невысокого уровня выучки экипажей кораблей, вновь введенных в состав флота. Проблема эта опять-таки обострялась при возникновении любой нештатной ситуации.

К сожалению, тревожные перспективы в части минной обороны планом операции не были должным образом учтены. Командование и штаб КБФ оказалось не на высоте своего положения уже потому, что к началу прорыва не был проработан и учтен двухмесячный опыт борьбы на море. Имеющийся опыт прохождения через минные заграждения во всей полноте не анализировался и не обобщался. Начальник штаба флота Пантелеев, озабоченный решением текущих вопросов по подготовке эвакуации Таллина, даже не запросил из Кронштадта материалов по результатам проводки последних конвоев, прохождение которых можно было рассматривать как своеобразную разведку боем. Не позаботились об этом ни его подчиненные, ни начальник оперативного отдела Г.Е.Пилиповский, ни начальник отдела боевой подготовки С.В.Кудрявцев. Командир Минной обороны контр-адмирал Ралль, также до предела загруженный текущей работой, не был нацелен на исполнение своих прямых служебных обязанностей.

Вот почему конкретные указания по прохождению через плотные минные заграждения, с учетом реального состава участников движения, особенно при возникновении нештатных ситуаций, не были в боевых документах, разработанных на операцию, в достаточной мере проработаны и поэтому не доведены до исполнителей. Не было выработано и отражено в документах, в частности, эффективной системы управления конвоями в экстремальных условиях прохода через минные позиции при одновременных налетах вражеской авиации и необходимости оказывать помощь терпящим бедствие судам. Никто не позаботился об организации обозначения с помощью вех протраленной полосы, что помогает избежать непреднамеренного выхода судов, особенно отставших, за ее пределы. При этом известно, что действующие наставления для тральщиков включали такое требование и во флотском имуществе имелось достаточное количество тральных вех, в том числе светящихся, необходимых для применения при ограниченной видимости.

Одной из постоянных тем дискуссий вокруг решения командования КБФ по поводу маршрута перехода является выбор центрального фарватера. Звучат упреки в том, что следовало воспользоваться менее опасным в смысле минной угрозы южным фарватером, данные о более спокойной обстановке на котором в штабе флота имелись. Однако, накануне перехода командующий КБФ не мог быть уверен в относительной безопасности южного фарватера, так как противник в ожидании эвакуации Таллина мог буквально за несколько ночей, скрытно, учитывая ослабление дозорной службы, нарастить заграждения и на прибрежном маршруте. Кроме того, следование большого количества кораблей и судов вблизи захваченного врагом побережья Финского залива было сопряжено с угрозой интенсивных обстрелов береговой артиллерией. Подобные соображения, кстати, касались и северного прибрежного маршрута, проходившего вдоль финских шхер. В последнем случае возникала реальная угроза внезапных атак торпедных катеров, там базировавшихся, а также более серьезная угроза со стороны стационарных финских береговых батарей. Так что принятие плана прохождения флота по центральному фарватеру нельзя считать необоснованным.

При планировании операции не был решен вопрос с воздушным прикрытием. Было очевидно, что через несколько часов после выхода в море противник попытается нанести удары с воздуха. Надежно отразить налеты с помощью сравнительно слабой зенитной артиллерии кораблей сопровождения при таком количестве обороняемых объектов, да еще при построении их в кильватерную колонну, которая даже по начальным планам должна была растянуться более чем на 10 морских миль (19 км), а фактически, даже в начале перехода, уже составляла 15 миль, совершенно невозможно. Даже теоретически зенитная артиллерия при таких дальностях стрельбы просто бессильна. Тем более, когда крейсер и эсминцы, корабли, наиболее сильные с точки зрения ПВО, шли в отдалении от транспортных судов. Непосредственное прикрытие конвоев с воздуха возлагалось на крайне слабые в этом отношении сторожевые корабли, катера и  тральщики, которых к тому же было явно недостаточно. Следовательно, без истребительного прикрытия было не обойтись.

Между тем, планируемая группировка истребительной авиации, создаваемая из самолетов ВВС КБФ и Ленинградского фронта в составе 65 машин, базировавшаяся на аэродромах ленинградского узла, была способна прикрыть корабли только восточнее меридиана острова Гогланд. Таким образом, еще при предварительном планировании перехода просто необходимо было предусмотреть создание взлетно-посадочных площадок подскока на островах Гогланд и Лавенсари и иметь на них запасы горючего. Если бы такие работы начались в конце июля, когда встал вопрос об эвакуации Таллина и первые наметки плана перебазирования флота уже создавались, то вопрос был бы решен положительно. Тем более, истребители тех лет нуждались в полевом аэродроме со сравнительно короткой грунтовой взлетно-посадочной полосой. Построить такую полосу в предельно сжатые сроки было не так уж сложно. Кстати, через год, в гораздо более неблагоприятной обстановке, аэродром на Лавенсари был в короткие сроки создан.

Однако, летом 1941 года ничего подобного сделано не было и полное господство в воздухе над Финским заливом, без всякой попытки ситуацию переломить, оказалось отданным Люфтваффе. При этом вопрос о противодействии воздушной угрозе на наиболее опасном участке прорыва с точки зрения угрозы минной повис в воздухе. Замысел командующего относительно ее нейтрализации в разработанном плане перехода вообще не просматривался.

Как следует из изложенного выше, невысокий оперативно-тактической уровень командования КБФ, проявившийся при непосредственной подготовке к проведению операции, сыграл свою негативную роль. Безусловно, при более умелом оперативном планировании и руководстве многих трагических просчетов можно было избежать. Таким образом, в очередной раз сработал долговременный кадровый фактор, то есть на судьбе флота и в этом конкретном и частном случае отразились последствия глубоких социально-политических процессов, протекавших в стране в течение последних десятилетий.

Профессор А.В.Платонов пишет: «Назвать трагедию Таллинского перехода спланированной нельзя, но то что планирование этой операции и последующее управление силами в ней со стороны Военного совета Краснознаменного Балтийского флота предопределили огромные потери - не вызывает сомнения». Заметим, однако, что несмотря на все сказанное, причины, предопределившие потери флота, выходят далеко за пределы перечисленных огрехов в планировании. Бесспорно, командование оказалось не готовым к проведению столь крупномасштабной морской операции, но, тем не менее, высказывание маститого исследователя, выглядит излишне категорично, оставляя в стороне все остальное в оперативной обстановке и в условиях, прорыву сопутствующих.

Вспомним, как начинался и протекал беспримерный прорыв флота из Таллина. В 11 час. 28 августа на крейсер «Киров» прибыл вице-адмирал В.Ф.Трибуц и незадолго до полудня на фалах флагмана появился сигнал: «Флоту в 12.00 начать движение». Первым ушел конвой №1 (командир капитан 2-го ранга Н.Г.Богданов), причем в самом начале стало ясно, что идти с расчетной средней скоростью в 6 узлов (немногим более 11 км/час) не удастся. Примерно через час после начала движения, когда замыкающие движение суда еще выстраивались в кильватерную колонну, в трале первой пары тихоходных тральщиков взорвалась мина. Остановка для замены трала продолжалась около часа. Позднее взрывы мин, замена тралов и вынужденные остановки повторялись.

Самолеты Люфтваффе появились над конвоем №1 через три часа после выхода в море. Горизонтальные и пикирующие бомбардировщики Ju88A из 806-ой бомбардировочной группы авиакомандования «Остзее» и 77-ой бомбардировочной эскадры 1-го воздушного флота несколько раз до наступления темноты атаковали корабли и суда. Был потоплен ледокол «Вольдемарс» и получил повреждения транспорт «Вирония», который позднее затонул, подорвавшись на мине. Поразить боевые корабли охранения противнику не удалось. Из-за сравнительной малочисленности вражеских самолетов, налетавших группами по 4 – 10 машин, корабельные зенитные средства, в первую очередь эсминцев «Свирепый» и «Суровый», смогли обеспечить достаточно эффективное воздушное прикрытие. Три других конвоя, вышедшие позднее, в первый день перехода воздушным атакам не подвергались.

Большие потери понесли суда и корабли всех конвоев и маневренных отрядов вечером 28 августа, в ночь с 28 на 29 августа, а также рано утром 29 августа от подрыва на минах. Вечером 28 августа тральщики конвоя №1 вошли в пределы минного заграждения «Юминда». Из-за сравнительно узкой протраленной полосы (ширина протраленного фарватера не превышала 3 каб - 560 м), кромки которой к тому же не обвехивались, растянутого строя конвоя и ветрового сноса, а также необходимости уклоняться от подсеченных тралами плавающих мин корабли и суда часто выходили на непротраленную часть заграждения. В результате на минах подорвался и затонул транспорт «Элла»,  перевозивший около 700 раненых, большинство которых погибло. Погибли на минах два из семи тихоходных тральщиков («Барометр» и «Краб»), в результате подрывов затраленных мин некоторые оставшиеся в строю тральщики лишились тралов, что резко ослабило противоминную защиту конвоя.

Конвой №2 (командир капитан 2-го ранга Н.В.Антонов), который вышел вслед за первым конвоем, начал пересекать «Юминду» несколько позднее, но также еще засветло. При этом командир ведущего тральщика, опасаясь наскочить на плавающие мины, подсеченные тральщиками передового конвоя, решил пройти по самой кромке протраленного фарватера. В результате из-за неточной прокладки курса и отсутствии вех, обозначавших фарватер, тральщики пошли по непрореженному минному полю и процесс проводки конвоя №2 также затянулся. Все преимущества, которые должны были сопутствовать прохождению по фарватеру, только что протраленному конвоем №1, оказались нереализованными. Мины взрывались в тралах, неизбежными становились остановки для их замены.

Как и в передовом конвое, суда не соблюдали равнения в строю и нередко выходили за протраленную полосу, в результате чего погиб транспорт «Эверита». Из 1500 человек, находившихся на борту, катеру МО удалось спасти менее 50. В наступившей темноте связь между судами конвоя и обеспечивающими их тральщиками была потеряна, поэтому транспорты и корабли сопровождения, не имея возможности самостоятельно продвигаться, становились на якорь. 

Движение конвоя №4 (командир капитан 3-го ранга С.А.Глуховцев), который шел без тральных сил, должно было, в данном случае строго обязательно, идти только по фарватеру, протраленному передовыми конвоями. Однако, этого не произошло, после захода солнца колонна отклонилась от строго обязательного маршрута  и потерянными на минах оказались канонерская лодка И-8, самоходная баржа и отставшая от конвоя №1 подводная лодка Щ-301. Спасательное судно «Сатурн», которое вело на буксире поврежденный и лишившийся хода транспорт ««Вирония» из состава конвоя №1, также наскочило на мину и затонуло.

Последним вышел в море самый крупный конвой №3 (командир капитан 2 ранга А.Ф.Янсон). Задержка объяснялась тем, что на рейде пришлось ожидать прибытия транспортов «Балхаш» и «Кумари», которые ранее приняли на борт гарнизон Палдиски и находились на переходе в Таллин. Пока прохождение конвоя №3 шло по фарватерам, протраленным передовыми конвоями, все проходило достаточно благополучно. Однако, стоило по вполне объяснимым причинам, особенно с наступлением темноты, сбиться с фарватера, как корабли попадали на непротраленные участки и на слабые тральные силы легла непомерная нагрузка. В результате подорвался на мине и позднее погиб транспорт «Луга», с которого транспортом «Скрунда» было снято более 1200 находившихся там раненых. 

Вслед за выходом последним конвоя №3 начали выстраиваться в походный порядок маневренные отряды. Имея среднюю скорость 12 узлов (более 22 км/час), то есть вдвое выше, чем плановая средняя скорость конвоев, маневренные отряды должны были последовательно их догонять и обходить, прикрывая до траверса Готланда, а затем уйти далее на Кронштадт. Первым в 16 час. вышел в море отряд главных сил. Головным шел базовый тральщик Т-207 (старший на борту командир 1-го дивизиона тральщиков капитан-лейтенант П.Т.Резванцев), за ним строем уступа вправо с параван-тралами - еще четыре базовых тральщика, обеспечивающих проводку отряда. При таком построении тральных сил ширина протраленного фарватера была немалой, достигая 3 кабельтовых (около 560 м). Вечером, еще до захода солнца, отряд главных сил обогнал передовой конвой №1  и возглавил движение всей кильватерной колонны. Тем самым было облегчен проход через минную позицию идущих следом, но все пять быстроходных тральщиков отряда главных сил тут же вошли в непротраленную часть фарватера, начав захватывать и подсекать якорные мины.

Как всегда, последовали взрывы мин и потеря тралов. При выходе из строя тралов, тральщики, оставшиеся с исправными тралами, а их количество сокращалось периодами до двух, смыкали строй, что сразу же уменьшало безопасную для движения полосу, а команды начинали спешно заменять поврежденные тральные части. Однако, указанный маневр невозможно было провести мгновенно, поэтому даже на суженном до предела фарватере оставались непротраленные участки. В этих условиях подорвалась и тут же затонула подводная лодка С-5, шедшая за «Кировым». Погиб весь экипаж, за исключением четырех подводников, находившихся на мостике и выброшенных взрывом в море. Среди поднятых из воды были командир лодки капитан 3-го ранга А.А.Бащенко и командир 1-ой бригады подводных лодок капитан 1-го ранга Н.Г.Египко.

Вслед за этим подорвался и затонул эсминец «Яков Свердлов», из экипажа которого погибло 114 членов экипажа и пассажиров, а также получил повреждение эсминец «Гордый». Следует отметить, что обоим эсминцам, с целью прикрытия крейсера от возможных атак торпедных катеров и подводных лодок было приказано следовать на расстоянии 3 – 5 кабельтовых от левого и правого бортов флагмана, вне протраленной полосы. Эсминцы шли под защитой только собственных параванов-охранителей, что и явилось причиной подрывов при уменьшении скорости хода и маневрах с целью уклонения от плавающих мин. Несмотря на столь высокую минную угрозу, после гибели «Якова Свердлова» его место в охранении крейсера, вне протраленной полосы, было приказано занять эсминцу «Сметливый». Однако, довольно скоро, примерно через полчаса, приказ был признан ошибочным, не соответствующим обстановке, и «Сметливого» вернули на прежнее место, в голове крейсера «Киров».

Походный строй отряда главных сил растянулся, расстояние от головного тральщика Т-207 до замыкавшего колонну лидера «Ленинград» составляло 7 и более миль. Корабли плохо держались в строю, так как часто снижали скорость и уклонялись от плавающих мин, выходя при этом за пределы протраленного фарватера. Осложняло движение попадание и взрывы мин, захваченных параванами-охранителями кораблей, проводимых за тралами, и необходимость замены параванов. К тому же после 22 час., когда видимость уменьшилась до 1 кабельтова (менее 200 м), форсирование минных заграждений еще более осложнилось. В напряженной обстановке, при усилившейся минной опасности, наступавшей темноте и ухудшающейся видимости крейсер «Киров»  артиллерийским огнем пресек попытку выхода в атаку пяти торпедных катеров противника.

Отряд прикрытия начал движение с часовым интервалом после выхода главных сил. Головным шел базовый тральщик Т-210 (старший на борту начальник штаба бригады траления капитан 3-го ранга В.П.Лихолетов), за ним уступом остальные четыре базовых тральщика тральной группы. Обгоняя конвои, отряд, кильватерная колонна которого возглавлялась лидером «Минск», несколько раз успешно отражал атаки самолетов противника, а идущий концевым эсминец «Скорый» артиллерийским огнем дважды отбил нападения торпедных катеров. Как и в нападении на отряд главных сил, действовала германская 1-я флотилия торпедных катеров, которая потерь не понесла. Однако, по другим сведениям, в одном случае были обстреляны принятые за противника свои же пять торпедных катеров, пытавшихся присоединиться к конвою, причем торпедный катер ТКА-103 оказался потопленным.

Отряду прикрытия также не удалось избежать подрыва на минах, причем не избежал минной опасности ни один из крупных кораблей отряда. В результате близких от борта взрывов мин в собственных параванах-охранителях при уклонении за пределы протраленной полосы получили повреждения лидер «Минск» и эсминец «Славный». Вслед за этим, маневрируя на минном поле с целью подхода к лидеру для взятия его на буксир, наскочил кормой на мину и затонул эсминец «Скорый». Часть экипажа «Скорого» была поднята из воды шлюпками, спущенными с посыльного судна «Пиккер», но командир капитан 3 ранга А.Н.Баландин и военный комиссар корабля, не пожелав покинуть гибнувший эсминец, застрелились.

Еще более тяжелые потери понесли корабли арьергарда, который уходил из Таллина последним, поставив мины в гаванях, на рейде, и на путях отхода флота. Отряд оставался на Таллинском рейде до вечера, ведя временами огонь по берегу и принимая со шлюпок группы защитников города, а также полуострова Вимси и Пальяссари. Противоминную безопасность в пути, учитывая использование протраленного фарватера, предполагалось обеспечить при отсутствии тральщиков с помощью сторожевых кораблей с поставленными параван-тралами. Эсминцы  шли с параван-охранителями.

Арьергард вошел в минное поле в темноте, поэтому выдержать строгий порядок движения было весьма затруднительно, к тому же сторожевиков с тралами в голове кильватерной колонны из-за нарушения порядка движения не оказалось. Примерно за час до полуночи, как неизбежный результат отсутствия эффективной противоминной защиты, подорвался эсминец «Калинин», который примерно через час пошел ко дну. Подрыв произошел из-за необходимости отклонения от фарватера, протраленного прошедшими ранее конвоями. Конвои решили обойти, чтобы выдержать скорость, при которой параванная защита эсминцев может работать эффективно. 

Находившийся на «Калинине» командир отряда контр-адмирал Ю.Ф.Ралль был контужен и перешел на сторожевой катер МО, самостоятельно ушедший к Гогланду. Командование отрядом принял на себя командир дивизиона эсминцев капитан 3-го ранга Л.Н.Сидоров. Через полчаса один за другим подорвались и затонули эсминцы «Володарский» и «Артем», которые после получения сигнала о помощи пытались подойти к «Калинину». На «Володарском» и «Артеме» погибла большая часть экипажей, катерам МО удалось спасти только 71 моряка. Немного позднее подорвался и пошел ко дну сторожевик «Циклон».

Взрывы мин в тралах, что наряду с потерей двух тральщиков нанесло основной ущерб, так как многие тральщики оказались без тралов вообще, резко уменьшили возможности обеспечения безопасной проводки. Если прибавить к этому потерю многими кораблями параванов-охранителей, которые плюс ко всему при движении с уменьшенной скоростью не выполняли своего назначения, то станет ясно, что противоминная оборона была ослаблена до недопустимых пределов.Около полуночи, получая доклады о подрывах на минах и потерях, особенно значительных в отряде прикрытия, арьергарде и конвое № 2, командующий КБФ приказал кораблям отряда главных сил, а также другим отрядам и всем конвоям стать на якорь и продолжить движение только после восхода солнца.

Принятие такого решения было вызвано тем, что в дневных условиях преодоление минных позиций сопряжено с меньшей опасностью, особенно при наличии плавающих мин. Подсеченные тралами и сорванные с якорей, они могут быть легче замечены и уничтожены силами сопровождения. К тому же при наличии в воде плавающих обломков, разбитых шлюпок и различного  имущества с погибших судов плавающие мины зачастую не так просто было в темноте во-время обнаружить. Следует иметь в виду, что обилие плавающих мин на пути движения стало следствием отсутствия на тральщиках сетевых тралов и использование поэтому тралов подсечных, что как раз и создавало дополнительную опасность при ночном переходе. Кроме того в дневных условиях штурманы ведущих тральщиков, определяясь по пеленгам маяков, которые ночью не зажигались, могли точнее проводить корабли и суда по рекомендованным сравнительно безопасным фарватерам.

Именно в связи с этим, оценивая минную опасность как основную, командование КБФ, планируя операцию, считало необходимым осуществить выход конвоев в море рано утром, с тем, чтобы пройти основные минные заграждения и выйти к Гогланду в светлое время суток. Как уже упоминалось, длительная почти десятичасовая задержка была связана с неблагоприятными погодными условиями. Откладывать выход до рассвета следующего дня было рискованно, так как корабли и суда, покинув рейд Таллина, уже сосредоточились в районе островов Найссаар и Аэгна, обозначив этим свое намерение идти на прорыв. Дальнейшее промедление могло позволить противнику сосредоточить и хорошо подготовить свои воздушные и морские силы и даже принять меры к наращиванию минных заграждений и провести активные минные постановки.

Впрочем, в сложившейся обстановке, когда к исходу 28 августа управление флотом было фактически утеряно, движение дезорганизованных и несущих все возрастающие потери конвоев и отрядов прекращалось независимо от указания командующего.

Командующий флотом не знал, и его решение красноречиво об этом свидетельствует, что отрядом главных сил, который возглавлял движение, «Юминда» к тому времени была уже пройдена. Это еще раз указывает на совершенно неудовлетворительный уровень планирования, который смогли осуществить командование и штаб КБФ еще на этапе подготовки к прорыву флота. Более четкая информация о минных постановках противника, предварительная разведка созданных им минных заграждений позволила бы, в частности, изначально проложить курс на наиболее опасном участке всего на 7 – 10 миль (13 – 26 км) севернее, что сделало бы возможным совершать ночной переход, преодолевая менее плотные заграждения. Опасность потерь при обстреле береговой артиллерией, установленной на северном, финском берегу залива, а также риск подвергнуться атаке базировавшихся в шхерах торпедных катеров возросли бы незначительно. Боевые корабли отряда главных сил, отряда прикрытия и арьергарда могли эффективно противостоять этим угрозам.

Таким образом, в ночь с 28 на 29 августа все четыре конвоя и корабли маневренных отрядов встали на якорь, причем только конвой №1 сохранил свою целостность, а остальные перестали существовать как морские отряды. Впрочем, командиры конвоев №2 и №3 все же рассчитывали и пытались восстановить с рассветом управляемость подчиненных им сил.

После ночной якорной стоянки, растянутой почти на 30 миль (56 км), с утра 29 августа силы флота подверглись уничтожающей атаке немецкой авиации. При этом крейсер «Киров», лидеры «Минск» и «Ленинград», а также уцелевшие эсминцы новой постройки и быстроходные тральщики, пользуясь тем, что большинство этих кораблей, находясь в голове колонны, уже преодолели минные заграждения либо основные из них, с высокой скоростью хода в 12 – 20 узлов (22 - 37км/час) оторвались от конвоев и днем прибыли в Кронштадт. В пути боевые корабли несколько раз подвергались налетам авиации, однако, огнем сравнительно сильного зенитного вооружения смогли без существенных потерь отразить удары.

Считая, что эффективно прикрыть конвои с воздуха без потери боевых кораблей не удастся, командование флотом не препятствовало такому решению командиров. Более того, флагманский крейсер «Киров», на котором находились адмиралы В.Ф.Трибуц и В.П.Дрозд, под охраной эсминца «Сметливый» и четырех базовых тральщиков первым на рассвете 29 августа взяли курс на Кронштадт. Понятно желание сохранить ядро флота, но, с другой стороны, нельзя забывать, что были брошены тихоходные и беззащитные транспортные суда, заполненные войсками. При этом, о планируемом прикрытии судов кораблями маневренных отрядов, которое должно было осуществляться до меридиана острова Гогланд, как будто забыли.

Изначально, правда, оперативное прикрытие не предусматривало защиту конвоев от атак с воздуха. Маневренные отряды имели задачу прикрыть конвои от возможного нападения морских сил противника, а также должны были противодействовать обстрелам береговой артиллерии. Учитывая, что нападению морских сил, во всяком случае крупных артиллерийских кораблей, конвои не подвергались, а артиллерийский огонь на центральном фарватере не оказал влияния на проведение операции, можно предположить, что боевые корабли маневренных отрядов при реальной угрозе авиационных ударов могли быть переориентированы на воздушное прикрытие транспортных судов. Во всяком случае, вплоть до прохождения Гогланда, после чего можно было рассчитывать на советскую истребительную авиацию.

Утром 29 августа, когда крейсер «Киров» , лидеры и эсминцы в сопровождении тральщиков уходили на восток, к западу от Гогланда, в 8 – 9 часах хода от него, все еще находилась основная масса уцелевших эскортируемых транспортов, которые могли рассчитывать на прикрытие с воздуха со стороны боевых кораблей. По всей вероятности, риск потерять крупные боевые корабли не позволил тогда командующему флотом отдать приказ о прикрытии судов с воздуха и личным примером добиться его выполнения. При следовании компактным отрядом, единой кильватерной колонной, крейсер и эсминцы, поставленные через 2 – 3 транспортных судна, вполне могли защитить и привести в Кронштадт по крайней мере несколько наиболее крупных из них. Рядом с транспортами не оказалось даже эсминцев «Свирепый» и «Суровый», которые входили в состав непосредственного охранения конвоя №1. «Свирепому» приказали буксировать поврежденный эсминец «Гордый», а «Суровый» был занят сопровождением эсминца «Славный», у которого после взрыва мины в параване-охранителе отказал компас.

Капитаны и командиры погибших транспортов писали позднее в своих донесениях, что боевые корабли «бросили их на произвол судьбы». Они хорошо понимали, что только после Гогланда появляется слабая надежда на истребительное прикрытие, знали они также по опыту прошедшего дня, что зенитный огонь крупных боевых кораблей способен прикрыть их с воздуха, не дать возможность немецким летчикам прицельно поражать конвоируемые суда. Однако, такая оценка происшедшего их непосредственными участниками ни тогда, ни позднее не повлияла на оценки и позицию по этому вопросу высшего командования. Можно предположить, что задача спасения боевых кораблей, а не проведение конвоев, с самого начала была определена как главная.

Адмирал флота СССР Н.Г.Кузнецов, анализируя в своих воспоминаниях прорыв флота из Таллина, написал: «Боевые корабли, сведенные в специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных катеров и подводных лодок. После того, как был пройден Гогланд, они ушли вперед, а транспорты, не имевшие достаточных зенитных средств, оказались, по существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской авиации». Из приведенных слов наркома следует, что перед командованием КБФ не ставилась либо была позднее полностью снята задача по прикрытию конвоев с воздуха огнем корабельной артиллерии. Не упоминается даже, что транспорты находились западнее Гогланда, а «боевые корабли, сведенные в специальные отряды», ушли в это время вперед, не прикрыв их таким образом на всем ранее намеченном пути. 

Адмирал В.Ф.Трибуц в своих воспоминаниях и вовсе обходит молчанием этот непростой вопрос, не желая брать на себя даже доли ответственности за сложившуюся обстановку. Не останавливается он и на том факте, что оставленные без сопровождения суда понесли также потери в результате атаки торпедных катеров противника, которые накануне без труда отражались эсминцами. До сего дня вопрос о личной ответственности командующего за гибель транспортов и связанных с этим громадных потерях активно обсуждается в военно-исторической литературе и однозначно не разрешен. При этом, однако, представляются неприемлемыми нередко звучащие суждения о нравственных качествах Трибуца, недостойных флотского командира, тем более командующего, о его трусости и карьеризме.

Такие заключения делаются на основе ссылок на некоторые мемуарные источники, к тому же неубедительных, и выводятся из чисто субъективных оценок, поэтому не могут фигурировать в качестве исторических аргументов. В мемуарной литературе очень часто встречаются самые противоположные оценки исторических персонажей, многие из которых далеки от реальности, самые вольные интерпретации тех или иных ситуаций, с ними связанных. Вот почему читать мораль, обращаясь в далекое уже прошлое, надо с большой осмотрительностью, опираясь на в какой-то степени проверенное и бесспорное. 

Не вызывет сомнения, что зачастую трудно придти к однозначному заключению даже о чисто профессиональном уровне того или иного военного руководителя, а в этих случаях анализ опирается на документальную основу, на источники куда более достоверные. Ведь мы всегда рискуем не учесть тех или иных обстоятельств, которые выпадают из рассмотрения. Где уж здесь утверждать достоверность многих нравственных оценок! Замечено также, что авторы историко-биографических сочинений часто, вопреки известному, наделяют героев своих почти исключительно положительными качествами, а вот некоторых их современников, напротив, представляют в невыгодном свете. Психологически данный феномен можно объяснить, но достоверность изложения страдает при этом несомненно.

Вернемся к трагическим событиям второго дня прорыва, которые не заставили себя ждать. Конвой №1, выстроившись походной колонной, рано утром с четырьмя тихоходными тральщиками во главе, с пятиузловой скоростью (около 9,3 км/час) успешно прошел оставшуюся на пути зону минного поля. Однако, суда конвоев №2 и №3, которым предстояло преодолеть гораздо более протяженную часть минных заграждений, шли под защитой своих тральщиков соответственно более продолжительное время. В результате, когда начались авиационные налеты, суда этих конвоев еще не прошли через заграждения и, уклоняясь от бомб энергичным маневрированием, выходили из протраленной полосы. При этом подорвались и погибли сторожевой корабль «Снег», транспорты «Балхаш», «Найссар» и «Эргонаутис», спасательное судно «Колывань».

Одновременно немецкие самолеты, в основном Ju88A, налетавшие группами по 3 – 9 машин, практически не подвергаясь опасности, спокойно атаковали и потопили транспорты «Папанин», «Ярвамаа» «Вторая пятилетка», «Колпаке», «Кронвальдис» «Алев», «Тобол», «Аусма», «Скрунда», плавучую мастерскую «Серп и Молот» и несколько других судов. Поврежденный транспорт «Люцерна» выбросился на камни у побережья Гогланда, транспорт «Шауляй» был приведен к Гогланду на буксире.  Как известно, из пришедших в Кронштадт транспортов было только одно крупное судно «Казахстан», получившее серьезные повреждения. Благодаря героическим усилиям экипажа, транспорт остался на плаву и дошел до Кронштадта. Все остальные крупные транспортные судна, на которых находилась значительная часть защитников Таллина, были потоплены, поэтому безвозвратные потери личного состава оказались очень велики. Самостоятельно и без повреждений пришли в Кронштадт плавбаза (бывший учебный корабль) «Ленинградсовет» и небольшое транспортное судно «Кумари».

По самолетам противника вели огонь немногочисленные зенитные орудия боевых кораблей, оставшиеся в непосредственной охране конвоев, и некоторых вооруженных транспортов, а также из пулеметов и винтовок красноармейцы, на них находившиеся. Естественно, такое прикрытие не могло быть эффективным. Однако, уничтожить боевые корабли сопровождения самолетам не удалось. Получила повреждения только канонерская лодка «Амугань».

Всего 29 августа самолеты Люфтваффе из 77-ой бомбардировочной эскадры KG77 и бомбардировочной группы KGr.806 (Ju88A), а также 4-ой бомбардировочной эскадры KG4 «Генерал Вефер» (Не-111Н) и 26-ой тяжелой истребительной эскадры ZG26 «Хорст Вессель» (Bf110 [48]) выполнили в Финском заливе 156 самолето-вылетов. Как уже упоминалось, 8-ой авиационный корпус, в состав которого входили эскадры KG4 «Генерал Вефер» и ZG26 «Хорст Вессель» был передан в июле из 2-го воздушного флота в распоряжение 1-го воздушного флота. Совместно с соединениями 1-го воздушного флота он осуществлял операции в интересах сухопутных войск группы армий «Север», бомбардировки Ленинграда, а также удары по объектам КБФ.

Характерно, что 29 августа немецкие самолеты редко и безрезультатно нападали на идущие в Кронштадт крейсер и эсминцы, не надеясь на эффективность таких воздушных ударов. Несколько раз пытаясь поразить «Киров», они отворачивали под воздействием заградительного зенитного огня, а все сброшенные бомбы падали на расстоянии 100–200 м от крейсера. Не удалась также воздушная атака группы из пяти бомбардировщиков, направленная против лидеров «Ленинград» и «Минск». На лидере «Минск» после подрыва на мине вышла из строя вся навигационная аппаратура и он шел в кильватер за лидером «Ленинград». Во время отражения воздушного налета один из Ju88A был сбит. Даже шедший самостоятельно с небольшой скоростью эсминец «Свирепый», который вел на буксире поврежденный и лишившийся хода эсминец «Гордый», смог отбиться от нескольких атак авиации и успешно дойти с «Гордым» до Кронштадта. Показательно, что ни один боевой корабль, даже не обладавший таким сравнительно сильным зенитным вооружением, как крейсер, лидер либо эсминец новой постройки, не был потоплен в те дни в результате авиаударов. все они оказались жертвами минного оружия.

Усилия германской авиации сосредоточились в тот день на более легкой добыче. При этом, получая с 8 час. 30 мин. радиограммы о тяжелом положении транспортных судов, командующий флотом только в 13 час. 15 мин. приказал эсминцу «Калинин» оказать помощь гибнувшим транспортам. Совершенно не владея ситуацией, Трибуц и его штаб даже не знали, что еще прошедшей ночью «Калинин», как и все эсминцы старой постройки, затонул, подорвавшись на мине.

Помимо упомянутого Ju88A, сбитого зенитчиками во время атаки лидеров «Ленинград» и «Минск», потери германских самолетов от огня зенитной артиллерии кораблей и судов КБФ за весь день 29 августа оказались сравнительно невелики – четыре поврежденных бомбардировщика Не-111Н.

После прохождения меридиана Гогланда и по мере движения далее на восток, корабли и суда могли рассчитывать на истребительное прикрытие. Однако, разбросанные на большом расстоянии друг от друга между Гогландом и Кронштадтом, они редко когда попадали под непосредственную охрану советских самолетов, барражирующих над восточной частью Финского залива. Все же летчики 61-ой истребительной авиационной бригады выполнили 29 и 30 августа по 59 и 54 самолета-вылета соответственно, причем лейтенант Максимов сбил в районе острова Сескар бомбардировщик Ju88A группы KGr.806, а пара разведывательных самолета МБР-2 из 15-го авиационного разведывательного полка самоотверженно вступила в бой с истребителем Bf110 эскадры ZG26. Если на Восточном Гогландском плесе, находящемся на самой отдаленной, западной периферии действия советской истребительной авиации, противнику удалось все же поразить пять судов, то восточнее этого района уцелевшие транспорты и вспомогательные суда потерь не понесли. Так что истребительное прикрытие все же действовало не без успеха. Однако, с другой стороны, справедливо возражение, что крупнотоннажных транспортных судов, за которыми охотились летчики Люфтваффе, на всей акватории Финского залива к востоку от Гогланда во второй половине дня 29 августа почти не осталось.

Из принятых на борт судов и кораблей почти 28 тыс. защитников Таллина погибло не менее 12  тыс. чел., хотя в официальной советской историографии называлась цифра в несколько раз меньшая. [49] Погибли также сотни краснофлотцев, командиров и моряков торгового флота из состава судовых экипажей. Следует, однако, оговориться, что точную цифру погибших установить довольно трудно. Тем более, точно неизвестно количество беженцев, принятых на суда и погибших в те трагические дни. Частое упоминание о 3 тыс. погибших гражданских лицах представляется явно преуменьшенным.

Тысячи защитников Таллина и членов экипажей погибших судов, оказавшись в воде, были подняты на борт кораблей и катеров. Спасательную операцию проводили заблаговременно сосредоточенные в бухте Сууркюля на острове Гогланд группа тихоходных тральщиков, а также сторожевые катера МО и вспомогательные суда, выдвинутые из Кронштадта навстречу прорывавшемуся флоту. Людей высаживали на Гогланд, а также остров Вайндло, однако, лишенные укрытий, они подвергались интенсивным бомбовым ударам и штурмовкам немецкой авиации, что привело к немалым потерям. При этом истребители ВВС КБФ, действовавшие 29 и 30 августа над Финским заливом, до Гогланда не долетали, поэтому немецкие самолеты действовали совершенно свободно. После прибытия в разное время в Кронштадт и Ленинград не все уцелевшие были учтены, тем более, большинство тут же вливалось в состав боевых фронтовых частей. Задача учета количества погибших и выживших защитников Таллина в то время не ставилась.

Всего прорывавшийся из Таллина флот из не менее чем 215 вымпелов, в том числе более 140 боевых, потерял 16 боевых кораблей и катеров (четыре эсминца старой и один новой постройки, две подводные лодки, три сторожевых корабля, канонерская лодка, два тихоходных тральщика, торпедный катер, два сторожевых катера МО) и 34 транспортных и вспомогательных судна. Следует добавить также, что из состава боевых кораблей многие были повреждены, причем эсминец новой постройки «Гордый» серьезно.

Количество потерянных транспортных и вспомогательных судов из вышедших в составе конвоев 75 ед., составило не менее 32 ед., но общее количество как вышедших с конвоями, так и потерянных было несколько большим. В начале перехода к конвоям присоединились десятки малотоннажных плавсредств различных ведомств (шхун, буксиров, мотоботов), не все из которых попали в представленные позже отчеты о составе конвоев и их потерях. Потеря почти всех крупных транспортных судов предопределила столь большие потери личного состава.

Попытка однозначно охарактеризовать результаты прорыва флота из Таллина обречена на неудачу и ни к чему, кроме малопродуктивных споров, привести не может. Если ограничить задачу этой операции вопросами спасения КБФ, то, несмотря на потери боевых кораблей, следует признать, что флот удалось сохранить и задачу эту, следовательно, выполнить. Замыслы врага, рассчитывавшего на уничтожение флота, важнейшего фактора сдерживания противника в районе Ленинграда и восточной части Финского залива, были, безусловно, сорваны. Однако, задачу по проводке конвоев успешно решить не удалось. Потеря почти всех крупных транспортных и вспомогательных судов, даже без ссылки на общее количество потерянных (32 из 75), и 12 тыс. погибших, количество которых было, вероятно, еще большим, однозначно говорит о разгроме конвоев. И тут КБФ потерпел поражение.

Несмотря на столь противоречивый результат, прорыв из Таллина, учитывая боевую обстановку, в которой он происходил, справедливо и навсегда вписан в историю отечественного военно-морского флота как одна из его героических страниц.

(Продолжение следует)


I. Приложения и примечания, II. Использованная литература -см. http://www.proza.ru/2010/11/08/889

Продолжение - см. http://www.proza.ru/2010/11/26/1318

Начало очерка - см.  http://www.proza.ru/2010/11/08/775