Рождённая легендой романтическая повесть

               
От автора Яны Юрьевой - "Эта книга является попыткой автора воссоздать чувства людей, живших в эпоху правления фараона Менкауры. Она об отречении от холода в сердце, а также о том, как, однажды, женщина сошла в этот мир богиней, возрождающей первозданное чувство, так похожее на непокорный свет луны, прорезающий ночь. Ничто не конечно, мы как птица феникс, которая возрождается снова и снова! Пути пересекаются, и мы не потеряем дорогу друг к другу, даже если нас разъединят бескрайние океаны!"


(ISBN 5-94162-048-9)

               

                Посвящается памяти моего
                доброго верного друга Дэя -
                без страха и упрёка



                Глава 1
               
                Любовь - в ней полная Луна
                Пронзает ночь и тьмы запрет.
                Кто верит в вечный свет любви,
                Той имя - лунная Бастет…
               

     Скажите, кто может представить Египет без вечно восхваляемого Нила?
     Река - так называли Нил древние египтяне. Могучие воды несут в себе жизнь столько лет, что люди не могут сказать когда же впервые они начали воспевать свою реку в божественных гимнах. Пески занесли города с гигантскими строениями, в глубину тысячелетий погрузились тончайшие подробности древней цивилизации, но Нил - всё тот же Нил и по сей день сохраняет жизнь тем, кто пришёл к нему и решил поселиться на его берегах.

                ***

     Я помню день, когда солнце удивлённо взирало на нас с неведомой высоты. А мы даже не чувствовали на себе его палящих стрел и не думали о том, что скажет на закате Атум-Ра*, когда пустыня окрасится в багряный цвет, но не от его прощального взора, а от нашей пролитой крови. Звон смыкающихся в неистовом гневе лезвий мечей, раскалённых от самых рукояток жаром  горящих в бою рук, оглушительные удары копий о щиты, отвратительный хруст и пронзительные крики смешались в одном сражении на восточной границе Кемет*, в песках Аравийской пустыни. Я видел их глаза. Они утратили в тот день другое своё имя - «отображение души». В них не было и намека на душу. Дикий блеск глаз становился ещё более одержимым, когда встречался с таким же жаждущим крови огнём. Скользкие, покрытые жаром и пылью тела сильных людей были столь уязвимы, что приходилось идти прямо по ним, чтобы вновь сразить того, кто сталкивался со мной одним лишь случайным взглядом. Так поступали тысячи воинов, которые сошлись в тот день среди песчаных холмов под жадным взором Сахмет*. Мы защищали нашу священную землю.
     - Неджем, сзади! - успел лишь крикнуть Харататеф, мой друг, не упускающий  меня из виду.
     Что-то толкнуло  в сторону, и в одно мгновение я вонзил свой меч в озверевшего кочевника, уже занесшего надо мной боевой топор. Но где Харататеф? Я прорубаю себе дорогу к нему.
     - Харататеф! - пронзительно кричу я, продолжая орудовать мечом. Что-то блестит внизу под измазанным грязью огромным телом кочевника. Длинные волосы врага нависли над распростёртым телом Харататефа. Дикарь пытается сорвать с шеи воина золотое ожерелье - отличие  военачальника над легионом тяжёлой пехоты. Вся боль моя подступила к самому горлу, и я, обезумев от гнева, бросился на врага. Он легко отбросил меня, недовольно зарычав, как зверь, у которого отняли добычу, и начал размахивать над своей головой тяжёлым бронзовым шаром, прикованным к цепи. Извернувшись, я оказался недосягаемым для него, потому что мой острый меч, как смертельная игла, быстро и безвозвратно поразил его в самое сердце.  Я оглянулся на Харататефа… Он уходил в царство Сахмет… Пустыня не имеет жалости, сегодня она получила новые жертвы… Я наклонился над ним, его глаза были устремлены в бесконечное небо, я даже видел в них, как проплывают облака где-то там!.. Я поднял взор в небеса. Гор* кружил над нами, выписывая круги, поднимаясь всё выше и выше. Сегодня я потерял друга…

         
                ***

     Ты стоишь гордо, как неприступная крепость, весь из белого камня - город сказок и легенд. Но ведь ты был, и за этими стенами благоухала жизнь, здесь раздавались голоса людей, которые чувствовали так же как и мы сегодня, хотя и называем их  древние египтяне.
     Что происходит с тобой, Мемфис*?  Обычно степенное в своей чрезмерной роскоши  прекрасное обиталище* не удивит оживлением и людьми с такими счастливыми лицами. Ты смотришь и видишь среди них тех, кто так гордится своим медным цветом кожи, у кого на груди золотые ожерелья, а запястья украшают браслеты, кто держится с достоинством и не может открыть своё сердце для беспредельного счастья.  Но всё же здесь больше искренне улыбающихся людей, чью медную от рождения кожу безжалостно опалило знойное солнце Африки. Вглядитесь в их лица, все они разные - те, которые смотрят свысока, знают будущее и станут загадкой для далёких потомков, и те, которые живут этой минутой, создавшие своими руками то, что позволило другим войти в бессмертие истории.
     С трудом пробравшись сквозь бесконечно взрывающуюся радостными криками толпу, мы видим, как египетские воины горды и благодарны Сахмет - львиноголовой богине войны, что она была  великодушна и оставила их у берега жизни, а потому в тех глазах уже нет крови и гнева.
     Распростёртые крылья стремительной зоркой птицы над священной землёй - высота и свобода. Её короткий пронзительный крик, как неотвратимость судьбы, он заставляет нас поднимать свой взор в небеса. С высоты полёта сокола можно было представить, что эта движущаяся колонна воинов и есть древняя чёрная земля - Кемет. Воины идут ко дворцу, впереди - лёгкая пехота, вооружённая луками, пращой* и дротиками, не имеющая надёжного защитного облачения и покрывающего грудь и запястья золота. Пыль и песок пустыни покрывали их израненные ноги. Не приближаясь слишком близко к блистающему дворцу фараона, они остановились, раздвинув  колонну, и освободили дорогу другим воинам. Это тяжёлая пехота - хорошо вооружённые аристократы, свободные египтяне, приближённые спутники правителя. Через каждые двенадцать шагов они поднимают щиты с заострённым верхом и с достоинством бьют о них копьями и короткими мечами. Но вот от войска отделяется только один человек, и фараон  узнаёт того, чьи золотые от рождения волосы были даром самого солнца. Это Неджем.
     Лучшего полководца давно не знали в Кемет. Рождённый от белокурой чужеземки, Неджем чувствовал, как в нём бурно смешались в две непримиримые стихии - горячая безудержная кровь Африки и прохладная свежесть неведомой северной страны, откуда родом была его прекрасная мать, о красоте которой он так много слышал, но почти не помнил её лица, а только тепло рук. «Поспешность во всём, ведь жизнь даётся лишь раз. Завтра может быть пустотой, ничем. Сейчас и сегодня, и только так», -  эти законы вели его по жизни. Любовь и ненависть всегда боролись за первенство в окружении Неджема. И он не страшился ни того, ни другого. Любимец судьбы, он не ведал сомнений, и в его двадцатую весну плечи и грудь украшало бесценное ожерелье с символом царской власти - подарок самого фараона.
     Сияющие глаза Неджема не могли оторваться от того, кого называют правителем Верхней и Нижней земель Кемет. Для Неджема этот человек был самым дорогим после смерти отца.
     Божественное лицо фараона - как прославление Осириса*, не раз коснулись усталость и печаль. Менкаура - пятый в своей династии правитель Кемет и первый, кто имел зеленоглазую дочь, единственную наследницу Иби. Как великолепен был фараон! Его царственный головной убор сверкал с такой ослепительной силой, что казалось, в нём поместилось целое солнце, живо играющее своими лучами на фоне дворца. Его точные геометрические формы - свидетели строгих неотступных правил египетской архитектуры. Строители  возвели дворец на высоком холме и выложили из лучшего белого камня, привезённого из каменоломен Медума. И этот белый цвет, а также многочисленные колонны облегчали тяжесть колоссальной постройки, которая отражалась в священных водах Реки, качаясь в них чудесным видением и задавая времени вопрос: «Пребудет ли столь прекрасное отражение здесь, в этих водах, вовеки или лишь чьё-то воображение возродит этот образ на миг когда-нибудь?» Неджем ещё несколько мгновений смотрел перед собой на это великолепие. Он так долго был лишён всего этого.
     - Приветствую тебя, Неджем - избранник Сахмет! Я вижу в тебе опору, - фараон приблизил к себе молодого полководца и надел ему на левое запястье браслет с изображением кобры. - Твой отец, мой друг Рахотеп, мечтал о сыне - полководце, он видел тебя сильным и благородным. Сегодня ты стал таким.
     Неджем смотрел на правителя обеих земель и чувствовал присутствие чего-то нового между ними.
     - Скоро всё станет иным, Неджем, мы все станем другими. Идём. Я должен открыть тебе это, - тихо произнёс Менкаура.
     Музыка систра* и арфы сделала его слова почти неслышными. Фараон повернулся лицом к дворцу и пошёл вперёд по устланной пальмовыми ветвями дороге. Тяжёлые резные двери главного входа медленно открывались всё шире при каждом новом шаге правителя. Из них выходили одна за другой юные, тонкие, как ивовые ветви, поющие рабыни, сплошь украшенные белыми лилиями в знак великой печали по павшим воинам, тем, что остались в песках Аравийской пустыни. Оглядываясь и кружась, они взмахивали точёными руками, выражая отчаяние, и пели дивными голосами:
                Не ищи его, не зови его!
                Он ушёл за той, что охотится.
                Цвет Сахмет - песок,
                Львица как судьба
                Имя назвала в звёздные врата…
     Войдя в тёмный коридор, Менкаура пожелал остаться наедине с Неджемом. Фараон ждал воина с победой, но то, о чём он спешил поведать ему, тревожило сердце не меньше, чем война с кочевниками.
     При дворе много лет жили догадками: где находится царевна Иби? После смерти Рахотепа об этом знал только Менкаура. В великое изумление пришли жрецы, когда фараон одним знаком отпустил их и велел закрыть двери. Менкаура опустился на трон, с грустью всматриваясь в лицо Неджема.
     «Надежда превращается в веру, когда не может быть иного выбора, - думал он. - Должно быть только то, о чём стучит твоё сердце. Сказать об Иби, но всё иное удержать. Лишь я сломал в себе жажду мщения. Но сможет ли он? Я вижу Неджема будущим правителем Кемет и, зная страсти, которые не умолкают в его груди, не вправе говорить о том, что станет потом губительной слабостью».
     - Подойди, Неджем, и сядь со мной рядом, - спокойно произнёс Менкаура. - Я обещал открыть тебе то, что очень скоро случится. Я не знаю точного дня, когда мир Кемет станет иным, но, вижу, и ты почувствовал это.
     Неджем опустился на высокую ступень у ног фараона. Менкаура с отеческой нежностью посмотрел на него и не смог удержаться от          прикосновения к голове Неджема.
     - Твои волосы - дар самого солнца и синеглазой Ахет, - Менкаура ласково гладил по голове затаившего дыхание Неджема.
     Его волосы и впрямь были необыкновенны. Из-за отражения горящего в центре зала огня они лучисто перебирали в себе тёплый свет. Неджем поднял свои чёрные, как ночь глаза и грустно свёл такие же чёрные изогнутые брови в немом вопросе.
     - Послушай, Неджем. Много лет назад, когда я и Рахотеп были молоды, как ты теперь, случилось то, что скоро станет живым воплощением будущего. Тогда мы вернулись из Ассирии, слава сопутствовала нам, но дороже неё для нас были две белокурые красавицы. Та, глаза которой поражали своей синевой, была твоей матерью, её звали Ахет. А другая… Она стала моими мыслями, моей мечтой, она имела глаза цвета зелёной равнины после времени дождей. И вскоре я сообщил при дворе, что моей единственной супругой и царицей Кемет станет зеленоглазая Хетера. Я был уверен и горд, как ты сегодня, и не желал знать о недовольстве жрецов и вельмож. Через два года у нас родилась дочь, и мы нарекли её Иби*. Мы назвали её так потому, что она родилась как чистота любви, иной причины не было в том рождении. Мы звали девочку именем сердца полнолунной богини Бастет*. Но Хетера ушла так же рано, как и твоя мать, - Менкаура заметил, как при упоминании об этом Неджем опустил свой взгляд и плотно сжал губы. - Ты думаешь о тех слухах, что перебрали все вокруг?
     - Но разве не жрецы Атум-Ра повинны в их смерти? - сверкнув глазами, спросил Неджем.
     - Ты думаешь, я не сумел бы расправиться с виновными, зная наверняка, что случилось в тот день? Нет, Неджем, я не знал и сейчас не знаю, почему они ушли, не успел показаться на небосводе Осирис. Почему они переселились на западный горизонт*? Кто теперь ответит на этот вопрос? Фараоны не вправе гнаться за призраками. Мы должны думать о живых и о царстве Ориона*, которого призваны прославлять. Я говорю тебе «мы». Ты понял смысл того, что я вкладываю в это, Неджем?
     - Я понимаю, правитель. Предназначение фараона велико, но жизнь дана таким же отрезком времени, что и всем другим.
     - Да. Вечная жизнь - там! Далёкие звёзды! Но есть ещё и этот мир, и мы - его часть, а время не даёт возможности вернуться назад… - при этих словах голос Менкауры дрогнул. Немного помолчав, он вновь заговорил, проникая в сознание Неджема каждым своим словом.  - В давние годы я, Рахотеп и Шер - придворный морской торговец узнали страну со странным названием Хараппа*. Я доверил Иби преданной рабыне-кормилице и верному Шеру и отправил их под покровом ночи в те далёкие земли. Я не мог поступить иначе. Великое строительство в Ростау* отнимало меня всего, и я не стал бы надёжной защитой для Иби. Теперь пришла семнадцатая весна с того дня, как она вошла в этот мир, и она должна вернуться, я взываю об этом ко всем богам!
     - Иби изменит наш мир, - задумавшись, произнёс Неджем. - Каким он будет? - устремляя взор на пляшущие языки пламени, задавал он вопрос невидимому времени. Встрепенувшись, он расширил глаза на миг от удивления. В светящемся огне ему почудились красивые очертания чёрной кошки. Она сверкнула глазами. Но то были неописуемые в своей красоте глаза красивейшей женщины вечного подлунного мира.

               
                Глава 2


                Нас соединяют даже облака…


     Вы замечали, как меняется небосвод к вечеру, когда солнце ещё не зашло, но уже опустилось низко-низко над горизонтом? Небо откуда-то берёт все краски, какие только могут существовать. Так было и в тот день…
     Солнце постепенно превращалось в огромный оранжевый диск, и чем больше он становился, тем опускался всё ниже и ниже. А небо было таким разноцветным - тёмно-жёлтое пространство постепенно розовело, преображалось и приобретало огненно-красный цвет, который отражался во всём, что покрывало землю, а маленькие дымчатые облака уходили в неописуемо - прекрасную бирюзовую даль.
     Меркор наблюдал заход солнца, его глаза блуждали по небу, как будто искали что-то. Он сам не узнавал себя. Верховный жрец храма Себека* - божества, одно упоминание о котором приводило в панический страх любого, Меркор ищет в этих облаках, уходящих далеко-далеко, что-то неведомое ему самому, то, чего он ещё никогда не знал.  Суровый взгляд жреца боролся с окружающей красотой. Её он избегал ровно тридцать лет, с самого рождения. Меркор знал, что красота - всего лишь мираж, значит, ничто. Он хотел в это верить. Ведь сам Себек - божество, которому он служит, - признаёт только силу, слабый становится его жертвой. И вот Меркор вздрогнул, словно проснувшись, он старался скорее прогнать это видение, только что связавшее его по рукам и ногам. Сейчас ему остаётся вернуться в храм и спуститься в тёмные лабиринты. Холодное подземелье - вот его обиталище, к которому он уже привык. Меркор обернулся, и его глубокие чёрные глаза встретились со взглядом, лишенным всяческих чувств. Такой взгляд таит в себе какую-то опасность, ведь в нём нет ни искорки любви, ни гнева, он пронзает насквозь, как бы и не замечая тебя, но это только видимость. Хорти видел всё, он давно стоял за спиной Меркора и молча наблюдал за ним.
     - Ты давно здесь, Хорти? - в каком-то странном даже для себя самого замешательстве спросил Меркор.
     - Жрецы ждут тебя, раньше ты не позволял себе опаздывать.
     - Не забывайся, Хорти! - сумев вернуть самообладание, Меркор вернул себе и чувство превосходства, которое никогда не покидало его.
      Он пошёл дорогой, идущей вдоль песчаного берега. Другой жрец шёл следом, изредка посматривая в сторону тростниковой топи. Для восприятия окружающего Хорти редко прибегал к зрению, Себек наделил его острым чувством слуха, и для того, чтобы узнать о расстоянии, на котором он уловил всплеск воды, жрецу не приходилось оборачиваться. Вскоре жрецы были у стен, имеющих безжизненный тёмно-серый цвет. Ворота храма всегда открыты - кто решится войти сюда и спуститься в тёмные лабиринты, один из которых может привести прямо к Себеку? Верхние помещения не таят в себе опасности, и тот, кто побывал здесь не, в силах забыть запаха болотной сырости, чувства ужаса, давящего на сознание человека - не служителя этого храма. Меркор прошёл через длинный коридор, в конце которого совсем не проникал свет. Хорти зажёг факел и стал освещать дорогу, ведущую вниз, за весь путь он не проронил ни слова. Много раз лестничный спуск сменялся покатым полом, исписанным загадочными знаками, понятными обитателям только этого храма. Несколько раз Меркор останавливался, проверяя печати на дверях помещений, встречающихся на пути вниз. Наконец, жрецы подошли к комнате, откуда в коридор проникал яркий свет. Меркор вошёл в сильно освещённое помещение, единственным украшением которого были развешанные на стенах многочисленные светильники, а в центре стояли двенадцать каменных кресел, расставленных полукругом. На этот раз Меркора ждали два человека. Один из них почтительно встал. Это был жрец, помогавший Меркору в проведении обрядов храма. Лицо Семи всегда какое-то странное, почти потустороннее, с большими холодными глазами, в которых были огромная преданность и почитание Меркора. Другим был Тени - верховный жрец Атум-Ра. Он даже и не подумал встать. Меркор ненавидил это самодовольное, вечно потное лицо, на котором  глаза, губы - всё изображало презрительную, чуть уловимую улыбку.
     - Мы очень долго ждали тебя, Меркор, - сказал Тени своим обычным, почти смеющимся в лицо голосом. Как оскорбительно, ведь это рыхлое тело считает его ничем в сравнении с собой, оно нагло смотрит ему в лицо и смеётся.
     Меркор и раньше встречал самодовольные лица, и к ним не испытывал ненависти, но Тени… А потому он знал: «Нет, я не стану мириться с этим. Потом, позже, настанет мой час, и ты не будешь сидеть, когда я стою, а пока сиди…»
     - Мы все чего-то ждём, появления Ра* или Осириса. Себеку тоже иногда приходится долго ждать свою жертву, - бархатными звуками произнёс Меркор.
     Обладай Тени более острым слухом, он бы уловил мелькнувшую тень в голосе верховного служителя Себека, но только всё слышащий Хорти смог понять до конца произнесённую фразу.
     - Наверное ты догадался, Меркор, что здесь я не случайно? - Тени полностью расслабился в кресле. Откинувшись на спинку, он выглядел огромным беспозвоночным существом, влажным и скользким на ощупь. - Меня беспокоит многое. Два дня назад я вернулся из Мемфиса - столица ликовала. Конечно,  победа в длительных сражениях с кочевниками. Теперь границы Кемет могут отдохнуть. Но наш фараон… Вот что меня насторожило. Раньше он не был таким взволнованным какой-то тайной радостью. Нет, не победой в сражении, чем-то другим. Все эти дни я размышлял, что является тем, отражающимся в новом радостном и взволнованном лике Менкауры. Ведь улыбка стёрлась с его лица, когда царица Хетера, эта безродная чужеземка, отправилась в страну теней, а потом исчезла его дочь. Я думаю, что мы напрасно радовались, когда решили, что Менкаура не оставит наследника. Всё время я жду того страшного дня, когда объявится царевна и наши планы рухнут, как ненадёжная песчаная крепость.
     Меркор не дрогнул, он холодно смотрел на горящий алыми языками пламени факел.
     - Придётся позаботиться о царевне, мы не можем надолго разлучать её с матерью! Ведь об этом ты хочешь сказать, Тени, но, как всегда, выбираешь другие слова, выжидая, что главное произнесёт кто-то другой? Разве ты перестал говорить от имени Гора? - Меркор не обладал жалостью, его сердце не обжигала любовь, ведь и его самого, как он думал,  никто никогда не любил. В детстве он сильно страдал, как и всякий ребёнок, лишённый ласки и любви, но со временем он полностью ушёл в себя и наглухо закрыл своё сердце для нежности. Меркор возненавидел красоту и принимал только силу разума, а ещё и власть.  Тени же, совершив коварное зло много лет назад, и по сей день  боялся кары богов. Даже почитаемые Атум-Ра или Гор и те не радовали его взор, и во имя своего спасения он готов был на новое зло. Извечное чувство страха было верным его спутником, но хитрость гиены всё же держала верх. Да, он обращался к Гору с извечным вопросом о власти. Но знал, что бог солнца не даёт ответа  тем, кто измарал своё сердце в грязи.
     - Твои слова словно бальзам, заживляющий раны сомнений и придающий силы уверенности, - произнёс Тени. - Но меня омрачает ещё одно. В последнее время всё чаще я слышу имя Неджем. Этот полководец молод и полон сил и добрая слава о нём разносится далеко за пределы Мемфиса. Богини Маат*, Сахмет и Хатхор* наделили его многими достоинствами.  Но всемогущая Исида*!.. Как могла она подарить такого сына чужеземке? Он вырос в недоверии к жрецам. Рахотеп - его отец - завоевал все помыслы своего сына Неджема, потому что сам был отступником веры. Он не приносил дары храмам и богам и позволил опутать себя колдунье, которую привёз на горе нашим древним обычаям. А после её смерти не мог найти себе места и, обвиняя жрецов храма Атум-Ра, пытался выяснить истину. Безумный! Видимо сама Маат вела его за руку! - сквозь зубы проговорил Тени.
     - Твои слова звучат так, будто ты сам причастен к смерти Хетеры и Ахет. Ведь уже тогда ты был верховным жрецом Атум-Ра. Я слушаю тебя, Тени!
     Лицо Тени вмиг исказило недоброе предчувствие. Конечно, он понял, что Меркору рано или поздно станет известно всё: «Что ж, пусть он узнает обо всём потом, но не сейчас, слишком опасно выдавать своё уязвимое место тому, кто является более ловким хищником».
     - Ты ошибаешься, Меркор, мне мало что известно о том событии, но сильное приближение Неджема к фараону для нас нежелательно, - протянув последнее слово проговорил Тени. - Когда я вижу светлые волосы Неджема, то знаю, что они принесут ещё много, много бед!.. А если вернётся дочь фараона, то единственным, кто достоин царевны и престола, будет он же - Неджем. Всё это станет причиной крушения наших надежд! Много лет мы готовили дочь Хорти как будущую царицу. Менкаура мог бы жениться на Нофрет, а мы будем содействовать этому, и чем скорее свершим задуманное, тем меньше опасности…
     Меркор едва сдерживал дикий смех, который готов был вырваться из глубины его души. И только красивые глаза жреца вдруг вспыхнули тем недобрым блеском, когда охотник почти настиг свою жертву и готов пустить в неё оружие. Тени же, ведомый чрезмерной уверенностью в себе, думал о том, как легко достигнет он своей цели, применяя лишь собственную хитрость и гибкий ум презираемого им Меркора. Но как непредсказуема бывает жизнь! Иногда мы годами преследуем единственную цель, но вдруг происходит такое… Забывается всё, и мы слепо идём за тем, о чём даже и мечтать не могли.


                Глава 3          


                Когда в голосе слышны звуки
                солнечной флейты, а взгляд
                неотвратим как судьба, не
         противься, ведь в том сила природы!


     Прошло семнадцать лет, как к пристани Гааштра причалил корабль с ярким красным парусом, и на берег сошли люди с медным цветом кожи. В руках женщины был свёрток. Так Иби, оберегаемая руками Патет, вошла в знойное дыхание древней Хараппы и немедленно выказала своё царственное недовольство пронзительным плачем. Вот так, бегством во имя жизни началась жизнь той, трогательная легенда о которой сохранилась на долгие века.
     Если пройти сквозь прохладную рощу, говорящую лёгким шёпотом качающихся величественных пальм, ты почувствуешь, как ветер легко, как бы играя, касается тебя, нежно гладя и целуя, заставляя почувствовать в себе всё совершенство человека. И становится ясным как день, отчего Шу - божество ветра и света - был отделён от богини Тефнут*. Соблазнитель, он и паря над землёй не утратил своего притяжения. За пальмами пред тобой предстаёт розовеющий, словно божественный лотос, огромный, но хрупкий и воздушный настолько, что кажется качающимся и парящим, всегда окутанный мистическим ароматом  дом гуру*.
     Нежно звучащая музыка серебряных колокольчиков вмиг превратила жизнь ступивших сюда египтян в долгую сказку истинной любви.
     Шер передал послание от Менкауры, где говорилось всё о зеленоглазой девочке. Через семнадцать лет он просил о её возвращении в Кемет. Гуру помнил двух молодых воинов, впервые посетивших Хараппу и решивших никому не открывать дорогу в эту страну, как бы предвидя своё будущее.
     Семнадцать раз прошло время муссонных дождей, и вот Иби стоит под пальмами. Её лучистые  глаза светятся ожиданием прекрасного, красивая гордо поднятая головка несёт роскошь таинственного водопада чёрных волос, фантастично тонкая талия, волнующая грудь - очаровывающая юность, но никому не известно и даже ей самой, сколько силы и храбрости таится в её нежной душе.
     «Не торопись! Придёт день, когда ты сделаешь этот шаг навстречу тому, кто ждёт одну тебя в целом мире! Ты - дитя природы и не думай, что разум - твой верный проводник в мир желанного счастья, слушай голос сердца. Ты знаешь, что оно призвано любить, не убивай его холодом своего рассудка. Позволь ему болеть и умирать от счастья, поверь - оно не погибнет», - слышала Иби в пальмовой роще чей-то сладкий голос. Она пошла навстречу ему. Два жёлтых глаза блеснули в полумраке густых зарослей. Большая чёрная кошка гордо стояла там, смотря прямо на неё. «Полная Луна - прекрасна! Но она меньше любви. Луна - её сердце!» - произнесло вновь таинственное животное, проникая своими узкими зрачками в сознание Иби.
     - Бастет, ты предрекаешь мне любовь, - откликнулась она.
     - Я предрекла её в день твоего рождения, моя Иби, моё сердце! Дотронься до моей мягкой шерсти. Ты почувствуешь, что значит быть мягкой и сильной, что значит быть такой.
     Иби протянула руку навстречу красивой кошке и дотронулась до её дивной шерсти, почувствовав, как под ней жаром пылает сила нежной гибкой богини. Бастет уходила в даль качающихся длинных теней, она уходила не оборачиваясь, предрекая этим их новую встречу. Иби смотрела вслед уходящей в мир богов чёрной кошке, пока не растворилось её очертание, подарившее чёткую грань, соединяющую воедино силу и слабость как совершенство. Иби слегка вздрогнула от возникшего за её спиной голоса Патет, её кормилицы.
     - О чём грустит моя Иби, чем успокоить тебя, моя зеленоглазая девочка? Я вижу, ты ещё не простилась со своими пальмами, но в Кемет они тоже есть. Ты увидишь и полюбишь их. Будущее принадлежит тебе, притяжение твоих глаз велико, и в этом огромная сила! Время свидетель тому. Я помню, - задумавшись, произнесла Патет. - Ведь прошлое когда-то было настоящим.
     Иби оглянулась. Солнце недавно взошло, кругом царили манящая прохлада и свежесть, и она, как всегда, чувствовала, что шелест и дыхание пальм принадлежат её дыханию, она умела стать с ними единым целым, раствориться в этой неге и стремительно мчаться, а потом припасть к одному из деревьев и вот уже она  принадлежит этой природе, а природа всецело принадлежит ей. Так было - Иби и всё живое вокруг, как два крыла одной птицы, что-то невидимое связало их навечно. Она приложила ладонь к шероховатому стволу, ощущая в нём присутствие жизни.
     - Мои красавицы! Вы столько лет пленяете своей красотой каждого. Искусству пленения сердец не научиться. Рождённая велением ветра, луны или солнца, сама не ведает о том, что в её взгляде. Но сердца летят навстречу, как мотыльки на пламя. И тот, кто хотя бы издали смог увидеть, обязательно придёт. Я буду помнить. И вы не забудете, я знаю, и тогда мы, может быть, увидимся вновь!
     А пальмы качались, соглашаясь с Иби, и опять что-то нашёптывали ей. И вдруг, среди этой прохлады руки Иби коснулось что-то тёплое и немного шершавое.
     - Ка! - произнесла она, мгновенно откликаясь.
     Собака Иби старалась всегда дотронуться, уверенно лизнув её руку или доверчиво дотрагиваясь  прохладным носом. Этот большой и красивый пёс какой-то особенный. Его гладкая чёрная шерсть имела благородный блеск, а на солнце она становилась иссиня-чёрной, переходя на высоких стройных, но сильных лапах в пятна шоколадного цвета. Красивая вытянутая морда собаки могла вмиг ощериться, блеснув мраморными клыками, но умные глаза говорили: «Не забывай, я всё знаю о тебе. Я её страж. Ничто не бывает случайно». Его звали Ка. Для Иби он был не просто другом, он был её братом  и воплощением добра в ином мире, её ка*. Она с большим почтением приносила дары фигурке Анубиса - богу собаке, охраняющему врата между земным и иным миром, богу, принимающему и хранящему в себе лучшие из достоинств человека. Иби знала, что нет преданней этого существа, уж оно не предаст, не упрекнёт и всё простит, но это всепрощение принадлежало только ей.
     Тончайшая фигурка Иби мелькала среди пальм, а рядом с ней бежал огромный чёрный пёс. Она спустилась по тропинке, ведущей вниз, и оказалась на острове мечтаний. Позади и где-то вверху были пальмы, а перед ней возвышалась, поражающая воображение роковой высотой скала. Она окружала весь остров мечтаний, и с высоты её, с отчаянной радостью, бросался вниз, к самым ногам Иби, могучий водопад. Там, вверху он был  из многочисленных ручейков, но уже в полёте они росли и превращались в неприступную, подавляющую дух стену. И не видно было каменных выступов, а только отражающийся ослепительный свет, который в конце разбивался на тысячи хрустальных капель, растворявшихся затуманенным облаком. Сегодня остров прощался с Иби, природа была неповторима. Настороженная, она прислушивалась к внутреннему голосу дочери фараона и страдала вместе с ней. Птицы попрятались в листве деревьев и замолкли, и только водопад по-прежнему падал к её ногам и пропустил сквозь свои воздушно-водные косы невесомую радужную ленту. Иби легко перепрыгивала с камня на камень, потом  забралась на огромный валун и безотрывно смотрела на радугу. Издали девушка выглядела фантастичным изящным существом, парящим в бурном горном потоке. Здесь она почти и не чувствовала себя, а только слышала, видела, ощущала всё окружающее, родное ей.
     Был уже вечер, когда Иби возвратилась домой. Она поднялась по высокой лестнице и вошла в зал. Её мгновенно окутало сладкое благовоние, такое тёплое, кружащее голову почти до обморока. К потолку было подвешено множество колокольчиков. Если тронуть один из них, начинали звенеть все остальные, ударяясь друг о друга, и тогда вокруг разливался дивный звон, он летел над пальмами и растворялся в море.
     В центре зала сидел статный человек, спокойный и мудрый. Его седые волосы спадали на плечи, а глубокие темные глаза хранили воспоминания как начало пути. Сейчас, пока Иби ещё здесь, он думал только о том, что будет. Потом, когда она навсегда оторвётся от берегов Хараппы, он станет вспоминать её и будет жить лишь прошлым.
     - Гуру! - слабо позвала Иби. Её красивый грудной голос был полон нежности и любви к своему учителю. Девушка подошла и села у его ног. Он положил руку на голову Иби и начал всматриваться в её лицо, стараясь определить будущее. Краски перемешались в глазах гуру. В его видении было много багряного, этот цвет начинал темнеть, превращаясь почти в чёрный, как вдруг вспыхнул один ослепительный свет, всё остальное исчезло.
     - Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Иби. Мне тяжело расставаться с тобой, но это время настало. Ты вернёшься туда, где нужна не меньше, чем здесь. Я в тревоге, ведь тебе предстоит большой путь домой, и я спокоен, ибо ты сильна знаниями.  Иби, ты принадлежишь другим обычаям и поклоняешься иным богам, а добрая Патет вскормила тебя грудью Кемет. Ты знаешь заклинания ваших богов и их тонкие аллитерации*, вселяющие смятение в души даже самых храбрых из людей. Это всегда будет с тобой Иби, потому что ты дочь великих предков, ты равная им. Вокруг тебя яркий свет силы, славы и власти. Ты сильная, Иби! Ты даже сама не знаешь, какая ты сильная! Но человеческая сила берётся из счастья, поэтому будь счастливой, даже когда все хотят видеть тебя несчастной. Тогда к твоим ногам ляжет с покорностью всё, чего ты только пожелаешь.
     Было уже поздно. Солнце за день до того раскалилось, что к вечеру стало бледным пятном, проложившим к себе, усеянную золотом дорожку на фоне жёлтого неба и зеленоватых облаков. Тишина распространилась повсюду, и только два голоса звучали здесь. Гуру и Иби, они должны ещё о многом поговорить, а времени оставалось так мало. Сейчас было всё, как прежде. Иби находилась в окружении тех, кого любила. Гуру, как всегда, говорил необычайно проникновенным голосом о чём-то добром, а у ног девушки лежал благородный Ка, преданно заглядывая в глаза своей повелительницы. Иби встала, подошла к окну - таинственная ночь окутала всё вокруг. Она смотрит на эти бесконечные мерцающие звёзды, на чарующую Луну, вдыхает свежесть лёгкого ветра, слышит сказочно-пугающее вскрикивание павлинов в парке. И цветы, и пальмы, и звёзды, и луна нашёптывали одно только имя - «Иби! Иби!..»
      А утром следующего дня она шла с Патет к пристани, где их ждал корабль, красный парус которого отражался в море. Теперь Иби не прятала своих слёз, они слепили её, и она почти не видела дороги. В этих слезах были и тоска, и возмущение, и покорность, однако она продолжала свой путь по размытой печалью, затуманенной дороге. Патет безмолвно ступала следом. Что она могла сказать в утешение? «Только время залечит эту рану и то, может быть, - а ещё она взывала к богам Кемет. - Пусть Осирис возродит в тебе радость, моя девочка, подобно тому, как воскрешает природу». Патет часто заглядывала в глаза Иби. Конечно, она будет ей помогать  не забыть, как-то смириться, полюбить, а если и не полюбить, то хотя бы привыкнуть к новой жизни, к родине, которой поневоле пришлось лишиться.
     Воздух уже прогрелся. Утренняя, чуть истомная жара легко покачивалась на спокойной тёмно-изумрудной поверхности моря. Самые разные корабли причаливали здесь, но каждый раз особое внимание доставалось тому, который имел странную форму, напоминавшую огромную рыбу, высоко поднявшую хвост с мощным плавником. Иби взошла на корабль. Среди мелькающих моряков она увидела Шера. Иби знала и любила его. Он приходил все эти годы и приносил новую легенду или просто историю о той стране, откуда только что вернулся, а ещё украшения из редчайших камней, и любимым для Иби было ожерелье из чёрного жемчуга, который, по словам Шера, доставали с огромных глубин. Он рассказывал об этом множество историй. Не каждый может добыть чёрный жемчуг: одни не в силах опуститься на большую глубину, другие боятся акул, часто встречавшихся в этих местах. Иби любила видеть в отражении, как оттеняет жемчужное ожерелье её зелёные глаза. Но сегодня Шер увидел в глазах Иби такое, что его сердце наполнилось глубоким сочувствием к обожаемому созданию. На него смотрели две бездны, таким он иногда видел море в сумерках. Шер осторожно дотронулся до тонких пальчиков Иби.
     - Я чувствую твоё горе, Иби. Ведь и я ещё помню… Я очень давно покинул Кемет и знаю что такое любовь и привязанность к человеку. Но человеческая душа способна многое преодолеть.
     Спустя время, когда судно, качнувшись и ощутив свободу, вышло в море, раздался печальный вой собаки. Огромный пёс встал передними лапами на корму корабля и, вглядываясь в даль, протяжно выл. Иби обняла Ка за шею. Два разных существа - человек и животное прекрасно понимают друг друга. И как хорошо, что человек может просто обнять своего лучшего друга и выплакать всё, о чём он страдает, а собака поймёт и будет рядом, боясь вздохнуть лишний раз.
     Шли дни - длинные, бесконечные. «Не может быть, чтобы разлука стала вечной!» - шептало  море. Иби наклонила голову и посмотрела вниз,  необыкновенно широко раскрыв от удивления глаза. Ведь море так быстро меняет свой цвет. То оно какое-то тёмное, не пропускающее свет в свой таинственный мир, то начинает сверкать зелёными и синими огоньками от легчайшего дуновения ветра. Иби всматривалась пристальнее, она пыталась представить, что же там в глубине - на самом дне.  Её мечтательное воображение представляло роскошные ветви кораллов разных причудливых форм, а под ними везде раскрываются раковины, и в них просыпается жемчуг. Разноцветные водоросли, тянущиеся  вверх к солнцу, прячут в своих зарослях морских ежей, звёзд и коньков, косяки рыб проплывают совсем рядом. Голос Шера заставил девушку оглянуться.
     - Тебе понравилось море, Иби? Да и кому оно может не нравиться?! Для меня это - родная стихия, то, где я живу. Но иногда… у меня появляется страстное желание ступить на берег… - глаза Шера мгновенно потемнели.
     - Шер, - отозвалась Иби, - скажи, что ты сейчас видишь?
     - Кемет и невероятно красивую женщину, стоящую на высоком берегу, а на руках у неё… - Шер поднял лицо к небу, и глаза его ярко вспыхнули.  Вздохнув, он улыбнулся. - Если Исида будет к нам благосклонна и избавит от непогоды, пройдёт не так много времени, и ты ступишь на вечную землю Кемет.
     Шер посмотрел на Иби, и его строгое лицо смягчила добрая улыбка.
     - Менкаура узнает тебя по глазам. Таких больших зелёных глаз не было ни у кого, кроме твоей матери и тебя. Хетера была очень красива. Красота её  принадлежала не нашей земле. За это жрецы и не простили её. И всё же запомни и поверь - и среди служителей храмов есть достойные, и в них ты найдёшь опору.
     - Я взываю к богине Маат, чтобы она не отпускала моей руки. Ведь истина в руках человека бывает такой разной, - смотря на горизонт, тихо произнесла Иби.

                ***

     К вечеру, на закате солнца, было тихо, и лишь слышались лёгкие всплески моря о борт корабля да редкое поскрипывание вёсел. Безграничное спокойствие моря передается всему окружающему, и даже солнце утрачивает палящую силу, оно только ласково греет и любуется своим оранжевым отражением  в  морской глади.
     Иби стояла на корме судна и любовалась небом и морем. Она подняла глаза и стояла так, улавливая малейшее дуновение ветра. А над ней проплывали маленькие дымчатые облака: «Они летят оттуда, где я когда-то родилась… Кемет». Что-то неведомое притягивало её взор к этим маленьким ускользающим призракам. Она смотрела вверх, и сама раскачивалась от лёгкого головокружения: «Кто же любовался вами в Кемет?.. Ласковый ветерок что-то нежно шепчет мне на ушко… Эти дымчатые облака словно лёгкий пух, я не могу оторвать от них взгляд…» И вдруг откуда-то с  неба, где облака, а может быть с самого горизонта, отовсюду зазвучал один лишь голос. Он звал и произносил  имя: «Иби!.. Иби!.. Иби!..» Он был раскатом грома, оглушающим и зовущим… к любви. Иби оглядывалась, но никого не видела на корабле. И неизвестно откуда подул сильный ветер. Он рвал паруса, и Иби едва держалась  на ногах. А голос всё звучал и звал её. Но она не  испытывала страха. Иби крепко ухватилась за борт корабля и закричала изо всех сил: «Клянусь Исидой, я найду тебя! - а потом почти шёпотом добавила. - Потому что среди тысяч и тысяч других голосов я никогда не забуду твой». Облака проносились так низко, что, казалось, готовы были поглотить целое море, волнующееся, готовое ответить на любой отголосок всё рвущегося вперёд ветра. А Иби и не думала всех поднимать, ведь приближалась буря. Она боялась упустить любой миг, и тогда исчезнет всё, а ведь этот ветер и эти облака, и море, и… голос - всё это принадлежит ей одной. Но как только она произнесла последние слова, сильный ветер исчез так же быстро, как и появился. Облака растаяли на глазах, словно их и не было.
     - Это не сон, - произнесла она полушёпотом. - Я слышала этот голос.
     Иби ещё раз посмотрела на небо, надеясь увидеть хоть одно маленькое облако, но небо было удивительно ясным. Сумерки постепенно окутывали его, и появившиеся яркие звёзды отражались в чёрном магическом зеркале ночного моря.
     Искрящиеся блики моря собирались в одно неуловимое очертание неведомого существа, которое двигалось под тёмной гладью, не отставая от судна. Тяжёлый вздох выдавил из под толщи воды на поверхность скользящий над морем отчётливый шёпот. Быть может, то был только голос моря? Но Иби видела очертания сверкающего существа, бесконечно меняющего формы, как льющаяся вода. Неторопливый размеренный шёпот, как звук прибоя, вторил:
                Маат - пушистое перо,
                Но вес его не знает грани.
                Узнаешь правду от него,
                Призыв к любви тебя направит.
     Дрожь пробежала по телу Иби, но ужаса в тех словах не было.
     - Себек?! - дрожа, как тонкий стебель, воскликнула она. - Ведь это ты - властитель воды? Постой! - пробираясь вдоль борта корабля, произнесла Иби.
     Но переливчатая тень замедляла свое скользящее движение и возвращала морю один за другим его искрящиеся блики.
     - Всему своё время, - летел над морем в горизонт прощальный шёпот.
     Море дышало, и в каждом его вздохе ощущалось тепло жизни. Иби не могла оторвать своего взора от легко вздымающейся волны. Она чувствовала на себе чей-то взгляд, идущий из моря. Она долго стояла под открытым небом, не ведая о времени. А когда вернулась к Патет, то увидела её стоящей на коленях с поднятыми руками, обращёнными ладонями вперёд.
     Патет не знала, что происходило с Иби несколько мгновений назад. На маленьком резном столике из сандалового дерева стояла статуэтка, изображающая богиню Исиду. Каждый вечер, с появлением на небосводе луны, Патет обращалась к Исиде, спасающей и защищающей: «О Исида, Исида! Ты вновь царствуешь на ночном небе и охватываешь взглядом всё, что  живет под тобой. И пусть ты услышишь мои слова, справедливая мать Исида. Я редко что прошу для себя, но я не в силах больше терпеть эту муку - муку ожидания. Я прошу тебя не разлучать меня с Иби, моей девочкой. Моей девочкой! Она совсем взрослая, и уже не так нуждается во мне, но я люблю её! О, ты знаешь как сильно я её люблю! И благословляю тот день, когда Иби стала для меня смыслом жизни, моим дыханием, моей любовью. Защити мою девочку и не разлучай нас». Лицо Патет было мокрым от слёз, её тёмно-серые глаза искрились от волнения. И в тот миг не было на всей земле ничего искреннее и прекраснее этого. Иби и раньше знала, как сильно  любит её Патет, но сейчас всё остальное отступило назад. Иби не могла сдержать ту нежность, которая охватила её в тот миг, да и зачем сдерживать свои чувства, если они исходят от самого сердца. И не успела Патет обернуться, как Иби с лёгкостью мотылька подбежала к ней.
     - О Патет, как я люблю тебя! О какой разлуке ты говоришь? Разве ты хочешь покинуть меня?
     - Нет, Иби! Что ты! Я бы этого не вынесла!
     - Никогда не произноси этого слова - «разлука». Больше никаких разлук. Ты веришь мне, Патет?! В мире нет разлук.
     Патет смотрела на Иби как на пророка. Она уже почти верила, что всё так и есть.
     - Иби, в твоей груди бьётся чистое сердце, - Патет плакала, но теперь это были слёзы счастья и гордости.
     Всю ночь они просидели обнявшись и только к утру Иби уснула, опустив свою голову на колени Патет. Как же была счастлива женщина, оберегая сон своего самого дорогого создания! Мягкая улыбка осветила её доброе лицо: «Всё, как и прежде…»

                ***

     Шёл двадцатый день морского пути. Всех разбудил Ка. Умный пёс первым почувствовал ту землю, куда стремилось судно со своими обитателями. Собака, прижав уши, подпрыгивала, бегала по палубе, желая разбудить каждого. Она подбежала к Иби, радостно повизгивая. На мгновение пёс лёг, положив голову на лапы, но тут же вскочил, махая из стороны в сторону  хвостом. Ка каждым мускулом выказывал по-своему, по-собачьи, бесконечную радость.               
     Иби сразу поняла Ка, и её сердце сильно забилось, волнение охватило  всю, будто огромная волна подняла её на своём гребне высоко-высоко, а что будет дальше - не известно. Едва сдерживая волнение, она мгновенно выбежала на палубу - вдали виднелась жёлто-зелёная полоска земли.
     - Впереди распростёрлась Аравийская пустыня. Это ещё не Кемет, но путь среди песков приведёт нас в долину священной Реки, - уверенно сказал Шер.
     Семь раз Осирис и Ра сменяли друг друга на небосводе, семь дней маленький караван шёл по пескам Аравийской пустыни. Изнемогая от жары, они шли к Реке, представляя, что следующий песчаный перевал будет последним. Но вот знакомый свистящий голос пустыни ослаб и стал приближаться звук природы, подул другой ветер, не обжигающий лицо, а зовущий вперёд, - ветер свежести, ветер Реки.
     Иби с восторгом смотрела вдаль. Из-за горизонта величественно восходил Ра. Он озарял тёплым светом всё, что летало, ходило, ползало, всё, что жило, существовало, просто дышало под ним. Вокруг становилось всё светлее, а берег был другим.
     В рыбацком селении Шер купил большую папирусную лодку. Им предстоял ещё день пути вниз по Реке до Ростау. Они плыли вдоль густых зарослей тростника, песчаных берегов и прекрасных рощ. Шер рассчитал время так, что мимо Мемфиса они плыли в сумерках.
     Река, сильная и вечная, всё это время будет верным спутником Иби и навсегда покорит её юное сердце, ведь всё великое всегда степенное и неотступное, роковое, и даже время не в силах растворить его в своих объятиях.
     Иби почувствовала разницу между той сказочной страной, где прошли её беззаботные годы, и этим вечным мифом, покрытым тайной, где во всём и даже в самой природе улавливаются неотступные правила - строгость, прикрытая полупрозрачной тканью.
     - Я люблю тебя, Кемет! - Иби дышала и не могла надышаться, как бывает после долгой разлуки. - Я слышу, как во мне рождаются новые ростки, и этим я благодарна тебе!


                Глава 4


                Плыть вниз по Реке -
         означает жить, но смотреть в вечность.

    
     Всё это время Иби делилась своим светом с каждым, кто просто смотрел на неё. Задумчивая угрюмость Шера сгладилась, и на его лице всё чаще появлялась добрая улыбка, когда он слышал счастливый звон серебряного голоска Иби. Одна Патет чувствовала тревогу. Там, в «прекрасном обиталище», она была рабыней, покорной и безмолвной, хотя и занимала особое место в жизни своего повелителя.               
     Патет вспоминала: когда ей было четырнадцать лет, придворный врач Маи однажды сумел оценить её красоту. Тогда был месяц месоре*. В это время Маи посетил город Кау, что расположен в Верхней Кемет. Прильнув к самой Реке, этот город виден весь как лёгкий мираж, ещё издалека, грозя раствориться, подобно мечте, на горизонте человеческого воображения. Так легки и изящны его ослепительно-белые постройки!
     Годы юности Маи провёл здесь, он любил этот город. Теперь в Кау жил его брат, скульптор Гхоти. Его рабыней и была тогда ещё совсем юная Патет. Однажды, услышав нежный голосок, летящий в самое небо, Маи посмотрел в сад своего брата и увидел красивую девушку, поливающую цветы. Она не замечала Маи. Её песня была о маленькой птичке, жившей в клетке и стремящейся хоть один разок свободно взлететь ввысь, но, оказавшись случайно на свободе, не знала, что с ней делать и уже рада была вернуться обратно, но так и не нашла пути. Её голосок и песня были так жалобны, что сердце Маи, казалось, привыкшего видеть страдания, сжалось и он уже не мог прятаться в окне. Он выбежал в сад, чтобы лучше увидеть ту, что смогла тронуть его сердце. Большие миндалевидные глаза, необычные, тёмно-серого цвета под длинными изогнутыми бровями, мягкая складка рта, блестящие чёрные волосы так поразили Маи, что он не мог и представить своё возвращение в Мемфис без Патет. Теперь он думал о том, как эта девушка украсит его жизнь - жизнь уже не юноши, хотя ещё и молодого человека. Маи не представлял, что с таким нежным созданием можно быть жестоким, деспотичным, грубым. Он думал, что Патет будет той, без кого жизнь невзрачна и почти бессмысленна. Маи полюбил Патет. Он полюбил её всем сердцем. Хатхор коснулась своими крыльями Маи, и любовь ожила в нём.
     Патет вспоминала,  как, впервые оказавшись в Мемфисе, она была счастлива. Как поразили её величие и роскошь дворца фараона, да и сам дом Маи был для неё почти таким же прекрасным. Первое время Патет подолгу блуждала по залам и широким коридорам между многочисленных колонн и это начинало пугать её, так огромен и безмолвен был дом её нового повелителя. В конце концов она, обессиленная и испуганная, оставалась в какой-то одной комнате и ждала, когда Маи сам найдёт её и выведет оттуда. Здесь она казалась себе совсем маленькой и беспомощной, хотя Маи был бесконечно нежен и ласков. Патет понимала, что за всем этим кроется его любовь, но ни разу Маи не пытался к ней прикоснуться как мужчина, и это удивляло и радовало, и обижало её. Когда Маи уходил, Патет оставалась одна, она неохотно общалась с другими рабынями, а только с нетерпением ждала возвращения её благородного повелителя - больше друга. Но когда он возвращался, Патет уже боялась оставаться с ним наедине, зная, что он волен над нею. Но, радуясь своей новой жизни, она в то же время ожидала того, чего так боялась, потому что ближе и дороже Маи Патет не помнила никого в своей жизни. Шло время, и она взрослела. Теперь она иногда закрывала глаза для того, чтобы представить, как Маи подойдёт и впервые обнимет её, но этот день всё не наступал. Теперь страх, живший в ней прежде, отступал, и тогда здесь селилась ревность. Осознавая, что занимает особое место в доме Маи, Патет помнила, что она рабыня и её положение может измениться, как только этого захочет её повелитель, и она боялась, думая иногда об этом, но не подозревала, что Маи был ослеплён ею и именно поэтому он не мог давно жившим и растущим в нём желанием грубо разрушить хрупкий мирок Патет.  А потом Патет была счастлива, и следующие три года были одним днём, потому что она не могла вспомнить, как восходил Осирис, а помнила только день, ярко освещённый солнцем…  Но жизнь переменчива.   И настал тот день. Печальная смерть её новорожденной крошки. Даже Маи не смог сохранить жизнь в маленьком тельце их дочери. И вот, днём позже у фараона и царицы рождается Иби, и Патет прижимает девочку к своей груди и делится жизнью и всем, чем полна её душа. Она хранила золотую статуэтку богини Исиды, вечной супруги бога, манящего в страну теней, и когда обращалась к первой из богинь, порой ловила себя на том, что говорила с самим Маи. Все эти годы он был в её сердце, и так будет всегда…   
     Вдруг Патет ощутила толчок и очнулась от воскресшего прошлого, от сладко-горьких воспоминаний минувшего. Как из тумана перед ней восставало извечное чудо, не знающее времени. Багровый свет отразился в её широко распахнутых восхищённых глазах.
     Все мы люди чувствуем всегда по-своему, видя одно и тоже. В нашей памяти возрождаются разные воспоминания, в наших душах селятся самые разные чувства, но всегда великое остаётся великим и вечным и ни один из нас не в силах разрушить то, чему жить в веках, не считаясь со временем.
     Близился закат. Малиновые отблески солнца рассыпались по пескам и превратили пирамиды предков в колоссальные рубины, отбросившие свои огромные огненные тени на раскалённый золотой песок. Приближающийся день богини Маат освободил Ростау от целого роя строителей, наполнявшего огромное пространство бесконечным движением ещё несколько дней назад. Сегодня здесь главенствовал дух Сокара*. Он величественно хранил безмятежность молчания, и в том была великая сила, заключавшая в себе все звуки поднебесного мира.
     Иби подошла ближе к сфинксу - молчаливому стражу спокойствия усопших фараонов и цариц. Она опустилась на колени перед ним и, подняв глаза, смотрела на загадочное, фантастическое изваяние полуфараона, полульва. Она слышала, какой ужас и трепет наводит на людей эта полустатуя, полубожество. Но видела в нём прообраз своего предка, когда-то давно правившего этой страной. Чуть напряжённое молчание живёт в этих нежных чертах. Ты смотришь в невольном ожидании, что вот-вот разомкнутся те губы и, голос, копивший в себе бесконечность времени, произнесёт неведомое слово куда-то в самые небеса - в них устремлён каменный взгляд, полный надежды. И это слово будет услышано!
     - Как твоё имя? - произнесла Иби, обращаясь к каменному изваянию. - Я знаю великого Хуфу*, оставившего превосходящую фантазию и время пирамиду, самую большую из всех, ту, что стоит на севере этого дома*. Он узнал о тайном святилище Тота* и был основоположником великого строительства в Ростау. Его сыновья продолжили начатое им. И так каждый из моих предков оставляет что-то такое, о чём далёкие потомки будут говорить: «Как они могли?!» Но твоё имя? Ведь ты был прежде всех.
     Солнце предупреждало о том, что близится ночь. Наступал долгожданный миг, когда Иби коснётся ка  своей матери. Патет положила руку на голову царевны. Это был знак, что пора. Тогда Иби поднялась и посмотрела в сторону, где её ждало любящее ка Хетеры. Патет указала на поминальный храм царицы.
     - Я отведу тебя…
     Но Иби нежно остановила няню. Она боялась порвать эту невидимую тонкую нить, ведущую её отныне. Она должна сохранить её, потому что та нить тянулась из самого сердца, и в этом для Иби заключалась ещё непостижимая истина всего, что создаёт саму жизнь. Девушку не страшила надвигающаяся ночь. Она шла по сильно прогретому за день песку, и все мысли её были только о матери, но не чувствовалось горечи и грусти, словно окрылённая, легко и быстро Иби шла вперёд. Рядом, как всегда, был верный Ка. Ночной северный ветерок развевал её волосы, чудесный венок из белых лилий покрывал голову, каждой клеточкой своей она ощущала себя и благодарила всем сердцем за это свою мать.
     Путь до храма был недолгим, но Иби казалось, что, пройдя его, позади останется очень важная часть её жизни и теперь открывается новая глава. Она остановилась перед входом в храм, высокие стены которого были различимы в сумерках благодаря последнему в этот день взгляду Ра. Когда Иби сделала первый шаг и оказалась между колоссальными стенами, у которых не было свода, то ощутила тёплый поток воздуха, стремящийся ей навстречу. Что-то живое и доброе окутало её.
     - О мама! - воскликнула Иби.
     Легко, чуть касаясь ногами, она побежала по каменной дорожке и оказалась внутри храма. Сумерки сгустились над землёй, а высокие стены создали в храме кромешную тьму, но вдали Иби увидела одинокий огонёк и пошла навстречу ему. Постепенно, приближаясь, она различала статуи собак с золотыми ушами, расположенные в два ряда по обе стороны стен. Иби никогда не видела статуй собак в таком количестве. Великое множество изображений Анубиса охраняло покой живущего здесь ка царицы. Мистический тёплый аромат лотоса витал здесь повсюду, и было непонятно, откуда он исходил. А когда Иби подошла совсем близко к манящему огоньку, то увидела лампу в виде ярко-зелёной полупрозрачной лилии из соблазнительного нефрита. Из крошечных отверстий, из концов её изогнутых лепестков вились тонкие струйки дымка благовоний. Иби окинула взглядом всё вокруг, но никого не увидела. Но ведь кто-то зажигает эту лампу каждый раз с наступлением сумерек, для того, чтобы прекрасные глаза Хетеры отражались вечно в сказочной зелени нефрита.
     - Вот мы с тобой и вместе, мама. Я так люблю тебя, что чувствую твою боль расставания с этим миром как свою. Но теперь мы всегда будем вместе, я чувствую, что ты рядом. Очень скоро все увидят в моих глазах, что Осирис, к которому ты ушла, воскресил тебя вновь. Мои зелёные глаза скажут им об этом, каждому из них!.. Они увидят во мне твоё животворное начало, твоё ка и узнают, что Хетера вновь обрела жизнь, ибо всё сделанное мной будет твоим.
     Вдали Иби услышала низкий певучий голос:
                Прекрасен твой лик,
                О царица-мать,
                Рука и супруга бога.
                Твоя правда - Маат
                Ждёт тех, кто любит тебя,
                И нет на свете её конца.
     Иби оглянулась. Кто мог обращаться к Хетере с гимнами как к живой царице? И она увидела человека с факелом, приближающегося к ней. Когда он подошёл достаточно близко и осветил её лицо, жрец выронил факел из рук, упал на колени и опустил лицо к земле, причитая: «О прекрасное, вечно юное ка возлюбленной супруги бога! Не гневайся на меня, не причиняй мне зла. Твой верный Пентуэр принёс тебе твою жертву, чтобы ты могла принять её и жить ею. Твой проводник в мир богов в облике Анубиса свидетель тому». Иби подошла ближе к жрецу и произнесла ласковым голосом: «Я никогда не причиню тебе зла, Пентуэр, ведь живые царицы любят своих преданных слуг». Потом она сняла с головы венок из белых лилий, оставила его у нефритового цветка, дотронулась до Ка, и с быстротой мгновения они выбежали из храма. Но как только Иби оказалась за его стенами, её душа сжалась, и она обернулась. Зелёный огонёк звал её к себе, и Иби вновь пошла мимо широких и тёплых стен, мимо длинного ряда  справедливых собак.
     Пентуэр уже поднялся с колен и стоял, держа в руках венок, который оставила Иби.
     - Пентуэр, не бойся меня! Разве ты не видишь во мне живую плоть и разве сияющие золотом волосы Хетеры можно сравнить с моими - как крыло чёрного аиста?!
     Пентуэр слышал, как тяжело бьётся в груди его сердце, но подошёл ближе и видя знакомые прекрасные и тонкие черты и точно те же изумительные глаза, дрожащим голосом признёс: «Но если не Хетера, то кто же ты, как не прекрасное её воплощение?»
     - Ты сам ответил на свой вопрос. Я живое воплощение Хетеры, и всё же это только я. Я не знала тебя, Пентуэр, но думаю, что ты меня знал раньше. Так вспомни! Ведь все эти годы и ты, и я взывали к Маат - к правде. А потому ты вспомнишь, и отныне мы не будем бояться друг друга.
     Иби возвратилась к месту, где её ждали Шер и Патет, когда солнце поднималось над миром. Она увидела силуэт женщины, смотрящей на восток, туда, где каждое утро просыпается Ра. Патет  обращалась к своему богу солнца, здесь она вновь под его бесстрастным и зорким оком.
     - О, Иби, Иби! Без тебя мне казалось, что уже никогда не взойдёт Ра! А спокойствие придавало только то, что с тобой был Ка.
     - Ты права, Патет, со мной был Ка. Ещё вчера я не знала, что так бывает. Атум проникает в самое сердце и вспыхивает, освещая изнутри тебя новым светом. И теперь я знаю, как увижу своего отца.
     Больше Иби ничего не говорила о произошедшем прошлой ночью в храме.


                Глава 5.
 
      
             Иногда, чтобы увидеть подлинный
       свет, достаточно одного - единого взгляда.


     Приближалась годовщина смерти Хетеры. Менкаура возвысил этот день как память об умирающей и воскрешающей правде. Обитатели Мемфиса и те, кто живёт в нескольких днях пути от долины Ростау, вверх и вниз по Реке, придут поклониться возлюбленной супруге бога и фараона. На восходе солнца из царской пристани в Мемфисе вышли три царские ладьи, распространяющие над Рекой запах кедра. Они медленно качались, и их зелёные шёлковые паруса развевали чудный аромат, который доносился до самого берега Реки с востока и запада. На идущей впереди ладье был сам фараон. В своём царском золотом уборе он обливался потом, но ни один мускул не дрогнул на лице, а печальные глаза всё смотрели на север, в сторону долины Ростау. Нежно льющееся, как ручеёк, пение юных рабынь качалось над священной Рекой, ковёр из лилий покрывал водную гладь, а звуки арфы заставляли страдать сердце Менкауры ещё сильнее. На двух других барках, плывущих следом, жрецы разыгрывали сцены из жизни царицы, сравнивая её с богиней Маат. И те, кто сопровождал сегодня этот грустный караван по Реке, и те, кто наблюдал за ним с берега, думали о Хетере как о богине, а не только как о красивой чужеземке, навсегда покорившей сердце их правителя.
     Был полдень третьего дня месяца Маат, когда фараон и его спутники оказались у храма Хетеры. Жрец Пентуэр низким голосом огласил: «Сегодня воскресла красивая из красивых. Правда вновь воплотилась и разливается по этой долине живительным ручьем. Маат благословляет возродившуюся жизнь и любовь. Горе тем, кто не верит правде!» Пентуэр говорил так, что голос звонким эхом разносился вокруг и, звеня, оседал в сердцах множества жителей Кемет, пришедших сюда, к стенам храма, но никто не мог понять, о каком живительном ручье говорил Пентуэр. И только сердце Менкауры дрогнуло. Он понял наконец, о чём говорил жрец. Затаив дыхание, он ждал, ощущая гулкое биение своего сердца. Он не мог обмануться.
     Вновь заиграла музыка систра, когда вдоль длинного ряда статуй Анубиса встали все верховные жрецы Кемет и запел хор девушек, восхваляя царицу, столь рано ушедшую, оставив в безутешном горе их правителя. Девушки пели стоя на коленях, раскачиваясь в стороны и заламывая над собой руки, их голоса казались криком стаи чаек в полёте. Присутствующие здесь же Тени и Меркор видели, среди поющих жриц Нофрет. Хорти давно прислал свою дочь к Пентуэру, попросив по достоинству оценить голос девушки. Но всех удивило, что сегодня Нофрет пела в общем хоре. И вот на высокой ноте пение оборвалось. А звуки систра, монотонные, но не навязчивые продолжались. И из густоты огромных колонн возникло сияющее очертание девической фигурки. Танцовщица двигалась в своём танце, незаметно приближаясь к присутствующим. Под её воздушным полупрозрачным нарядом были видны хрупкие и изящные, но в то же время гибкие и сильные очертания фигуры. Длинные иссиня-чёрные волосы украшал алмазный обруч в виде полумесяца, который в полутьме колонн бросал на вечные камни прыгающие отблески. Девушка танцевала с опущенными ресницами, не поднимая глаз, но весь её вид говорил о собственном достоинстве.
     - Пентуэр скрывал ото всех ослепительное чудо. А ведь самые красивые девушки Кемет танцуют и поют в храме нашего всемогущего Атум-Ра, - с досадой тихо произнёс Тени.
     Меркор молчал. Он ждал, когда танцовщица приблизится и поднимет свои таинственные ресницы. Он ждал как завороженный - что отразится в глазах юной служительницы храма. Странное чувство охватило сурового жреца. Меркор чувствовал, что от этих глаз зависит вся его жизнь. Его каменное сердце - сердце верховного жреца Себека, много лет наглухо закрытое, как тяжёлые двери храма - теперь трепетало в груди, как хрупкий мотылёк, и он был отвратителен себе. И вот, в последнем взлёте точёные руки танцовщицы замерли, и она подняла свои глаза.
    Она посмотрела на фараона своими яркими зелёными глазами.
     - Иби! Моя дочь, моё сердце, - с глубоким вздохом облегчения произнёс Менкаура. Больше он не в силах был что-то сказать. Потому что Иби подбежала и уткнула лицо ему в грудь, всеми силами сдерживая слёзы, которые готовы были хлынуть из её глаз, но, стекая по тонким струнам души, собирались в самом сердце. Менкаура чувствовал частые биения сердца его единственного ребёнка, его дочери. А также он слышал, что происходит вокруг. Раздавались крики: «Чудо! В храме чудо! Предсказание Пентуэра сбылось! Ка Хетеры стало живым воплощением!» Он так же чувствовал, как зелёные глаза его юной дочери, призванные дарить лишь любовь и встречать поклонение, безжалостным огнём обожгли тех, кто пытался их разлучить навсегда. Менкаура с переполняющей его любовью поцеловал восхитительную головку Иби.
     - О Иби, именно такой ты вставала предо мной в мечтах. Моя дочь, ты достойна поклонения.
     Фараон обернулся к народу и громко, с достоинством произнёс: «Говорю именем Осириса, Гора, Атум-Ра и Птаха*, и никто не посмеет противиться моим словам под страхом кары богов и моей кары. Царевна Иби, моя дочь, единственная наследница великой династии, идущей от Снофру*, достойная повелевать Верхней и Нижней землями Кемет, сегодня предстала перед вами. Отныне вы будете протягивать к ней свои руки, подобно тому, как её руки тянутся к божественному отцу*. Здесь, у жертвенного алтаря божественной Хетеры, верховные жрецы вознесут свои молитвы богам, которым призваны служить, произнося царственное имя наследницы престола Кемет, которое во всех летописях и вечных надписях будет неизменным - Иби, мое сердце».
     Жрецы запели, растягивая самые низкие ноты:
          Такой предстала пред тобой та,
          Которую ты послал повелевать нами.               
          Красота  - от Хатхор,
          Ум и добродетель - от Исиды,
          Честность и благородство - от Маат,
          Сила и ловкость - от Сахмет.
          Наш долг - принять её и преклоняться,
          Ведь Ра назовёт её своею правой рукой.
          И всё дарованное от руки Иби
          Будет дарованным богом Ра.
     Иби слушала благословляющий её гимн, но один голос особенно выделялся. Она хотела услышать его снова. И ко всеобщему удивлению подошла к жрецу.
     - Как твоё имя, верховный жрец?
     - Меркор, служитель храма Себека.
     Только Иби вновь услышала голос Меркора, как будто вновь оказалась на корабле и слышала, стоя под уносящимися дымчатыми облаками, призывный голос: «Иби!.. Иби!..» Она не могла ошибиться, такой несравненный голос она не могла позабыть. Иби подошла совсем близко, смотря на Меркора неотвратимо, как судьба. Она увидела своё отражение в его чёрных глазах.
     - Благослови меня, Меркор, именем Себека. Море и река много раз спасали меня. Ты знаешь всё, Меркор, и отныне в твоих молитвах будет часто упоминаться моё имя.
     Меркор знал, что смертельный яд проникает в его душу. Но каким манящим и сладким он был! «Себек проклянёт меня! Я ненавистен себе!» - стучало в висках Меркора.
     Тени, наблюдая за происходящим, как затаившаяся змея, порождал в своей голове страшные планы, и Меркору ещё не было известно, что яд, проникающий в его душу, зовётся не Иби, а заключён в страшном имени - Тени.            


                Глава 6

                Ты входишь в новый мир -
                ты вдыхаешь его воздух,
                но оставайся собой. Кто знает?
                Быть может именно тебя
                он ждал целую вечность.

     Из темноты вдруг вспыхивают краски. Верный пёс Ка ведёт нас вперёд.
     Если пройти через высокие резные двери дворца, потом пересечь огромный тронный зал с изящными чёрными колоннами, украшенными вверху золотыми лотосовыми лепестками, проходя каждый раз в новые расписные комнаты, и подняться по высокой извивающейся лестнице, слышен лёгкий, немного приглушённый смех, который разносится эхом вдоль всего длинного коридора. Это крыло дворца отведено для дочери фараона и её ближайших спутников.
     Иби была счастлива и утомлена от прошедших дней праздника. Но Патет знала как воскресить силы своей любимицы. Семь ближайших рабынь старались услужить дочери фараона. Одна  растворяла ароматную целебную соль в мраморной ванне, другая  втирала в тело Иби душистые масла с любимым жасминовым ароматом, третья, темнокожая рабыня, играла на арфе и пела незнакомые песни на странном чужом языке. Свежий ветер развевает лёгкие занавеси у выхода на балкон, и Иби уже чувствовала - сама её царственная кровь говорит, как и что надо делать.
     В конце коридора два раза ударили в гонг. Патет вышла из комнаты. Стремительный шаг Неджема она уже изучила за прошедшие дни.
     - Благородный Неджем хочет увидеть будущую повелительницу двух земель? - нежно спросила Патет.
     - Менкаура послал меня сюда, чтобы я говорил с его дочерью.
     - Дочь фараона  немедленно узнает об этом.
     Иби несколько раз сама провела гребешком по своим распущенным волосам и обмотала свой стан шёлковым шарфом. Так она была готова принять ближайшего спутника фараона. Одним жестом она велела удалиться всем рабыням, задержав при этом Патет.
      - К тебе, моя дорогая Патет, не относится то, что я повелеваю рабыням. Ты - моя кормилица, я для тебя - приёмная дочь, - она подчеркнула голосом  последние слова так, чтобы все это слышали.
     - Пусть руки Ра всегда озаряют голову Иби! - глубоко преклонив колено, произнёс Неджем.
     - Приветствую ближайшего спутника фараона! Я с радостью услышу то, что вложил в твои уста мой отец.
     Когда Неджем поднял на царевну глаза, то на какое-то время он словно и забыл, зачем здесь. Ведь естественные и прекрасные формы Иби были так непредсказуемы среди искусственно созданной роскоши. Хотя увидев её впервые уже там, в храме, ещё не зная, кто перед ним, но думая о ней, как о юной жрице среди огромных тёмных колонн, был заворожен. Опомнившись, Неджем смутился и быстро опустил взгляд, только что столь прямо устремлённый на Иби. И уже менее уверенно начал: «Менкаура желает лишь напомнить своей дочери о приближении дня посещения благословенных городов Анну и Кхема».
     - Я готова познать таинства предков и уже сегодня желаю об этом сказать моему отцу. И ещё. Мне бы хотелось видеть его верного спутника  сопровождающим меня в благословенные города… То есть тебя, Неджем. Но вот только не знаю, могу ли я просить об этом моего солнечного отца? Передай всё в точности Менкауре, - она протянула Неджему свою руку.
     Он подошёл, встал на колени и дотронулся рукой до тонких пальчиков Иби и прислонил их ко лбу. Ощутив их впервые, Неджемом овладело странное чувство - слёзы были готовы хлынуть из его глаз. Но почему? Он этого не знал. Но уже был уверен в одном: отныне вернее его никто не будет служить этой зеленоглазой посланнице моря.
     Спустя два дня Иби начала свой путь в города, неисчерпаемыми  тайнами которых когда-то интересовался сам Хуфу. Во время путешествия вниз по Реке Иби видела многие города, что расположены вдоль берегов. Она поняла, о чём ей всегда говорила Патет: «Кемет - особый мир. Погрузившись в него, и ты станешь особой, неотделимой его частью. Такого мира ты больше не встретишь нигде!» Иби полулежала под парусами на маленькой софе и чувствовала, что девочка в ней испарилась - её нет. Теперь её голову венчает золотой венец, и те, кто скрывается в святилище Атум-Ра там, в Анну и Кхеме, не уйдут от её золотой кобры, которая пока затаилась и лишь украшает царственную голову дочери фараона.
    
                ***

     Город Анну был изначально создан для поклонения солнечному божеству. Религия здесь возникла, когда легендарная птица-феникс принесла на землю волшебный, воскрешающий камень бен-бен, и на том месте, на высоком холме, прилегающем к скалам, благодарные люди возвели храм, а потом вырос город Анну.
     Войдя в храм в сопровождении Неджема и Ка, Иби направилась к обелиску, на вершине которого возвышался пирамидальный камень бен-бен. Но совсем приблизиться к нему она не смогла. Раздался голос, который разносился повсюду:
     - Кто явился притронуться к вечному?!
     - Правая рука Ра, наследница обеих земель, - ответила Иби.
     - Зачем тебе вечное?
     - Чтобы обозревать оком Гора вечную землю Кемет.
     - Даны ли тебе на то силы?
     - Мои силы от предков, но взор обращён на восток!
     Из-за обелиска выступила жрица феникса, хранительница камня бен-бен.
     - Ты, Иби, погрузишься в таинства, доступные детям Ра. Сними всё, что связывает тебя с миром, откуда пришла, и оставайся на том месте, где теперь стоишь, пока тень бен-бена не укажет на восточную колонну. Тогда иди к ней, и тебя примут в святилище чистую и свободную, как свет нашего солнечного отца.
     Иби ждала, пока солнце почти не зашло за горизонт, и тогда она обняла Ка, нежно посмотрела на Неджема и пошла к восточной колонне. Неджем, не отрываясь, смотрел вслед уходящей Иби. Сердце его стучало так, что он слышал как оно бьётся. Он знал, что Иби идёт туда, где таинства могут оказаться смертью, но понимал - так откровенно Иби не смогут отнять, ведь Тени - верховный солнечный жрец - ничего не делает, не прибегнув к хитрости. Все опасности будут потом. Неджем посмотрел на Ка. Собака лежала спокойно, но так же безотрывно смотрела вслед удаляющейся Иби. Это было добрым знаком - седьмое чувство Ка не предвещало разлуки.
     Когда Иби приблизилась к стене храма, над землёй сгустились сумерки, и Неджем внезапно потерял Иби из виду. Он не мог знать, что одна из каменных плит в стене бесшумно раздвинулась, и Иби скрылась в проходе. Но как только плита замкнула проход за её спиной, в то же мгновение в трёх шагах от неё загорелся факел. Перед ней стояла всё та же хранительница камня бен-бен.

                ***
 
     Когда Иби пришла в себя, не могла понять сколько же времени она была без сознания. Она лежала на прохладном камне в глубине какой-то пещеры, робко освещаемой факелом. Вокруг не было ни души. Иби поднялась и позвала хоть кого-нибудь. Слова её убегали далеко-далеко, отзываясь лишь грустным эхом, во все концы пещеры. Кто знает, где её начало, где конец? Шло время, Иби не могла определить, сколько его прошло, она ждала… ждала, когда кто-нибудь придёт за ней. Ведь если бы её хотели погубить и просто бросили здесь одну, то не оставили бы и огня. Но никто не шёл и не было слышно ни звука, напоминающего о какой-нибудь жизни. «Что всё это значит?» - повторяла Иби вновь и вновь. И вот, как будто звездою вспыхнуло воспоминание. Предание гласило, что фараоны вышли из земли, а точнее из пещер. Ну конечно! И факел здесь для того, чтобы испытать будущую повелительницу Кемет. С ним она должна искать дорогу вверх, к жизни, к свету. Вот она одна, с горящим факелом в руке, идёт сквозь лабиринт пещеры, оставляя камешком царапины на стенах. Её ведёт лишь интуиция, в сердце почему-то нет страха, но что-то давит. Иби чувствовала, что надо бы остановиться и отдохнуть, но она шла и шла и решила идти так, пока не упадёт от усталости или же не выйдет к свету. Она никого не звала на помощь, потому что кровь царственных предков говорила ей, что она не примет ничьей помощи, кроме помощи всевидящего ока Ра, а ещё она думала о Ка - о том, что он  первым встретит её там. Иби знала, что идёт выше и выше и она выйдет отсюда, как первый из предков. «Ка!» - произнесла Иби. «Ка!.. а!.. а!..» - отозвалось со всех концов пещеры.
     Вот Иби чувствует, как подул ветер, она вновь видит облака, несущиеся низко-низко над ней. Или это только всё кажется ей? И этот голос! Он вновь зовёт её. Зовёт с такой силой и надеждой, что Иби чудится - она уже летит к нему птицею: «Иби! Иби!»
     - Я иду к тебе, Меркор! - она видит его чёрные как ночь глаза, или просто тонет в сознании. Свет полной луны проложил им дорогу. Они оба идут по ней. Идут друг к другу!.. Иби упала без чувств.

                Глава 7

                Любовь как растение.            
      Если ты чувствуешь её в себе, значит,    
   твоё сердце живо. Заботься даже о малом   
            ростке, позволь ему окрепнуть.
          Пустыня же иссушает незаметно,
      наползая и превращая сердце в песок…

     Меркор открыл глаза. Он увидел мерцание звёзд. «Что снилось мне? Я звал её! Она для меня одна из тех звёзд, и дотронуться до неё я могу лишь во сне, - думал он, всё смотря ввысь. Подняв руку, мысленно дотронулся до нарисованного его воображением лица Иби. - Что ждёт нас? Что ждёт её? Иби создана для жизни и любви. Я не имею на неё права, но теперь весь мир мой в ней одной. Что делать мне, Себек?!» - в отчаянии крикнул Меркор.
     - Себек! - вдали отозвалась Река.
     В такие ясные звёздные ночи Меркор поднимался на свод храма и спал прямо под небом. Если день он проводил внизу, вдыхая воздух Себека, то ночь принадлежала ему одному, и он был частью бескрайнего неба и дышал вольным ветром.
     Тишину ночи прервал звук удара в гонг у входа в храм. Меркор подошёл к краю высокой стены. По его лицу скользнула мрачная тень. Он знал, что Тени посетит его. Вскоре жрецы, как всегда, были в комнате двенадцати факелов.
     -  Я не в силах был находиться в Анну! Там сейчас дочь фараона. В городе моего солнечного отца мне было тесно! - в бешенстве кричал Тени. - Я сбежал к тебе в Крокодилополь, Меркор! Столько лет надежд, планов и всё это может вот-вот рухнуть. Повсюду её сопровождает наш великолепный полководец. Да, Неджем! А кому же ещё быть? Я не удивлюсь, если вскоре царевна разделит свою золотую кобру именно с ним, -  после этих слов Тени взглянул на Меркора, чтобы увидеть, как сильно тронули его эти слова.
     Но Меркор не дрогнул.
     - Мне кажется странным, что теперь ты больше, чем когда-либо, дрожишь, Тени.
     - Но если Неджем станет наследником престола, мы забудем о том, чтобы все наши желания были удовлетворены будущим фараоном. Храмы придут в запустение, вновь, как при прежних правителях.  Иби также не станет на нашу сторону. Ведь это так ясно! А потому Неджем нам мешает более, чем Иби!.. Разве нет?! - Тени, как вкрадчивая змея, заглянул в глаза Меркора. Он помнил тот день, когда Иби впервые подошла к Меркору в храме Хетеры. Он почувствовал, как дрогнуло сердце жреца, и потому знал, чем можно ранить «пробудившегося» верховного служителя Себека.
     - Чего ты хочешь, Тени? - отрешённо спросил Меркор. Этот вопрос заставил волноваться верховного жреца Атум-Ра и Меркор это видел.
     - Нам нужна смерть Неджема. Тогда и я, и ты укрепим себя в Кемет, как никогда, и вздохнём  наконец-то спокойно.
     - Я дышу спокойно и сейчас.
     - О нет, Меркор, ты не спокоен! Об этом знаю не только я, но и присутствующие здесь Хорти и Семи.
     Меркор не прощал угроз, а в этих словах он понял угрозу и также знал, что Хорти способен на предательство и что Иби мешает этому низшему жрецу более, чем кому-то другому.
     - Смерть Неджема не обязательно должна быть очень скорой, на этот раз всё должно быть естественно, как движение звёзд по небу, иначе, Тени, ты никогда не вздохнёшь спокойно, - по-прежнему умиротворённо произнёс Меркор.
     Тени как-то расслабился. Он был уверен, что теперь всё будет делом Меркора, а он станет лишь иногда напоминать ему об их давней «дружбе». А чтобы Меркор не слишком долго тянул с «движением звёзд на небосводе», Тени добавил: «Хочу тебя успокоить, Меркор. Если Неджем слишком задержится здесь, то Иби будет вынуждена принять естественную смерть вместо него. Её приближенная Нофрет всегда готова помочь ей в этом».
     Довольная улыбка растянулась на лице Хорти. Эти слова как ножом полоснули по Меркору, он почувствовал, что Тени только теперь начинает стягивать петлю. Но на чьей шее была эта петля? На это могло указать только время.
     Остаток ночи Меркор провёл один. Он сидел молча. Душа его рвалась от боли: «Иби сейчас там, где слуги Тени и его зло. А меня, того, кто любит её с такой одержимой силой, что имя Иби сердце произносит даже тогда, когда уста должны говорить: «Себек!», меня нет с ней», - с тревогой думал Меркор. Он больше не хотел давить в себе чувства.
     - Любовь моя! Жизнь моя! Боль моя! - прокричал он, с рыданиями упав на каменные плиты.
     Впервые за многие годы слёзы текли из его глаз. Они жгли его лицо, его сердце, но он был рад своей боли. Он чувствовал в себе жизнь! Иби жила в ней!
     - О Себек! Властитель воды! Что может быть сильнее жажды воды? Силой своей, мудростью защити каждый шаг Иби, каждый вздох её. А я принесу тебе такую жертву, которой ты будешь доволен. Подобной жертвы тебе ещё не приносил ни один жрец до меня, не будет этого и после!
     В глазах Меркора вновь отражалась сила, но она была уже не жаждущей крови во имя власти. Она сверкала проснувшейся страстью, желанием любви, стремлением стать для Иби ничем и всем одновременно, готовностью по-прежнему пролить кровь, но во имя спасения той, что жила в нём с каждым его вздохом, и он знал, что прольёт эту кровь или же сам станет жертвой, и тогда Иби погибнет вместе с ним. Меркор чувствовал это.




                Глава 8      
          
                Мы упрямо смотрим в горизонт.
        Мы знаем, что дойти до него не возможно.
                Но вера вторит своё.
                Ведь мы отчётливо видим его.    

     Тем временем над Кемет всходило солнце. Но Иби не знала об этом. Вокруг была кромешная тьма. Пещера не пропускала свет. Иби на ощупь нашла выроненный факел, но он потух. «Значит, свет должен вспыхнуть внутри меня. Только чувство, переданное предками, поможет выйти наверх, -  думала Иби. - И любовь! Я нужна, меня любят, я люблю. Я иду к вам. Я должна поворачивать всё время направо. Спираль времени ведёт вперёд, и я выйду отсюда!» - повторяла она. И вот запах мирры* стал таким отчётливым. С каждым поворотом Иби ощущала его всё сильнее. Это придавало ей силы. Иби ещё раз повернула направо и наконец увидела в проходе издалека льющийся свет. Она остановилась. Тепло жизни освещало её лицо. Иби опустилась на пол пещеры. Она знала, что это ещё не солнце, а свет огня. И когда она подошла близко к нему, то вновь увидела знакомое лицо хранительницы камня бен-бен. Только теперь Иби поняла, что перед ней Эта - жрица прорицательница.
     - Я знала, что ты сможешь выйти к свету. Потому что свет льётся внутри тебя, дочь фараона. А усталость я сниму с тебя, как всё то из прошлого, что не стоит твоей памяти. Ты чувствуешь аромат мирры? Только для тебя я приготовила эту ванну. Её рецепт - тайна одного из тех папирусов, что очень давно хранятся в этой пещере.
     Иби с радостью опустилась в ванну с дивным запахом мирры и ещё какой-то неведомой ей травы.
     - Что ты чувствуешь, дочь фараона?
     Вокруг всё закружилось. Аромат, проникающий в кровь, стал необыкновенно тёплым и чувственным. Эта вновь повторила свой вопрос: «Что ты чувствуешь, дочь фараона?»
     - Я чувствую руки Меркора и вижу его глаза, смотрящие прямо мне в сердце, и весь мир далеко внизу под нашими ногами. Мы летим, летим как птицы!
     Эта выронила из рук дымящиеся благовония и судорожно глотнула воздуха. Иби тут же вздрогнула, как бы проснувшись и осознав, что её заставили говорить то, о чём она сейчас не посмела бы сказать вслух. Она резко поднялась из ванны и метнула гневный взгляд на жрицу.
     - Как смеешь ты обуздывать мою волю?! - закричала Иби. - Зачем всё это? Говори! Или клянусь, что разобью все святыни, находящиеся здесь, ибо ты оскверняешь их своим коварством!
     - Обряд предков требует всё то, что я делаю. Ты находишься там, где были все предки твоей династии и те, кто был до всех династий.
     - Ты хочешь, чтобы я оставила здесь всё, что дорого моему сердцу. Но я не хочу этого! Ведь само имя моё означает «моё сердце», а что оно будет стоить без чувств, без памяти, без желаний.
     - Потомки фараонов живут чувством долга, но не чувством желания, - возразила Эта.
     - Ты лжёшь! Или ты хочешь сказать, что из лабиринта меня вывело чувство долга? Нет! Я хотела вновь увидеть свет, я хотела вдохнуть этот воздух и увидеть тех, кого люблю! Вот что руководило мной - потомком фараонов. А может быть, ты хочешь узнать, что таится в душе дочери Хетеры?
     Эта дрогнула и неожиданно для Иби сказала.
     - Да. Я хотела это знать. Ведь в том желание нашего верховного отца. Но клянусь бессмертным светом бен-бена, теперь ты можешь мне верить.
     - Почему?
     - Разве одной клятвы мало и я должна объяснять? Но тогда для многих мир будет иным. И я не стану больше ничего говорить. Скажу лишь - всё то, что ты произносила в полусне, сделало меня скорее твоим другом, чем врагом, и те слова останутся навеки здесь, они не будут принадлежать никому другому.
     Глаза Эты были полны слёз. Иби заметила в них теплоту, которую могла видеть до этого лишь в глазах Патет. Волны страсти успокоились. И Иби, неожиданно для себя, вдруг почувствовала нежность к той, что стояла перед ней.
     - Прости меня, Эта! Я готова оставить этому святому месту мою тайну, но не память о ней. Память останется со мной. Здесь я впервые ощутила себя сильной, наверное, потому, что раньше мне не приходилось бороться за что-то или за кого-то. Здесь я не только увидела колыбель моих предков, я прикоснулась к ним, и они прикоснулись ко мне.
     Иби опустилась на колени и прильнула губами к вечным камням хранившим тепло жизни.
     Эта нежно смотрела на дочь фараона:
     - Живи во имя света нашего солнечного отца и во имя любви, которой полна твоя душа, и когда придёт время, то ты, Иби станешь одной из тех звёзд, что светят в небесном Дуате*, другая звезда будет носить имя Меркор, и весь мир будет далеко внизу под вашими ногами, и вы будете лететь там на парусах ветра, как две сверкающие птицы.
     - Если ты видишь нас вместе лишь в образе звёзд, значит, здесь не суждено сбыться моим мечтам?
     - Суждено, - выдохнула Эта. - Меркор будет твоим… до конца.
     Что-то страшное скользнуло в словах жрицы, но Иби не стала дальше спрашивать её. Она вспомнила слова гуру: «Человеческая сила берётся из счастья. Будь счастливой, и тогда к твоим ногам ляжет с покорностью всё, о чём мечтаешь!»
     В следующие дни Иби была посвящена в тайну древних папирусов и тонких каменных плит, на которых написано о том, что случилось до всех династий фараонов. Иби узнала, что с тех давних времён жители этой земли поклоняются северной звезде - оттуда, с севера, пришли их первые предки. Они вначале жили в  пещерах, как на своей родине - прекрасной и свободной. И лишь через долгие годы они вышли из них, но оставив там всю свою мудрость и кое что из того, что нам, сегодняшним людям, не время знать. Потому что, когда они покинули пещеры, начался новый отсчёт времени, началась новая эра.
     - Мы ещё не готовы знать всё, о чём говорится в этих золотых страницах, - произнесла Эта. - А спустя годы люди вообще потеряют дорогу сюда. Но когда их свободный разум станет настолько свободным, что отбросит всё недоброе, когда их свободный разум осознанно будет искать дорогу сюда, лишь тогда человек станет истинно сильным, ведь в его руках будут знания о спасении всего, что живёт, знание воскрешения камнем бен-бен - не тем, что на обелиске, то лишь его олицетворение. Но они найдут тайник с настоящим воскрешающим бен-беном. Бен-бен должен принадлежать всем!
     - Но Тени может нарушить этот закон и осквернить недозволенное!
     - Тени не знает об этом святилище. Он знает лишь то место, где ты увидела огонь, оно подобно олицетворению бен-бена. Сегодня двенадцатый день, когда ты, Иби, оказалась в этих пещерах. Сегодня ты покинешь их. И ты не станешь нарушать закон, даже если  когда-то подумаешь об этом.
     На закате солнца Эта повела Иби в западную часть святилища. Там впервые за эти дни Иби увидела солнечный свет. В камне было окно, а внизу огромная пропасть.
     - О, что за чудо! - Иби увидела, как луч света внезапно вырвался из какой-то другой пещеры. Он тянулся через Реку и соединялся где-то на другом берегу. Там звездой вспыхнула другая святящаяся точка. - Что это? - спросила Иби. - Откуда льётся этот свет?
     - Это отражение бен-бена. Его луч соединяет города Анну и Кхем. А теперь смотри!
     Иби увидела, как луч преломился и устремился на землю куда-то за выступающие скалы. Эта продолжала:
    - Это не представление, которым иногда дурачат жрецы пришедших к храму феникса. Это свет бен-бена. Избранный - тот, на кого упадёт священный луч, - станет бессмертным, будь то человек или зверь!
     Иби ещё не знала, что там её Ка вдруг беспокойно завертелся и заскулил. Луч света, такой яркий и незнакомый, упал на него. Неджем в беспокойстве подбежал к собаке, но был так же, как и верный Ка, полностью освещён таинственным светом. А потом луч так же внезапно и быстро исчез, как и появился.
     Иби обернулась и спросила Эту: «А когда в другой раз прольётся свет бен-бена?»
     - О том знает лишь бен-бен! Но это камень и он молчалив. Лишь воскрешающий Осирис направит того под этот луч, кто достоин бессмертия, и лишь всевидящее око Гора знает, сколько среди нас бессмертных, и кому бессмертный свет даровал возможность предаваться радостям и горестям жизни вечно. Откуда я знаю всё это? Жрица прорицательница может родиться лишь от жрицы прорицательницы. Наш род идёт с тех давних времён, когда люди с севера впервые ступили на землю Кемет. Одна из них зовётся моей праматерью, - лицо Эты потемнело. - Каждая из нас несёт в себе тайну и должна передать её своей дочери. Но если у жрицы рождается сын, она сама должна его умертвить немедленно, и так каждый раз, пока не родится дочь - единственная, как единый дар прорицания. У меня нет дочери, и уже никогда не будет. Но знай, Иби! Я передам этот дар, и та, кто узнает следующей тайну бен-бена, будет со мной одной крови.
     Глаза Эты смотрели на Иби, как две сверкающие звезды. Странным светом отражались в них горящие факелы. Иби чувствовала, насколько сильна перед ней та, что зовётся Этой, насколько глубока в ней любовь к чему-то тайному. То, что Эта несёт в себе, - это и есть та сила, которая светится в её глазах.  В них - то обжигающий огонь, то щемящая грусть, то теплота, которая растопит даже каменное сердце. Глаза Эты магические, глаза, смотрящие в тебя, знающие твой следующий шаг, всё твоё будущее.
     Жрица взяла Иби за руку и повела её далеко вглубь пещеры, там был выход на самую вершину скалы. Ясное небо, полное звёзд, распахнулось перед ними. Прохладный северный ветер дует, безжалостно заставляя дышать до боли в груди. Эта зажгла факел и положила его в углубление скалы. Огонь побежал горящей змейкой и вот зажглись три небольших костра. Иби смотрела на них и чувствовала, что всё это ей что-то напоминает. Но где она видела подобие всего этого? Она резко обернулась в сторону Эты: «Пирамиды! Три пирамиды Ростау!»
     - Да. Но посмотри на небо, в небесный Дуат. Ты должна видеть те три звезды, что расположены точно, как пирамиды на плато. Это пояс Ориона*. Там видны три звезды, расположенные по чуть преломляемой линии, они мерцают в бесконечности. Туда ушёл Осирис. Ведь благодаря словам, дарованным Орионом, Исида вдохнула жизнь в убитого супруга и даже понесла от него Гора. Времена справедливости ушли вместе с уходом воскрешающего бога. Тот, кто нарушил закон Ориона, нарушил в этом мире всё, потому что всякий человек и зверь вместе с преступником Сетом* познали пролитую кровь и смерть. И так будет, пока последний из нас не отвергнет с презрением всё, что несёт другим боль. Тогда вновь придёт закон Ориона - и люди, и звери не будут знать ни боли, ни смерти. А теперь, Иби, иди назад, в мир людей. Теперь ты другая, но при этом всегда сохранишь в себе неизменное - способность любить и пробуждать любовь у других…

                ***
    
     Все эти дни Неджем и Ка не уходили из храма. Мальчики из дома жизни* считали своим долгом ухаживать за священным животным - собакой. А приближённый спутник фараона - Неджем, прославленный полководец - произвёл на некоторых учеников такое впечатление, что будущие жрецы, скульпторы, художники и врачи устраивали настоящие бои за то, кто принесёт финики или розовое вино доблестному золотому воину. Неджем ждал Иби! Сегодня двенадцатый день. И если она не вернётся с приходом луны, он приведёт с кораблей воинов и тогда силой вырвет Иби из рук тех, кто любит одурманивать простых смертных своими фокусами. Неджем готов был уже сейчас поднять свой меч. Он больше не трепетал перед служителями этого храма. Презрение кипело в груди Неджема. Но долг перед Иби был сильнее, а потому он должен ждать. Приход луны над обелиском бен-бена уже близился. Неджем встал и, тронув слегка рукой Ка, дал собаке знак идти рядом. Подойдя к обелиску, Неджем не отрывал своего взгляда от стены, где, уходя, скрылась Иби. Вечер был полон звуков. Неджему казалось, будто весь воздух и облака, и ветер, и луна играют на каких-то тонких звенящих струнах. Ка поднялся, навострил уши и начал перебирать лапами, стоя на месте, радостно поскуливая и фыркая носом. Вдруг Неджем почувствовал, как вокруг него начал двигаться воздух. И откуда-то из темноты колонн храма кто-то произнёс его имя: «Неджем! Познавший силу бен-бена, веришь ли ты в бесконечность?!» Эхом вокруг него разносились слова, и снова повторялось его имя: «Неджем!» Он оглядывался вокруг, но рядом был только Ка. Сознание Неджема теряло ясность, он изо всех сил старался устоять перед происходящим, но воздух закручивал всё сильнее, и имя его, казалось, произносилось уже из-за каждой колонны. Вдруг стало темно.
     Неджем пришёл в себя от прикосновения неописуемой нежности. Отполированный обелиск - олицетворение бен-бена - отражал в себе свет луны и звёзд, освещая пространство храма. Когда Неджем открыл глаза, то увидел лицо Иби. Перед ним была юная женщина, самая прекрасная из всех, кого он когда-либо видел. Её глаза! Прозрачные и сверкающие, всё те же, но что-то в них изменилось…
     - Это ты! - воскликнул Неджем, воскрешая в памяти очертания кошки и дивных глаз, смотрящих на него из пляшущего огня.
     - Конечно это я! - ответила Иби. -  Ты так напугал меня, Неджем! Когда я вернулась, Ка первым встретил меня, как я и знала. Я обняла его за шею. О как я была счастлива вернуться! Но тебя я не увидела рядом с Ка. И вдруг в темноте блеснул твой меч, и ты лежал без чувств. Я коснулась твоего лица рукой, и ты очнулся и посмотрел на меня. Но ты смотришь на меня таким взглядом…
     Иби почувствовала горячее дыхание Неджема. Она впервые заметила, насколько красив он, и осознала, как сильно бывает притяжение. Неджем, сам не замечая того, приближал своё лицо всё ближе и ближе к лицу Иби. Её черты излучали неудержимо-манящую красоту, и это было сильнее гипнотического сна. Неджем упал на колени перед Иби без сил, без воли. Она положила свои ладони на его голову и сказала.
      - Когда-нибудь, через целую вечность, ты вернёшься сюда и вновь ощутишь моё тёплое дыхание, увидишь мои зелёные глаза. Но я - твоя мечта, потому что у тебя нет горизонта, а у меня есть.
      

          
                Глава 9 

                Правда бывает и такой,
      но от этого мы становимся только сильнее…

     Вернувшись на корабль, Иби долго не могла прийти в себя. Теперь она знала, почему никто и никогда не упоминал о гробницах её предков. Их не было. Великие постройки в Ростау были начаты очень давно, задолго до правления первого из фараонов. Иби представила, как древний прорицатель святилища Тота явился к фараону Снофру для толкования вещего сна. Фараон рассказал, что недавно он видел во сне, как, идя по пескам, перед ним возникли семь пирамид. Но одна из них была особенно величественной, и на её вершине сидел феникс. Он сверкал, как око Ра, расправляя свои крылья. Он вырвал своим клювом два пера и они, полетев по ветру, упали на две пирамиды. Феникс произнёс: «Дашур!»*, и те пирамиды исчезли. Потом священная птица бросила ещё два пера, и они упали на две пирамиды, стоящие возле той, на которой сидел сам феникс, и птица произнесла: «Ростау - пояс Ориона!» Остальные же две пирамиды рассыпались, как песочные, и сфинкс необычайных размеров, наполовину занесённый песками, начал смеяться. И тогда  феникс улетел, неся в своих когтях камень пирамидальной формы, и скрылся за горизонтом. Но когда всё смолкло, фараон увидел, как в главную пирамиду вошла Исида. На мгновение она оглянулась, а потом скрылась в темноте.
     Прорицатель выслушал фараона и сказал:    «Династия, которую ты основал, увенчана золотым веком правления. Осирис прилетал к тебе в виде священной птицы феникса и указал на то, что сделает твоё имя и имена твоих потомков бессмертными. Начни строить сразу две пирамиды в Дашуре. Я знаю какие. О них написано в одной из сорока двух книг бога Тота, что хранятся в его святилище. Время пришло. Поэтому наступил день, чтобы открыть одну из тех книг об искусстве строения бессмертного. Не трать своё время на строительство гробницы, она тебе не нужна, потому что Исида во время правления твоего сына вдохнёт в мумию Снофру  вторую жизнь. Пирамиды в Ростау будут построены твоими потомками на великих фундаментах, заложенных давно, их стоит только найти».
     - А как же смеющийся сфинкс?
     -Тот сфинкс, что занесён по самые плечи песками в Ростау, ещё преподнесёт миру шутку. Бессмертное так близко и очевидно, что долгие века его не будут замечать, а когда найдут дар бессмертия, то удивятся: “О чём мы спорили и гадали столько времени?» Главная же пирамида станет домом Исиды. Но если смертные будут так заняты поиском, что забудут, для чего они должны найти его, то сфинкс и впрямь рассмеётся, и тогда феникс улетит навсегда, и око Ра закроется навеки, потому что некому будет светить.
     Думая об этом, уже в предрассветных сумерках Иби позвала Неджема и спросила о том, что происходило с ним и с Ка в эти дни. Неджем рассказал обо всём, чем пытались удивить его жрецы, - о звенящем ветре вокруг него и о голосах, произносящих его имя, и о странном луче света, который упал на Ка и на него тоже. Иби  встрепенулась, она  с тревогой посмотрела на Неджема, а потом её лицо осветила несравненная улыбка.
     - Так значит, я была права, когда сказала, что у тебя нет горизонта. И у моего верного Ка будет добрый спутник.
     Неджем пристально всматривался в лицо Иби.
     - Проблема бессмертия. Я видел много раз, как в битвах гибнут воины. Они не думали о вечной жизни, но и о смерти они не думали. Я знаю всё это, потому что был с ними плечом к плечу. В такие дни думаешь только о своём мече и о враге, хотя почти и не видишь его лица. Ты не выбираешь врага и не знаешь, кто из двоих окажется к закату среди живых, а кого поглотит песок, кто станет добычей Сахмет. В том ли вечность, что жизнь не имеет конца? Я не думал о такой вечности! Но свобода, которую обретает тот, кто сумеет возвыситься над трепетом перед леденящими крыльями смерти, - это и есть дар бессмертия. Вот во что я действительно верю.
     Иби чувствовала, пока неведомую ей истину в словах Неджема и спустя время, подумав, сказала.
     - Ты прекрасен тем, что свободен от всего, что может связать человека в его страхе перед богами. В твоих словах есть истина, и я понимаю теперь, почему ты стал избранным, - ты помнишь о том, для чего бессмертие даруется человеку. Но в то, что мы видим сейчас - смотри на восток - Ра просыпается - в это ты не можешь не верить!
     Пробуждение Ра! Как будто весь мир встрепенулся, стаи птиц взлетели над Рекой, водяные лилии затрепетали и потянулись из воды навстречу солнцу. Но каким будет взор Ра сегодня?
     Утром того же дня Иби отправила гонца к своему отцу с вестью о себе и своих спутниках и об окончании её посвящения в храме феникса. Она сообщила также, что, несмотря на запрет посещения Кхема и древнего храма, служители которого поклоняются Гору, она не может вернуться в Мемфис без посвящения в таинства божества, являющегося сыном Осириса и Исиды. Только так она может быть истинной дочерью фараона. Ею движет любовь к отцу, стремление быть достойной его. Да будет так!
     Иби знала, что там, в храме Гора, живет Тени, верховный жрец бога солнца во всех его проявлениях. Она должна посетить храм Гора, и тогда она пройдёт половину положенного пути Осириса и увидит лицо божества с головой сокола - олицетворение борьбы и победы справедливости. А также, возможно, увидит глаза своего врага, он подобен Сету, тому, что в отведённый Богом день и час был повержен Гором. За своими размышлениями о завтрашнем дне Иби не заметила, как в её палубную комнату вошла юная жрица, призванная служить царевне. Она была красива, но во всей её внешности присутствовал один недостаток - глаза не выражали ничего. Она была копией своего отца, так как переняла пустоту взгляда как отражение души. Это была Нофрет. Она поставила поднос с фруктами и вином, мгновение помедлила, оглянувшись на задумавшуюся царевну, и так же бесшумно удалилась из её комнаты. Но Ка следил за Нофрет. Он оскалил клыки и злобно зарычал. Собака заметалась по палубе, она то подбегала к комнате Иби, то бросалась с лаем к каждому, кто появлялся, чтобы понять причину возмущения животного. Ка жалобно скулил и царапал лапами дверь. Неджем был уже рядом и без промедления распахнул её. Ка тут же оказался у столика, на котором находился поднос, и начал лаять с такой силой, что Иби стало не по себе. Она взяла кувшин с вином и вдохнула аромат. Её глаза раскрылись ещё шире, и она почувствовала лёгкую дрожь. Аромат, исходивший из глубины кувшина был, как будто знакомым. Иби почувствовала его впервые, опустившись в приготовленную Этой ванну, в пещерах храма феникса, когда сознание начало покидать её, унося в сладкие грёзы. Аромат был невероятно притягательным! Она уже почти раскрыла губы, предвкушающие утоление вдруг проснувшейся жажды, и поднесла кувшин совсем близко к пылающему лицу. Но Неджем выхватил его почти на лету из рук Иби. Она в растерянности смотрела на Неджема и на свою собаку, которая первой почуяла смертельную опасность.
     Неджем вдохнул аромат вина, мгновенно отстранив его от себя, так как безумно забилось сердце. С детства он помнил поучения отца о ядах и об их приятных, но коварных ароматах, пробуждающих желание и манящих к себе.  Но этот запах не принадлежал земным ароматам.
     - Трава Исиды! - воскликнул Неджем. - Это вино сильно разбавлено пыльцой терты. Вначале чувствуется жажда.  Дрожа от  желания,  вдыхающий пьёт и не может напиться, а потом захочется спать, и бороться с этим не будет сил, чувства покидают. И если пыльцы будет слишком много, как здесь, то уже никто не сможет пробудить ушедшего в сладком сне в царство Осириса.
     Неджем тяжело дышал. Значит, и сейчас продолжается то, что и без того кипело в его груди. Значит, ничто не прошло.
     Когда Иби посмотрела на Неджема, глаза её были темны, а лицо - спокойно настолько, что холод проникал в самое сердце.
    - Неджем, приведи ко мне Нофрет. Сейчас. Но ничем не выдавай причину.
     Когда Нофрет вошла в комнату Иби, невольно бросила взгляд на кувшин. Царевна не могла этого не заметить.
    - Нофрет, ты знаешь, зачем здесь?
    -Чтобы выполнять любое твоё желание, моя повелительница, - опустив глаза, ответила жрица.
    - Любое! Тогда я скажу, что моё желание узнать, откуда ты явилась во дворец фараона и кто твои отец и мать.
    - Я не помню своих родителей. Моим домом стал храм Хатхор, а мои наставники заменили родителей. Во дворец я попала, исполняя их желание, для того чтобы угождать тебе, моя царевна. Ведь я пою и танцую, играю на арфе, умею лечить ароматами благовоний.
     - Ароматами! Подойди сюда, Нофрет. Об ароматах и мне кое-что известно, и я умею исцелять, - Иби налила в чашу вино из кувшина и протянула его жрице. - Возьми, Нофрет, это исцеляющее вино и выпей его за меня.
     - О моя царевна, служительнице храма не дозволено пить вино. Это неугодно крылатой Хатхор!
     - Угодно! Потому что ты принимаешь вино из руки, которая касается божественных рук солнечного отца. А с тех пор, как ты оставила стены храма, служишь мне. И я повелеваю тебе выпить из этой царской чаши.
     Взгляд Иби был полон хищных искр. Нофрет чувствовала, что ей не дадут уйти, пока она не выпьет вина. Слёзы потекли из её глаз. Она упала на колени и начала причитать, моля отпустить её.
     - Пей! И тогда ты будешь совершенно свободна.
     Иби подошла ближе и протянула чашу с вином к самому лицу Нофрет.
     Жрица отпрянула в ужасе, выставив вперёд руку.
     - Я не хочу умирать, моя повелительница! Прости меня, мой разум затуманен злыми людьми, которые научили меня этому. Я не хочу навеки уснуть, я хочу жить в этом земном мире, я ещё и не видела его! Если ты мне позволишь, я буду служить тебе, и ты никогда не усомнишься в моей преданности. Но если ты больше не можешь верить мне, то прогони, но не дай умереть.
     - Я хочу знать, что чувствует человек, когда осознанно подносит яд другому, сам  при этом желая жить. И я не думаю, что ты задумывалась о том, хочу ли я жить этой земной жизнью. Так вот! Да, я хочу жить в этом земном Дуате и буду. Тебе же я даю выбор. Назови имена тех, кто, как ты говоришь, подчинил твою волю своим злым замыслам. А ещё даю возможность сознаться самой - что ты за это получила.
     - Ничего не получила, но должна была получить, - ответила Нофрет. - Моей наградой должен быть твой золотой урей*. Видишь, я говорю тебе  правду и не скрываю даже этого!
     - В таком случае ты лжёшь в другом. Ты не безродная.
     - Как можешь ты это знать?
     - Видишь, ты продолжаешь мне лгать.
     - Я не могу… - оборвались слова Нофрет.
     - И не трудись. Твой отец - один из жрецов храма Себека. Его имя - Хорти. Как я догадалась? Безродной юной жрице не стали бы обещать золотой урей. Ей заплатили бы сразу, и ты не стала бы верить посулам тех, кто не желает получения именно тобой символа власти. Кому нужна бедная сиротка? Только отец мог толкнуть тебя на этот шаг. Мне уже давно известно, что именно жрец по имени Хорти прислал тебя вначале в храм Хетеры, а потом очень постарался приблизить ко мне. Но тогда я и подумать не могла о том, что жрец из Крокодилополя задумал страшное. Тебе есть что сказать?
     - Молю, не причиняй зла моему отцу! Ведь я его дочь! Я не могла признаться… не могла. Я назову тебе ещё имена. Это Тени-анх-ра, или, как принято его называть, Тени, - верховный жрец нашего солнечного отца, и Меркор - верховный жрец храма Себека.
     Как будто стрела поразила в самую грудь Иби, и она крикнула голосом раненной птицы.
     - Ты лжёшь! Нет! Как я могу после этого верить тебе? - Иби в испуге оглянулась на Неджема. Он стоял, высоко подняв голову, и свысока смотрел на Нофрет холодным взглядом, он слышал имена.
     - Я говорю правду, о моя царевна! Мой отец лишь скромный слуга Меркора, но именно Меркор и Тени хотят погубить тебя, ибо жаждут большей власти, - Нофрет достала из складок одежды сердоликовый амулет - полупрозрачный и красный, напоминающий запёкшуюся  пролитую кровь, и протянула его Иби. - Здесь хранился тайный яд. Но эта вещь не принадлежит ни мне, ни моему отцу.
     Иби взяла амулет в руки.
     - Не много ли голов для одного урея? - властным голосом произнесла Иби.
     В ответ Нофрет в ужасе взглянула на царевну, предчувствуя, что прощения не будет. Мысли вновь молниеносно менялись в голове Иби: «Если я призову Нофрет к ответу перед лицом фараона, чтобы она повторила имя Тени в списке преступников Кемет, то она назовёт и Меркора. Но Меркор хотя бы не может быть повинен в смерти Хетеры и Ахет, так как был тогда ещё мальчиком». А ещё сердце Иби стучало в груди, не веря словам этой юной коварной лгуньи. Ведь Нофрет, спасая себя и своего отца, способна оболгать любого. И так, она знала теперь, что делать.
     - Неджем! - обратилась к нему Иби. - Уведи Нофрет и запри в нижней палубной комнате. Содержи её как преступницу, которая посягала на жизнь дочери фараона, - и, понизив голос, сказала. - Но так, чтобы больше никто не знал об этом.
     - Что со мной теперь будет, моя царевна?! - плача спросила Нофрет.
     Иби ничего не ответила ей. Она была погружена в мысли о Меркоре. Она не сомневалась в своей любви к нему и знала, что он с самой их первой встречи, а может быть, и раньше, стал её судьбой - единственной и неотвратимой. Она хотела вновь увидеть его глаза, она должна была их увидеть.
     Позже, взволнованная тем обстоятельством, что имя Меркора было услышано и Неджемом, Иби вновь позвала его в свою комнату. И когда он вошёл, она вновь увидела его таким, как в храме феникса. Свет огня падал на него. Красив настолько, что, привезённая отцом, из далёкого Иллиона* статуя какого-то неведомого бога позавидовала бы его формам. Его открытый взгляд с немым вопросом скользит по Иби. Насколько силён он разумом, телом и сердцем в сражении, настолько же раним перед ней.  Иби еле сдерживала свое рыдание, которое готово было вот-вот вырваться. Поэтому она отвернулась, так ей будет легче.
     - Неджем! Ты слышал всё. Но не всему, что рассказала эта жрица, можно верить. Ведь это лишь её слова. Я говорю так потому, что и ты, и я в равной мере идём одной дорогой. Я всё чувствую, Неджем! И мы легко можем быть ослеплены лишь одной жаждой мщения, подчас путая ложь и правду.
     - Я знаю. Но всё усложнилось, - помедлив, Неджем продолжал. - Если бы Ка не учуял беду,  она случилась бы сегодня. От яда терты нет противоядия, и кто-то из перечисленных Нофрет передал ей этот яд. Тени ли это, Меркор или Хорти, или все вместе… Речь идёт о твоей жизни, Иби.
     - Но мне показалось, что Нофрет всегда пыталась солгать и, называя Хорти скромным слугой Меркора, цеплялась за последнюю надежду на спасение.
     - Всё это так, - Неджем опустил глаза, и лицо его почти незаметно дрогнуло. - Прости меня…
     Голос Иби от волнения задрожал. Она не могла приказать Неджему. Подойдя ближе, она просила его так, как будто именно это волновало её больше всего.
     - Я лишь прошу тебя никогда не произносить имя Меркора! Поверь мне, что это правильно, иначе… - голос Иби оборвался, и она вновь отвернулась. - Иначе это погубит меня. Не спрашивай почему. О Хорти и Нофрет мы также пока умолчим. Открытая игра не приведёт к победе. Верь мне, Неджем! Верь! - говорила Иби полушёпотом в ночи. Словно шелест северного ветра был её голос.

      
               

                Глава 10               

                Верен ли путь пришедшего?..

     Иби смотрела на изображение распростёртых крыльев крыльев над входом в храм Гора. На рассвете она подошла к дому соколоподобного божества, олицетворения летящего солнечного диска. Вскоре из-за дверей храма раздался голос:
     -  Верен ли путь пришедшего?
     - Мой путь к тебе осветил феникс! - ответила Иби.
     - Око Гора прольёт свет на путь в Ростау.
     Когда двери храма тяжело и медленно открылись, Иби увидела, что единственный коридор был проложен к статуе соколоподобного божества. Ступени поднимались вверх. Неджем вошёл вовнутрь храма вместе с Иби, больше он ни на миг не сводил с неё своего взора.
     - Смотри, Неджем, вот Гор, был ли ты здесь когда-нибудь?
     - Никогда не был, - равнодушно ответил он.
     Иби, оглянувшись на него, улыбнулась.
     - Если ты так равнодушен к богам, то это место в твоём сердце должно занимать что-то другое. Хотела бы я знать, что могло тебе заменить столь древнюю веру, - произнесла Иби.
     - Разве я могу верить в эту каменную статую, созданную руками человека? Если бы не умение того скульптора, что вложено в соколоподобного, твой взор, моя царевна, не был бы поражён столь величественным зрелищем.
     - Так, значит, ты веришь в человека?
     - Я верю в человеческие разум и волю. А ещё я верю в того, кто непостижим и един, как весь этот мир, и кого не в силах изобразить человек в камне. Ведь ничто не может существовать отдельно, как вымышленные боги.
     - Твои слова заставляют меня задуматься, но они и пугают меня, особенно в этом месте.
     Иби подошла ближе к статуе Гора. Широкоплечий и сильный, с телом человека и головой сокола, Гор смотрит вдаль в сторону священных стен Анну. Его огромные глаза из двух тёмно-красных рубинов, это они отразились в луче бен-бена. «Ты, Гор, создан тем единым и непостижимым, о ком говорит Неджем. Ты был на этой земле человеком намного лучше, чем мы сегодня. Ты поднялся к звёздам, и люди стали изображать тебя в камне. Но как я могу об этом сказать Неджему? Ведь вера Неджема -  его суть, и она истинна, но об этом я не осмелюсь сказать вслух. Да и зачем, ведь главное ему и так известно. Я почитаю тебя как мудрость, как одного из первых и лучших правителей Кемет, имевшего взор сокола, охватывающего далёкое будущее!» - думала Иби. Она взяла из рук Неджема кувшин и вылила на алтарь красное вино. Тёмно-алые брызги разлетались в разные стороны на гладкие камни и стекали на дно жертвенного алтаря. Но несколько красных, как кровь, капель проявились на белой, как сама чистота, одежде юной царевны. И вновь аромат тайной травы разливается в сердце, дивно-сладкий, уводящий из-под ног землю, кружащий и дарующий сказку. Когда она увидела на себе эти красные пятна, то пронзительно вскрикнула, и Неджем подхватил на руки уже падавшую без чувств Иби. Молодой воин, ни на мгновение не останавливаясь, понёс Иби прочь из храма. И взгляд его был таким,  что ни один жрец не осмелился бы остановить его в этот миг.
     В это время Тени находился на своей жилой половине храма. Он смотрел в одну точку. В своём напряжении он ждал, когда жрецы позовут его для благословения соединения взоров дочери фараона и Гора. Его ожидание было прервано звуком быстрых шагов.
     - Верховный отец! Дочь фараона не позвала тебя для благословения! Она сама поднялась к главной статуе Гора и принесла ему жертву.
     - Кто позволил свершиться этому? Ты знаешь, кто должен связать человека с богом? Я! Убирайся прочь! - ревел Тени. - Нет, стой! Говори, где теперь дочь фараона?!
     - Её нет в храме, верховный отец. Когда она поднялась к рубиноокому Гору, её сопровождал главный из воинов. Мы всё ждали, когда царевна позовёт одного из нас.  Вскоре она сильно вскрикнула, никто из нас не понял почему. Но когда Неджем проносил мимо нас зеленоглазую дочь Кемет, я видел как безжизненно свисала её рука и  одежда были залита красными пятнами. Никто не знает - вино это или кровь, потому что лицо Неджема было ужасно в тот миг, и мы не решились преградить ему дорогу.
     Тени бросал безумный в своей ярости взгляд из стороны в сторону. Он был в бешенстве от нанесённого оскорбления и не знал, как теперь ему следует поступить. «Что если в храме и вправду пролилась кровь солнцеподобной? Этого не должно было случиться в доме Гора! Менкаура не простит и не станет мириться с этим. И я не могу присутствовать в Мемфисе в эти дни. Впервые я сам не желаю быть хэр-хебом*. Всё она! Всё не так, всё не так, как должно быть! - повторял Тени. - Что же произошло? Что?!» - вырвалось у него страшным криком. Тени, тяжело дыша, поднялся к подножию статуи Гора. Знакомый ему сладко-горький дурманящий запах терты парил повсюду. Жрец в недоумении бросил взгляд на осевшее на дне алтаря, принесённое Иби жертвенное вино. Он смотрел на соколоподобного бога и впервые чувствовал, что на этот раз Гор не даст ему ответа.

                ***

     В палубной комнате тихо-тихо. Слышны лишь лёгкий всплеск воды о борт отчалившего в Мемфис корабля и частое дыхание Ка. День в разгаре, и солнце разливает пылающие лучи по всей Кемет.
     - Вот видишь, Неджем, - сладким голосом произнесла Иби. - И безобидно пролитое вино может оказаться оружием. И мы избавились от нежеланного хэр-хеба, хотя бы на время, а оно нам действительно нужно. Тени не осмелится появиться в Мемфисе, по крайней мере, на предстоящем торжестве.
     - По дороге в Мемфис мы остановимся в Кау, что находится на восточном берегу Реки, и навестим Маи. Когда-то этот человек был придворным лекарем твоего отца, но потом удалился из дворца и поселился в призрачном городе.  Менкаура будет рад увидеть его вновь.
    - Его зовут Маи? -  встрепенувшись, спросила Иби.
     - Маи.
     - Там, во дворце, его будет рад видеть не только фараон. Есть ещё один человек, для кого эта встреча очень долгожданна, - с нежностью задумчиво ответила Иби. - А почему Маи удалился из дворца?
     - Я точно не знаю, ведь мы с тобой тогда были детьми. Но потом, спустя годы, когда мой отец был так болен, что я не отходил от его ложа, наш дом посетил фараон. Он привёз своего придворного врача, но с досадой заметил, что если бы здесь был Маи, то он был бы более спокоен за выздоровление Рахотепа. И вот тогда фараон рассказал мне историю Маи. Его любимая рабыня стала твоей кормилицей. А потом, во имя единственной надежды на спасение, тебя отправили в далёкую страну, и так Менкаура оторвал тебя от своего сердца, а Патет была оторвана от сердца Маи.
     - Придворный врач вылечил твоего отца?
     - Я отправил в Кау своего слугу. Он умолял Маи приехать в Мемфис, в дом вельможи Рахотепа. И он приехал очень быстро, учитывая расстояние между Кау и Мемфисом, но поздно для моего отца. Придворный врач не смог помочь. Он сослался на то, что богиня Сахмет сказала ему: «Имя Рахотеп слишком редко в моём доме, и я рада принять его в царство песков».  Хотя, возможно, его вины в этом и нет. А когда приехал Маи, мой отец был уже набальзамирован. Я чувствовал опустошение в сердце и во всём доме, который стал в один миг моим, и я не знал, что мне с этим делать. И тогда я попросил Маи  не уезжать как можно дольше и со временем понял, что не обида вела его за руку, когда он покинул дворец. Вот так я узнал его. Этот человек, потеряв юную Патет, стал одинок и больше ни чем не хотел нарушать своего одиночества.
     Иби и Неджем смотрели друг на друга не отрывая глаз. Слишком многое их объединяло. И каждый из них верил в другого, как в самого себя. Иби осознавала, что ложь, на которую она теперь решилась и вовлекает в неё других, опасна, но цель превыше всякой опасности. Однако Иби не оставлял один вопрос: вправе ли она была принимать такое решение, не оговорив его с отцом?  Ведь все эти годы он, преодолевая сердечные раны, старался примириться с действительностью во имя того, чтобы сердце его дочери билось. Думая обо всём этом, Иби продолжала смотреть на Неджема.
     - Как же ты, наверное, устал. Ведь сегодня я полностью полагалась на тебя и слышала, как тяжело билось твоё сердце, когда ты нёс меня на руках.
     Неджем был всегда в ожидании нового. Быть с Иби  для него означало именно это.
     - Сейчас ты расслабишься, доверься мне, Неджем, - понизив голос, завораживающе произнесла Иби. Она подошла совсем близко к нему и приблизила свои ладони к лицу, не дотрагиваясь, но почти касаясь. Горячее тепло медленно начало растекаться по лицу молодого воина. Иби продолжала говорить голосом, имеющим самые непредсказуемые ноты: «Моё тепло я даю тебе.  Отныне и во веки веков оно будет с тобой. Возьми его и живи с ним вечно. Запомни мой голос, моё лицо, мой аромат жасмина, я всегда откликнусь тебе. Когда бы ты ни позвал: «Иби!» - в ответ услышишь: «Неджем!»»
     Нежнейший аромат исходил от её рук. Веки Неджема тяжелели, сознание погружалось в царство неодолимого сна. Иби приподняв его голову, подложила под неё  мягкий валик и накрыла Неджема шёлковым покрывалом. А потом и сама легла, свернувшись по-детски калачиком. Смотря на него, она засыпала. В тот миг счастливая улыбка была её проводником в мир безмятежности.


               
                Глава 11             

                Расчистив небо от облаков,
         ты видишь, что даже далёкие звёзды
                окутали тебя своим светом. 
    
Тусклый свет луны в ночном небе, изредка пробивающийся сквозь облака, робко освещал храм Себека. Человек в одежде жреца, однако, шёл очень уверенно по каменной дороге, ведущей от озера в храм, в руках его был небольшой папирусный свиток. Хорти вошёл в свою жилую комнату, опустился в скромное каменное кресло и долго сидел без движения, глядя на бледную дрожащую луну, виднеющуюся сквозь оконный проём. Перед ним на маленьком столе лежал запечатанный свиток - долгожданное послание. Нофрет прислала мальчика-эфиопа с письмом к своему отцу. Что в нём? Ожидаемое облегчение или новое разочарование? Хорти поднялся, чтобы зажечь факел и прочитать, наконец, полученное послание. В тот миг, когда факел загорелся, дунувший в оконный проём ветер сорвал свиток со стола и отбросил его в дальний угол комнаты. Как раз оттуда из темноты показался знакомый силуэт. Это был Меркор. Подняв свиток, он спросил на редкость тихим голосом: «Разве тебе дозволено вести переписку за стенами храма, не поставив в известность меня?» Хорти не мог ответить, так как понял: что бы он сейчас ни сказал, всё будет напрасно, ведь за ним следили. Он лишь протянул свою дрожащую руку с  мольбой отдать ему письмо. Но Меркор, глядя на Хорти уверенным и суровым взглядом, надорвал склеенный край листа и развернул его. Реакция Хорти была молниеносной. Он, уже не отдавая себе отчёта, схватил со стола кинжал, но тут же  опустился на пол. Позади стоял Семи, держа в руках тяжёлую палку.
     Пробуждение Хорти было мучительным, голова раскалывалась от боли, всё тело ломило от туго сковывающих верёвок. Яркий свет факела больно резал глаза.
      Меркор  про себя читал письмо: «Мой отец, твоя дочь посылает тебе радостную весть. Госпожа теперь дозволяет мне подносить ей утренние фрукты и вино. Я следую твоему велению, которое положит на мою голову золотой урей, а тебя сделает верховным жрецом. Под любым предлогом приезжай в Мемфис в десятый день этого месяца».
     Голос Меркора на миг заставил забыть Хорти о боли.
     - Я давно знал, что ты, Хорти, способен на чудовищное зло, а также знал, что ты с радостью готов вонзить в меня кинжал. В прошлом я, возможно, даже с радостью позволил бы тебе это сделать, но теперь всё иначе.
     Хорти попытался порвать на себе верёвки, но Семи, наклонившись над ним, дал понять, что это напрасно.
     - Папирус, присланный твоей дочерью, открыл бы на многое глаза даже Тени, - продолжал Меркор. - Ведь ты видел своё  будущее под его покровительством…, как мне казалось. А что касается верховного солнечного жреца, так он просто в этом уверен. Но ты и Нофрет задумали идти своим путём, - с искрящимися глазами произнёс Меркор. - Вы решили погубить дочь фараона, а заодно избавиться и от Тени, ну и от меня, конечно. Но если бы дело касалось только двух последних, я воспринял бы это как справедливое возмездие. Но Иби! - Меркор бросил на Хорти свой взгляд с отблесками огня. - Я дам тебе выбор. Я говорю о том, что ты и не думал давать другим. У тебя он есть. Сейчас Семи развяжет тебе руки, и ты напишешь под мою диктовку. Но, впрочем, если не согласен, Себек всегда готов принять своего слугу… - растягивая слова, внушительно произнёс Меркор.
     Слегка потрескивает горящий факел, Меркор диктует письмо. Хорти аккуратно выводит иероглифы своим особенным способом на чистый папирусный лист: «Гор наблюдает с высоты небес, Себек наблюдает, погрузившись в тёмные воды. Они видят то, что может разрушить твои желания, я могу предупредить тебя об этом в храме покровителя воды, когда верховный служитель вернётся из Мемфиса, что произойдёт в праздник очищения. И ты наконец  получишь то, что не давалось в руки даже фараонам, ведь в этом и есть наше желание».
     Меркор взял папирус и отложил его в сторону, чтобы подсохла краска. Потом Семи поднёс к лицу Хорти, сильно пахнущую благовониями материю и он вновь погрузился в царство сна.
     Небо уже стало чистым от облаков, оно сплошь было усеяно мерцающими звёздами. Их много. Но Меркор долго смотрел на самую яркую - северную звезду: «Ну вот, Иби! Бывает и так. Весь смысл жизни, всё-всё может измениться. Один лишь взгляд самых пленительных глаз в клочья порвал на мне шкуру Себека. Я иду за тобой, Иби! Но когда я приду к тебе, не отпускай мою руку».

                Глава 12

              Она звала тебя за собой! Поверь!
          Ты всегда будешь помнить её слепую
веру. Невольно, одним взглядом станешь искать
    её волосы и глаза. Как призрачный фантом
                является к тебе её аромат.
               
       Полная луна - притягательное зрелище. Её присутствие на ночном небе приводит в движение весь ночной мир. Корабль медленно подошёл к маленькой бухте города Кау. Чернокожие рабы опустили якорь, спустили барку на воду. Не желая даже ночью привлекать в городе чьё-то случайное внимание, Иби и Неджем шли пешком по узким тенистым улицам, не взяв в сопровождение ни одного раба, ни одного воина. Не отходящий от ноги Иби, Ка был рядом, но и он был чёрен, как сама ночь. Когда в дом Маи постучали, то за дверью почти немедленно послышались торопливые шаги, спешащие открыть пришедшему. Старый раб держит в руках небольшой светильник и с любопытством рассматривает двух людей и собаку, стоящих на пороге.
     - Вам нужен врач Маи, - утвердительно сказал раб. - Пройдите, я разбужу его.
   Иби оглянулась и подумала, что когда-то была уже здесь. Ещё изнутри она почти угадала, всё то, что могла увидеть в доме прославленного врача и что могло сопровождать его в повседневной жизни. За все эти годы она уже почти знала портрет Маи, по рассказам Патет. Этот дом был его частью - просторный, но обстановка скромная, не терпящая излишеств. Передняя комната почти квадратной формы. Выкрашенные в белый цвет, без единого орнамента стены. Расставлено немного мебели простой формы, но сделанной из дорогой породы кедра, привезённого с синайского полуострова. Вскоре туда вошёл высокий человек, его лицо было спокойным. Такое лицо - уже уверенность и надёжность. Увидев Неджема, он широко улыбнулся и крепко обнял за плечи молодого воина. Потом вопросительно посмотрел на изящную фигурку, сплошь укутанную чёрным плащом. Он подошёл ближе и открыл лицо Иби, и, когда она подняла глаза, сердце Маи дрогнуло. Ошеломлённый, он стоял в изумлении, смотря на юную ночную гостью.
     - Как твоё имя, девушка? - неуверенно спросил Маи, как бы уже зная ответ.
     Тогда Иби сняла с себя плащ. Она повела головой, убрав волосы с лица, чтобы её было ещё лучше видно.
     - Стараниями Патет ты видишь ту, что стоит пред тобой, - нежно произнесла Иби. - Патет стала мне приёмной матерью, каждый вечер она обращалась к подаренной тобой золотой статуэтке Исиды в молитвах обо мне и о тебе, Маи, - Иби смотрела на него и легко улыбалась, понимая, почему Патет не могла забыть этого человека. - И я хочу, чтобы ты, Маи, отправился с нами в Мемфмс. Ты должен увидеться с Патет. Пришло время соединения судеб тех, кто был в разлуке, - помедлив, Иби продолжала, - а также настало время объединения усилий. Ты лучший из врачей, прославленный Маи, - в интонации Иби не было и тени лести. - Но ты и тот, кто знает составление редких ядов, - с искрящимися от волнения глазами произнесла она.
     - Царевна говорит о редком яде терты, - пояснил Неджем.
     -  Само растение, из которого его получают, является тайной, - ответил Маи. - Ведь познав учение Имхотепа*, важнее знать, где найти, а не как сделать.
     - Терта так редка, что в поисках её необходимо обращаться к учению Имхотепа? - подняв брови, с удивлением спросила Иби. - Впрочем, чему я удивляюсь? Ведь царственных особ не могут посвящать в науку врачевания. А потому мы пришли с этим к тебе.
     Маи внутренне удивлялся: «Откуда у этой юной девушки столько силы в её уверенном взгляде, в её умении убеждать? Она говорит нежно, но так, что противиться почти невозможно, так как веришь каждому её слову. Ну конечно! Ведь она дочь Хетеры, которая, будучи рабыней, стала царицей Кемет, навсегда пленив сердце фараона».
     - Я должен сказать, где растёт терта, - утвердительно кивнув, произнёс Маи. - Каждый придворный лекарь даёт клятву статуе Имхотепа, что знания о ядах, против которых не существует противоядия, не выйдут за пределы его разума, - он подошёл к окну, всматриваясь в ночь. - Где истина? Хранить молчание? Или сказать запретное, и тогда, быть может, с меня спадёт немое подозрение Менкауры, которое стало непреодолимой стеной между нами.
     Иби осторожно дотронулась до плеча Маи.
     - Ты хочешь сказать - тебя обвинили в том, что случилось семнадцать лет назад?
     - В том-то и дело, что никто не обвинил, - отозвался Маи. - Менкаура всегда доверял мне, но знание о том, что яд был известен лишь мне, застыло в его немом вопросе навеки.
     «Беречь Неджема от слухов о смерти его матери!» - думала Иби, вспоминая просьбу Менкауры. Она поднесла к своим губам руку, мысленно прося Маи не продолжать дальше. Он, чуть дрогнув ресницами, дал знать ей, что понял.
     - Я предпочитаю молчать. Так как, нарушив закон врачевания однажды, найдёшь оправдание и для другого случая.
     Иби взяла руку Маи и нежно посмотрела в его лицо.
     - Храни тайну травы Исиды, Маи. Ты прав, что не ищешь оправданий. Тебе ведь не в чем оправдываться. А я и так теперь узнала о многом.
     - Но разве тайна, что это растение является священным и что Исида сама применяла его магическим образом, чтобы усыпить преследовавших её слуг Сета? Стало быть, она должна охранять терту как саму тайну там, где нашла спасение для себя и младенца Гора, - произнёс Неджем. - А впрочем, любой тайне, нужной жрецам, присваивается титул тайны богов!
     - Ты прав, Неджем, - продолжала Иби. - Ведь редкий яд труднее распознать, когда вершится зло.  Уверенность в том, что с помощью устрашения смертных богами, имеющими таинственное обличие, даёт жрецам возможность диктовать фараону даже то, кто может стать его спутницей, каким должен быть цвет её кожи, волос или глаз. И если, вопреки всему этому, над долгом повиновения святым отцам всё же ставится подлинное чувство к чужеземке, которая была рождена другой землёй, но которая, во имя той же любви, готова принять и принимает обычаи Кемет, то святые ревнители сложившихся устоев, где их слово не терпит возражений, не боятся измарать свою святость в крови, - звенящим голосом говорила Иби. - Они решили, что пролитая кровь расставит всё на те места, куда укажут они. Тени!.. Он ошибся, потому что не представлял сам, как глубоко и надолго втянул себя в вечный трепет ожидания.
     Маи и Неджем, охваченные огнём страстного голоса Иби, взволнованные и взбудораженные, искрящимися глазами смотрели на неё. Иби - такая тоненькая и благоухающая - зовёт за собой проникновенно. Любуясь Иби, Неджем вспомнил голос отца: «Во все времена в мире существует не много женщин, которые самой природой наделены огромной властью над мужскими сердцами. Сама жизнь говорит за то, что такую женщину невозможно забыть. И тот, кто единожды встретится с ней одним долгим взглядом, не сознавая сам того, будет стремиться к случаю новой встречи, пусть даже если она сулит и новую разлуку. Судьба будет сводить их вновь и вновь, как бы далеко они не удалялись. Подлинная красота - редкий дар. Он никогда не забудет как играет солнечный свет в её волосах, как спокойно и уверенно она смотрит, подобно судьбе, как она пахнет ветром и молодыми травами. И слова, произнесенные ею, будут высечены в его сердце. Когда-нибудь он признается ей, но она уже давно и сама знала об этом, быть может, ещё до их самой первой встречи».
               
                Глава 13

   Это было прекрасное время для возвращения…

      Снова ты дышишь и чувствуешь запах цветущего лотоса. Нигде, ни в одном месте Кемет он не благоухает с такой силой, как в прекрасном обиталище. Целое пространство Реки по пути к бухте Мемфиса, сплошь покрыто огромными голубыми цветами*. Это было прекрасное время для возвращения домой.
     На пристани начал собираться народ.  Увидев приближающийся царский корабль, люди бросали свои дела и торопились занять самое лучшее место, чтобы вновь лицезреть дочь фараона, потрясшую Кемет своим появлением в день богини Маат.
     Корабль под парусами идёт по вечной Реке, окутанной облаком священных цветов. Чернокожие рабы, управляя тяжёлыми вёслами, в белых набедренных повязках, были похожи на мифические создания - прекрасные и сильные с переливающейся на солнце кожей, специально натёртой для такого случая ароматными маслами и золотой пылью.
     Первыми на пристань с корабля спустились воины Неджема. Они держали перед собой перевёрнутые щиты, наполненные до краёв золотом. Воины бросали его под ноги пришедшим. Восторженные крики разносились вокруг. Люди благодарили правую руку Ра - дочь фараона, зеленоглазую Иби. Воины раздвинули толпу, выстроившись в два ряда. Народ стал постепенно умолкать. Взгляды собравшихся были прикованы к кораблю в ожидании того, что поразит взор и люди ещё долго будут рассказывать об этом каждому, кто потом посетит Мемфис. И, вот, второй свёрнутый парус распускается и миллионы трепетных лепестков вмиг были выпущены из него. Под лёгким ветром они поднялись ввысь и, паря над кораблём, Рекой и пристанью, медленно кружились в воздухе, опускаясь всё ниже и ниже.
     Иби, пустив вперёд Ка, грациозно спустилась по широкому перекинутому с корабля мостику, сверкая, как солнечный свет. Не признавая обычая Кемет и моды, Иби гордилась венчавшими её голову длинными роскошными волосами, в которых уверенно сверкал золотой урей. Шею украшало тяжёлое ожерелье, а руки, на запястьях и выше локтей, - змеевидные браслеты, сохранившиеся от царицы Хетепхерес* - её прабабки, первой из династии. Иби среди парящих лепестков, вся в сиянии золота, рукоплесканий и громких приветствий, была охвачена странным чувством. Она - дочь правителя всей этой земли и всего этого народа, но люди, на которых она смотрела, так отличались от неё. Она дарила им улыбку и чувствовала единство горячей безудержной африканской крови, но внешне они были разными - слишком сильна в ней та, что была первой привезена в Кемет из северной страны. Всё лица, лица, ну хотя бы одно знакомое. Нет. Все ждут её там, во дворце: и отец, и Патет. Иби остановилась в ожидании Неджема. Новые крики приветствия принадлежали почитаемому полководцу. Иби видела сколько радости и восхищения было на лицах людей при виде Неджема, и подумала: «Вот достойный преемник моего отца, когда придёт время. Озарённый бессмертным светом бен-бена, любимец народа, мыслящий не как принято, но почему-то его суждения кажутся увиденными с необозримой высоты, доступной не каждому». Нежное тепло разлилось в груди Иби при этой мысли, но тут же, встрепенувшись, была напугана этим, так как не видела своего места в Кемет, и в целом мире без Меркора.
     У подножия дворца рабы спустили тяжёлые золочёные носилки, с которых спрыгнул Ка. Он, пробежав мимо всех стоящих у входа, нашёл Патет, скромно занимающую место в стороне и смешно, по-собачьи, чихая, гордо сел рядом. Затем спустились Неджем и Иби. Фараон протянул обе руки навстречу дочери. Иби поднялась по высоким ступеням и подставила свой лоб для поцелуя. Менкаура нежно обнял её.
     - Дочь моя, Иби, я был в сильном волнении, когда получил послание о твоём решении посетить храм Гора в священном Кхеме.
     - Отец мой, но ведь обычаи придуманы не нами. Прости меня, что ослушалась тебя. Поверь, что, встретившись с оком Гора, на многое из того, что хорошо скрывалось, и у меня открылись глаза, и теперь я вижу намного дальше и много лучше.
     Иби окинула взглядом стоящих, подошла к Патет и горячо поцеловала её. От волнения и переполняющего счастья из глаз женщины потекли слёзы. Она не могла насмотреться на цветущую юность. Патет гладила лицо Иби, осыпая её самыми нежными словами. Это была их первая долгая разлука за все годы. Иби повернула голову. И что же? Меркор смотрел на неё, и он был здесь. Впервые Иби удержала свои чувства, она не могла дольше смотреть на него. «Что чувствую я? - обращалась она к тревожному сердцу. - Как смотреть мне в глаза тому, кто единственный для меня в этом мире? Любовь не может родниться с сомнением, и он не должен прочесть это в моих глазах. Не сейчас…»
     - Отец, - звонко произнесла Иби, - всё это время, мы с Неджемом рука об руку  прошли очень многое, и я никогда не забуду, насколько дорог мне этот человек.
     - В руку Неджема я готов вложить твою ладонь на всю жизнь, -  ответил Менкаура. - Но это моё желание. А я всегда был приверженцем истинного чувства, поэтому решать только вам.
     Иби не видела, как изменилось лицо Меркора при этих словах, но она могла и не смотреть на него в этот миг, она слышала его сердце, оно билось в ней. Но боль сомнения творит своё наперекор подчас самой любви. Осознанно мы причиняем боль себе и тому, кого любим, как будто в том есть единственное спасение этой минуты… Спасение… Но от чего?..   

                ***
    
     На закате солнца в голубом зале дворца начали собираться его благородные обитатели и те, кто был специально приглашён. Солнце садилось за горизонт в багряном венце, подул прохладный северный ветер. По желанию Иби под сводом входа во дворец были подвешены сотни колокольчиков, привезённых ею из Хараппы. Ветер легко раскачивал их и теребил тысячи разноцветных лент, которыми были обвиты колонны. Знатные вельможи и их разукрашенные жёны постепенно заполняли зал, и в воздухе перемешались ароматы фиалки, розы, жасмина и пряных трав, которыми умастили себя модницы.
     Иби в своей комнате смотрела на своё отражение в отполированном золотом круге. Её глаза и брови были искусно подведены Патет. Нежный золотистый румянец переливался на смуглом лице, оранжевая краска, изумительно сочетающаяся с зелёными глазами, чётко обрисовывала её гармоничные губы, волосы мягкими пышными волнами, словно таинственный чёрный водопад, спадали на плечи и спину. Патет поднесла шкатулку с украшениями.
      - Сегодня только изумруды. Точь-в-точь сродни твоим глазам, - Патет берёт изумрудную россыпь и продевает сквозь неё волосы Иби, да так умело, что пышность осталась нетронутой. Были выбраны ещё два браслета с тем же камнем на каждое запястье и такой же пояс, обвивающий её тонкую талию. Когда всё было закончено, Патет с любопытством взглянула на свою любимицу.
     - Я всё хочу спросить тебя, моя Иби… Когда ты отправлялась за посвящением, с тобой была Нофрет, а теперь я не вижу её.
     Иби медленно повернулась к кормилице  и легко улыбнулась.  Подойдя ближе, она шепнула ей:
     - Не беспокойся, моя дорогая Патет. Теперь её никто не увидит, ведь аспид не может находиться среди людей. Но я не хочу, чтобы ты волновалась об этом.
     Иби шла по коридорам дворца, оставляя за собой  лёгкий шлейф жасминового аромата. Богиней хотела она предстать в тот день, богиней она и предстала. Иби показалась в зале у входа, что был напротив сидящего фараона. Она два раза хлопнула в ладони, и с быстротой Анубиса рядом с ней оказался Ка. Ей доставляло удовольствие заботиться о своей собаке. Ещё днём она заварила для Ка отвар из шалфея, искупала его, а потом провела по шерсти шалфейным ароматным маслом. Шерсть её четвероногого друга блестела, переливаясь, как атлас. Шею собаки она украсила золотым обручем с изысканными изумрудами.
     Царевна не спеша  спускалась по широким ступеням. Взгляды присутствующих были неотрывно устремлены на неё. Пройдя сквозь весь зал, она подошла к подножию высокого трона, поднялась и села рядом с Менкаурой. По жесту  руки  Ка лёг у её ног. Сердце Иби билось спокойно. Оно говорило: «Смотрите. Вы уже забыли, как выглядела ваша царица. И вот вы вновь можете видеть. Смотрите не спеша, ведь вы иные, и ни одна из ваших женщин не смогла назваться царицей Кемет. А вот моя мать стала ею. И что же вы сделали с ней? Не признав её светлую кровь, погубили. Смотрите, во мне смешались две стихии, но этим они только сильнее, ведь даже уходя, мы оставляем своё повторение».
     Раздался продолжительный удар в гонг. Фараон передал символы власти Неджему, стоящему по левую его руку.
     - Я не мог не разделить своей радости с вами. Мысленно я много раз представлял себе этот день. Дочь, моя Иби, прекрасна, как благоухание рассвета. Всю ночь предавайтесь веселью и зрелищам, но помните о пробуждении Птаха.
     Поднявшись с трона, фараон дал знак музыкантам, обнял Иби и, с отцовской нежностью улыбнувшись, сказал: «Я благодарен судьбе, что, смотря на тебя, вижу будущее. Несмотря на свою юность, ты Иби, наделена внутренним чутьём, что значит царственная кровь. Но для меня ты бесценнее этой короны. Ты - самая моя большая удача в жизни. Неджем, на всю эту ночь я поручаю тебе царевну. Смотри, кто к ней подходит, что она ест и пьёт. Ещё до рассвета я отправлюсь в Ростау. Строительство третьей пирамиды скоро будет завершено. Мне нужно быть там, но я хочу, чтобы через пару дней и вы отправились туда. Я буду ждать».
     Иби невольно повернула голову и увидела Меркора среди знати, собравшейся у трона правителя. Он стоял впереди, смотря прямо на Иби, как ей показалось, каким-то странным взглядом. «Вот и я, - говорили его глаза. - Я твой, Иби, в тебе моя жизнь».
    Иби, отыскав вновь глазами Меркора и убедившись, что он здесь,  вздохнула с облегчением: «Он рядом». Не отрывая от жреца своего взгляда, смотря прямо в его глаза, она произносила слова власти, мысленно обращаясь к нему: «Как око Гора одно, так и ты, Меркор, один и неизменен. Как око Гора видит насквозь, так и ты читаешь призыв в моих глазах. Ветер не виден, но слышен. Мои слова не слышны, но видны. Гор тому свидетель! - Иби взяла миниатюрный кубок с вином и поднесла его к губам. - Я делаю глоток красного, как жертвенная кровь, вина, я надкусываю фрукты, ничто не может ослабить силу моих слов. Гор мне в помощь».
     Управитель стола объявил о поднятии кубков за появление в списке правителей Кемет вновь посвящённой наследницы престола. Иби бросила пять золотых колец в центр зала, и под дикий ритм барабанов стремительно, как молнии, выбежали пять темнокожих танцовщиц. Эфиопки высоко ценились в Кемет за дарованную природой экзотику и особую красоту. Слегка прикрытые леопардовым мехом, с горящими факелами в руках, они кружились и бросались вверх в своих летящих  прыжках, подбрасывая факелы и вновь хватая их на лету. Барабанный ритм всё ускорялся, и движения танцовщиц превратились в вихрь рассекающих пространство изящных линий, сверкающих диких глаз и ярких языков пламени. В одно мгновение танец прервался. И танцовщицы, подняв по золотому кольцу, брошенному царевной, и склонив головы, так же быстро исчезли. Страстный ритм барабанов, обольстительные эфиопки заставили некоторых  из гостей подняться со своих мест и просить царевну возвратить танцовщиц. Иби одобрительно улыбнулась управителю стола: «Верни эфиопок, пусть удивят ещё раз!»
     Один из присутствующих вельмож, вначале, недобрым взглядом следил за ней, то нахмурившись, опуская глаза, то вновь смотрел на неё, а когда перед собравшимися появились всё те же танцовщицы, на этот раз сняв себя остатки шкур, прикрывающих их тела, но украшенные звенящими серебряными браслетами, с явной, чуть сдерживаемой ненавистью уставился на них. Иби с недоумением, подняв брови, окинула его взглядом и задала Неджему вопрос: «Что это за странный гость?» - показала она, кивнув головой.
     - Это один из приближённых  вельмож фараона, Раанер. А странный он тем, что пылает ненавистью к красоте, волнующей живые сердца.
     - Но что заставляет его?
     - Его жена Раннаи, будучи уже не очень молодой, как и сам Раанер, но, сохранив и в зрелые годы свою красоту, воспылала любовью к одному из молодых воинов фараона. А когда Раанер обо всём узнал, то увёз Раннаи из Мемфиса и запер её под строгим присмотром слуг в одном из своих довом в Пе*.
     - А тот воин?
     - Я во всё это не очень-то верю. Но если доверять придворным слухам, то этот Раанер, кроме своего умения служить фараону, ещё знает, как применять слова власти, и ловок в действиях, направленных на их осуществление. Однажды под каким-то предлогом позвав к себе того самого воина в дом, щедро угостив его, повёл к пруду, что вырыт в саду. И когда они подошли к самой воде, Раанер бросил в неё восковую фигурку крокодила со словами: «Бери его. Руи принадлежит тебе!» - так звали того воина. Фигурка тотчас превратилась в живого крокодила, и зверь утащил воина под воду. Руи больше никто не видел.
     Иби знала, как сильна магия в жизни Кемет, и, подняв холодный взгляд на Раанера, у неё вдруг появился вопрос: «А почему именно крокодил? Ведь заклинания, связанные с этим животным, не выходят за рамки святилища Себека».
     - Ты загрустила, Иби? - нежно спросил её Неджем.
     - Я никогда не смогу принять того, что убивая человека, можно вот так безнаказанно жить, а жертва между тем так и осталась неотомщённой.
     - Этот случай - лишь придворные слухи. И я не приветствую их. Однако со временем и ты к ним привыкнешь. Но придай Раанер огласке измену его жены перед судом фараона, и тогда закон предписал бы казнить обоих - и Раннаи, и Руи. Ты ведь знаешь, измена в Кемет карается смертью.
     - Знаю, - коротко ответила Иби.
     Между тем управитель стола указывал рабам, что следует делать. Все цитрусовые и финики, с которых следовало начинать и заканчивать любое застолье, были убраны, и пространство наполнилось другими ароматами. В зал вносились один за другим огромные подносы, на которых ещё дымилась дичь, начинённая черносливом и лимонами. Целые туши молодых баранов, золотистые оттого, что  обсыпаны шафраном и жарились прямо на больших вертелах, начинённые листьями базилика, расставлялись вдоль длинных столов. На золотых изящных подносах, среди лотосовых лепестков  уложены пахнущие мёдом груши, запечённые в тонком пряном тесте, и внутрь каждой из них был положен, как подарок, драгоценный камень. Подрумяненное мясо крупных улиток  приколото золотыми булавками к душистым листьям мяты. Вино в тёмных кувшинах было выпито, и в зал внесли сверкающие кувшины из прозрачного дорогого стекла, добываемого на западе Кемет. Девушки ходили вдоль столов и подбрасывали алые лепестки роз, через несколько мгновений стол был усыпан ими - изысканными и благоухающими.
     Иби знаком подозвала управителя стола и сказала, что пора накормить тех, кто собрался на улице. Шум в зале смолк, когда царевна поднялась. Огонь, горящий в зале повсюду в больших бронзовых тарелках, придавал глазам Иби золотистый оттенок, её кожа приобрела какое-то особое сияние, красота дикой пантеры была в ней.
     - Вы так мало видели свою царевну, что мне хочется хотя бы как-то исправить это. Но знаете меня вы ещё меньше. Волшебный мир иллюзий наполняет ваши души в такие минуты, как эта, ожидание того, чего ещё никогда не было.
     Иби вышла на самую середину зала. На равном расстоянии от себя, в трёх местах, она расставила маленькие светильники так, что сама оказалась в центре треугольника. Присутствующие неотрывно наблюдали за каждым её движением завороженными взглядами, будто перед ними была не царевна, а сошедшее с пьедестала божество.  Держа в руке тонкую соломинку она произнесла:     «Силой слова я творю власть, данную Исидой. Власть даёт силу и той соломинке, что я держу в своей руке, ибо моё слово и есть власть. Я призываю огонь именем Птаха-Секер-Осириса - триединого, несущего жизнь, смерть и воскрешение. Воскрешение найди в огне!» - низкими бархатистыми звуками произнесла Иби. Соломинка начала дымиться и загорелась. Иби поднесла её к каждому из трёх светильников, и они зажглись. Её голос уже походил на трепет крыльев какой-то таинственной птицы, разносящийся всюду: «Белые крылья Хатхор, вы слышите их? Заветное слово, вы видите его? Горизонт!» Вот, в золотой дымке волосы Иби развеваются, словно от ветра. Сияющее белое одеяние сквозь призрачное облако слепит глаза, но их невозможно отвести от таких же белых трепещущих крыльев за её спиной. Образ крылатой богини, прозрачной тенью отделившись от Иби, поднялся и исчез вместе с золотой дымкой. Красное свечение постепенно сменило его. И перед всеми возникла та, что повеливает мудрыми змеями. Чёрные косы извиваются по её плечам и груди. Иби протягивает руку, выставив вперёд ладонь, и призывает Исиду в образе великой змеи. На мраморном полу послышался шорох ползущего длинного тела. Иби раскачивалась, извиваясь, она подняла ладонь вверх. Из расползающегося под её ногами алого облака вначале появилась плоская большая голова кобры, она поднималась всё выше и выше, и вот Иби и великая мать-кобра раскачиваются друг перед другом в своём таинственном танце. Иби протянула змее сложенные ладони и, дунув, вдохнула в них тепло самой жизни. Кобра приблизила своё высоко поднятое коричневое тело, опустила голову и начала пить невидимый нектар из рук царевны.
     - О Исида, Исида, ты вскормила того, кто стал великим Гором. Теперь пришло время отдать тебе что-то своё, - громким полушёпотом говорила Иби, эхом вокруг разносились её слова. Светящиеся в алой дымке видения великой змеи и повелительницы змей постепенно таяли. Зелёный свет заполнил пространство. Плеск воды нежил  слух наблюдающих за происходящим. Иби вновь в свете изумрудных камней, украшающих её всю, парит над прозрачной водой, наполняющей зал. Она поднимает волосы, рассыпает их по своим плечам. Зелёными звёздами наполнилось всё пространство под куполом, их сияние было гипнотическим, манящим. Но Иби смотрела прямо в глаза Меркора. Она незаметно ни для кого вышла из зала. За ней так же бесшумно последовал Меркор.
    Иби подошла совсем близко к жрецу, так что он вновь увидел отражение своего лица в её искрящихся глазах.
     - Не спрашивай меня ни о чём, Меркор. Возьми этот ключ и иди по лестнице на верхний этаж. Там ты найдёшь дверь точно с таким знаком, как здесь, - Иби показала Меркору знак на ключе. -  Войди в эту комнату, закрой дверь изнутри и жди меня там. Настало время о многом сказать…
     Не оглядываясь, Иби возвратилась назад.
   - Пора возвращаться! - летел под самым сводом её трепещущий голос. - Я подарила вам зримый образ тех, о ком говорят вечные легенды наших предков, - и дивные крылья Хатхор, и материнскую нежность великой змеи!!! И я возвращаю вам свет земного огня…

   
                Глава 14

                Встречи, расставания…
                Одно без другого не бывает.

     Полночный сад, любующийся светом яркой луны, прекрасен не менее, чем купающийся в лучах солнца. Роскошный дом Неджема утопает в белых лилиях. Царский цветок, излюбленный в Кемет, сияет лунным светом, как будто создан для него. Маи задумчиво любуется только что сорванными в саду лилиями, но видит ту юную Патет, поливающую точно такие же цветы в саду его брата, - нежную и чистую, словно предрассветная роса на белых лепестках. Он повернулся и посмотрел на Нофрет. «Что делает сердца девушек такими разными? - думал Маи. - Одна мечтает лишь о свободе, которая ей стала дороже любви. Сегодня перед ним такая же юная дева, какой в то время была Патет. Но что творится с ней? Хладнокровно и уверенно идёт она на убийство, мечтая о золотом урее, и не нужна ей обыкновенная свобода, а любовь… Любовь не для таких, как она. Такая, как Нофрет, до конца пойдёт. Хотя дочерняя привязанность к отцу в пример другим. Бежать и не пытается, потому что знает, что этим немедленно погубит Хорти, так ей сказала сама царевна».
     Нофрет сидела в углу комнаты, обхватив руками колени и уставившись в одну точку, в ожидании своей участи. Другого выбора у неё не было. Попытайся бежать, и Хорти будет умерщвлён. С кем тогда она останется в этом мире?
     На нижнем этаже и в саду послышалось оживление. Рабы, живущие в доме, торопились встретить своего господина. Маи напрягал зрение, чтобы рассмотреть тех, кто был с Неджемом. Его сопровождали две женщины, укутанные в тёмную ткань. По лёгкой и стремительной походке и изящным формам он узнал царевну. Женщина, идущая рядом с Иби не  имела таких изящных форм, но все линии были правильны и движения мягки. Всё это привело Маи в волнение, он высоко поднял голову и печально свёл брови. Вскоре он услышал торопливый звук сандалий Неджема, поднимающегося по полированной мраморной лестнице.
     - Никому не спится сегодня! - почти вбежав в комнату, весело произнёс Неджем, одновременно бросив молниеносный взгляд на Нофрет. На ходу он подхватил резной кувшин и налил рубиновое вино в кубок. - Как вела себя пленница?
     - Робко, как мышка, - с усмешкой произнёс Маи.
     - Тем лучше для неё и для её отца, - отозвался Неджем. Потом он отвёл Маи в сторону и, смотря на него добрым взглядом, ласково сказал. - Я побуду здесь, а ты спускайся вниз, тебя там ждут, - утвердительно кивнул он головой.
     - Да, - растерянно отозвался Маи. Помедлив какое-то время, он смотрел в дверной проём, как бы собираясь с силами, предвидя ожидаемую встречу.
     Уже внизу, войдя в просторный зал, Маи увидел стоящих друг напротив друга  Иби и Патет, которую тут же узнал. Иби же, увидев Маи, нежно взяла руку кормилицы в свои ладони и указала взглядом на того, кто стоял за её спиной. Патет стремительно обернулась.
     - Маи! - лишь смогла она вскрикнуть. В одно мгновение десятки разных выражений поменялись на её лице. Но Маи был уже рядом, он обнял Патет закрыв глаза, и прижал свои губы к её голове. Она с силой прильнула к его гулко бьющемуся сердцу. Так они стояли, не веря счастью - вновь находиться рядом, ощущая взаимное биение сердец.
     Иби тихо оставила их. Когда она поднялась к Неджему, то Нофрет встрепенулась и с немой надеждой устремила на неё взор. Иби остановила на ней  холодный, как бы размышляющий о чём-то взгляд.
     - Твой отец пока не ответил на письмо. Моли судьбу, Нофрет, чтобы он не слишком затягивал с ответом.
     - А если письмо не дошло?
     - Ну, тогда считай, что боги отвернулись от тебя, а заодно и  от твоего отца, - равнодушным голосом ответила Иби.
     - Но я хочу помочь тебе! И я хочу жить! - сквозь слёзы лепетала Нофрет.
     - Время покажет, насколько сильны эти два твоих желания, - бесстрастно произнесла царевна.
     Иби неторопливо налила в кубок воды и растворила в ней белую горошинку: «Пей, Нофрет! Так бесполезное в ожидании время пройдёт быстрее».
     Девушка без тени сомнения, глядя прямо в глаза Иби, взяла кубок и выпила всё до последней капли. Вскоре веки стали тяжёлыми, сознание быстро оставляло её. Лёгкая грусть мелькнула на лице Иби. Она сняла  покрывающую её плечи ткань и накрыла ею Нофрет.
     - Ты загадочней сказочных папирусов о Джеди*, - отозвался Неджем, обращаясь к Иби.
     Она улыбнулась.
     - Так было угодно самой природе. Говорят, я родилась в тот самый миг, когда все её силы, придя в движение, соединяются в одном человеке. Когда-то Патет рассказывала сказку, с чего началась моя жизнь. С самым первым моим криком статуэтка богини Бастет, которая стояла у ложа моей матери, задрожала и произнесла по-кошачьи соблазнительным голосом: «Моё сердце!» Также говорят, что после этого в комнату подул сильный ветер и она наполнилась дивным ароматом жасмина. Все рабыни упали перед богиней на колени и тогда она перестала дрожать. Ты ведь знаешь, что Бастет покровительствует обольстительной и страстной  любви, а иногда бывает и предвестницей смерти. Так вот, всё происходящее сильно взволновало мою мать. Хетера, сознавая росшее недовольство среди жрецов в отношении иноземной крови правительницы Кемет, восприняла как недобрый знак предсказание Бастет. Неджем, ты взрослый мужчина и знаешь, в каких домах особенно поклоняются богине в образе кошки! Поэтому царица передала меня -  новорожденную - в руки Патет и не дожидаясь рассвета, приказала ей немедленно показать меня фараону. Патет внесла меня в тронный зал, где отец собрал на совет всех высших жрецов. Но Патет прошла вперёд - к самому трону правителя - и положила перед ним новорожденную со словами: «Хетера этой ночью подарила тебе дитя вашей общей любви. Твоя дочь перед тобой». Напряжённое молчание повисло в зале. Но Менкаура, как показалось Патет в тот миг забыл о короне, венчавшей его голову. Он резко встал с трона, подбежал к маленькому шевелящемуся свёртку, и с трепетом поднял только что родившуюся девочку. Это означало, что фараон признал меня дочерью царственной крови и как ту, кто вправе впоследствии стать наследницей престола. Поэтому когда Патет вернулась со счастливой улыбкой и, отдав меня Хетере, всё рассказала ей, то моя мать уже иначе объясняла предсказание Бастет. Со слезами благодарности целовала она изображение богини, восклицая: «Благодарю тебя, о богиня любви, что подарила ту, кого никто не отвергнет вовеки. Да будет так, как пожелала ты, - царевна наречётся именем Иби!» Но я забыла, что ты не веришь в богов Кемет, и история, которую я пересказала со слов моей дорогой кормилицы, для тебя не больше чем сказки из папирусов о Джеди, - с ослепительной улыбкой произнесла Иби.
     - Да, я не верю в богов Кемет, но в то, что увидел сегодня и услышал от тебя, во всё это я верю. Твоё слово и сияние твоих глаз способны вдохнуть жизнь в любую бескровную статую, и я верю, что все силы природы приняли тебя как равную себе в ночь твоего рождения.
     - С богами не шутят.
     - В моих словах нет и тени шутки.
     Иби не смогла выдержать проникновенного взгляда Неджема и опустила голову, чувствуя, как пылает её лицо.
     - Я очень беспокоюсь за тебя, Неджем, - потупив взор, продолжала Иби. - Потому что вижу гораздо больше.
     - Не надо, Иби, ведь я твой верный страж. И воин, - помедлив, продолжал Неджем. - Моё сердце, как щит, в сражении…
     - Нет! Да ты и сам не веришь во всё это. Но бывает так, Неджем, что люди путают любовь и родственность душ. Но ещё никто не знает, что сильнее - первое или второе.
     - Так, по-твоему, между нами родственность душ?
     - А разве ты не слышишь, что моё сердце бьётся вместе с твоим. Разве не было у тебя такого ощущения, что и на расстоянии ты знаешь, когда я подумала о тебе? Так будет всегда, Неджем. Даже после того, как моя тень войдёт в дом Сокара.
     - Нас разделяет свет бен-бена? Ведь так, Иби?  Или… - на полуслове запнулся Неджем.
     - Этого не изменить. Ты останешься всегда таким, как в тот миг, когда бен-бен избрал тебя и моего Ка. Неджем, ни одна женщина не пожелала бы состариться на глазах у того, кто останется молодым и прекрасным вовеки.
     - Богини не старятся!
     - Я рада, что ты чувствуешь это. А знаешь, мне и самой кажется, что старость даже не коснётся меня или не успеет коснуться. 
    Иби не видела, как одна - единственная слеза покатилась по лицу Неджема.
     - Ты молчишь? - спросила она.
     Тишина была ответом.
     - Неджем, я как будто вижу всё будущее. Ты станешь последним хранителем традиций великого строительства в Ростау. Ты будешь фараоном! Да, ты будешь им! Но в тот день, когда поймёшь что-то очень важное, то просто снимешь корону, ласково потреплешь за шею Ка и вы уйдёте из Кемет. Жизнь твоя будет удивительной. Тебе не будут ведомы лишения, бедность и болезни. А когда знания о тайном входе в царство Ориона сотрутся в памяти людей и мудрые того далёкого времени будут состязаться между собой в том, кто искуснее обрисует врата в Дуат, ты просто улыбнёшься, вспомнив всё это. Подумай только, Неджем, когда-нибудь придёт время и ты вновь почувствуешь, как сольются наши любимые ароматы лилии и жасмина в одно дивное благоухание. Теперь ты понимаешь, что я хотела сказать?
     - Пока ты рядом, я не хочу думать о будущем, я хочу просто жить, гореть для тебя, даже если это и не любовь, а родственность душ! Понимаешь, Иби, гореть в любви или в сражении - вот чего бы я хотел для себя, пусть даже сгорев дотла. Ведь зная, что земной путь конечен, любящий совершенствует искусство любви, раскрывая своё сердце, торопится, потому что не знает о завтрашнем дне. Воин, будучи смертным, знает, что он уязвим, и потому также торопится в своём стремлении к совершенству. Вот чем прекрасна жизнь смертного человека. А путь в вечный Дуат  я не мечтал познать!
     - Бессмертный свет избрал того, кто видит красоту в конечной жизни и понимает цену и смысл всего этого и не мечтает о небесном Дуате. Иначе и быть не могло! От твоего лица исходит необыкновенное сияние. Такие люди, как ты, Неджем, отмечены особой печатью небес. Поверни ко мне своё лицо, я хочу, чтобы свет озарил меня вновь и мне станет тепло.
     Неджем устремил свой взгляд на Иби и громко выдохнув, протянул к ней свои руки. Она не могла удержаться. Стремительно подошла и прижалась к его бессмертному нежному сердцу, дрожа и предчувствуя что-то неведомое им обоим, но неизбежное - то, что соединит их навечно когда-то потом, но разлучает сейчас навсегда.


                Глава 15       
            
         Его глаза, как озеро всей твоей жизни!
               
        Возвращение во дворец было волнительным. Иби, сидя в крытых носилках, смотрела сквозь приоткрытые занавески на мелькающие дома знати, почти везде освещённые изнутри, ожидающие своих хозяев в любую минуту. Прямые широкие улицы, вымощенные гранитом, даже ночью отражают тепло. Каждый дом будто красуется перед другим. Ограды, облицованные ракушечником, сменяются живыми изгородями вьющихся розовых кустов, освещённых причудливыми фонарями. Вот поворот направо и, свежесть предрассветного воздуха сменилась тяжёлым смешением ароматов благовоний. Здесь улица, пестреющая расписными домами продавцов ароматных масел и косметики, открытыми для каждого даже в ночное время. С приближением чьих-то шагов помощники торговцев призывают посетить их дом, где каждого покупателя душистого флакона тут же умастят его любимым ароматом. Но вот постройки перестали виднеться. Теперь аллея цветущих акаций простирается далеко вперёд и ведёт в дом двойника бога Птаха, покровительствующего древней столице. Тысячи крохотных светильников, расположенных по обеим краям каменной дороги вдоль цветущей аллеи, указывают путь к дому бога. Не доходя до священного холма, рабы, несущие носилки своих господ, свернули в сторону. Обходя холм Птаха, они приближались к Реке, в которой с высоты отражалась  простирающаяся дворцовая площадь.
     Под предлогом усталости Иби попросила проводить её в покои и оставить одну до того момента, когда настанет время священной церемонии. Ка занял место на леопардовой шкуре в спальной комнате царевны. Иби весело посмотрела в глаза Патет, обняла её, шепнув: «Судьба соединяет любящие сердца!» Потом осталась одна. Смотрясь в золотое зеркало, она поправила свои волосы. Затем подошла к статуэтке богини Бастет и зажгла свежие благовония, и, зайдя за неё, надавила на ониксовый зрачок в стенном изображении большого зелёного глаза. Стена бесшумно пришла в движение, и в ней образовался проём.
     - Вот и я, Меркор!
     - Я ждал тебя, моя царевна, прислушиваясь к каждому звуку. Но и здесь ты явилась как божество!
     Иби подошла ближе к Меркору, дав ему знак присесть на кушетку. Сама села напротив. Какое-то время они смотрели друг на друга, будто изучая каждую линию, каждый изгиб, всматриваясь в самые глубины друг друга.
     - Однажды, - начал Меркор, - я вышел к Реке, и что-то, неведомое до той поры, окутало меня с такой силой, что я не мог оторвать взора от дивного лика Атум и от ускользающих от него маленьких облаков. В тот миг я понял, что суровый верховный жрец Себека, живёт в ожидании чего-то прекрасного, ведь лишь тогда я увидел красоту этого мира. Но теперь-то я знаю: это ты говорила со мной! Нас соединяли те облака. Мы звали друг друга.
     - И я это знаю, Меркор. Я слышала твой голос над бушующим морем, тогда он успокоил стихию, а ещё я видела твоего бога.
     - Это был голос летящего к тебе сердца, Иби. И я узнал тебя сразу там, среди колонн, танцующую, светящуюся. Сердце забилось так, что я испугался. Странное чувство. Испугался собственного сердца, потому что ничего не знал о нём, а оно, оказывается, лишь тебя и ждало.
     Иби протянула навстречу Меркору свою руку, он медленно протянул ей свою. В напряжении Меркор смотрел на нежные пальцы, боясь осквернить их своим прикосновением, мысленно прося о прощении, что когда-то был другим. Иби поднялась и подойдя к нему, чуть дрожащей рукой провела по его волосам  и поцеловала их.
     Иби ещё не понимала, почему жрецы Себека выглядят совсем иначе. Не так, как другие святые отцы. Голову Меркора покрывали чудесные волосы. Он не носил длинную тогу. Его открытую широкую грудь украшало тяжёлое золотое ожерелье. А ноги чуть выше колен прикрывала набедренная ткань  золотистого оттенка, удерживаемая на поясе широкой золотой пряжкой с изображением посредника Себека*.
     Придя в себя, жрец поднял свой взгляд на Иби.
     - Тебе грозит опасность. В лабиринтах храма Себека есть пленник, который готов, как и я, поведать тебе о многом.
     Иби закрыла своей ладонью губы Меркора.
     - Заклинаю! Молчи о себе! Ни одна стена в Кемет не должна больше слышать о том, что Меркор…
     - Ты знаешь? И потому  я отвечу более других…
     - Нет, Меркор!.. - пронзая насквозь взглядом, произнесла Иби. - Ты искупил свою вину в тот день, когда «проснулся». Понимаешь?.. Но тот, кто погубил мою мать и мать Неджема искупит свою вину лишь в тот миг, когда исчезнет с лица земли. И я пребуду в том дне, когда моего врага поглотит тот, кто уничтожает сердца*. Не чувство мести ведёт меня за руку. Меня ведёт  Маат. Брать пример с убийц, опустивших свою святость в грязь, я не стану. Доказательства мне нужны вперёд, и лишь потом я жажду возмездия! - Иби заглянула в глаза Меркора, словно в озеро мира, видя в нём отражение всей своей жизни. - Тебе, Меркор, я доверяю мою жизнь, всю мою суть! Ведь теперь во мне нет и тени сомнения.
     - Ты - любовь моя! - прошептал Меркор. - Помню, как в детские годы, после занятий в храме Себека, я одиноко скитался по его коридорам, держась рукой за стены. Они были моим единственным проводником. Холодное безмолвие, тайны святилища и бесстрастный дух Себека окружали меня там - и никого вокруг. Кто смог бы почувствовать одиночество детского сердца? С годами я постиг суть божества, которому служу и погрузился в тёмные воды его обиталища, потому что не знал иного пути. Тайные обряды, усердное изучение древних знаний укрощения водной стихии, образ Себека в скрытых лабиринтах храма заслоняли от меня целый мир, и я избегал того, что делает человека живым. Так, со временем я забыл тепло материнских объятий, которое, наверное, когда-то жило в моей памяти. И только твои дивные глаза сказали мне: «Я здесь! Я пришла из-за облачной дали! Ты ждал меня?» Я ждал тебя, Иби! Я жду тебя и буду ждать вовеки!
     Иби обхватила лицо Меркора ладонями и нежно осыпала его поцелуями, роняя слёзы, которые огнём обжигали сердце жреца, оставляя в нём сладко-щемящее чувство.
     - Рассвет уже совсем близко, - прошептала Иби. - И я должна уходить, потому что не могу пропустить пробуждение Птаха. Там ждут люди, - дрогнувшим голосом произнесла она, смотря на Меркора сквозь  слёзы, застывшие в её глазах.
     Меркор с силой заключил в объятия Иби, вновь ощущая, как бьётся в груди его сердце.
     - Даже любя, я не вправе нарушать твоей чистоты, пока не исполню того, что очистит меня. Ведь это я должен подняться до тебя, моя Иби! А пока остерегайся коварной змеи. Нофрет опасна тем, что является безмолвным оружием в руках её повелителей. Один из них и есть тот самый пленник, о котором я говорил. Но Хорти имеет разум и сможет помочь.
     - Так вот почему нет ответа на послание Нофрет! Ядовитая змейка пыталась меня отравить и теперь  пленница так же, как и её отец.
     Глаза Меркора в ужасе вспыхнули.
     - Пыталась отравить?.. Пообещай мне, Иби, что я сам всё исполню!
     Иби протянула Меркору сердоликовый амулет.
     - Нофрет отдала мне его. В нём хранились последние крохи тайного яда.
     Меркор поднёс его к своему лицу и вдохнул запах, потом вернул амулет Иби.
     - Знак кобры. Точно такой же есть и в главном святилище храма Себека. И надпись времени первой династии, что трава Исиды собрана в том месте, на которое укажет третья из сорока двух книг бога Тота. В ней говорится о том, что на земле есть скрытые возможности в виде таких слов, действий и растений, познав которые, человек отдаёт своё сердце миру зла, получая взамен власть и силу. В этой книге перечисляются все они, а также способы, как их добыть. Но предыдущая - вторая книга Тота предупреждает об опасности, которая преследует каждого, кто приблизится к миру зла. Ещё много лет назад святые отцы повторяли надо мной: «Если Тот и осветит тебе дорогу к своему тайнику, берегись третьей книги!» Исида… Тростниковые топи…, - словно в глубине своего сознания произносил Меркор. - Ты обещаешь мне, Иби, что больше не станешь сама искать правду? Всё это очень опасно и требует тайных познаний. Обещаю, что вернусь к тебе, моё божество. Даже из мира богов! Я найду третью книгу Тота и уничтожу путь к тайнам зла, - прижав Иби к своей груди, произнёс Меркор.
     - Мне страшно! Ведь мудрость Тота невозможно сжечь! - прошептала она.
     - Но мудрость останется нетронутой… - тихо отозвался  Меркор.
                ***

     Вновь Нейт*, в сиянии своей красоты, одна в целом мире. Всё остальное лишь тени. Коротко её время, и потому она горит, затмевая всё земное и небесное.
     На рассвете священная труба призывает жителей Мемфиса встретить того, кто открывает день, и повернуть свои лица и сердца к воскресшему солнцу.
     Иби появилась на балконе, одетая в жёлтые тона приветствия триединого бога Птаха-Секера-Осириса.
     - Ани! - Иби тихо позвала управителя стола. - Щедро вознагради сатиров*, развлекавших нас прошлой ночью, и отпусти их, - она вложила в руки Ани увесистый кошелёк, туго набитый золотом.
     Иби подошла к краю балкона и простёрла вперёд свои руки навстречу храму триединого бога, из-за раздвоенного свода которого должен вновь показаться лик Птаха. Взгляды собравшихся на площади людей были прикованы к той, что почитается как правая рука  бога и стоит между солнечным отцом и всеми смертными. Иби звонко начала говорить древние слова. Дворцовая площадь, построенная специальным образом, создавала чудесную акустику, и каждое слово было слышно даже у стен самого храма.
     - Он открыл путь тому, кто был скрыт! Имя ночному солнцу - Секер. Теперь он сам впустил себя в новый день. И имя ему - Птах. Он воскрешение как в небе, так и на земле. Осирис - ему вечное имя! Впусти его в свой день и назови его  триединое имя!
     - Птах-Секер-Осирис! - оглушительно произнесла толпа.
     - Бог покровительствует Мемфису. Почитай его триединое имя, и твой город останется прекрасным обиталищем, сверкающим белизной в лучах Птаха. Воскрешение будет всякий раз, пока ты будешь помнить имя триединого бога. Приветствую тебя,  открыватель дня! Дай мне твой воскрешённый свет! Я передам его людям.
     Верховный жрец храма Птаха вложил в руки Иби два жёлтых топаза, и она, протянув их вперёд, встретила появившееся солнце над домом его двойника. Живой отблеск искрился в ладонях Иби. Люди улыбаясь, щурили глаза и протягивали к ней руки, пытаясь поймать отражение солнечного взора.
     - Идите к храму двойника триединого бога! Пусть каждый из вас назовёт имя дома, от которого он здесь. Птах услышит и запомнит того, кто его почитает! - повторяли жрецы, проходя сквозь народ.
     От усталости Иби закрыла глаза, она была готова упасть. Возвращаясь во дворец, она неожиданно встретилась взглядом с таинственным вельможей Раанером и незаметно достала из-за пояса сердоликовый амулет. Проходя мимо него, она как бы невзначай обронила тайник некогда хранивший в себе мистический яд. Заметив упавший предмет, Раанер тут же наклонился, чтобы поднять его. Иби не сводила с него своего взгляда. На мгновение рука Раанера застыла в нерешительности, потом он медленно поднял амулет и с глубоким поклоном протянул его царевне. Иби продолжала стоять перед Раанером в ожидании, когда он выпрямится и она сможет прочесть хотя бы что-нибудь в его лице.
     - Благодарю тебя, Раанер. Я могла бы не заметить, что обронила эту дорогую мне вещь, и тогда навсегда разлучилась бы с ней. Твоя предусмотрительность мне очень приятна, и я не забуду сказать об этом фараону.
     Лёгкая дрожь пробежала по лицу Раанера, хотя всем своим видом он старался казаться спокойным.
     - Такая незначительная услуга, моя царевна, никак не должна обременять тебя.
     - Значительность услуги состоит не в том, насколько потрудился слуга, а в том, что от этой услуги получила его госпожа, - многозначительно объяснила Иби.
     Она больше не нуждалась в репликах вельможи и вошла в тёмную прохладу дворца.
     Патет расчёсывала волосы Иби, расплетала её сандалии, снимала браслеты, когда та уже спала.  Потом, опустившись на колени у ложа царевны, Патет стала тихо напевать песню, с которой связывала воспоминания о детстве своей любимицы:
    Свобода - это счастье! Впусти его к себе!
                Но дар даётся тем,
    Кто любит и летит сквозь ветры и моря
                На зов к своей мечте…             
     Патет взяла руку Иби, положила свою голову на край её ложа и так заснула, трепетно храня в сердце всю любовь этого мира.

   
                Глава 16

            У каждого свой путь, даже в любви.

      Раскалённый песок и плывущий зной над Ростау совсем не чувствуются. Менкаура стоял и смотрел вокруг себя, он вошёл в земное царство Ориона. Лишь свист горячего ветра, живущего здесь тысячи лет, о чём-то пытается рассказать: «О, эта великая сказка когда-то будет живее того, что окружает сегодня, - шепчет он. - Не стой в нерешительности, иди сюда, мы ждём, когда ты откроешь нас, когда ты назовёшь нас…» Не идти не возможно. «Дух предков всё ещё жив во мне, он зовёт и будоражит сердце, и не хочется покоя, пока не познаешь его.» - смотря в даль песков вечного времени, откликается фараон. Горячий ветер всё слышит и становится тише.
    Великое строительство третьей пирамиды в Ростау близилось к концу. Шли отделочные работы. Тысячи людей, задействованных на стройке, возвратились домой к своим родным, к делам, которые пришлось оставить, и к своим богам, о которых некогда было думать в Ростау. Строителей теперь здесь было гораздо меньше. Шлифование плит, которыми облицовывалась пирамида, требовало навыков и умения. Покрытые серой каменной пылью строители вручную начищали белые известняковые плиты до зеркального блеска. Три пирамиды в Ростау - копия трёх сияющих звёзд пояса Ориона. Те звёзды живут в небесном Дуате. А эти должны сверкать в земном и отражать в себе свет Ра днём, а ночью сам Осирис-Орион будет виднеться в них.
     Менкаура смотрит на то, что восстало в своём бессмертии над сухими песками. Ни Снофру, ни Хуфу, ни Джедефра, ни Хафра не могли вот так, сразу видеть весь замысел Ростау.
     - То, что сейчас открыто твоему взору, мой повелитель, переживёт даже то время, когда люди будут помнить, что заложено в этом величии.
     - Ты думаешь, Раанер, что такое время настанет? - подняв брови, задумчиво спросил Менкаура.
     - Я верю лишь… - споткнувшись на слове, приближённый фараона замолчал.
     Менкаура посмотрел на него.
     - Ты мой сводный брат, Раанер. Призвав тебя из храма во дворец, я знал, что обрету брата, а ещё надеялся стать братом для тебя. До сих пор я чувствую, как между нами встают недомолвки. Ты так часто обрываешь фразы, не закончив их, и взгляд… Его ты также прячешь, - замолчав, Менкаура нахмурил брови и вновь устремил свой взор вдаль на пирамиды.
     - Всё это так, мой повелитель. Но когда требуется не слово, а дело, ты знаешь, я готов на очень многое для тебя.
     - Но теперь для меня важно и то, как мои приближённые готовы служить царевне Иби. Ты приехал в Ростау на день раньше моей дочери. Завтра Иби будет здесь.
     Раанер вновь молчал в ответ.
     - Твоя личная трагедия с Раннаи причинила боль и мне, Раанер. И потому я не задаю тебе вопрос о воине из моей свиты, который бесследно исчез. Но желаю, чтобы на поставленные мной вопросы подданные давали ответ, смотря мне прямо в лицо, это касается и тебя. При этом я исключаю тему о Раннаи. А теперь идём, я хочу увидеть строение изнутри.
     Чтобы не попадать под слепящее солнце в отражении облицованных пирамид, пришлось делать большой крюк в обход с южной стороны, прежде чем войти в северный вход самой малой из них.
     - Ты чувствуешь, Раанер, как сильно то, что вложено в неё, - Менкаура указал на пирамиду. - Намного меньше тех двух, но подавляет она, пожалуй, намного больше.
     - Замысел удался, мой повелитель! Книга Тота гласит, что третья, самая малая из звёзд,  напоминает о боли и конце, но пройдя через вторую и попав в первую - самую большую в поясе Ориона, обретается свобода и вечность.
     Раанер прошёл вперёд, чтобы повернуть зеркала, расположенные внутри коридора, для освещения пути.
     - Я хочу знать, Раанер. Когда в Кемет жрецы из Анну начали усиливать культ Атум-Ра, почему ты выбрал путь Осириса, тем самым навсегда отрезав себе дорогу в город феникса?
     - Потому что во мне течёт хоть и часть, но всё же кровь фараонов. И я понимаю, почему со времени правления Хафры жрецы из Анну начали возвеличивать культ бога, которому поклоняются.
     - Ты имеешь в виду враждебность жрецов из Анну к моим предкам и ко мне. И причина тому - строительство в Ростау?
     - Да. Ведь не секрет, что на возведение двух первых пирамид ушло больше половины царской казны, и как следствие, Хуфу и Хафра запретили народу Кемет делать приношения в храмы. Всё должно было идти сюда. Храмы не только начали беднеть, но и народ стал отвыкать от своих богов. И только: «Осирис, Осирис-Орион!» - слышалось вокруг.
     - Я знаю. Но без этого никто не смог бы возвести то, что даст силу воскрешения. Жрецы из Анну утратили давно свою святость, так как их жажда зовётся алчностью, а не желанием исправить то, что делает людей несчастными. Болезни, старость и смерть - вот три воина, которых можно одолеть и простому смертному, а не только фараону. Вот чем должен делиться с людьми познавший мудрость предков.
     - Согласен с тобой, мой повелитель и потому я не выбирал, а знал путь, по которому мне следовало идти. Ты призвал меня и я пошёл за тобой… Здесь ступени, осторожно, мой повелитель.
     Квадратная камера с высокими потолками, гладко облицованная изнутри гранитными плитами, имеющая пятнадцать локтей* в длину и ширину и вдвое больше в высоту, давала представление того, что ты находишься на дне большого колодца, наглухо прикрытого сверху тяжестью огромной каменной горы.
     - Как жаль, что я не смогу увидеть полное отражение царства Ориона. Ещё две пирамиды на юге будут строить мои потомки. Я позволил людям вновь приносить дары храмам, труд строителей оплачивался, земли вновь стали вспахиваться и давать урожай, дома жизни наполнены звуками детских шагов и звонким смехом. Но я не вижу, чтобы жрецы из Анну и Кхема стали поддерживать трон фараона, хотя всё это я делал не для того, чтобы умилостивить и примирить их со мной, а затем, чтобы люди вновь могли жить своей жизнью.
     - Народ не зря называет тебя добрым правителем, - ответил Раанер.
     - Иногда от своей доброты мне становится тяжело. Потеряв Хетеру, я хотел камня на камне не оставить в Кемет в поисках доказательств преступления. Но тогда я, видимо, забыл, что являюсь правителем древней земли и отцом моей дочери. Две вещи меня заставили остановиться - страх потерять Иби и ужас при мысли о том, что я останусь клятвопреступником крушения строительства в Ростау.
     - А найди ты тогда доказательства, разве смог бы фараон направить свой карающий жезл на святых отцов из Анну и Кхема?
     - Ты сказал - на святых! На святых отцов я, действительно, не смог бы направить свой гнев, но та святость мнимая. А ещё меня злит, что убийца и не пытался скрыть своего злодеяния, он будто заявил о нём.
     - Ты считаешь, что причина смерти царицы только в нетерпимости жрецов к смешению крови между чужеземками и царственными особами Кемет?
     -  Иная причина мне  не известна.
     - Порой правда гораздо ближе, и потому она не видна, ведь в поисках человек изначально всматривается вдаль, пытаясь рассмотреть то, что, по его мнению, скрыто, но там просто ничего нет. Всё рядом, - Раанер поднял лицо вверх, слёзы наполнили его глаза. Он стоял спиной к Менкауре, и фараон не видел отчаяния, наполнившего его брата до самого края. Раанер вздрогнул, почуяв руку Менкауры на своём плече.
     - Когда-нибудь ты поведаешь мне о своей грусти, которая стоит между нами, и тогда, возможно, два брата узнают друг друга.  А теперь идём, здесь нельзя оставаться надолго.
     Раанер незаметно смахнул слезу и повел фараона, освещая дорогу. Выйдя из пирамиды, они оба почувствовали резкую головную боль. Менкаура сузил глаза, приступ тошноты подступил к горлу.
     - Постой, Раанер!
     - Ты тоже почувствовал себя плохо, мой повелитель?
     - Да. Как будто это место отняло у меня силы, отдав взамен боль.
     - Позволь мне помочь, - Раанер, притронувшись указательным пальцем ко лбу Менкауры, произнёс несколько слов, обращаясь к неведомой силе. - Ты не живёшь здесь! Возвращайся на своё место и верни то, что взято, - потом он снял с шеи маленький амулет, незаметный под одеждой, и дал вдохнуть из него фараону.
     - Боль отпустила. Благодарю тебя, Раанер.
     Ветер подул сильнее и принёс дивный запах, от которого лицо Менкауры вспыхнуло в волнении, и он устремил взор в сторону поминального храма Хетеры.
     Время зажигания благовоний с запахом лилий наполнило Раанера новой болью. Он, забыв обо всём и не слыша голоса Менкауры, пошёл на аромат, зовущий его из прошлого. На полпути он остановился перед храмом, не решаясь войти внутрь. Стиснув до боли зубы, Раанер закрыл глаза и бессильно опустил голову.
     - Я не могу осквернять жилище твоего двойника своим присутствием, Хетера! - мысленно обращался к ней Раанер. - Если можешь, убей, забери меня здесь и сейчас. Я был слишком слаб, чтобы сразу уйти за тобой. Но ты снова молчишь. Ты продолжаешь презирать меня! Я больше не в силах нести эту боль!
     Упав на колени, он взял полную горсть песка. Песок высыпался сквозь его пальцы.
     - Вот так прошла моя жизнь. Я сам иссушил её!
     - Раанер! - в волнении позвал Менкаура. Подойдя к вельможе, фараон в немом недоумении переводил свой взгляд с него на храм и обратно. - Да что с тобой! Ты живёшь в каком-то своём мире, который скрыт ото всех.
     - Твоё желание для меня закон, - поднявшись с колен, произнёс Раанер. - Обещаю, мой повелитель, что придёт время и я открою двери моей души, но прошу - позволь отсрочить этот день.
     - Я не знаю о чём ты говоришь, но если эта правда породит пустоту между нами, то лучше молчи, - переведя свой взор на храм Хетеры, произнёс Менкаура.

                ***

     Менкаура не мог уснуть в ту ночь. Ночное небо было без звёзд. Бархатное, бесконечное, оно пугающе прекрасно. Попробуй посмотреть ввысь и ты почувствуешь как привлекает его тайна молчания, как в неизведанном пространстве тебя влекут невидимые звёзды. Но бойся слишком увлечься, точнее, помни, что уйдя в темноту, легко потерять дорогу.
     Фараона мучал вопрос: «Прав ли был Раанер, когда говорил, что правда бывает гораздо ближе, чем мы её ищем?» Воспоминания одолевали правителя Кемет. Менкаура помнил праздник богини Маат. В тот день он  сопровождался, как и всякий раз, признанием друг другу в том, что не даёт покоя сердцу. И какой бы ни была та правда, тот, кому делается признание, должен выслушать и простить. «Обними того, кто сделал признание! - оглашали вокруг служители храмов. - Стань истинным, правдивым, неизменным в правде! Стань угодным Маат!» И вот уже вечер. Музыка и шум на улицах Мемфиса. Глаза Хетеры искрятся, лицо пылает нежным румянцем от вина, волнующего кровь. Она смеётся и кружится в танце, она дарит улыбки смотрящим на неё. Менкаура ещё никогда не видел Хетеру такой, как в тот день. Она торопится быть счастливой, как будто предчувствуя что-то. Вот она идёт через весь зал к нему навстречу, сверкая белизной улыбки. Он оторвался от разговора с Рахотепом и Ахет. Хетера обнимает фараона за шею и горячо целует, обжигая его насквозь. Потом приветствует Рахотепа, обнимает свою подругу Ахет и уводит её в гущу веселья. Весь день роль хэр-хеба на празднике выполнял Тени-анх-Ра, но он и не вставал со своего места. Держа в руках священный свиток, холодно и бесстрастно следит он за течением праздника. Где же был Раанер? Да, он опоздал и прибыл из Крокодилополя уже на закате. Верховный жрец храма Себека, кем был в те годы Раанер, подойдя к фараону, почтительно поклонился. И Менкаура, ко всеобщему удивлению,  тепло обнял жреца. Тогда Менкаура заметил взгляд Хетеры, наблюдавшей за этим, улыбка исчезла с её лица. Раанер, обернувшись, также замер, устремив взгляд на царицу. Всё это так отчётливо запомнилось Менкауре потому, что заставило на мгновение задуматься. О чём? Он и сам тогда не знал. Потом, что же было потом? Всё уже перемешалось за эти годы. Потом лишь чей-то крик в толпе присутствующих, и лежащие на мраморном полу, теряющие сознание Хетера и Ахет. Менкауре на миг показалось, будто она успела что-то сказать оказавшемуся с ней рядом и поддерживающему её голову Раанеру. Вокруг всё мелькали лица… Но кто они? Все словно безликие пятна. Мгновенная мысль об Иби. Менкаура сам бежит по лабиринтам дворца, отталкивает стражников у входа в детскую комнату. Патет спокойно качает колыбельку, в ней спит посапывающая крошка. Ночью Хетера вдруг задышала нормально. Она открыла глаза и, остановив взгляд на Менкауре, посмотрела так, словно просила наклониться к ней ближе. «Береги Иби, спаси её. Она твоё сердце, - шептала Хетера. - Прости меня… Прости…» Дальше была темнота. Погасли светильники, потухли благовония, в комнату впустили собак*. Хетеры больше не было в этом мире.
     Вернувшись из прошлого, Менкаура вышел из шатра. Глубоко вдохнув свежесть ночного воздуха, он всматривается в горящие вокруг малой пирамиды костры. Строительство в Ростау должно быть закончено ко времени солнцестояния, перед началом разлива Реки. Поэтому отделочные работы ведутся даже ночью. «Я не утратил способности чувствовать и думать как человек, но жить могу я только как фараон, у меня нет другого пути, - думал Менкаура. - Фараоны приходят для того, чтобы прославлять Ориона и увековечить мудрость Осириса. Древние тексты гласят: «Будь твёрд, о царь!» Скоро, очень скоро разлив небесного потока соединится со священной Рекой, и так я выполню часть общего замысла. Прошу лишь о том, чтобы потомки не осквернили алчностью ту истину, что заложена здесь! Пусть свет бен-бена будет чист! Я отступился от поиска причины смерти моей любимой и от погони в жажде мщения, потому что знал, что это уведёт меня далеко, возможно, навсегда от долга фараона Менкауры перед вечностью. Я исполнил то, о чём ты просила меня, любовь моя! Иби прекрасна, она моё живое сердце, как ты и сказала тогда, но при этом я остался царём».

                Глава 17      

              У любого лабиринта есть выход,
              но он также может быть и входом.
    
      Дверь распахнулась, на пороге стоял Меркор. Лицо его, казалось, было спокойно, но глаза искрились опасным огнём. Хорти приподнялся в ожидании того, с чем пришёл верховный жрец храма Себека. Подойдя ближе, Меркор развернул папирусный лист и показал его пленному жрецу.
     - Ты узнаёшь? Твоя дочь написала тебе ещё одно письмо. Читай сам.
     Хорти взял лист и, тяжело дыша, в ужасе водил по нему глазами.
     - Что скажешь, слуга Себека? - наклонившись над Хорти и пристально всматриваясь в него суровым взглядом, задал вопрос Меркор.
     - Что я должен сделать, чтобы сохранить жизнь Нофрет? Скажи, я сделаю это.
     - Твоя дочь так же заботится о тебе и это радует. Но, зная, что Нофрет пыталась лишить жизни царевну, плата должна быть высокой, иными словами, ты должен отдать взамен что-то стоящее двух человеческих судеб. Мне известно, что может скрываться за этим, но я буду молчать, пока ты сам, Хорти, не назовёшь имя спасения твоей дочери.
     В размышлении Хорти долго мерил беглым взглядом комнату, переводя его с одного её конца в другой, потом поднял глаза, в которых Меркор уловил лёгкую усмешку.
     - Ты думаешь, Хорти, как мог я отдаться чувству - тому, что было мне неведомо? Но я отдался этому чувству и буду с ним жить. Я полон любви! Любовь бывает такой разной, Хорти! И я  чувствую себя изменником лишь перед Иби. Я не знаю будущего, хотя мог бы заглянуть в него, но  чувствую настоящее. И потому не хочу знать о том, что случится как неизбежность. И если есть то, что можно исправить, - надо исправлять сегодня! Каждый из нас троих виновен перед людьми и богами.
     - Я знаю! - изменившись в лице, произнёс Хорти. - В прошлый раз, когда я видел Нофрет, то передал ей сердоликовый амулет с редким ядом. Царица Хетера была отравлена им. Но к тому преступлению я не имею отношения, - встрепенувшись, говорил Хорти. - Его мне передал наш верховный жрец Атум-Ра. Да, это был Тени-анх-ра! Ты думал, что он и впрямь желает избавиться лишь от Неджема? Тени очень хитёр!.. Да, он ждал, когда ты наконец решишься отправить воина в страну теней самым «естественным образом»! И как только ты сделал бы это, за ним последовала бы и Иби. Но я не хотел ждать. Да и зачем? Ведь, отправив царевну в мир богов, Нофрет, попавшая в её окружение, смогла бы добиться внимания фараона. В храме Хатхор её обучили многому, чтобы воплотить это в явь. А Неджем нам не мешал… Чем мог навредить этот золотой воин? Ведь фараон здравствует и ныне… Передав мне амулет, Тени сказал, что тот, кому он принадлежал, давно потерял эту вещь, но если Нофрет поднесёт тайный яд царевне и оставит его как бы невзначай возле Иби, то все подозрения падут на хозяина амулета, и, таким образом, мы избавимся сразу от той, что несёт в себе кровь иноземцев,  и  того, кто последовал за Осирисом.
     - Пока ты движешься в верном направлении, Хорти. Но имя хозяина тайного яда или хотя бы намёк на него?..
     Хорти нахмурил лоб, силясь вспомнить ещё что-то важное.
     - Ещё Тени добавил, что так мы избавимся от всех, кто связан с Менкаурой кровными узами. Больше мне ничего не известно, клянусь чистыми водами обиталища нашего бога!
     Меркор резко поднял голову.
     - Кровные узы!
     - Да. Так сказал Тени!
     - Моли о том, чтобы те, кто связан с Менкаурой кровными узами, были живы, потому что в них теплится жизнь Нофрет и твоя жизнь, Хорти.

                ***

     Меркор долго сидел в своей комнате, перебирая пальцами ключи от тайных святилищ Себека. «В некоторых из них даже я никогда не был. Вот в эти вход верховному жрецу дозволен только с решения совета всех жрецов храма, - думал про себя Меркор. - Итак, Раанер. Только он может быть хозяином тайного яда. Его ненавидит Тени за то, что он последовал за Менкаурой и прославлением культа Осириса». Меркор поднялся и вышел из жилой части храма.
     Путь в нижнее святилище Себека, туда, где жрецы приносят своему богу жертвы, - длинный, он колесит по всему храму, уводя всё ниже и ниже. Здесь холодно, сюда иногда приходит посланник Себека за жертвой, чтобы передать её богу. Меркор  вытащил из ниши тушу антилопы. Поместив её на жертвенный алтарь, окропил её освящённой кровью, остальную  кровь он вылил в заводь подземного озера.
     - Приди, посредник между мной и Себеком, выслушай его слугу и прими для него жертву!
     Какое-то время водная гладь была ровной. Ни малейшего волнения не замечалось на ней. Но вот вода колыхнулась, и на поверхности показалась широкая голова крокодила. Меркор взял другой сосуд с кровью и подошёл к самому краю заводи.
     - Ты, посредник, слушай слова власти твоего хозяина, что даны мне для обращения к тебе. Ты видишь в моих глазах отражение Себека! Вот по кругу сорок два знака тайных святилищ. Укажи мне верное направление!
     Меркор пошёл по дорожке к алтарю и кропил за собой путь жертвенной кровью.
     - Я указываю тебе дорогу к жертве. Ты укажешь мне путь к тому, что скрыто и не принадлежит этому храму! Позволь  открыть тайное святилище бога.
     Крокодил как будто застыл в воде под размеренный голос Меркора. Жрец поднялся на высокие ступени над алтарём со словами: «Иди и возьми то, что принадлежит Себеку!»
     Огромное тело рептилии примерно двадцати локтей в длину, изгибая свой мощный хвост в разные стороны, устремилось к каменной дорожке. Тяжело шлёпая лапами по гранитному полу, крокодил приближался к жертве. На полпути он остановился, а потом резко рванулся вперёд и, широко раскрыв пасть, молниеносно вцепился зубами в жертвенную тушу антилопы. Утащив её в заводь, крокодил долго вертелся с принесённой Себеку жертвой в родной стихии, подбрасываясь вверх, с силой хлопая из стороны в сторону своим тяжёлым хвостом. Затем, описав круг бассейна, он замер, а потом резко ударил гребнем по одному из сорока двух знаков настолько сильно, что гранитная облицовка дала трещину. Найдя такой же знак на одном из ключей, Меркор удовлетворённо выдохнул.
     - Благодарю тебя, посланник Себека! - устремив свой взор на посредника, крикнул Меркор. - Возвращайся к своему господину и передай, что впереди его ещё ждёт великая жертва!

                ***
    
      Дорога в указанное святилище проложена в самом нижнем ярусе храма Себека. Низкий коридор заставляет идти согнувшись почти вдвое. Душно, не хватает воздуха и очень сыро. Струйки пара стекают по гранитным стенам. Тяжёлое дыхание Меркора заглушает звук сотен тысяч капель, падающих с потолка на всём пути. В изнеможении Меркор сел на пол. Закрыв глаза, он вспоминал свой первый экзамен перед жрецами Себека - пройти весь путь лабиринта тайных святилищ и вернуться до заката Солнца. Тогда, ребёнком, он мог идти не сгибаясь, тогда ему всё это представлялось игрой, цель была иная. Думал ли Меркор о том, что придёт время, и, нарушая законы храма, уже верховным жрецом он будет искать святилище кобры как единственную надежду?
     Меркор знал, что хранится за каждой из сорока двух дверей лабиринта. Он также, знал, что ждёт его за дверью с изображением великой матери-кобры.  Там откроется тростниковая топь. Предание гласит, что после того, как Исида с помощью её магических слов власти воссоединилась на время с убитым Осирисом, она укрылась от убийцы - Сета - в болотах и тайно родила там сына, и назвала его Гором. Эти места охраняли Исиду с ребёнком, пока Гор не вырос и не вызвал Сета на поединок, после которого стал царём Нижней, а затем и Верхней земель Кемет.
     Но надо идти! Вставай, Меркор! Вставай!
     «Иби должна быть в безопасности. Она должна узнать правду, потому что это волнует её , - говорит сам себе Меркор. - Я уверен и знаю, что боги допустят меня. Помыслы мои чисты. Себек, ты знаешь об этом!» - повторял себе он.
     Наконец низкий коридор закончился, и Меркор смог выпрямиться во весь рост. Он увидел высеченные на камне надписи, которые не знал как прочесть в детские годы, но сейчас всё иначе: «Ты стоишь перед выбором. Если откроешь эту дверь, то должен войти в неё, иначе не найдёшь обратного пути». Меркор нашёл на связке первый ключ и вставил его в углубление двери, послышался щелчок. Изнутри повеяло таким сладким запахом, что Меркор, на мгновение прикрыв глаза, слегка отпрянул назад. Осветив вход, он увидел просторный зал, пол которого был выложен по кругу, в шахматном порядке, красными и зеленоватыми гранитными плитами, в центре находилась огромная квадратная плита из гранита почти чёрного цвета. Меркор встал в центр плиты, и весь пол, окружающий её, пришёл в движение. Верховный жрец хладнокровно смотрел перед собой. Он увидел высоко, под потолком, другую дверь и поэтому ждал, что механизм, заставляющий двигаться по кругу каменный пол, поможет ему добраться до заветного замка. И он не ошибся: шахматный пол на его глазах начал складываться в ступенчатую лестницу, ведущую вверх, к самой двери. И новая надпись: «Этот путь - дорога к мудрости. Будь чист сердцем, тогда она вернёт тебя тем, кто ждёт». Меркор соединил второй ключ с замком, и дверь также открылась. Теперь перед ним было семь разветвлений - каждый коридор  облицован тем камнем, что покровительствует нужному знаку. «Я верю тебе, Себек. Знак великой змеи ты указал мне, и я иду к ней!» - говорил себе он.  Коридор, облицованный красным сердоликом, поднимался вверх, и дышать стало легче. В конце его Меркор остановился. Впервые за весь путь он почувствовал лёгкий трепет в груди. Глубоко вздохнув, он посмотрел на связку ключей. Вот ещё один ключ с изображением кобры, держащей хвостом священный анх*.
     - Сейчас, пока не вошёл в святилище, хочу ещё увидеть тебя, моя зеленоглазая Иби! Восхитительная моя повелительница змей, - с доброй улыбкой произнёс Меркор. Смотря куда-то сквозь камень, он будто видит что-то светлое, отчего его лицо становится ещё прекраснее. - Жить прошлой жизнью уже не могу, а будущее требует ясности, за которой я пришёл к тебе, великая мать-кобра.
     Меркор повернул ключ и открыл дверь святилища. Свет горящего в его руке факела отразился в призрачном видении полупрозрачной пирамиды, стоящей посреди просторного зала, размеры которого он не мог определить. Была ли то игра света или реальное очертание из прозрачного в свете камня? Подойдя ближе, Меркор увидел лежащую у подножия пирамиды кобру - коричневую, настолько большую, что его, знающего слова власти перед лицом Себека, охватил трепет. Он наблюдал раньше видение этой великой змеи -  Иби поила её из своей ладони. Теперь мать-кобра, слегка подняв свою голову, долго смотрела  в сторону Меркора. Потом она описала круг вдоль пирамиды, вползла в её глубь и растворилась в кружащейся дымке, словно приглашая Меркора следовать за ней. Вытянув вперёд руку, он медленно подошёл к пирамиде. Кружащаяся в ней дымка рассеялась - вот день залитый солнцем! Кругом высокий тростник, окружённый илистыми озёрами и топями. Меркор шагнул вперёд и оказался внутри этого дня. Он оглянулся вокруг, и услышав нежный напев, пошёл навстречу ему. Голос был слышен всё яснее:
            Ты рождён вопреки самой смерти,
              Вечный анх дарован тебе небом!
               Ты сразишься с царём  Сетом!
              Две земли станут твоим домом!
     Меркор раздвинул тростник и увидел необыкновенно красивую женщину с младенцем на руках. Маленькая голубая косынка была завязана на её голове под распущенными волосами чёрного  цвета, отливающими синевой. Когда она снова повернулась, то Меркор смог лучше рассмотреть её нежное, будто атлас, лицо и лучистые голубые глаза под тонкими изогнутыми бровями. Вот она подняла вверх своего младенца и закружилась с ним, звонко смеясь: «Смотри, Гор! Мир бесконечен и он твой, но запомни эти зыбкие болота. Ведь они укрыли нас с тобой в страшный час! Нет дороже в жизни места, что дарует кров в час нужды!»
     - Исида! - окликнул её Меркор.
     Чуть дрогнув ресницами, она остановилась на мгновение, не оглядываясь на него. И, слегка улыбнувшись, пошла вглубь тростниковых зарослей. И только Меркор хотел последовать за ней, как Исида обернулась и произнесла совсем тихо, но настолько властно, что не было сомнения ни в едином её слове: «Следуйте за мной, мои верные слуги!» И тут же из густых зарослей выползли семь больших скорпионов и двинулись вслед за той, что властна над словами умением превращать их в реальность. Немного помедлив, Меркор всё же пошёл за ними следом. Где-то вдали он услышал всё тот же голос: «Раздвинься, тростниковая топь, замкнутым кольцом! Здесь и сейчас! Прегради путь слугам Сета дыханием тайной  травы. Как придут, пусть бегут прочь или навеки уснут от сладко-горького сонного запаха терты, что создана силой моего слова. Раздвинься, тростниковая топь!»
     Меркор не заметил, как оказался на ровном, залитом мягкими лучами солнца островке. Стеной по кругу возвышался тростник, и откуда-то  доносился лёгкий, уже ставший знакомым запах травы Исиды. Одной рукой она обнимает младенца Гора, в другой сверкают покрытые росой травинки. Богиня говорит голосом бесконечно рождающегося времени: «Роса тайной терты трижды смоет с тебя то, что делает человека слабым. Лети соколом, смотри далеко, будь высок, стань справедлив!» Исида подбросила своего младенца, и он стремительно поднялся ввысь в самое небо, быстро хлопая крыльями, в образе вольной птицы.
     Неожиданно богиня обратилась к Меркору: «Я знаю тебя, верховный слуга Себека!» Лицо Исиды было юным, солнечный зайчик играл в тот миг на её щеках, глаза искрились прозрачной синевой, но великая сила была в том дивном взгляде: «Ты, Меркор, служишь другу моего врага. Не ты выбирал свой путь, тебя поставили на него ещё младенцем. Но ты уже не тот слабый младенец, который был отдан Себеку. Сегодня ты здесь. Разум твой чист от сомнений, и он знает, что хочет забрать в мир людей мудрость, принадлежащую миру богов. Что ж, ты можешь взять то, за чем пришёл в вечный мир, но прежде подумай. Ведь боги всегда забирают что-то взамен!.. Всегда!.. - Исида смотрела на Меркора таким взглядом, словно была перед выбором, а потом вновь заиграло солнце в небесной синеве её глаз. - Служитель Себека обрёл любовь, и причиной тому его нежное сердце, которое прежде он и не чувствовал. Но знай, что раньше - в тот самый миг, когда ты был рождён, - любовь уже летала над тобой. Потому что твоя мать с нежностью и великой тревогой прижала тебя к своему сердцу. Судьба не давала ей выбора, но она нарушила закон прорицания и во имя любви оставила тебя в этом мире, передав в руки твоего учителя. Запомни, Меркор, ты не был брошен своей матерью. Она укрыла своего сына, предрекая ему великую любовь, которую вложила в его сердце! Ты должен найти её. Позволь ей увидеть тебя!»
      Меркор невольно сделал шаг навстречу, но скорпионы немедленно выползли вперёд, грозно вскинув хвосты.
     - Не трогайте его, мои верные слуги, - выставив вперёд руку, остановила их Исида. - Слуга Себека не причинит мне зла.
     Богиня повернулась и стала уходить. «Найди жрицу-прорицательницу, Меркор! Она и есть твоя мать! А сейчас иди за моим сыном, летящим в небе в образе сокола. Гор укажет тебе дорогу назад!» -  голос Исиды, казалось, был совсем рядом, но она уже растворилась в лёгком шёпоте ветра.
     «Обернись! - зашипели скорпионы. - Подними то, за чем пришёл!» Меркор обернулся. У самых его ног лежала сверкая золотом, третья книга бога Тота.
     Высоко в небе летит сокол, далеко он обозревает нашу священную землю. Падая камнем вниз, метко разит врага. Не сомневайся, Меркор! Иди за ним, он вернёт тебя людям!


                Глава 18


        Голосу сердца не известна сила времени.
    
     Раскаты грома наполнили небо. Чистые потоки воды обрушились на Ростау. Иби подошла к дальнему шатру. Отодвинув занавесь входа в него, она стояла против дневного света прекрасным видением. Мокрая одежда обвивала точёную фигурку. Вода стекала струйками по её лицу, шее и груди к самым ногам.  Раанер,  обернувшись, замер. Он увидел лучистый свет зелёных глаз. В них отражались дрожащие огоньки светильников. Иби вошла внутрь шатра. Золотые огоньки заиграли на её медной блестящей от дождя коже. Он снова видел перед собой лицо Хетеры. Поклонившись, Раанер поставил для царевны маленькое кресло. Но Иби подошла к вельможе даже ближе, чем было дозволено придворным этикетом. Она смотрела в самую глубь его глаз. Не давая слишком затянуться молчанию, Иби прервала тишину: «Говорят, что ты, Раанер, испытываешь ненависть ко всем красивым женщинам».
     Раанер поднёс бронзовую тарелку с горящим в ней огнём ближе к ногам Иби и поднял на неё свой пронзительный взгляд.
     - Обо мне говорят так же многое другое, моя царевна! Всегда есть люди, о которых постоянно слагаются придворные легенды, - с лукавой усмешкой произнёс он.
     - Но ты не похож на того человека, о ком можно сочинять на голом месте.
     Улыбнувшись, Раанер опустил голову.
     - Я понял. Ты, моя повелительница, сложила такое мнение в тот миг, когда поймала мой взор там, за столом. Но я не чувствовал ненависти к красоте. Тогда я испытывал боль, смотря на прекрасное!
     Иби протянула руку и разжала ладонь. На ней лежал всё тот же сердоликовый амулет.
     - Воспоминания! Ведь так, Раанер!
     Он бросил острый взгляд на знакомую вещь, но тут же его лицо смягчила красивая улыбка.  Вздохнув, Раанер будто испытал облегчение.
      - Да, воспоминания, моя царевна. Позволь присесть.
     Иби кивнула, указав на резное кресло, стоящее напротив. Присев, Раанер вновь поднял на неё свои глаза.
     - Много лет я испытываю муки раскаяния, - приглушёнными звуками говорил он. - Но легче от этого мне не становится. Прежде чем я поведаю тебе мою жизнь, скажи, откуда у тебя эта вещь.
     Слегка сузив глаза, Иби медлила с ответом, а потом, внезапно расслабившись и обретя вновь уверенность, произнесла ровным, почти безразличным тоном: «Откуда эта вещь? Об этом я скажу тебе позже, но отвечу, в связи с чем она оказалась у меня. Тем, что когда-то находилось внутри амулета, совсем недавно меня хотели лишить жизни».
     Лицо Раанера вмиг вытянулось, его глаза потемнели.
     - Тебя пытались отравить?
     - Точно так же, как и мою мать, - грустно улыбнувшись, ответила Иби.
     Её глаза излучали такую непостижимую чистоту, что Раанер не выдержал этого взгляда. Он  поднялся с места и сняв занавесь входа в шатёр, глубоко вдохнул свежесть воздуха, наполнившего долину после прошедшего дождя.
     - За всю свою жизнь я впервые увидел дождь в этой долине. Он столь же чист, как тот взгляд, которым ты только что посмотрела на меня, моя царевна. Много лет назад я взывал ко всем богам, чтобы вот такой взгляд, хотя бы единожды, был подарен мне самыми пленительными глазами на свете.
     Вернувшись на своё место и смотря на огонь, он начал свою исповедь.
     - Тогда мне было немногим более двадцати лет, но я уже стал верховным жрецом храма Себека. В том не было моей личной заслуги. Я - сын фараона. Но при этом не мог быть царевичем, так как моя мать не была царицей, хотя принадлежала к знатному роду. Из всех царевичей Кемет один Менкаура был со мной особенно дружен. Но потом он стал правителем обеих земель, и мы отдалились друг от друга. Погрузившись в заботы о государстве, он тогда, совсем ещё  молодой, отдавал себя всецело им. Я же был погружён в таинства Себека. Помню тот день, когда все верховные жрецы Кемет собрались в Мемфисе. Менкаура вернулся из Ассирии. Двадцать кораблей были нагружены разным чудесным товаром, много нового тогда привёз фараон в Кемет. Среди заморских чудес были и рабы редкой внешности - златовласые, светлокожие, с глазами разных оттенков. Все чудеса света были собраны в нашей земле. Но вот на золочёных носилках выносят двух юных дев, укутанных сплошь в тонкую ткань так, что были видны одни глаза. Их возраст я определил по изящным формам, так как ткань очень туго обвивала их фигуры. Та, которая сидела ближе ко мне, сверкнула синевой своих глаз. Дивная прохлада была в том взгляде, которая вмиг освежила дыхание горячего ветра. Придворный вельможа Рахотеп, друг фараона, вскоре женился на ней. Ахет родила ему сына, имя которого тебе известно, моя повелительница.
     - Неджем, - нежно улыбнувшись, проговорила Иби.
     -  Другую я не смог тогда рассмотреть лучше. Но на торжестве Менкаура вывел за руку девушку настолько пленительную, что слово «красота»  стало бы для неё слишком обыденным, - Раанер заглянул в лицо Иби, как будто вновь видел ту, о ком говорил только что. Иби слушала, любуясь пламенем, горящим у её ног и не заметила его взгляда.
     - Менкаура подводил её к каждому из присутствующих, - продолжал Раанер. - Она не смущалась. Всё говорило о том, что подобная обстановка для неё не удивительна. Она была создана для всего этого. И вот фараон подводит её ко мне. Она подняла на меня взор богини и при этом посмотрела так, словно мы были давно знакомы. Весёлый огонёк вспыхнул в яркой зелени её глаз, и она протянула мне лилию, которую держала в руке. С того момента я не мог уже не думать о ней, и каждую ночь ложился с мыслью о Хетере. Дикие муки преследовали меня, когда я понимал, что в тот миг она в объятиях другого. И тогда я стал посещать Мемфис намного чаще, чем было дозволено домом Себека. Наша дружба с Менкаурой вновь возродилась, как прежде. Он позволял Хетере проводить время со мной, так как я мог приблизить её к нашим обычаям и вере. Так прошёл год. Потом Менкаура женился на ней, вопреки поучениям жрецов из Анну и Кхема. И без того немилостиво настроенное к правителям, начавшим великое строительство в Ростау, жречество теперь приняло нескрываемую враждебность. Верховный жрец Тени-анх-ра пытался навязать других жён фараону, но Менкаура отверг его советы. Фараон терпеливо ждал появления на свет наследника от его возлюбленной Хетеры, но наследника всё не было, и так прошёл ещё год. За это время обстановка во дворце  накалилась так, что повсюду слышалось шушуканье придворных о том, что Менкаура не может иметь наследника и виной тому его чужеземная жена. Но ужаснее оказались слухи о том, что Хетера околдована Раанером. Проводя с ним время в любовных утехах, она утратила способность подарить  Кемет продолжение царственной крови. Эти слухи дошли до неё. И если раньше она не признавала в собеседниках никого, кроме Менкауры и меня, то теперь отдалилась. Хетера больше не выходила ко мне, когда я являлся во дворец.
     - Моя несчастная мать, - с горечью сквозь слёзы произнесла Иби. - Они все погубили её. Все!
     - Я, наверное, унёс бы всё это с собой, если бы не ты, прекрасная повелительница. Ты вошла в мой шатёр, как судьба. Такие женщины очень редки в этом мире.
     Сверкнув глазами, Иби устремила на него свой взор.
     - Я знаю, Раанер. Точнее, чувствую это. Потому никогда не сомневаюсь в том, что делаю. Но ты не закончил историю…
     - Да, - он встал и прошёл в глубину шатра, открыл небольшой сундук и достал какую-то книгу. От перелистывания её старых страниц на лице Раанера выступила испарина. Наконец он подошел к Иби и показал ей высушенный цветок белой лилии.
     - Та самая? - тихо спросила Иби.
     - Та самая, - ответил он. - Вот так я воскрешаю тот миг, когда Хетера держала её в своей руке.
     - Ты любил её!
     - Любил? Я не знаю, есть ли то слово на свете, которым можно описать мои чувства к ней. Любил ли я её? - вновь Раанер устремил свой взгляд на огонь, как будто там он видел прошлое. - Менкаура настолько мудр и чист сердцем, что все слухи о Хетере и обо мне он просто презирал! Но, видя, как она страдает, я перестал приезжать в Мемфис, - глаза Раанера наполнились слезами. - И вот тогда я предал её!
     Иби широко раскрыла свои глаза. Она поняла, о чём взывает сердце Раанера, и вдруг почувствовала его боль.
     - Ты оставил Хетеру и считаешь, что этим предал её.
     Раанер кивнул головой.
     - Но я сделал ещё одну ошибку, которая стоила ей жизни. В Крокодилополе я не находил себе места. И это, наверное, было заметно  всем служителям храма. Я запинался, произнося молитвы богу, которому служил. Не слышал, когда ко мне обращались, в общем, жил в собственном мире, ревностно охраняя его и не впуская туда никого. Потом я решил, что смогу забыться среди служительниц Бастет, и каждую ночь, одевая одежду богатого горожанина, посещал то одну, то другую красавицу полной луны. Но утром ощущал в своём сердце лишь пустоту, а облегчение всё не приходило. Я грезил Хетерой, произносил её имя и был на грани… - Раанер зацепился взглядом за знакомый амулет, лежащий на коленях у Иби. - И вот тогда я взял папирусный лист, красные краски и написал ей письмо, где всё раскрыл, что билось наружу из моей груди. Я жил лишь чувствами и, наверное, в то время потерял рассудок, потому что доверил послание одному из слуг храма. Но он исчез вместе с письмом, вероятно, так и не добравшись до Мемфиса. А вскоре пришло известие, что Хетера ждёт наследника, точнее, наследницу, - мягко улыбнувшись, произнёс Раанер.
     - А как быть с этим? - Иби взглядом показала на амулет.
     - Этим я хотел прервать свою земную жизнь, так как понял - моё пребывание лишь осложняет всё вокруг. Но яд исчез так же бесследно, как и посланник с письмом к Хетере, - в глазах Раанера блеснули таинственные огоньки. - Тот яд, бесспорно, из мира богов, и он не предназначался человеку. Я нарушил законы вечности мыслями о самоубийстве. А ведь Исида доверила мне его как совершенство собственной души.
     - Сама Исида?.. Имея то, что принадлежит богам, не смей оборачивать против человека! Об этом законе ты говоришь?! - воскликнула Иби.
     - Именно так, - ответил Раанер. - Тогда я не нашёл свой амулет с тайным ядом. Но когда известие о том, что у царицы родилась дочь дошло до Крокодилополя, я отправился в Мемфис. Фараон прилюдно обнял меня, назвав своим братом. Но Хетера так и не подошла ко мне, я увидел её  в гуще веселья. Она же, заметив меня, выпрямилась, как струна, улыбка сошла с её лица. Я спросил у фараона позволения подойти к ней и тогда увидел в её руке кубок. Смотря прямо на меня, она поднесла его к своим губам, точно говорила: «Смотри, я пью из него!» Потом она слегка пошатнулась, и Ахет, смеясь, взяла чашу из рук Хетеры. Я помню ужас на её лице, когда она увидела пьющую из кубка подругу. В тот миг будто стрела пробила меня насквозь, и я ринулся в центр зала, предчувствуя страшное. В последний раз я прикоснулся к ней, поддерживая её голову. И она так посмотрела на меня, словно сказала: «Все слишком поздно! Ты мог, но не спас меня! А теперь прощай!»
     - Постой! - вытянув вперёд ладонь, прервала его Иби. - Дай отдышаться! - крупные слёзы упали на её колени. - Она?.. Она знала, что пьёт! Но почему?!
     - Тогда мне показалось, что Хетера ждала меня. Смотря мне в глаза, она прощалась со мной! Но Ахет, я уверен, погибла случайно.
     -  Ты ведь не думаешь, что яд был украден по приказу Хетеры. Нужно ли ей было это, если она решила просто уйти? Я увидела неподдельное чувство, которое всё ещё живо в тебе. Ты открыл мне многое, - Иби закрыла ладонью глаза. -  Понимаешь, Раанер? Все чудеса света лежат у моих ног, но я не в силах радоваться им, пока не утешу стучащееся в моё сердце ка Хетеры, - Иби встала. Раанер не отрывал от неё своего взгляда. - Верховный жрец храма Себека отчаянно любил Хетеру! История повторяется. Значит, богам так угодно, - сказала Иби, устремив свой взор вдаль. - Ты чувствуешь тесноту в своём сердце, Раанер. Ты всегда отдаёшься страстям, что одолевают твою мятежную душу. Даже поэтому ты женился на Раннаи, не любя её, но пытаясь забыться в ней. Отправив её от себя в Пе, ты руководствовался не ревностью. Изображение ревности - лишь удачный предлог избавиться от той, что за все эти годы не смогла стать даже слабой тенью Хетеры. Но есть одно но… - Иби пронзительно посмотрела на Раанера. - Исчезнувший воин фараона!
     - Я не убивал его, как говорят за моей спиной, хотя сам дал повод так думать. Сейчас Руи там, где и Раннаи. Ты прочла моё сердце верно, моя царевна. Изображение ревности - лишь удачный предлог. Я не смог полюбить свою жену. Но она полюбила того, кто любит её! Отправив Раннаи в Пе, я пригласил Руи к себе, пытаясь выяснить его чувства. Я готов был убить его, в случае если бы почувствовал ложь. Но юноша чист сердцем, и я отдал ему все украшения Раннаи и, написав дарственную на дом в Пе и скрепив её своей печатью, указал ему путь к возлюбленной. Я не убивал воина фараона. Как бы я мог сделать с ним это, если грудь его полна тем, что понятно и мне?
     Иби подошла к Раанеру и провела ладонью по его плечу. Он закрыл глаза, боясь дышать. Иби чувствовала его состояние и горячо поцеловала пылающее лицо Раанера, зная, как важна для него будет потом память об этом. За пределами шатра послышалось оживление.
     - Мне пора уходить, - взяв руку Раанера, Иби вложила в его ладонь сердоликовый амулет. - Возвращаю тебе!
     Не оборачиваясь, она вышла из шатра, оставив Раанера наедине с его бьющимся сердцем. Он смотрел на вещь, проделавшую долгий путь, оставляя за собой и безвозвратные потери, и обретения. Она жгла ему руку. Он выбежал из шатра.
     - Иби! - тихо произнёс Раанер, не надеясь, что она услышит, но Иби уже стояла к нему лицом. Она почти незаметно повернула голову из стороны в сторону, шёпотом произнося: «Теперь ты свободен. Исида простила тебя!»

                ***

     Раанер провожал взглядом Иби, пока она не скрылась в своём шатре. Когда он вернулся к себе и увидел лежащую лилию, то удивился сам себе, потому что больше не чувствовал боли. Светлая улыбка озарила лицо Раанера. Он взял сухой цветок и осторожно поднёс его к лицу, и закрыв глаза,  пытался уловить хоть отдалённое напоминание о его былом запахе. Запах лилии - запах Хетеры! Раанер вспомнил его, он всё ещё жив в его памяти, он даже помнит случайное прикосновение её пальцев, когда она протянула ему этот цветок. Нежные тонкие пальцы! Если бы он не смотрел в тот миг на её руку, то просто подумал бы, что это лёгкое прикосновение лепестков цветка. Раанер протянул руку в надежде дотронуться до неё, но мечта ускользает.
     - Она навсегда останется моей мечтой, - думал Раанер. - Я тяну к ней  руки и устремляю мысли, произношу её имя в ночи, оно слетает с моих губ и устремляется в небо. Она ушла, смотря мне в лицо, произнося своими глазами самые прощальные на свете слова: «Я всё знаю, Раанер, и чувствую твою боль. Но тебя здесь не было слишком долго! А теперь ты пришёл, но я ухожу. Ты должен быть рад, ведь я избавляю тебя от сомнений. Но рад ли ты?..» Я не смог сказать Иби, что в последнее мгновение, Хетера успела вложить мне в ладонь отрывок из моего письма, который всё же оказался у неё. «Тени…» - едва слышно прошептала она.
     - Значит, я прощён тобой и Исидой, - произнёс вслух Раанер, обращаясь к любимому образу. - Солнечный свет вновь наполнил мой мир! Всегда есть возможность исправить прошлое. Не возродить, но исправить - не дать вновь случиться тому, что когда-то затмило свет, не дать свету исчезнуть в чьих-то глазах   Любовь! Я жив тобою, - веря в не знающее время и расстояние чувство, говорил он.

                ***

     В это время Иби задумчиво смотрела на своё отражение в большом серебряном зеркале. Она взяла со столика изящный гребешок и начала медленно расчёсывать волосы. После дождя они стали особенно пышными. Но мысли были не о том. Она возвратилась в тот день, который стал роковым для её матери и матери Неджема. Они пили из одного кубка, но разница в том, что Ахет была счастлива и, возможно, даже не поняла, что с ней происходит, она уснула… Хетера же знала что пьёт, и осознание того, что все вокруг видят её в последний раз, и всё, что происходит, уже не повторится, а там, в дальней комнате дворца спит беззащитная крошка, и надежда на спасение маленькой Иби так сильна и так слаба одновременно, терзала безжалостно. Ведь нет сомнений - тот, чьё имя произносится с поднятием рук к Солнцу, толкнул повелительницу обеих земель Кемет на этот путь, с которого она уже не в силах была сойти. Хетера уже в тумане вдруг видит, как Ахет берёт из её рук кубок и также пьёт из него. Не желая того, она потянула за собой и подругу.
     - Сколько боли! - с горечью произнесла Иби. - Сколько боли! - повторила она почти крича, обхватив руками своё лицо. Оставаться наедине с собой сил больше не было. Она выбежала из шатра. Смотря на оживление нового дня, царевна остановила взгляд на Неджеме. Он сидел спиной к солнцу и начищал свой короткий меч. Солнечный свет играл в его волосах, слегка шевелящихся от ветра. И Иби не решилась подойти к нему в тот миг. Ей хотелось идти и идти туда, где никто не сможет прочесть по её лицу о том, что она узнала. Иби, посмотрев на большую пирамиду, возле которой редко кто появлялся, пошла в её сторону. Она забыла о запрете отца отходить от шатров вглубь Ростау без сопровождения Неджема. Слушая скрип ещё мокрого песка под сандалиями, она вдруг уловила предчувствие стремительно приближающихся к ней сзади шагов. Обернувшись, Иби в мгновенном испуге выставила вперёд руку, загораживаясь от воина, уже занёсшего над ней кинжал. Его глаза лишь раз сверкнули хищным блеском убийцы и тут же замерли, широко раскрывшись и устремляя свой взор куда-то вдаль. Кинжал выпал из рук и остриём вошёл в мокрый песок. Пошатнувшись, он пытался устоять на ногах, но ноша собственного тела была уже непосильной для них. Тяжело он опустился на колени и упал лицом в песок, чуть не сбив Иби с ног. Увидев пронзённую коротким мечом спину воина, Иби устремила свой взгляд вдаль. Неджем изо всех сил бежал к ней навстречу. Она сорвалась с места и с криком отчаянной радости: «Неджем! Неджем!..» - также  побежала к нему. Она бросилась на шею Неджема и всё повторяла: «Прости меня, прости…» Он молча стоял, крепко обняв её, лишь гулкое биение его сердца слышала она в ответ.
     Они оба не знали, сколько стояли вот так, обнявшись в песках Ростау. Но придя в себя, Неджем уверенно взял Иби за руку и повёл её в сторону лежащего воина. Он извлёк из его спины меч и перевернул лицом вверх.
     - Он из свиты фараона и выполнял обязанности посланника-скорохода, когда велась переписка со священным городом Кхемом, - многозначительно произнёс Неджем.
     - Ты снова спас меня, Неджем!
     - И снова, если бы не Ка, мне не удалось бы этого сделать. Когда я чистил свой меч, - Неджем кивнул на окровавленное лезвие, - Ка начал гулко лаять. Тогда я вбежал в твой шатёр и увидел, что Ка привязан. Он рвался с привязи, и мне стало понятно, что ты в опасности. Потом я увидел его, направляющегося за тобой вглубь Ростау, - бросив презрительный взгляд на убитого воина, произнёс Неджем.
     - В грозу я привязала Ка в шатре, чтобы он не сбежал, раскаты грома - единственное, что пугает его. А потом, погружённая в свои мысли, забыла его освободить. Но ничто не происходит случайно, Неджем! - бросив взгляд на рукоятку кинжала, Иби протянула руку, чтобы поднять оружие с песка. - Кинжал не так прост, как ему надлежит быть у воина, - сказала она. - Посмотри на рукоятку, Неджем.
     - Око Гора. Такой знак ставится на оружие воинов храма. Мы больше не можем этого скрывать от Менкауры.
     - Я не могу отвлекать моего отца от завершения строительства в Ростау! И так целый день был вырван грозой, работы были приостановлены, но день солнцестояния ждать не может. Ведь ты со мной, Неджем. Вы оба со мной - ты и Ка, мои бессмертные обереги. Чего же мне опасаться?
      - Тогда я заберу его кинжал. А он пусть лежит. Пески бысто поглотят свою жертву. И будь по- твоему, моя Иби, - впервые Неджем к ней так обратился.
      Она опустила голову, слегка улыбнувшись, но тут же выпрямилась, по привычке высоко вскинув голову. Иби торопилась вернуться в шатёр. Она почти бежала, держа Неджема за руку. Бросившись к Ка, она торопилась расстегнуть его крепкий ошейник. Но бесконечная радость собаки мешала ей сделать это. Ка пытался всё время лизнуть Иби в лицо. Он весело повизгивал. Играя, хватал пастью её руки, пытаясь тихо лаять, будто задавая ей вопрос: «Отчего ты впервые не взяла меня с собой? Но я так счастлив видеть вновь твои руки!» Освободив, наконец, из ошейника своего Ка, Иби обняла его за шею и, закрыв глаза, мысленно обращалась к его бессмертному сердцу. Её руки расслабились, и Неджем увидел, что она засыпает. Он поднял девушку и положил на высокие подушки, бережно накрыв мягкой леопардовой шкурой. Какое-то время смотрел на обожаемые черты, поправляя волосы Иби, разметавшиеся на пёстрых подушках.
     - Кто ты, моя Иби? То ты летишь, забыв обо всём на свете, куда-то, ускользая в песках, а увидев меня, с дикой радостью стремишься навстречу. Потом торопишь вернуться назад и, обняв за шею Ка, безмятежно погружаешься в сон, до этого находясь в смертельной опасности. Неуловимая, как ветер, ускользающая и возникающая так внезапно, как свет солнца, - Неджем поднялся, чтобы уйти, но уже на пороге услышал любимый голос Иби:      «Не уходи, Неджем! Останься с нами, прошу тебя!»
     - Но… - Неджем хотел ей сказать, что слуги могут неверно истолковать увиденное, когда найдут его в шатре царевны, но не стал говорить этого, потому что был счастлив в душе находиться с ней как можно дольше. - Да, - коротко ответил он.
     Иби спокойно вздохнула, вновь опустила голову на подушку и со счастливой улыбкой забылась во сне. Но Неджем не мог заснуть, прислушиваясь к дыханию Иби и ко всем шорохам в мире.
      Темнота вдруг исчезла, звёзды только что были под самыми ногами, как миллионы светлячков в душистой траве. И вот день и неведомый мир, и люди такие же, но иные. А вот и Неджем, и он такой же, как и всегда, прекрасный, и свет всё так же льётся от его лица. Но он уже принадлежит тем людям. Кто они? Я хочу дотянуться до него рукой, но ничего не выходит, всегда что-то мешает. Я кричу ему вслед, но мой голос нем.
     - Неджем, оглянись! Ведь это я! - но с губ слетает лишь слабый шёпот. И вот пески, и нет никого вокруг, кроме него и великих пирамид, и сфинкса. Тогда я зову его сердцем. И вот он услышал меня, он смотрит и улыбается сквозь целую вечность и произносит моё имя: «Иби!» Нежнее, быть может, только мама могла произнести его. Мне легко - он услышал меня.
     Иби проснулась вся в поту. Неджем сидел у её ложа и пытался вытереть выступившие капельки на её лице. Она взяла его руку.
      - Как хорошо вот так просто дотянуться до тебя, когда ничто не мешает. Я всё бежала и кричала изо всех сил так долго, так бесконечно долго, - Иби смотрела на него искрящимися лучистыми глазами, улыбка то появлялась на её лице, то исчезала, будто знала о чём-то пока неизвестном Неджему.
      
                Глава 19

             Когда ты погружаешь в его память
                себя - в том нет жестокости.
       Как жаркое пламя ты оставляешь следы.
               Без этого не может быть жизни.

      Рыжее пламя дерзко рассекает ночную темноту. Костёр разгорелся так высоко, что приходится поднимать лицо, чтобы увидеть красных пляшущих духов огня, которые играли и разлетались во все стороны, лёгким ароматным дымом.
     Звон бубенчиков перекликается с приятным потрескиванием костра. Иби на высоком настиле кружится в танце. Передвигаясь на кончиках пальцев ног, она сама создаёт тот ритм, в котором движется. Переливчатые колокольчики подвязаны на тонких щиколотках и обвивают гибкий стан. Пёстрая юбка неведомой чужеземки держится на середине бёдер и разлетается во все стороны пышным цветком. Такие же пёстрые ленты вплетены в пышные локоны и вьются быстрыми змейками. Она движется вокруг костра, позволяя любоваться собой всем собравшимся по случаю возвращения Шера с драгоценным грузом душистого чёрного кедра ко дню великого солнцестояния.
     - Когда я вижу её такой, моё сердце сжимается в комок, потому что боюсь за неё. Я, фараон, не могу дать больше моей дочери - как ни стараюсь, я не могу оградить её от всего зла в этом мире, - говорит полушёпотом Менкаура, обращаясь к Шеру.
     - Ты знаешь, мой повелитель, как ни странно складывается иногда судьба, но случилось так, что я всё таки больше знаю Иби. И с каждым моим возвращением я нахожу в ней что-то новое. Она поднималась, росла, расцветала, и вот она перед нами сегодня, и я не вижу в ней предела. Этот танец она исполняла всякий раз, когда я возвращался, и каждый новый раз она иная. Такова её природа! Скрывать Иби от мира, в котором, несомненно, есть зло, было бы самой большой ошибкой на свете. Ты видишь всех, кто смотрит на Иби. Их глаза залиты светом, но не костёр отражается там, а она! - Шер смотрел на дочь фараона, и в его восторженный взгляд вмешался немой вопрос: «Что с тобой, девочка? Ты прекрасна, как никогда. Неужели любовь успела так скоро войти в твоё сердце?»
     Иби была в мире огней. Она остановилась напротив Неджема, смотрящего на неё, как на мечту. Она изогнулась дугой, опрокинув назад спину, волосы вперемешку с лентами развеваются на ветру, руки извиваются, словно змеи Исиды. Вот Иби выпрямилась, сделала круг на пальчиках одной ноги и медленно освободила конец алого платка из-за пояса юбки. И как будто по какому-то неслышному призыву к ней подошёл Ка.
     - Ты посредник между мной и Анубисом, мой верный Ка, сам избери того, кто будет вечным хранителем памяти обо мне, - бархатным голосом произнесла Иби.
     Ка осторожно взял зубами платок и не торопясь начал обходить полулежащих на высоких подушках благородных спутников фараона. Пройдя круг, он подошёл к Неджему и опустил на его колени нежно трепещущий алый лоскуток. Неджем приподнялся, взял его, поднёс к губам и с силой сжал в своей руке. Иби послала ему в ответ ослепительную улыбку. Ритмичный звон бубенчиков не смолкал. Иби легко поправила локон, упавший на лицо, и нежно посмотрела на Раанера, ставшего родным её сердцу, ведь отныне их связывает одна общая тайна. Чуть уловимая мягкая улыбка скользнула по лицу девушки. Неджем бросил резкий взгляд на Раанера и увидел его совсем другим, не тем, что знал все эти годы. Чёрная тень мелькнула в лице воина, и он почувствовал, как сердце задрожало слева в груди и что-то не отпускает его. Впервые он не стал сдерживать свои чувства, так как слишком многое переплелось в них. Ревность, страсть - всё смешалось в один единый крик его сердца. Неджем резко поднялся с места, опрокинув кувшин с красным вином. Сведя брови, он удивлённо посмотрел на расползающееся у его ног тёмно-красное пятно. Ещё мгновение, и Неджем оказался на высоком кедровом настиле. И не давая опомниться даже себе, он подхватил на руки Иби и понёс её прочь с глаз тех, кто вот так непозволительно откровенно мог смотреть на неё. Ка направился следом, словно одобряя поступок Неджема.
     Шер взволнованно приподнялся с места, но Менкаура остановил его.
     - Не останавливай, ведь им руководят подлинные чувства. Я вижу, что происходит в сердце Неджема, и поощряю это, - произнёс фараон.
     - Значит, избранник Иби - твой полководец? - задумчиво спросил Шер.
     - Я говорю о чувствах Неджема, они открыты как обнажённое сердце, - помедлив мгновение, Менкаура продолжал. - Но чувства Иби… Её чувства как цвет ночи! Такой была и Хетера. Кто мог прочесть её сердце?.. Поэтому я доверяю Неджему, он знает, что чувствует и к чему стремится.
     В темноте шатра Неджем на ощупь нашёл светильник и, взяв тлеющий уголёк от маленького костра, горящего перед входом, зажёг его. Вмиг тусклый свет наполнил тёплое пространство. Иби сидела на маленькой софе и молча наблюдала за ним. Молчание прервал Неджем, когда подошёл к ней и опустился на колени.
     - Прости меня, Иби. Ведь я такой же живой человек, как и все вокруг!
     - Я знаю, Неджем, - откликнулась она. - И ты никогда не должен просить у меня прощения. Потому что любой твой неверный шаг я уже простила вперёд на целую вечность, - улыбнулась она, с нежностью смотря в его лицо. Но оно в тот миг означало грусть.
     - О, лучше бы мне никогда не родиться! - дрожащим голосом воскликнул он.
     Иби подалась вперёд и обняла Неджема за шею, наклонив его голову к себе на грудь.
     - Кемет - это тайна тайн, Неджем! А мы только люди! Тот мир, в котором мы живём, - бесконечен, и мы внутри этого мира. Но бесконечность для каждого из нас своя. Придёт время, и я пойду своим путём, ты - своим. Но и расходящиеся дороги пересекаются! Не грусти, Неджем! - Иби гладила его золотые волосы. - Что бы ни случилось, помни:  пути пересекаются! Наше тёплое дыхание растворится, но не исчезнет, биение жарких сердец останется на веки здесь. Ничто не конечно, но у каждого свой путь! - трепещущим эхом летели вдаль её слова.


                Глава 20


Вуаль времени колышется перед твоим
         лицом, дразня и соблазняя, и ты стоишь   
         перед выбором - отодвинуть завесу и по- 
            смотреть, что ждёт тебя впереди, или               
                остановиться…
      А может быть, лучше посмотреть под ноги? 

     Большая папирусная лодка пересекла Реку с запада на восток и тяжело уткнулась в берег, где её уже ожидали служители храма феникса. Облачённые в простые тоги, чинно сложив перед собой руки, жрецы бесстрастно взирали на возвращение в Анну верховного солнечного слуги. Но стоило верховному жрецу Атум-Ра подняться, как один из них, подобрав полы длинной одежды, поспешил войти по самые колени в воду, чтобы подать руку Тени-анх-ра и помочь ему сойти на берег. Грузный жрец резко раскачивал лодку с каждым новым шагом. От напряжения он покрылся испариной и, остановившись, неодобрительно посмотрел на поддерживающего его за руку служителя феникса. Тот уловил настроение главного слуги солнца, отпустил свою одежду и начал помогать уже двумя руками, дрожа, как тростниковый стебель, под тяжестью невыносимого груза. Шагнув на берег, Тени подал знак опахалоносцу поторопиться.
        - Да защитит тебя Гор своим чистым крылом, верховный отец! - в один голос произнесли жрецы феникса.
     - Несите сюда носилки. Вон те, что побольше, там будет место и для опахалоносца. Нестерпимая жара, - раздражённо говорил Тени, пытаясь смахнуть с лица текущие струйками  капли пота.
     Разместившись в носилках жрецов феникса, обмахиваемый опахалом, Тени откинулся на подушки и прикрыл глаза. Однако мысли одолевали его уже много дней подряд. Словно назойливый точильщик, не покидало какое-то странное чувство или даже предчувствие. Он мысленно повторял полученное им из Крокодилополя послание Хорти. Впервые Тени ощущал, что ему, верховному жрецу Атум-Ра, открыто сделан вызов, хотя и таким образом. Уже давно пришло известие из Мемфиса о том, что царевна прекрасна и покоряет своей прелестью и экзотикой сердца всех, кто хотя бы случайно встречается с ней взглядом. Значит, солнцеподобная разыграла спектакль в храме Гора. Но ради одной шутки так не поступают перед лицом бога. Она дала понять, что презирает отравителя её матери и насмехается над ним одновременно. В гневе Тени открыл глаза. Сощурив их и поджав губы, он не знал, как освободиться от клокочущей в его груди дикой злобы. Он не заметил, как показались ступени, ведущие на вершину холма к храму феникса. Опомниться заставил лишь оклик жрецов: «Мы пришли к дому феникса, верховный отец!» Тени молча спустился с носилок и ударил в гонг подвешенным на воротах молотом. Гулкий звук дал почувствовать дрожь песка под ногами. Тяжёлые кованые ворота ожили. Тени, поморщившись, вошёл вглубь храма. Медленно жрец подошёл к обелиску бен-бена и почувствовал гнетущее сознание того, что здесь присутствует она… Она! Живое воплощение той, кому он указал путь в вечное царство. Тени оглянулся, обвёл взглядом всё вокруг. Никого. И всё же она здесь и теперь уже никогда не уйдёт. Вздрогнув, он впился взглядом в пирамидальный камень - олицетворение вечной жизни. «Неужели я ошибся, когда думал, что такое нежное создание легко стереть с лица этого мира? Да, я ошибся! - думал Тени. - Но тем хуже для неё! Власть Атум-Ра слишком сильна…» Свистящий звук разнёсся во всех концах храма, словно ветер пустыни приближал гневную бурю. Небо померкло, и пыль поднялась ввысь, заслоняя священный обелиск. Голос прекрасный, но неземной раздался в пространстве: «Сила бессмертия для одних - дар, для других - наказание!» Тени, прикрываясь руками от удушливой пыли, пытался ответить, но не получилось. Песок забивал лёгкие, лишь он пытался открыть рот. Но голос, казалось, и не ждал ответа: «День прорицания ещё не настал, но ты явился заглянуть в своё будущее!» После нового молчания голос вновь пронзал свистящий дикий ветер: «Твоё будущее в твоём сердце. Раскрой его и прочти сам! Твоё предчувствие - истина! Не за успокоением сюда приходят, а за правдой». Сквозь толщу витавшего в воздухе песка Тени вдруг начал различать очертания женской фигуры. Она возвышалась на месте священного обелиска. Тени пытался рассмотреть её лицо, и когда стали проступать черты, он в ужасе широко раскрыл глаза и попятился назад. Смешанные с ветром светлые волосы Хетеры не сулили ему добра. Но что это? Цвет волос умершей царицы превращается в чёрный, и перед ним уже не она. Перед ним теперь Иби. «Я знал, что ты здесь!» - выдавил из себя Тени. «И буду всегда! - ответила тень. - Но ты не будешь». Тени набрал горсть песка и бросил её в пророческое видение: «Неправда! Я ненавижу тебя, колдунья. Убирайся!» Но брошенный Тени песок был подхвачен ветром и вонзился ему в глаза. Обхватив лицо руками, он упал, и громкие рыдания верховного слуги Атум-Ра смешались со звуками времени. Переливчатый смех наполнил пространство. Звенящие весёлые и пугающие звуки летели, как живые птицы в вышине, и, сталкиваясь с колоннами, рассыпались на множество новых и, отталкиваясь, вновь взлетали в небо. «Так есть и так будет», - говорило время. «Замолчи!» - кричал в ответ, срывая голос, Тени. Потом он замер в полном бессилии и ждал, ждал, ждал…, когда всё закончится, коря себя за то, что пожелал получить прорицание.
     Песок с шорохом оседал тяжёлым дождём. Тени не решался открыть глаза. Жуткая тишина воцарилась во всём, и он не знал, что было лучше. Теперь уже для него ничто не могло стать утешением. Он ощущал всё так же ту, что так легко и просто встала на пути его величия и будущего, превратившись в непреодолимую преграду лишь собственным присутствием. «Я здесь», - сказала она тогда своими зелёными глазами, и вмиг Тени почувствовал, что всё вокруг изменилось и нет другого пути. Наконец он поднял голову и посмотрел вокруг. Покрытый пылью и песком, он был почти без сил. Его взгляд внезапно остановился на той, что даёт прорицание. У дальней стены, прислонившись к колонне, стояла Эта. Складки длинной чёрной одежды легко струились вдоль её тела. Спокойно она взирала на покрытого пылью верховного жреца Атум-Ра. Тени смотрел на неё и не мог различить - стоит ли она на месте или идёт к нему, но то, что Эта медленно приближалась, было очевидно. Остановившись у обелиска, она произнесла умиротворённо: «Ты получил прорицание. Всё ли ты понял?» Тени поднялся на ноги, поправил священные амулеты, которыми была обвешана его грудь, и, исподлобья посмотрев на жрицу, хотел сказать то, что наполняло его сердце, но осёкся и, потупив взор, произнёс: «Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Всё слишком очевидно на этот раз…» «Конечно! - легко ответила Эта. -Верховный жрец не может показаться другим в таком виде, иначе все прочтут его будущее. Идём. В покоях феникса ты вновь обретёшь лик Тени-анх-ра». Тени покорно побрёл за Этой, пересекая главное святилище феникса.
     - Возвращаясь из Кхема в Анну, ты обретаешь лицо верховного жреца Атум-Ра, - напомнила Эта, подставляя Тени серебряное зеркало.
     - Но что значит Атум-Ра в сравнении с Осирисом сегодня?! - раздражённо воскликнул Тени, увидев себя в отражении.
     - Не принижай значение феникса даже в мыслях, особенно когда святилище скрывает твоё падение сегодня. К тому же  душа Осириса в образе феникса и бен-бена возродит твой привычный облик, ибо только ему дана  сила воскрешения, - выпрямившись, произнесла Эта.
     - Я знаю. Знаю! - отмахнувшись, воскликнул Тени. - Воскрешение! За ним, очертя голову, несутся правители, любящие чужеземок. А что это дало нашей древней религии? Культ Осириса превзошёл поклонение отцу отцов. Атум-Ра вспоминается в молитвах всё реже. И вот дошло до того, что даже его верховный служитель явился в святилище феникса как проситель и был вывалян в пыли! - в буйном негодовании сокрушался Тени.
     - Так что тревожит тебя? Служение отцу отцов или в том вопит лишь твоя гордыня? - блеснув глазами, спросила Эта.
     Тени показалось, что в глазах жрицы- прорицательницы блеснули жёлтые огоньки и зрачки её сузились на мгновение как у кошки. В бешенстве он поднялся с места.
     - Твои колдовские штучки! Всё они! - он заходил по комнате, пытаясь уравновесить свой дух.
     Эта молча наблюдала за Тени, едва уловимо улыбаясь в ответ.
     Остановившись, он начал рассматривать предметы, наполняющие жилище жрицы.
     - За все годы, что я здесь не был, почти ничего не изменилось. Разве что вместо одной статуи Бастет теперь вижу четыре - по одной в каждом углу.
     Высокие изящные кошки из чёрного дерева с позолоченными лапами, ушами и глазами сторожили неизменное в комнате Эты. Взгляд Тени остановился на маленьком кораблике, выструганном из дерева, с возвышающимся нежным алым парусом. Он подошёл и с усмешкой взял его в руки.
     - Всё так же на почётном месте? В центре комнаты дорогой столик из заморского пахучего дерева, покрытого золотом, а на столике - игрушка, - задыхаясь от смеха, еле проговорил Тени.
     Эта подошла и резко выхватила кораблик из его руки.
     - Не прикасайся к тому, что не касается твоего имени! - высокомерно произнесла жрица. Бережно поставив кораблик на место, она посмотрела на Тени красивым, но опасным кошачьим взглядом. - Пройди в соседнюю комнату. Святые отцы феникса уже приготовили ванну. Специально для тебя, верховный отец! - с лёгкой усмешкой произнесла Эта.
     Тени с явным удовольствием погрузился в горячую воду. Дымящиеся курильницы по краям ванны источали кедровый аромат. Все гнетущие мысли ослабли, струйки пота текли по голове и лицу жреца. Приятная слабость растеклась по его телу. Эта неслышно вошла в ванную комнату и вонзила пристальный взгляд в затылок верховного жреца. Её глаза иногда расширялись, вспыхивая слепящими искрами, и тут же темнели, как огромные бездны. «Твои уши не слышат! - мысленно говорила Эта. - Твои глаза не видят, твой голос нем, твой разум спит!» Она подошла к Тени и подняла над его головой свои ладони. Горячая, сладко-щемящая истома разлилась в голове Тени и опустилась желанной каплей в самое сердце. Улыбка счастья появилась на его лице. Эта подошла к положенным Тени на край ванны амулетам и стала внимательно их рассматривать. Вот  око  Гора  из  ляпис-лазури, по краям покрытое золотом, дарующее благосклонность небес, а вот крестообразный золотой анх необычайно большого размера. И вот следующий… Но что это за амулет? Ведь нет такого знака, который бы она не знала. Простой, узкий, цилиндрической формы и сильно удлинённый. Эта поднесла амулет к свету. Полупрозрачная красная яшма обычно красиво его пропускает сквозь свой вьющийся рисунок, но внутри что-то есть. «Наверное, какое-то защитное заклинание», - подумала она. И уже хотела положить все амулеты на место, как вновь бросила взгляд на яшмовую подвеску. «Возьми и прочти то, что внутри, то, с чем он не расстаётся и носит при себе!» - говорило её сердце. Жрица спокойно взяла подвеску в руки и начала рассматривать, как можно её открыть. Маленькое чёрное зёрнышко из оникса выступало на верхней её части. Эта слегка надавила пальцем, но ничего не вышло. Тогда она приложила силу, и верхняя половина подвески подскочила вверх, так что Эта едва её поймала. Вот папирусный лист свёрнутый в трубочку и от этого треснувший не в одном месте. Эта осторожно извлекла его  и, развернув, сложила части. Но что это? Нет, здесь не божественный оберег. По виду - обыкновенное письмо, написанное красной краской. Так обычно выглядят любовные послания. Эта колебалась: стоит ли ей читать, но, посмотрев на Тени, сомнения прошли. Ведь у неё есть те, кто дорог сердцу безгранично, в них её будущее и будущее прорицания - дара богов. Эта погрузилась в алые иероглифы: «Да, защитят тебя боги, любимица богов! - глаза Эты расширились от удивления. Здесь кто-то пишет царице. - Я не мог находиться там, где ты избегаешь меня, и думал, что, вернувшись в Крокодилополь, хоть как-то охлажу придворные страсти. Но здесь я погибаю. Твои волосы - свечение небес, и запах, что исходит от них, который ловил на расстоянии, я бережно храню в своей памяти. И твои глаза… Я тяну к тебе руки, но ты принадлежишь не мне, и сердце рвётся на части. «Как мне быть?» - взываю я к своему господину, но Себек молчит. Быть может, совсем скоро я сам найду ответ, но прежде хочу оставить здесь мои чувства. Ведь они принадлежат лишь тебе, моя повелительница, ставшая единственно возлюбленной - безответно возлюбленной. Такова моя судьба, но я не в силах покориться ей. Я покоряюсь лишь твоей неземной красоте и иду за своим сердцем, даже если впереди темнота…» Дальше лист был надломлен. Чем же заканчивалось послание? Ясно было одно: письмо написано служителем Себека, безумно влюблённым в златовласую повелительницу Кемет. Тот влюблённый, конечно, Раанер. Но как его письмо оказалось у Тени-анх-ра? И почему здесь нет его окончания? Без тени сомнения Эта прошла в свою комнату, достала чистый лист папируса и свернув его, вложила в яшмовую подвеску Тени вместо письма Раанера. Один тихий щелчок, и тайник вновь закрыт и лежит на прежнем месте вперемешку с другими божественными амулетами.
     Руки Эты задрожали, она собрала письмо Раанера, и осторожно сложив части, укрыла его в маленьком стенном тайнике за одной из священных кошек. Второй раз в жизни дрожат её руки. Впервые она вспомнила, как тридцать лет назад дрожащей рукой занесла кинжал над рождённым ею мальчиком. Слёзы слепили глаза. А он удивлённо смотрел на то, что сверкает над ним, и протягивал крохотные ручки. Ему нравился светящийся предмет, и он пытался улыбаться. Он переводил свой чистый взгляд на лицо матери, иногда вздрагивая от падающих из её глаз слёз. Одна! Один на один со своей бедой. И тогда она выбрала жизнь, точнее, жизнь выбрала их обоих - саму Эту и её новорождённого малыша, потому что она не знала, как можно жить дальше, убив чистоту. И вот тогда она увидела свой сон, в котором Исида напомнила ей о тайной траве, которая усыпляет слух и зрение, память и мозг каждого, кто вдохнёт запах терты, созданной её собственным велением. Богиня назвала имя того, кто отдаст ей сердоликовый камень, сполна начинённый сонной травой из мира богов. Целый год Эта скрывала Меркора в лабиринтах святилища, лишь на закате вынося на солнечный свет на самую вершину скалы, и они вместе обозревали весь мир, кружащийся под их ногами. Иногда она напевала сыну, окутанная тёплыми лучами заходящего солнца:
         Тему заходящий возродится вновь,
         Утром все увидят лик его иной!
         Ты дарован небом, солнцем и луной.
         Я лишь верю сердцу, полному тобой.
         Много ли тропинок простиралось вдаль?
         Мало ли слезинок падало - не жаль!
         Пусть я стала тою, что познала боль,
         Но не знаю больше, как отдать любовь!
         Алый, алый парус согревал двоих,
         Мы свободу птицы обрели над ним!
         Ты - дарован небом, солнцем и луной.
         Я лишь верю сердцу, полному тобой!
     Все дни подряд Эта окуривала тертой вход в комнаты жрицы прорицательницы, затмевая разум пришедших. И она не ошиблась в Раанере, только что ставшем верховным жрецом Себека. Ему вложила Исида принадлежащее богам, и именно он заменил Меркору в последующие годы всё, насколько мог, нося при себе  возвращённый Этой амулет с тайной травой для Меркора.
     Обернувшись на Тени, Эта чувствовала как пылают её щёки. Хлопнув в ладони, она звонко окликнула верховного жреца. Тени встрепенулся и, придя в сознание, крикнул: «Я здорово отдохнул! Прошу тебя, жрица, скажи, чтобы мне принесли одежду. Мне пора появиться в храме Атум-Ра. Я даже не заметил, как остыла вода».
     - Конечно! - откликнулась Эта.

                ***

     Близились сумерки. Эта подошла к двери и распахнула её. Фиолетовый закат отразился в её больших глазах. Небо было неописуемо. В сердце вдруг защемило. Ожидание чего-то близкого было совсем рядом.
     - Я жду тебя, - слегка кивнув, произнесла она, смотря вдаль.
     Эта подошла к столику, с нежной улыбкой взяла в руки маленький, хрупкий, бесконечно дорогой её сердцу кораблик. Она любовалась чистотой алого цвета. Жрица приложила его к груди, ведь так передаются все чувства на любом расстоянии. Она подхватила свою длинную одежду и побежала вглубь святилища предков - там каменные ступени, высеченные ещё в незапамятные времена, вели её вверх. И вот ветер гордой высоты дует в лицо. Там, внизу, ты не вдохнёшь всю его необузданную свободу. Но здесь всё иначе. Нежный алый парус греет там, где самое сердце. Эта обнимает одной рукой невидимого маленького Меркора и прижимает к нему своё лицо.
     - Ты свободен, Меркор, ты на самой вершине мира, и небо совсем рядом, его можно потрогать рукой. Здесь всё как на ладони, и ты чувствуешь в себе сердце соколоподобного Гора, такое же вольное, как ветер. Ты не запомнишь моё лицо и моё имя, но я буду охранять тебя своим даром от первой праматери даже там, где кончается горизонт, - Эта провела взглядом по тонкой линии вдали, окрашенной заходящим солнцем в огненный цвет. Нет, это не было помешательством, просто так она могла вновь почувствовать то время. Конечно, Эта знала, что Меркор уже не младенец, но те воспоминания дарили ей возможность ощутить чистоту тепла самого нежного на свете создания - своего ребёнка, отзывчивого на улыбку и ласковый голос, смотрящего в самую глубину её глаз.
     В высоте появились звёзды Ориона. Эта ловила сердцем, прощальные в тот день, лучи заходящего светила - вечернего Тему*, что ночью обретает имя Секер. С его уходом за горизонт начнётся время прорицания. Она вернулась в святилище до темна. Зажгла заранее расставленные благовония. Аромат лотоса… Бегущие ввысь струйки дыма извиваются в причудливые нити, обозначая движение мысли и воображения. Служители храма внесли в святилище большие охапки душистых трав и оставили их у входа. Эта разнесла траву, уложив ею весь пол так, что ноги ступали, словно по облаку, слегка придавливая её, и от этого аромат становился ещё сильнее.
      Тем временем на небе уже красовалась полная луна. От неё невозможно оторвать свой взор. Её льющийся свет - спокойный оттого, что не знает сомнений. Она светит уверенно, правда, слегка дрожа, но это лишь от ощущения влюблённых в неё взглядов, устремлённых теми, кто поборол в себе запрет желания и посмотрел в бесконечность.
     Эта вышла на порог святилища и вопросительно посмотрела на властительницу ночи. Она читала, что несёт в себе вся эта красота. Лицо Эты вспыхнуло вначале оттого, что она уже давно знала, но теперь всё предсказанное в прошлом так близко. Она даже невольно вытянула вперёд руку, но тут же отдёрнула её, заметив в освещённом небе появившуюся от луны тень. «Я знала и раньше, что так будет!» - опустив голову, произнесла она. Сердце вновь дало о себе знать и Эта слегка пошатнулась и прижала руку к левой груди. «Но я ни о чём не сожалею! Я оставила его в этом мире. А теперь ты мне напоминаешь о том, что закон прорицания был нарушен и он должен принадлежать богам?» - задыхаясь от боли, произнесла Эта, обращаясь к светящемуся лику луны.
     В тот миг в святилище вошёл жрец феникса и молча протянул Эте широкую чашу, наполненную почти до края прозрачной, как свет, водой. Она, выпрямившись, осторожно взяла её из рук жреца. Посмотрев в воду, Эта произнесла: «Я пью свет полной луны», - медленно поднесла она к губам чашу и выпила всё.
     Луна озарила пространство святилища и задула надменным ветром. Входящие за прорицанием невольно останавливались на пороге. Свет полной луны играл в хрустальном пирамидальном камне, установленном на невысокой колонне. За ним, возвышаясь, сидела Эта. Её голова и всё лицо были покрыты прозрачной чёрной тканью, развевавшейся на ветру, вольно гулявшему по святилищу. Аромат благовоний и трав пьянит сознание. Эта произносит будущее своим убаюкивающим голосом, она поднимает руки над хрустальной пирамидой, и предсказанное оживает перед взором пришедшего. Сколько их было? Они всё шли и шли, и желанию познать будущее, казалось, не было конца. И вот её глаза вспыхнули так, что их блеск был виден сквозь вуаль. В проходе стоял мужчина. Луна светила ему в спину, и потому были видны лишь очертания его фигуры. Но Эта узнала бы Меркора даже в кромешной тьме. Она напряглась от волнения. Да! Вот одно из свершений, предсказанное её сердцем уже давно. Меркор медленно подходил всё ближе. И свет ускользающей луны ещё на мгновение отразился в хрустальных гранях, осветив его лицо. Эта прижала руку к груди. Сердце разрывалось от боли. Но, найдя в себе силы, жрица сошла с пьедестала, при этом не сводя взгляда с Меркора, и сняла покрывающую её лицо ткань. Эта обошла хрустальную пирамиду и протянула навстречу сыну руку, а потом лучисто улыбнулась, увидев вновь цепкий взгляд, спасающий и возвращающий её к жизни, - то, что не утратилось в глазах Меркора с годами. И он заново изучает черты лица той, что подарила ему этот мир.
     - Здравствуй! - просто, но удивительно звонко сказала она. - Здравствуй, Меркор!  - повторила она вновь, протянув и вторую руку навстречу ему.
     Ещё мгновение назад Меркор хотел просто уйти, так как не знал, что чувствует его бьющееся сердце, но теперь вдруг стало светло, как днём. Открытая улыбка Эты, её тянущиеся руки и прорезавшие холод ночи простые слова, заключали в себе обыкновенную жизнь - без всякой тайны. Лицо Меркора дрогнуло. Он сделал только два шага навстречу и заключил её в свои объятия. И вот мир вновь закружился под самыми ногами, и эта необозримая даль, как разлетающаяся пёстрая юбка невидимой танцовщицы, и небо, сверкающее и прозрачное, как чистота священной Реки, и глаза вечно юной Исиды, и ветер… Ветер как неуловимая вольная птица. Ты только можешь подставить ему своё лицо и вдохнуть его всей грудью, но в руки он не даётся, и никогда ты не сможешь его укротить. Вот чистота этого мира! И ты его часть и его подобие! Но помнишь ли ты об этом?!
     И когда Меркор посмотрел на Эту, он увидел лицо своей матери совсем близко и не понимал, какого же цвета её глаза. Тёмные, почти чёрные, какими были всегда, или прозрачные, голубые, знакомые глаза богини? Эта гладила Меркора по лицу, и он слышал, о чём она говорила, хотя вокруг была тишина и не произносилось ни звука.
     - Да, - отвечал он, понимая голос её сердца. - Я вспомнил всё, что видел с той поднебесной скалы, весь мир, - и, чуть помолчав, добавил. - Мама!
     Эта вздрогнула. Со стороны главных ворот храма раздался голос жреца, громко оглашающий конец времени прорицания. «Тишина! Тишина! Тишина!» - размеренными монотонными звуками произносил он во все стороны.
     - Тебе надо выйти из храма, так как жрецы считают всех вошедших за прорицанием, - торопливо сказала Эта. - Когда выйдешь, обойди стену с левой стороны и тогда увидишь три валуна. Оставайся ждать там, - она наклонила к себе голову Меркора и трепетно поцеловала его в лоб. Меркор накинул шарф и, опустив голову, пошёл широкими шагами к выходу в то время, как луна уже мягко плыла в своей ночной лодке, не задерживаясь ни на миг и лишь снисходительно улыбаясь всему земному. Иногда она кокетливо прикрывала свой дивный лик прозрачным облаком, но тут же вновь открывает его сверкающую красоту, играя и забавляясь по собственным правилам, упиваясь своей высотой.
     Меркор присел на край валуна. «Звуки мира так нежны! - думал он. - Но я всё постигаю с опозданием. Нет! Всё происходит в положенный час - красота, Иби, любовь, моя мать, ощущение жизни». Он усмехнулся, передёрнув головой, думая так же о том, что жизнь прекрасна своей тайной будущего, а эти люди идут за прорицанием. «Как они могут? Своим нетерпением они так легко расстаются со звуками счастья, что собиралась подарить им  собственная жизнь. Они уже всё знают, ещё не получив, а когда получат, то воспримут это уже по-другому, быть может, даже как должное. Нет, я не стану просить мою мать рассказать мне судьбу. Я хочу просто жить, а не подчиняться знанию о следующем дне», - думал он.
     - Меркор! - послышался рядом приглушённый голос Эты.
     Он обернулся и увидел свою мать в стенном проёме, которого до этого не замечал. Она поманила его рукой. Меркор прошёл вглубь храма и оказался в широком коридоре. Стена за его спиной закрылась. Эта держала в руке факел, но пространство освещалось не меньше блеском её восторженных глаз. «Идём!» - сказала она, как всегда, удивительно просто, беря за руку Меркора. Он пошёл следом за ней, ощущая тепло руки матери. Вначале долгий спуск вниз затем, долгий подъём, но за весь путь Эта ни разу не выпустила руки Меркора.
     - Вот. С прошлого вечера я здесь второй раз, - немного запыхавшись, говорила она. - Это то место, что привиделось тебе сегодня, Меркор. Память из детства, - весело улыбнувшись, Эта кивнула куда-то вдаль. - Ты должен был видеть солнечный свет, и мы вместе любовались вечерним Тему каждый день. Было время, когда я говорила тебе об этой земле, а ты… - Эта вновь улыбнулась, нежно любуясь Меркором. - Ты с самого первого дня смотрел осмысленными глазами и нет той вещи, которую бы они ни изучили.
     Её глаза наполнились слезами и она уткнула своё лицо в грудь Меркора. Он слегка нахмурил брови и нерешительно обнял мать, прижавшись губами к её голове. Он не знал, что сказать, но молчаливые чувства бывают ярче любых слов. Здесь, в этом месте, на самой вершине мира, Эта вкладывала в чистое детское сердце всю красоту, что создана окрылять человеческие души. И вот крылья расправлены! Легко!
     - Как хорошо бывает поплакать, - тихо проговорила Эта. - И не нужно ни тайных знаний, ни прорицания. Есть только жизнь, и этим я обязана тебе, Меркор. С твоим рождением я поняла, что все законы подлунного мира, которым обязана служить, падают в бездну перед одним единственным - таинством рождения человека. Так случилось в тот день, и тогда я стала  иной, той, что чувствует присутствие бьющейся в груди живой птицы, и она зовётся обычным человеческим сердцем. Ведь если оно иногда напоминает о себе, значит, оно есть! А знаешь, однажды юная прорицательница осмелилась тайно покинуть стены храма. Был день великого солнцестояния. Десятки кораблей, больших барок и сотни лодок причалили вблизи берега по дороге в Анну. Но алый парус на одном из кораблей правителя отражал свой тёплый свет в воде. Девушка пошла навстречу ему. Пробираясь сквозь толпу, она подошла к самому причалу. И вот, один лишь взгляд, и тот, кто управлял тем кораблём, был узнан ею как часть прорицания её непростой судьбы. Его звали Шер. И он также узнал её, он не мог не узнать, и они ушли в горы, не видя никого вокруг. Они знали, что дар любви был рождён вместе с этим миром и дух свободы любящих сердец обретает крылья, соединившись с ветром только в высоте, под самым небом. Он не знал её имени. Она сказала ему: «Даже один - единый миг обретения первозданной красоты делает человека счастливым. У нас есть этот миг. Так к чему моё имя?..» Она не могла  называть себя по имени, она должна была покинуть его навсегда… И утром она улетела, словно была его сном. А когда он проснулся, то долго звал её, но не по имени. Он звал её, искал в горах: «Любовь моя!» Горы разносили её вновь обретённое имя и вторили ему: «Любовь моя!» А потом она родила мальчика и оставила его в этом мире вопреки оглушающим голосам богов. А Шер… Он увидел любимую потом во сне - её и их малыша. Они стояли на высокой скале над морем и смотрели вслед уходящему кораблю. Его парус долго алел в манящем море. Но Шер думает, что это не было сном. И он прав, ведь он увидел нас с тобой, Меркор! Не золото и власть даруют жизнь любви. Красота и свобода - её верные крылья!
     Позже Меркор будет вспоминать встречу с матерью, воскрешая в себе каждую её лёгкую улыбку, простую нежность голоса и привычку почти по-детски кивать головой, когда она смотрит куда-то вдаль, тепло рук и звёздный блеск любящих глаз. Но одно он не сможет вспомнить - сколько же времени длилась их встреча. Меркор не мог понять, как могло такое произойти, потому что был почти уверен, что не помнил луны, он видел лишь заходящее солнце, но всё же… всё же…

                ***

     Две вещи теплятся на груди Меркора под скрывающим лицо и грудь широким шарфом в тот миг, когда барка отчалила от берега. Возвращение из Анну полно святыми открытиями. И даже глубокие воды Реки стали спокойны, как никогда. Сверкающие капли стекают с вёсел при каждом их взмахе и звенящими звуками наполняют рассвет. Меркор открыл своё лицо, отражение слепящего утреннего света заиграло солнечными зайчиками на нём. «Я не спросил её: «Суждено ли встретиться вновь?» - задумчиво всматриваясь в воду, думал Меркор. - Но это можно было прочесть по её глазам. Её взгляд дрогнул, когда я обернулся, уходя из храма. Моя мать знает, что это была последняя наша встреча. Я чувствовал, как она хотела крикнуть мне что-то вслед, но успел улыбнуться ей, и она сдержала слова, и вместо слов тоже мне улыбнулась. Так лучше! Между нами нет тайны. Мы просто живём в этом мире, мы просто слышим друг друга».


                Глава 21

         Кто знает, было ли в том списке её имя?
 
     В полдень лодка пристала у западного берега Реки неподалёку от долины Ростау. Меркор заплатил лодочнику и сошёл на песчаный берег. Вечное солнце отражалось вдали триединым божеством в блистательной облицовке трёх вечных холмов дома Сокара. Меркор пошёл навстречу ослепительному свету. Остановившись, он почувствовал, что готов бежать туда, где сейчас Иби, бежать сломя голову, не помня себя, но… это только его желание, а долг перед любимой сильнее всех желаний, которыми полна его душа.
     На пути располагался небольшой посёлок строителей-ремесленников, поселившихся здесь очень давно. Целых два, а то и три поколения мастеров обосновали маленький оазис среди песков, без конца предлагая своё умение строить, ваять или  рисовать богов, - всё, что было нужно в Ростау. Меркор вошёл в маленькую пивную лавку и присел в затенённом углу. Он сжал свои руки, его пальцы были холодны. Цепким взглядом Меркор окинул помещение изнутри. Напротив, у дальней стены, стояла молодая женщина и давила хмель в большой деревянной ступе. Её лицо пылало румянцем, и движения выдавали гордость округлыми формами своей фигуры. Изредка она бросала взгляды на сидящего напротив Меркора, но тут же опускала ресницы, ещё больше заливаясь румянцем. Наконец она оставила хмель и медленно подошла к Меркору, на ходу поправляя лазуритовые браслеты на запястьях.
     - Господин зашёл отдохнуть? - слегка поклонившись, тихо спросила она.
     - Отдохнуть, - так же тихо ответил Меркор.
     - В таком случае я принесу прекрасному господину холодное пиво и финики для начала, - подчеркнув последние слова, произнесла она.
     Меркор опустил глаза и вновь погрузился в мысли об Иби. «Что ж, теперь я ближе к ней. Я получил третью книгу бога Тота, встретился с матерью, и она открыла мне путь, ведущий дальше. Иби хочет правды, и я хочу того же. Справедливая богиня уже близка, она почти рядом. Но всё это - мой разум. А сердце? Оно безумно бьётся вот здесь! - Меркор закрыл глаза. - Моё сердце просится на волю, оно рвётся к тебе, моя зеленоглазая Иби! - мысленно обращаясь к ней, думал Меркор. - Любовь моя!» - произнесли вслух его губы. Приближающийся звук лазуритовых браслетов заставил Меркора резко открыть глаза. Перед ним стояла всё та же женщина. Она протянула ему небольшой кувшин, стенки которого слегка запотели. Верховный слуга Себека взял его, но женщина освобождая свои ладони, успела ловко провести пальцами по руке гостя. Меркор сделал вид, что его взволновало это лёгкое прикосновение, и пригласил её присесть за стол. Она, вмиг обрадовавшись этому, подвинула тарелку с финиками ближе к Меркору и села рядом.
     - Как твоё имя? - смотря прямо на неё, спросил Меркор.
     - Меня зовут Киа, - ответила она.
     - Но где хозяин всего этого?
     - Мой муж, - вдруг запнувшись и покраснев, произнесла она. - На стройке в Ростау. Кроме умения готовить хмельной напиток, он ещё и ловкий камнетёс.
     - И тебе, Киа, вероятно, непросто управляться здесь одной?
     - Сейчас сюда заходит совсем мало гостей и очень редко, - многозначительно ответила она. - А это, - указав на высокие амфоры в углу, - я приготовила, чтобы отвезти в долину Ростау, для мужа и его друзей.  Да и в посёлке остались немногие, - произнесла она, всё так же подчёркивая каждое слово.
     Меркор, улыбнувшись, опустил глаза и сделал глоток душистого пива.
     - Я собиралась сегодня отправиться в путь, - продолжала Киа. - Но теперь уж останусь здесь до утра, - глубоко дыша, проговорила она, безотрывно смотря в лицо Меркора, ожидая его ответа.
     Меркор раскрыл зажатые пальцы руки, на его ладони лежал кусочек золота размером с перепелиное яйцо, томно блистая благородным светом. Киа широко раскрыла глаза, не сводя их с драгоценной вещи. Потом медленно подняла свой взор на Меркора, ещё больше завороженная пришедшим гостем.
     - Ты, конечно, догадываешься, Киа, что я пришёл в ваш посёлок, направляясь в Ростау.  И если ты согласишься мне помочь, это золото будет твоим.
     Киа мгновенно переменилась в лице, она не хотела упустить возможности заполучить драгоценность стоимостью в четыре буйвола, но всё же спросила: «Чем же я могу помочь прекрасному господину?»
     - Ты можешь встретиться для меня с одним человеком из Ростау? С кем и как, я скажу тебе, если согласишься. Но прежде ответь, почитаешь ли ты Осириса так, как предписывает вера?
     При этих словах Киа вспыхнула и восторженно вознесла к небу руки.
     - Я согласна. Сегодня боги показали мне во сне дождь. Я подставляла руки и собирала капли в ладони, а они превращались в душистое пиво, - торопливо щебетала Киа. - Боги не обманывают, когда хотят поговорить, - весело подмигнула она.
     - Но помни: если тебя остановят на пути или прямо там, говори только, что пришла  принести пожертвование священной долине.
     - Я всё поняла.
     - И я вижу, что ты хорошо понимаешь, - одобрительно посмотрев на неё, произнёс Меркор. - И, вероятно, тебе хорошо известно такое имя, как Раанер.
     - Конечно! - подняв брови, воскликнула она. - Это приближённый спутник нашего фараона Менкауры, да будет жив и счастлив наш прекрасный правитель и да защитит его великий Осирис! - вскинув руки, произнесла она. - А ещё Раанер возглавляет строительство в Ростау.
     - Верно, - ответил Меркор. - Так вот, найди там Раанера и передай ему в руки этот обрывок папируса, - Меркор протянул ей крошечный, размером с ноготь, уголок папирусного листа, на котором виднелся какой-то иероглиф красного цвета, о чём Киа только догадалась, так как была далека от знаков, по которым можно читать. - И при этом скажи, что его ученик хочет увидеться с ним. Когда Орион отразится в царстве Нут*, я буду ждать его у входа, где смертные не бывают по собственной воле, - Меркор вложил в ладонь женщины обещанное золото. - Осирис тебе доверяет, помни об этом.
     Закрепив на спине буйвола две полные амфоры, Киа отправилась в путь, осторожно подстёгивая сзади священное животное ивовой веткой. Меркор объяснил, что она легко встретится с Раанером, так как именно он ставит разрешительную печать на каждую амфору с питьём, ввозимую на территорию Ростау, и дальше передаёт их в руки распорядителя. Но потом Киа должна применить всю свою ловкость, чтобы исполнить порученное Меркором. Ведь сам Осирис доверяет ей!
     В конце дня она подошла к долине. Два охранника немедленно остановили её, преградив путь.
     - Я привезла пожертвование на нужды строительства. В этих амфорах приготовленный мною ароматный напиток из лучшего хмеля! - подойдя ближе, объяснила Киа.
     Воин приблизился к ней и, обойдя вокруг, внимательно осмотрел женщину, потом подошёл к буйволу и приподнял вначале одну амфору,  затем  другую и сказал, что она может оставить их, и они будут переданы в Ростау. Немного волнуясь, Киа возразила, важно произнося каждое слово:
     - Я принесла пожертвование и хочу, чтобы моё имя было занесено в список вечного дома Осириса, который возводится здесь!       
     Охранники переглянулись и, заметив серьёзность в её настроении, не стали спорить. К тому же, как они поняли, женщина знала, что говорит: имя каждого, чьё пожертвование было принято, действительно заносилось в священный список, который будет оглашаться жрецами каждый год в день великого солнцестояния, возносясь в небеса к воскрешающему Осирису.
     Поставив буйвола в тень, Киа стала ждать, когда к ней выйдет тот, кто стоит над всеми строителями в Ростау. Смотря по сторонам, женщина заметила стоящую неподалёку большую чашу, наполненную водой. Тогда она быстро сняла с себя покрывающий её голову шарф и хорошенько намочила его в прохладной воде, чтобы охладить голову священного животного. Заботливо протирая лоб быка, она что-то нежно говорила ему и не заметила, как сзади подошёл приближённый фараона в окружении  свиты. Кто-то слегка хлопнул Киа по плечу, и она быстро обернулась. Увидев людей, стоящих перед ней, а впереди всех того, чьё имя стало для неё священным поручением, она залилась румянцем и упала на колени, опустив голову и простирая перед собой руки.
     - Ты можешь встать. Мне уже известно, зачем ты здесь, - Раанер дал знак освободить буйвола от груза.
     Поднявшись, Киа весело сверкнула глазами. «Не думаю, что знаешь!» - мысленно произнесла она, глядя на Раанера.
     Люди из свиты взболтали обе амфоры и дали выпить ей пива на глазах присутствующих. Киа сделала несколько глотков. Тогда один из писцов установил на месте раскладные столик и стул для Раанера, а другой подал ему почти полностью исписанный длинный папирусный свиток, поставил краску и вложил в руку заострённую палочку для письма.
     - Хорошо. Теперь можешь назвать своё имя и место, откуда ты пришла, - сказал Раанер.
     Киа расправила плечи и, слегка поджав от волнения губы, подошла ближе к вельможе.
     - Меня зовут Киа, и я живу в посёлке строителей, что расположен почти на берегу Реки, вон там, - показала она рукой, волнуясь и не зная, как передать то, что она зажала в руке. Вдруг, не давая себе отчёта, она подбежала к Раанеру и быстро, как бы останавливая его, произнесла:
     - Но я не хочу, господин, чтобы моё имя было написано чёрной краской. Хочу, чтобы вот такой, как здесь, - и положила перед ним обрывок папируса, переданный Меркором.
     Охранники ринулись к Киа, уже занося вверх бамбуковые палки, от чего в воздухе послышался лёгкий свист. Но Раанер мгновенно остановил их, вскрикнув: «Не трогайте её!» Ощущая в пальцах лёгкую дрожь, он взял со стола  папирусный обрывок, на котором виднелся проставленный много лет назад иероглиф его собственного имени. То был ещё один отрывок из его письма к Хетере.
     - Да будет так, как хочет эта женщина. Наш долг - с уважением относиться к каждому, кто выражает признание культу Осириса, - произнёс, обращаясь к свите, Раанер, а потом обратился к Киа. На мгновение, как бы задумавшись, он сузил глаза, глядя на неё, а потом сказал:
     - Следуй за мной, я проставлю твоё имя в списке так, как желаешь. Я не хочу, чтобы ты, женщина, покинула Ростау хотя бы чем-то омрачённая, - и уже по дороге в шатёр Раанер на ходу обернулся и приказал распределителям, чтобы они оставались и присмотрели за буйволом Киа, а заодно и напоили его.
     Перед входом в шатёр Киа покорно наклонила голову и, прижав к груди руки, вошла внутрь, ощущая, как трепещет её сердце, при этом не решаясь посмотреть на приближённого фараона. Раанер, охваченный не меньшим волнением, смотрел на неё тяжёлым магнетическим взглядом, притяжение которого чувствовали они оба. Сумев укротить в себе бурю эмоций, он достал из письменного ящика, отделанного золочёными заклинаниями бога Тота, красную краску. Не торопясь он развернул папирусный свиток имён.
     - Кроме этого, - Раанер указал на него, - ты больше ничего не желаешь мне сказать, Киа?
     - Да, господин, - тихо промолвила она, наконец, посмотрев на него. - Твой ученик с нетерпением хочет тебя увидеть. Когда Орион отразится в царстве Нут, он будет ждать тебя у входа, где не бывают смертные по собственной воле! - Киа смиренно поклонилась приближённому спутнику фараона.
     Раанер перевёл свой взгляд на папирусный лист и вывел на нём имя Киа ярко-красной краской.

               
                ***

     Чистота неба не давала усомниться в появлении Ориона, в южной стороне небосвода. Чуть светящийся силуэт большой пирамиды в северной части Ростау был указателем дороги к вечным вратам дома Сокара. Прохладный воздух ночной пустыни наполнял грудь Раанера. Смотря прямо перед собой, он думал, что наконец части его печального письма соединятся. Он не чувствовал возможной опасности по пути, ведущему его, как ни странно, вперёд в прошлое, так как любой исход этой ночи он примет как благословение небесных созданий. Приблизившись к северной стороне большой пирамиды, Раанер зажёг огонь ударами кремниевого камня о такую же облицовку рукоятки в верхней части факела. Теперь было важно не коснуться врат царства вечности. Раанер вонзил рукоять факела в песок и направил небольшое дискообразное золотое зеркало на северную грань пирамиды так, что отражение огня соединилось со свечением большой северной звезды в полированной облицовке звёздного дома Исиды. И, прислонив зеркало в таком положении к песчаному холму, он устремил свой взор на север. Отражённый луч света упал в темноту и тут же наполнил её свечением.
     - Кто здесь? - оглянулся Раанер.
     - Потуши огонь, - услышал он звуки знакомого нежного голоса, и тут же почувствовал прикосновение.    
     - Хетера? Я не вижу тебя! Или схожу с ума?! Любовь моя! - воскликнул он, но повиновался голосу своего видения. Огонь потух, но свет наполнил пространство ещё больше, ещё ярче. Сияние светлых волос Хетеры развевающихся на ветру затмило луну и звёзды. Раанер задержав дыхание протянул ей свою руку.
     - Нет, Раанер. Мы встретимся на горизонте, когда ты дойдёшь до него! - тени от её пушистых ресниц падали на прекрасное светлое лицо, и она не поднимала их.
     - Ах, если бы ты позвала меня в тот миг, если бы остановилась! - приглушённым голосом произнёс Раанер. - Это я погубил тебя.
     - Прошлого не вернуть. Но сегодня, там за порогом Ростау, ты встретишь того, кто продолжил твой путь… к любви. Посмотри в небо, Раанер. Видишь там две звезды плывут навстречу друг другу, и когда они встретятся, родится третья звезда. Через боль, смерть и разлуку, в страданиях и муках рождается любовь.  Ты сложишь вновь все части письма, а потом проведёшь Меркора к шатру Иби. Природа сама сотворит остальное. И тогда я покину пустыню и уйду к горизонту!
     На мгновение Раанер закрыл глаза. А когда он открыл их видения Хетеры уже не было. Раанер не стал звать её, потому что знал, - придёт время и он пойдёт по дороге, ведущей к той самой черте, что соединяет небо и землю, и там он встретится с ней. 
     Вспоминая слова древней книги, Раанер направился к востоку: «Я заложил врата в дом Сокара, вечного хранителя земного пути, который также на небе. Возведи на моём основании дом Исиды, госпожи великого из трёх холмов, и узнаешь вход. Он от света ярчайшей из звёзд, что живут в северном царстве Нут». Всё дальше шёл Раанер, пока не заметил очертания человеческой фигуры и тогда он остановился.
     Две схожие жизни, два сердца, два голоса, как звуки одной мелодии, тянущейся сквозь года и увлекающей в свой мир всё новые и новые судьбы, растворяются в тайнах ночи.
    

                Глава 22    

                Тайны сердец хранят
                в себе вечные стражи Ростау!
               
      Вначале Ка, лежащий у ночного ложа Иби, тихо зарычал, но тут же успокоился, стоило Меркору перешагнуть порог её шатра. Он без тени сомнения, с улыбкой подошёл к собаке и приветливо потрепал её за ухо.
     Наклонив своё лицо над Иби, он тихо позвал её. В тусклом свете легко дымящегося светильника Меркор любовался оттеняемыми дрожащим светом чертами богини. Чёрные волосы Иби разметались по шёлковым алым подушкам, длинные, как ночь любви.
     На тихий голос Меркора она откликнулась глубоким вздохом, отчего лёгкое покрывало потянулось вниз и раскрыло её красивую матовую грудь. Меркор чувствовал тёплое дыхание, исходящее от нежных, как розовые лепестки, губ Иби и мягкий жар её упругого тела, накатывающий тёплыми волнами всё сильнее, всё больше. Он наклонился ещё ниже, приблизив свои губы к её лицу в желании соединить их тепло в одно горячее дыхание, невольно дотронувшись до её груди. Опустив взгляд туда, где была его ладонь, он почувствовал, как на мгновение остановилось его сердце. Вдруг Иби потянулась, выгнувшись дугой и устремляясь к нему навстречу. И когда она открыла глаза, в их прозрачной зелени мгновенно растворился пронзительный, неотвратимый, любящий взгляд Меркора. «Откуда?» - восторженно спросила она одним выражением глаз, отбрасывая на его лицо трепещущие тени ресниц. Меркор  улыбался, ослепляя сознание Иби собственной близостью, белизной счастливой улыбки, постоянно смотря на неё, цепляясь взглядом за каждую черту обожаемого создания.
     - Всего так много, Иби! - приподняв брови и качнув головой, произнёс Меркор.
     Она дотронулась до его губ, потом опустила руку ниже, чувствуя, как покалывает в кончиках пальцев, и прислонила её там, где гулко билось его израненное сердце.
     За пределами шатра послышался шорох, и Иби в беспокойстве приподнялась, потянув на себя покрывало.
     - Не волнуйся, любовь моя! -  успокоил её Меркор Меркор. - Я бросил в костёр твоих стражей немного измельченного диа-диа*, и они до рассвета не смогут подняться на ноги и вспомнить тоже ничего не смогут, хотя и не спят, и никто не усомнится в их верной службе, - утвердительно кивнул Меркор.
     - А я и не боюсь! Я люблю тебя! - приглушёнными звуками отозвалась Иби.
     Она оплела руками его шею, проникая в сердце Меркора горящим золотом искрящихся глаз. Он привлёк Иби к себе ещё ближе и, чувствуя, как земная твердь ускользает из под его ног, растворил свои губы в захватывающем дух поцелуе, который длился как вечность, как утоляющая жажду чаша прохладной воды среди знойных песков и иссушающего ветра. Меркор не почувствовал, как Иби легко расстегнула тяжёлое ожерелье на его шее и оно сползло по его груди. На мгновение она отстранилась, чтобы положить золотое украшение храма Себека на меховой коврик у ложа. Меркор нежно всматривался в её лицо, одной рукой он освободил золотую пряжку пояса на прикрывающей его бёдра укороченной повязке и потянулся к Иби всем своим существом, которое быстро и неотвратимо наполнялось желанием, как нарастающая волна. Вот-вот она достигнет пика в своей высоте и обрушится на обоих вовлечённых в её стремительное движение.
     Две сомкнутые тени то поднимались ввысь, то опускались. Горячий шёпот их губ смешался в одну мелодию любви, и не было в том мире силы, способной её оборвать. Иби осыпала лицо Меркора поцелуями, лёгкими, как нежное прикосновение крыла синей птицы. Меркор замирал от нежности и оставлял на шее, плечах и груди своей возлюбленной сладкое чувство полёта. И когда она вновь увидела над собой его лицо и почувствовала тайное прикосновение, соединяющее двух влюблённых в одно целое, широко распахнула глаза, устремляя свой взор ввысь, где уже не было тёмного свода шатра, а только звёздное небо, бесконечное в своей чистоте, и не было боли, которая просто исчезла в единственной жаркой слезе, упавшей из глаз Меркора на пылающее, вечно прекрасное лицо его возлюбленной Иби.
     - Люблю тебя! - слышала Иби в трепещущих бликах звёзд страстный шёпот Меркора.
     - Люблю тебя! - отзывалась она, без остатка отдаваясь его неистовой силе, отбирая взамен сознание земли, окрыляя и унося с собой в бесконечный мерцающий мир.
     Да будет мир над теми, кто любит друг друга! Да прибудет первозданность красоты таинства соединения двух пульсирующих чувств в единое биение сердец, одно дыхание тепла, одно желание триумфа наивысшей любви. И вот тепло разливается в воскрешённом сознании, и прохлада ночного воздуха скользит по изгибам их влажных тел. Их первый полёт потребовал много сил, и вот они, вновь в том же мире, но теперь он иной - их мир, и они с силой прильнули друг к другу, ещё крепче сомкнув объятия и смотря в неизвестность, что прояснится лишь с сиянием нового солнца. Первый рассвет, и день, и вся жизнь впереди!
     Иби пришла в себя от лёгкого поцелуя Меркора.
     - Ты слышишь, Иби? - касаясь губами её лица, проговорил Меркор.
     - Крик сокола в небе? - смотря в глубину его глаз, полушёпотом спросила она.
     - Да. Сокол - предвестник солнца!
     - Мои стражники! Дай мне немного диа-диа, я подброшу траву в костёр, - торопливо сказала Иби, обдавая Меркора своим жаром.
     И тогда он укутал Иби в лёгкий мех леопардового покрывала и протянул в руке сонную россыпь.
     - Но совсем немного, чтобы к восходу солнца они могли уверенно держать в руках копья, - объяснил ей Меркор.
     - Мне по душе твоя забота о моих бедных стражниках, - с лукавой улыбкой проговорила она и, выскользнув из его объятий, скрылась за пределами шатра.
     Увидев Иби, один из воинов слабо улыбнулся, попытавшись подняться на ноги. Но она остановила его, прикоснувшись к плечу, и подбросила в едва горящий костёр несколько крупиц сонного корня диа-диа. В небе вновь раздался крик священной птицы. Сокол выписывал большие круги над Ростау. Иби остановилась и посмотрела ввысь, пытаясь рассмотреть второе обличие сына Исиды.
     - Что ты видишь, Гор? - задала она вопрос, глядя в небо.
     Сокол вновь издал крик, но на этот раз настолько пронзительный, что Иби вздрогнула и, укутавшись  поспешила вернуться в шатёр. Она с тревогой посмотрела на Меркора, остановившись у края ещё дышащего теплом, ложа. «Быть счастливой. Быть счастливой!» - стучало в висках Иби как воспоминание о словах гуру. «Но разве я не счастлива? Я бесконечно счастлива в этот миг! Действительность заключается в том, что я люблю его так же, как и он меня», - думала она, чувствуя, как пылает всё её существо.
     Меркор приподнялся, он протянул ей навстречу руку. Она подбежала, обхватив обеими руками его ладонь, и прижалась к ней губами.
     - Заклинаю тебя, Меркор! - вырвалось из груди Иби. - Заклинаю именем Исиды, властной над словом и делом! Не покидай меня ни в этом, ни в ином мире. Забудь о третьей книге Тота и тайной траве, забудь всё, что я раньше говорила тебе. Враги изощряются в том, как надёжнее стереть наши имена с исписанных рисунками и знаками стен и статуй, но мы возрождаемся вновь, - Иби положила руку Меркора под своё сильно бьющееся сердце. - Ты чувствуешь, как новая жизнь уже стучится во мне? Её ещё не видно и не слышно, но она уже есть! Только в этом и может быть правда и вся сила, которая сокрушит то зло, что пока пребывает в священных стенах благословенных городов. Соединение двух сердец в одну ещё не родившуюся жизнь. Любовь уязвима, но непреклонна, ведь это любовь! В ней нет сомнений и нет условностей! Только так!
     Меркор слушал Иби, проникая сознанием в смысл каждого её слова. Он бесконечно любил её.
     Предчувствуя приближение нового дня, он нежно провёл по лицу Иби ладонью, целуя и прижимаясь губами, высекая в памяти каждое прикосновение к ней. Она дрожала, как воздух, устремляя навстречу ему лицо, когда он на мгновение отнимал свои губы. Иби взяла Меркора за руку, и он почувствовал, как уже идёт куда-то за ней, всё продолжая осыпать её лицо бесконечными поцелуями. Они оба погрузились в мягкую воду, которой ещё с вечера была наполнена золоченая ванна. Тёплый свет горящего огня придавал изумительно-чарующее свечение отражению золотого дна сквозь кристальную чистоту воды. Иби повернула овальную бирюзу её перстня и растворила в воде жасминовую пыльцу.
     - Мой аромат! - шепнула, смотря в глаза Меркора. - Когда мы не можем прикасаться друг к другу, то в наших силах ощутить чарующий запах, который окутывал нас двоих, и вот это, - сквозь пальцы Иби струилась вода, стекая на плечи Меркора. - Стихия, которой ты служишь, может быть и такой, - Иби полушёпотом произносила слова песни. Она не помнила, откуда знала их, но звуки невыносимо прекрасно лились из её уст:
                Она прозрачна и чиста,
                И цвет небес дарован ей.
                И свет стремится в небеса
                Из отражений дивных в ней.
                Она в ладонях как мечта -
                Ты держишь, но не удержать.
                И в жажде грезишь ты о ней,
                И руки тянутся к мечте.
                Но силу ту познаешь лишь,
                Когда отдашься ей забыв
                О том, что близко и лежит у ног.
                Иди за ней, иди!
     Заворожённый Меркор увидел, как по-новому ожили зелёные глаза Иби. Светлые огоньки блуждали в прозрачной их глубине, и плеск воды легко качался, увлекая в себя и продолжая повторять: «Иди за ней, иди!»
     - Я иду! - произнёс Меркор. - Иду! Иду! - повторял он снова и снова. - Иду, любовь моя, сердце моё! Иду, моя Иби! - паря в невесомости, говорил он, устремляясь навстречу к ней.
     В предрассветной тишине мир был полон голосами влюблённых. Они, как ночные птицы, прорезали тишину беспокойными звуками, торопясь напоить сердца и души друг друга живительной силой до того, как свет пробуждающегося Птаха наполнит звонкими струнами древнюю землю и небеса, и всё, что молчало до его сияющего взора.
     Покрытые жаром и каплями воды, они всё ещё держали друг друга в объятиях, и разомкнуть их не было сил. Но время неумолимо летит вперёд. Меркор снял со своего мизинца перстень и надел его на указательный палец Иби. Тёмный рубин, как горячая кровь Меркора, задышал на её руке, меняя оттенки, отбрасывая яркие блики.
     - Когда-то он был надет на цепочку, и мальчик по  имени Меркор носил его на шее, не помня, откуда у него этот перстень, - смотря на Иби, говорил Меркор. -  Но совсем недавно я встретил свою мать и узнал, что этот перстень она должна была передать той, что возьмёт от неё дар прорицания. Теперь я сам мог бы сделать это, отдав его своей дочери. Но я отдаю его тебе, Иби. Ты это сделаешь лучше, чем я.
     - Эта - твоя мать… - произнесла она.
     - Да, Иби, - ответил Меркор. Он перегнулся  через край ванны и потянул лежащий шарф. Осторожно развернув его, Меркор достал маленький кораблик, и положил игрушку на свою ладонь.
     Глаза Иби широко раскрылись.
     - Но ведь это же копия корабля Шера! «Я вижу невероятно красивую женщину, стоящую на вершине скалы, смотрящую вслед уходящему вдаль кораблю, а на руках у неё…» - это говорил мне Шер. Он тосковал о вас. Теперь понятно, что на руках у Эты был ты, Меркор! - Иби вновь перевела свой взгляд на нежный лоскуток алого паруса.
     Меркор взял Иби за руку и переложил в неё драгоценный кораблик. Она в смятении свела брови, с силой всматриваясь в Меркора.
     - Но ты сам должен сделать это! Если не сейчас, то потом, - утвердительно кивнула она головой.
     - Конечно, - прерывисто улыбнулся Меркор. - Но до того дня пусть он хранится у тебя, моя Иби. А потом Шер непременно увидит его.
     Лицо Иби дрогнуло.
     - Я сохраню, - тихо произнесла она. - Для тебя, любовь моя.
     Восток озарил их двоих и это несло в себе неизъяснимую грусть, которая уверенно положила бесстрастные руки на их сердца. Уходя, Меркор заключил лицо Иби в свои ладони. Борясь со временем, он торопился ещё раз прикоснуться к любимым чертам, окидывая взглядом губы, брови, глаза, проникая в глубину её расширенных чёрных зрачков.
      - Раанер предоставит доказательство, о котором волновалось твоё сердце, моя Иби. Будь осторожна во всём. Эти дни Тени как загнанный аспид. В храме феникса ему было видение о скором конце. И помни: я люблю тебя!
     Иби сняла с руки тяжёлый лазуритовый перстень.
     - Возьми его, - сказала она, надев его на мизинец Меркора.
     Вытянув руку, Иби чувствовала, как медленно, пытаясь задержаться, по ней скользит ладонь Меркора. Вот она вся, вот пальцы и вот разъединение их рук, как обжигающий толчок.

                ***

     Мы грезим о любви. Во все века мечта о ней остаётся неизменной. Великий дар даётся тем, кто и в бреду назовёт её имя, и шёпот горячих губ будет прорезать зыбкую тишину, как острое лезвие, пробуждая жизнь в пустоте. Мы - дети природы и живем по её законам. Мечта! Она не прощает измен. Голая вера, как девственный родник! Не сомневайся, не страшись, иди к нему и погрузись в его очищающие воды. Лёд на мгновение скуёт твоё сердце, как проверка на прочность. Но лишь на мгновение! Если не отречёшься, то жаром огня будешь согрет потом. Иди к возлюбленной своей! Иди к возлюбленному своему! Ни время, ни расстояние, ни ветры, ни покрытые слепящим снегом горные вершины, ни океаны - ничто не разлучит нас, даже если мы пока зовёмся мечтой. Но если в пути нам суждено раствориться в бесконечности, и там мы будем знать, что не было измен и наша судьба не разбита своими руками, потому что однажды проснувшись, мы вышли на дорогу и пошли навстречу друг другу, не оглядываясь ни на миг.
               
      
                Глава 23
             
                Воды Реки подобны времени…

     Дни сменялись один другим. Меркор не мог не думать о том, сколько их осталось позади с того момента, когда он отпустил Хорти в Анну. Его план рискован, но не было другого способа выманить из священного города верховного солнечного жреца Тени-анх-ра. Если Хорти только тот, кто видит своё собственное спасение в бегстве, значит, Меркор сам придёт в священную солнечную обитель Атум-Ра.
     «Сегодня ещё один день. А гонг у ворот храма, впервые закрытых на тяжёлые засовы, молчит, - в мучительном ожидании думал Меркор. - Неужели я ошибся, а он слишком хорошо разыграл роль отца, дрожащего за жизнь своей дочери? Успокаивает одно: что этого просто не может быть! Ведь замысел Хорти был в Нофрет, а не в Тени-анх-ра. Он не верил, что верховный жрец проявит к нему милость, не стань его дочь царицей Верхней и Нижней земель, - Меркор встал и подошёл к оконному узкому проёму, выходящему к вратам  обиталища Себека, и посмотрел вдаль на всё, что простиралось внизу перед его взором. За широкими стенами храма сверкало синевой, как море, просторное озеро - священные воды, живущего в нём посредника Себека, а дальше тростниковая топь. - А потому, - продолжал размышлять Меркор, - он не станет предупреждать Тени о западне в доме Себека. Всё естественно, как движение звёзд на небосводе», - с усмешкой подумал Меркор, вспоминая свою прошлую встречу с Тени.
     Опустив голову, он посмотрел на изумительную чистоту лазурита, венчавшего мизинец его руки.
     - Иби! - Меркор произнёс вслух её имя. - Забыть о книге Тота и о тайной траве. Как мог я сказать, что уже ступил в мир богов и не знаю, простят ли они?! Та ночь благоухала любовью, благоухала ею, её жасминовым ароматом, - Меркор слегка отодвинул лазурит и вдохнул чарующий запах, который хранился внутри. Гулкий удар гонга заставил Меркора на мгновение замереть. - Люблю тебя вовеки, моя Иби! - произнёс он, прикасаясь губами к бесценному перстню.
     Выпрямившись, он посмотрел вниз во двор храма. Холодная тень сменила нежное выражение на его прекрасном лице. Обитые бронзой ворота бесшумно открылись. В проёме показались две знакомые фигуры.
     - Он вернулся, - с облегчением выдохнул Меркор. - И Тени с ним, - сузив хищно глаза, едва слышно произнёс он вслух.
     Меркор опустился в резное кресло и стал ждать. Торопливый звук сандалий раздался за распахнутыми дверями. На пороге показался Семи. Он почтительно сложил на груди руки, и опустив веки, дал знать, что всё готово.
     - Проводи за пределы храма Хорти. Пусть доберётся до места, где Река впадает в Горькие озёра*, и остаётся там. Дождавшись Нофрет, единственный путь для них - Синай, а дальше пусть как знают. Назад в Кемет для них не будет дороги. И передай ему это, - Меркор протянул Семи большой кошелёк, туго набитый золотом. - Это поможет ему достойно выдать замуж дочь на чужбине.
     Спустя какое-то время Меркор наблюдал, как Хорти покидал храм. Уже у самых ворот бывший служитель Себека остановился и нерешительно повернулся к окнам жилых помещений. Водя глазами от окна к окну, он так и не увидел верховного жреца, но низко поклонился его великому духу, который заставил пробудиться в нём человека, осознавшего сполна бесценность жизни.
     Позже Меркор, идя размеренным шагом по извилистым коридорам храма, думал о том, насколько по-разному складываются судьбы тех, кто в своё время был одержим одной идеей, одной целью. Он не знал наверняка, чем закончится эта, возможно, последняя его встреча с Тени, но был готов принести Себеку обещанную жертву, от которой содрогнутся боги.
     На этот раз верховный солнечный жрец ожидал Меркора в нижнем ярусе храма. Здесь негде было присесть, как он любил это делать. Сюда приходил Себек во всей своей силе! Оказавшись наедине с собой в главном святилище храма, Тени почувствовал дрожь в и без того неуверенных ногах. Но посланцем был Хорти и в письме говорилось о тайном яде терты и о третьей книге Тота. «Всё имеет смысл, и страх перед лицом Себека стоит того, - думал Тени. - Ведь известно, что тайная трава Исиды благоухает коварным ароматом в тростниковой топи вокруг Крокодилополя, но, обойдя её вдоль и поперёк, никто так и не смог найти терту. Лишь ускользающий дивный запах то появлялся, как мираж, то исчезал - то здесь, то там. А значит, войти в мир Исиды непросто. Но терта лишь одно из лютых таинств. А третья книга заключает в себе и все другие!» Размышляя, он заметил, что все надписи на стенах и на полу изложены неведомыми ему знаками, кроме одной - предостерегающей. Она была высечена на каменной покатой дорожке, ведущей к краю озера, темнеющего под сводами храма: «Ты, пришедший из мира людей, не прикасайся к тому, что принадлежит повелевающему водой. Эти воды - путь в дом Себека. Не погружайся в них или станешь одним из нас». Дальше Тени не смог прочесть надпись, так как она удалялась всё ближе к воде. Он не решился спуститься к озеру и заглянуть в его тёмную глубину. Пребывая под впечатлением культа Себека, жрец не заметил, как в широком проёме главного входа в святилище храма уже давно стоял Меркор.
     - Дорога к Себеку как его терпеливое ожидание жертвы, - звонко произнёс Меркор, отчего Тени вздрогнул и тогда увидел спускающегося по широким ступеням верховного жреца Себека.
     - Моё ожидание имело не меньшее терпение, и путь к таинствам Тота был непреклонен, - невозмутимо ответил Тени.
     - Осторожней! - сузив глаза и понизив голос, произнёс Меркор. - Ведь Себек может стоять прямо за твоими плечами.
     Тени, глубоко и прерывисто задышав, мгновенно обернулся. Он оборачивался снова и снова, в ужасе озираясь по сторонам.
     - Ты позвал меня, чтобы погрузить моё слабое сердце в ужас? - визгливо воскликнул он.
     - Ужас уже в твоём сердце, - прошептал Меркор, подойдя совсем близко  к верховному солнечному жрецу. - Разве нет?    
     Тени вскрикнул. С широко раскрытыми глазами он обернулся и, выставив вперёд руки, попятился назад.
     - Кричать тебе следовало раньше, когда погубил Хетеру и Ахет, красота которых ослепила некоторые законы Кемет.
     - Ты не о том повёл разговор, Меркор, - прошипел Тени, впиваясь в него сверлящим колким взглядом.
     - А о чём ты думал говорить? Не об этом ли? - подойдя к алтарю, Меркор нажал на невидимый механизм и привёл в движение верхнюю плиту, из- под которой достал сверкающую золотом книгу.
     Губы Тени мгновенно изогнулись в довольную линию, но не изменилось выражение лица Меркора. Положив перед собой на жертвенный алтарь древнюю книгу бога мудрости, он медленно перелистывал её нетленные золотые страницы.
     - Поймешь ли ты, о чём взывают слова мудрости? - произнёс Меркор.
     Недоумённо опустив уголки губ, Тени произнёс:
     - Верховный жрец Атум-Ра не сможет понять тайну богов? Кому, как не мне, предназначено соединиться с Тотом в его мудрости? Подумай, Меркор!
     - Но в книге Тота ничего не говорится о верховных жрецах! - хладнокровно ответил Меркор. - В ней Тот обращается к людям.
     - Ты прикоснулся к древним текстам! - в ужасе воскликнул Тени.
     - Да. Видно, Исида не сомневалась во мне, когда я забрёл в её мир.
     - Ты нашёл путь к Исиде, - дрожа от волнения, прошептал Тени. - Теперь все сомнения в прошлом. Мы станем править нашей древней землёй, - продолжал разноситься в святилище торопливый шёпот Тени. - Вместе! Я и ты!
     Меркор, морщась от омерзения, смотрел на Тени и чувствовал, как исчезал остаток сомнения в его решимости дать великую жертву Себеку. «Да будет так! - думал Меркор. - Ты сам решил свою участь!»
     - Так вот в чём, по-твоему, замысел Тота? - тихо произнёс Меркор. - В том, как вложить земную власть над Чёрной землёй в руки верховного солнечного жреца Тени-анх-ра! По-твоему, для этого Исида доверила мне великий труд мудрости. А ты не подумал о том, что третья книга - это не зло, как принято думать в мире людей? Что все эти тайные травы, цветы, слова и звуки - всего лишь мудрость наших предков, чистых сердцем, разумом и душой. Ведь при желании любое слово можно обратить в яд, но так же и любой яд можно превратить в живительный эликсир. Вот! Они не знали зла, и книга эта не может жить в мире людей сегодня и ещё очень долго. И ты, Тени-анх-ра, не осквернишь её своим прикосновением, так как кровь не может ложиться на сверкающие чистотой страницы непорочной мудрости.
     - Ты многим жертвуешь, Меркор! - широко раскрыв глаза, вскрикнул Тени. - Перед тобой весь мир! Подумай! Весь мир! - растягивая слова, восклицал он.
     - Мой мир в другом, - ответил Меркор. - И тебе нет в нём места. Но я почитаю богов и вряд ли могу распоряжаться их мудростью, - он взял в руки книгу Тота, провёл по ней ладонью и пошёл по жертвенной дорожке к подземному озеру. Немного не доходя, он повернулся в сторону Тени и произнёс леденящим сердце голосом. - Вот одна из сорока двух книг бога Тота. Я оставляю её на грани между миром людей и входом в дом Себека, - он положил книгу на край каменного выступа, за которым таинственно темнела водная гладь. - Ты хочешь безграничной власти, Тени? Так подойди и возьми её, если на то будет воля бога, - Меркор посмотрел на неподвижную поверхность воды. Ни малейшего волнения. Однако под этой тишиной он различил огромную чёрную  тень затаившегося посредника Себека.
     Всё существо верховного жреца Атум-Ра задрожало, и он не мог понять, что явилось тому причиной - книга бога, лежащая от него в каких-нибудь тридцати шагах, сверкающая и манящая. «Подойди и протяни лишь руку к тому, что называется тайным знанием Тота. К этому тянется вся моя суть. Властолюбие! Оно толкало меня вперёд, и я не могу отказаться…» - думал Тени. А может быть, его сотрясал трепет перед лицом Себека, встреча с которым несёт в себе ужас?
     - Тебя мучает выбор! - раздался звонкий голос Меркора. - Но ты сам пришёл к нему, и путь твой начался, когда ты вложил в руку Хетеры тайный яд и обрывок письма влюбленного в неё жреца. Тот самый выбор! Перед ним стояла она - юная и растерянная, окружённая недобрыми взглядами и завистью, способная вызывать в сердцах мужчин такую любовь, которая затмевала закон солнечного культа, и без того расшатанного всецелым поклонением Осирису. Ты не получил желанного повиновения молодого фараона. Тот выбор - бесчестие и поругание её имени и имени её новорождённой дочери или смерть, уготованная для неё тобой. Она была одинока в тот миг и потому была слаба, чтобы бросить в лицо святому слуге солнца погибель, которую ты сам вложил в её руки… - неожиданно прерванные Меркором слова сменились звенящей тишиной. Взволнованный жрец чувствовал, как пылает его лицо, как громко бьётся в груди сердце. - Теперь твой выбор. Решай, куда идти дальше, но помни о воле бога, что жадно наблюдает за тобой!
    Тени сдавил ладонями виски, ограждаясь от карающих слов Меркора. «Я всегда ухожу от правды, закрывая глаза, зажимая уши. Но не видеть, не слышать - не значит уйти, - в ужасе думал Тени. - Он знает! И мне неведомо каким образом он воскрешает прошлое. Письмо! - вспыхнуло обжигающей искрой в голове Тени. - Письмо Раанера!» И он схватил свисающую на своей груди яшмовую подвеску и судорожно надавил на ониксовый выступ. «Вот, оно здесь!» - с облегчением подумал он и извлёк папирусный лист, чтобы посмотреть на слова любви, припасённые им как верное, на этот раз, избавление от неугодного Раанера. Влажными от волнения пальцами Тени осторожно развернул потрескавшиеся части листа и тут же замер, широко раскрыв глаза, выпуская из рук, чистые, не тронутые краской, обрывки его растаявшей надежды. Тогда он поднял отрешённый взгляд на книгу Тота, и уже не задумываясь, пошёл к ней. Меркор посмотрел через плечо на водную гладь. Тень посредника Себека чуть шевельнулась и приблизилась к привычному месту, где он всегда получал свою жертву для бога.
     По пути Тени даже не обратил внимания на слова, запечатлённые под его ногами, - те, что он не решился прочесть ранее, потому что они вели к самой воде. А зря! Себек вопрошал: «Твои руки не запятнаны кровью невинных? Я, Себек, задаю тебе этот вопрос, поскольку иду на запах крови и беру тех, кто пахнет кровью невинных!»
     «Стой! - стучало сердце Тени. - Иди и возьми то, за чем тянутся правители Кемет. Это будет твоим!» - перекрикивала жажда власти. На одно лишь мгновение Тени остановился, а потом его грузное тело рванулось вперёд, но скользкий каменный пол, отполированный вечно стекающей по нему водой или кровью, оказался ненадёжной опорой для неуверенных тяжёлых ног жреца. Он поскользнулся и в мгновение ока с истошным криком скатился в чернеющую глубину подземного озера в тот самый миг, когда священный крокодил быстро устремился к его поверхности и, широко раскрыв свою мощную пасть, звонко лязгнул зубами, властно сомкнув их на теле Тени.
     Меркор печально свёл брови, смотря на привычный «танец» посредника. Крокодил вновь извивался своим огромным телом, подбрасываясь ввысь и хлопая по воде мощным хвостом, однако не выпускал из пасти безжизненное тело полученной им новой жертвы.
     «Ты сильно пропах кровью и был слишком ослеплён своей жаждой, что зовётся властолюбием. Но ты оказался всего лишь жертвой Себека, одной из тех, что были до тебя и будут после», - Меркор мысленно обращался к давно погибшему сердцу Тени. Он посмотрел в сторону. На границе двух миров всё так же лежала священная книга Тота, храня верность тому, кто однажды, не усомнившись, пришёл за ней в мир богов. Меркор подошёл и взял её в руки, вдруг осознав, что искушение кроется не в том, что таинственно и желанно, а в нас самих, когда само желание поднимается над законами человеческими. Разве третья книга Тота привела Тени в пасть посредника Себека? Не затмевающее ли искушение власти, созданное им как наживка для жертвы, которой он сам оказался, ослепило его в тот миг, когда сердце стучало: «Остановись!» Меркор думал об этом, понимая, для чего Исида позволила взять мудрость Тота в мир людей. Он поднял глаза. Но в тот миг крокодил уже замер на поверхности воды, словно мысленно о чём-то взывал. Меркор вновь опустил книгу на камень у чёрного озера и отошёл со словами: «Возвращаю и благодарю!»
     Священный крокодил приблизился к каменной границе его обиталища. Меркор уловил странный блеск в его неподвижных глазах. Посредник Себека ловко изогнул свой гребенчатый хвост и смахнул книгу Тота в бездонность мира богов.
     Со дна озера поднимался странный ревущий звук. Он приближался к поверхности и становился яснее и оглушительнее. Меркор сурово свёл брови, в недоумении отступив назад. Кто-то гораздо больший, чем живущий здесь посредник Себека, яростно стремился к поверхности. Целая толща воды вырвалась наружу, поднимаясь ввысь к самому своду святилища.
     - Это я! - прогремел голос из-за водной стены.
      - Себек! - срывающимся голосом воскликнул Меркор и отступил ещё несколько шагов назад. Он напрягал зрение, пытаясь рассмотреть обличие божества, но, кроме переливающейся водной стены, он не видел ничего.
     - Ты, Меркор, пойдёшь со мной! Таково решение девяти богов и сына Исиды в образе сокола.
     - Но увижусь ли я когда-нибудь с Иби? - Меркор задал единственный вопрос Себеку.
     - Ты, Меркор, стал на путь Исиды, преследуемой мною. Её тайная трава защищала тебя в мире, где нарушен закон прорицания. Исида тайно хранила Гора, Эта тайно хранила Меркора! - раздавался звенящий голос Себека. - Ты нарушил законы таинства посвящения верховного слуги моей обители, так как допустил в своё сердце любовь к смертной и отдал ей непорочность своего тела, - Меркор отчётливо слышал тяжёлое дыхание, исходившее из-за водной стены. -  Ты вернул книгу бога, и за это мы не возьмём что-то взамен.  Но кто вернёт мне твою верность? Любовь… - оглушающий шёпот проникал в каждый холодный камень святилища бога. - За неё мы возьмём высокую плату!
     - Я больше не могу принадлежать этому храму, - ответил Меркор. - И никогда не отрекусь от того, что сделало меня живым! Бери свою плату…
     - Я знал! Твоё чистое сердце впервые заставило нас усомниться… - прогремел ясный голос Себека. - Исида отчаянно боролась за тебя! За тебя и за Иби!.. Гор летит и смотрит. Осирис, Исида и Нефтида тревожно наблюдают за ним. Сет хищно расставляет силки. Нут и Геб* прикасаются друг к другу, но разъединены навечно. Шу и Тефнут и вместе, и врозь от того, что она непостоянна. Атум-Ра  примиряет их всех, слушает и решает, - голос Себека стал иным. Он расслаблял и уносил в мир полусна. - Запомни лицо каждого из них, Меркор! Тогда тебе будет легче предстать перед ними.
     У Меркора больше не было возможности опомниться, потому что вода обрушилась и затянула его в неведомые глубины, не пропускающие свет этого мира.
               

                Глава 24


                Росток пробивается даже
                сквозь камень. Непостижи-
                мое таинство силы - в жизни!
               
     Река расширила свой поток жизни, и люди стали возносить молитвы пасущемуся в небесах быку. Они с ужасом взирали на появившуюся на юге ночного небосвода знакомую звезду, которая приближалась к священному рогатому животному и убивала его. Тогда живительная кровь быка приводила в движение небесный поток. Так что же оставалось делать земному отображению небес? Река уже не могла хранить спокойствие, и её взволнованные воды выходили из берегов и давали жизнь земле и всему живому на ней. Иссушённая в пыль, потрескавшаяся мать, становилась прекрасной, как в первый раз и полной жизни, и с радостью спешила дарить этому миру все краски, которыми была полна. И вот тогда весь свет наполнялся благоуханием, цветением и жизнью, и мудрые поднимали глаза в сердечной молитве. Не уставай поить землю, женщину, мать. Ведь это твой мир! Пустыня не даёт всходов любви и жизни. Но цветение несёт в себе продолжение и совершенство.
     Звуки ожившей природы весело перекликались, как переливчатые колокольчики, и невероятно быстро стремились коснуться собой и земли, и песков. Иби нежно приложила свои руки под сердце, чувствуя, что теперь и в ней великая Река жизни наполняет каждый миг бытия.
     - Моя Эра! - закрыв глаза, произнесла она чуть слышно, но  без тени какого-нибудь сомнения. - Я узнаю тебя, моё сокровище, ты во мне. Твоё тепло заливает мне сердце. Значит, всё продолжается, значит, и вправду нет конца в этом мире. Два человека любят друг друга, и, значит, ты - это влюблённые Иби и Меркор, значит, ты - любовь! Как новый отсчёт времени, как создание мира. Да, твоё имя - Эра! Меркор согласится со мной, - счастливо вздохнув, улыбнулась в себе Иби.
     Не открывая глаз, она прислушивалась к приближающемуся движению, как журчащая нежность проснувшейся Реки целует её лицо и, весело играя, треплет шелковистые волосы, пробуждая аромат от вплетённых в них жасминовых цветков.
     - Мы втроём заново откроем этот мир, ведь он будет иным - в нём появишься ты, - мысленно говорила Иби со своей дочерью, которую носила под сердцем. - Все люди, звери и птицы, все рыбы, цветы и деревья будут тянуться к тебе как к солнечному теплу. Там, где пройдёшь, оставишь благоуханный лёгкий шлейф, там, где скажешь, ещё долго будет звучать в сердцах это слово эхом, там, где посмотришь, уже не  смогут забыть твоей красоты. Звёзды и те станут ревностно смотреть на тебя, шепча в небесах твоё имя - Эра! Да будет так! Судьба человека - пророчество его матери. Нет сильнее этих слов, потому что они будут услышаны небесами даже со дна моря…
     Иби шла по огромному выровненному плато, над которым уже возвышались, в своей блистательной белизне, три величественные пирамиды Ростау. Работы закончены. Все перекрытия, шлифовальные приспособления, навесы разобраны. Всё пространство было освобождено даже от малейшего намёка на ещё недавнее оживление, шум и гулкий звук голосов. Дорожки, устланные разноцветным песком, стали настоящим украшением. Восхитительные рисунки из цветного песка создали общий замысел в Ростау, где не было отдельных пирамид на плато, здесь был неописуемый в своей красоте дом Сокара. Почти зеркальное блистание величественных граней заставляло Иби закрывать глаза. Сквозь пушистые блики ресниц она различила приближающиеся фигуры стражников и жреца, очертания которого ей не были знакомы.
     - Ка! - подозвала своего любимого питомца Иби. Собака напрягла уши и встала рядом у её ног.
     Остановившись примерно в десяти шагах от царевны, жрец опустил голову, однако не сгибая спины, и стоял так среди тишины и величия, казалось, не решаясь посмотреть в глаза дочери фараона. Иби ещё издали различила, какому божеству призван служить стоящий перед ней жрец. «Дом Себека! - кольнуло в мыслях Иби. - Только его служители имеют особое облачение. Находясь большее время в подземных тёмных лабиринтах, они не убивают в себе красоту человека». Иби сделала шаг навстречу.
     - С чем пожаловал, служитель Себека?
     Едва жрец поднял своё лицо, Иби прочла в его огромных, до трепета тревожных глазах печаль. Она отпустила стражников и попросила жреца подойти поближе.
     - Да будет вечным свет над твоим прекрасным челом, дочь фараона! - ещё раз поклонившись, произнёс он. - Меня зовут Семи и я, как ты верно заметила, служу Себеку. Мне сказано явиться сюда верховным отцом.
     - Тебе, Семи, есть что передать от Меркора? - почему-то испугавшись своего вопроса, спросила Иби.
     - Письмо, - он развернул алый платок и достал из него скрученный папирусный лист и протянул его царевне.
     Не отрывая взгляда от больших холодных глаз жреца, Иби взяла послание и медленно его развернула. Потом посмотрела на лист и нежно улыбнулась. В нём - оживший в бумаге голос Меркора, она даже могла представить его лицо при каждом написанном слове и его трогательно смыкающиеся домиком брови и жесты, и голос.
     «Иби! Любовь моя! Сердце моё! Жизнь не имеет конца, если она полна любви. Я жил во тьме, не ведая об этом, пока не встретился с твоими чистыми, как родниковая вода, глазами. Они открылись, не спрашивая о моих прежних помыслах и жизни. Твоя красота - моё пророчество, и я пошёл за тобой с отчаянной радостью! Сердце трепещет от переполняемого счастья. Со мной все прикосновения и чувства и аромат той ночи - жасминовый аромат. Я прикасаюсь губами к прохладному лазуриту и ощущаю, как он отзывается на их тепло. Тогда ты сказала забыть всё - и книгу Тота, и зло, творимое Тени. Как мог я ответить, что книга уже у меня, если в глазах твоих была тревога? Но это так! Только уничтожить её я уже не смогу. В ней зло и власть лишь  для тех, кто живёт в их вечном поиске. Но искушение - не таинства, заключённые в золотые страницы мира богов, и потому я возвращаю её, она принадлежит им. Только так мы сможем, уже не скрываясь, смотреть в глаза друг друга, ибо прошлое отпускает нас, и отныне мы свободны. 
     Сегодня я дал свободу Хорти, так как он доказал, что ценность жизни дочери ему важнее, чем золотой урей на её голове. Любовь моя, отпусти и Нофрет.  Отец будет ждать её там, где Река впадает в Горькие озёра. Они, заблудшие люди, смогут заново жить в том мире, из которого сами изгнали себя.
     Приходит время, и каждый встаёт перед выбором, моя Иби. Я не убийца и не нанесу врагу удар даже в лицо. Сейчас я поставлю Тени, возможно, перед последним его выбором, и он сам придёт туда.
     Что бы ни случилось, любовь моя, не печалься обо мне. Мы оба были рождены в борьбе любви с запретами и условностями. Любовь - наш проводник друг к другу. Мы соединены печатью вечности и встали без тени сомнения на один путь, где я крепко держу твою нежную руку в своей. Взываю ко всем богам о великой милости над твоей прекрасной головкой. Вовеки люблю тебя, моё сердце! Меркор».
     - Меркор… Меркор…, - еле слышно произносила Иби его имя, продолжая смотреть на расплывающиеся перед глазами алые иероглифы. Она прижала к груди письмо Меркора  и отрешённо пошла вперёд. Когда она проходила мимо Семи,  жрец, не зная, как остановить её, робко взялся за край струящегося платья царевны. При этом Ка, следующий за ней, тихо зарычал, чуть оголяя клыки. Иби остановилась, опустив свой взор.
     - Я должен сказать тебе, дочь фараона, - Семи умоляюще смотрел на неё, опускаясь на колени.
     - Встань, Семи, - леденящим душу голосом сказала она жрецу.
     - Я стоял за колонной у входа в главное святилище и видел вначале, как верховный жрец Атум-Ра поскользнулся на жертвенной дорожке и скатился прямо в пасть посредника Себека.
     - Но за стенами храма его, верно, ждали жрецы из Анну или Кхема?
     - Нет. Его привёл Хорти. Меркор отпустил пленённого жреца в Анну, и Тени, узнав, что книга в храме Себека, пришёл за ней, как будто за своей собственностью. Он сам решил свою участь.
     Иби остановила жреца, подняв руку.
     - Довольно! Дальше я знаю, - застыв как изваяние, она страшилась слушать Семи. Но ещё больше она боялась молчания. - Меркора больше нет, - закрыв от боли глаза, произнесла она.
     - Меркор не мёртв, - покачал головой Семи. - Он в мире богов. Себек предстал перед ним.
     - И я тому виной, - отозвалась Иби, чувствуя, как вокруг неё смыкается мир.
     - О нет, дочь фараона! - воскликнул Семи. - Меркор чист сердцем, он счастлив - так решили боги!
     Иби пошатнулась, так как вдруг увидела вдали, там, за пределами Ростау, как дымка качающегося полуденного воздуха открыла её взору зелёные пальмы, которых раньше не было на бескрайнем расстоянии вокруг.
     - Ты видишь их, Семи? - указав рукой в даль, спросила она.
     - Ты говоришь о холмах дома Сокара, дочь фараона?
     - Нет! Пальмы! Ты видишь их, Семи, как они зовут меня в свою тень? Пойдём! Ты проводишь меня… - взяв за руку жреца и окликнув Ка, она пошла навстречу своему видению.
     Семи не противился ей, он с тревогой смотрел на прекрасную дочь правителя древней земли и возлюбленную Меркора продолжая следовать за ней. Втроём они продолжали свой путь к тому, что виделось Иби. Её пальмы, с которыми она так и не простилась в Хараппе, были всё ближе.
     Когда они миновали большую пирамиду, Семи обеспокоено позвал царевну.
     - Подожди меня здесь, Семи, - ответила она.
     Пальмы шумели своей роскошной листвой, гибкие и тонкие, высокие, прекрасные, как и прежде. «Будь счастливой! - шептали они. - Иби! Будь счастливой!»
     Ка тревожно поскуливал и лизал руку Иби, но она уже не чувствовала этого. Она слышала лишь свист горячего ветра пустыни. А в каких-нибудь нескольких шагах от неё были спасительные тень и прохлада. Но как невыносимо долог был этот путь! Больше не оставалось сил. Иби медленно опустилась на колени, чувствуя, как жадный песок, ощутив её слабость, готов безжалостно поглотить и уже наползает на ноги.
     - Иби! - услышала она невероятно сладкий голос из-за пальм. - Ты узнаёшь меня, Иби?
     Два золотых глаза сверкнули вначале там, в глубине пальмовой рощи, а потом здесь - совсем близко. Иби ощутила нежную шелковистую шерсть, от которой отдавало теплом, и притяжение было велико во всём этом.
     - Мау! - сладко протянула большая чёрная кошка, прижавшись к ней своим упругим телом. - У тебя нет сил для счастья? Но разве это труднее, чем тот путь, что проделывает совсем ещё слабый младенец, когда стремится войти в этот мир? Невероятное усилие через страшную боль! И вот первый глоток чужого воздуха. Вначале всегда больно, но он продолжает жить. В этом - совершенство силы, - кошка грациозно обошла Иби, блистая на солнце гладкой шерстью. Точёная и изящная, мягкая, но гибкая между силой и слабостью. Она - равновесие чувств и мысли. - Не ты ли пела Меркору:
              «…Но силу ту познаешь лишь,
             Когда отдашься ей, забыв о том,
                Что близко и лежит у ног.
                Иди за ней, иди!»
Но идёшь ли ты? - сверкнув глазами, вкрадчиво спросила кошка.
     Иби почувствовала, как кровь вновь согревала ей сердце. Видение таяло, пальмы исчезли впереди, и были только пески до самого горизонта и уходящая в даль большая кошка, очертания которой растворялись в пространстве. Но ещё можно было различить, как она обернулась и вновь сверкнула глазами. - Помни! Это я нарекла тебя именем «Моё сердце». Моё сердце!
               
                Глава 25.


                Ничто не конечно!
                Мы, как птица феникс,
                которая возрождается снова
                и снова. Пути пересекаются,
               и мы не потеряем дорогу друг
           к другу, даже если нас разъединят
                бескрайние океаны!..               

     Я стою среди мира песков, что сегодня принято называть плато Гизе. Теперь мало кто знает, что подлинное имя ему - Ростау, дом Сокара, и во имя чего возводилось всё это величие в трёх пирамидах, храмах вокруг них и улыбающемся сфинксе. Цвет вечности напоминает песок. Грани утратили свой первозданный блеск и абсолютную белизну. Но я помню их, я помню всех, кто был там.
     Ка подбегает ко мне, пытаясь играть. Он нашёл брошенную здесь кем-то из туристов банку из-под «колы» и чуть разжимает пасть, делая вид, что она вот-вот упадёт. Но стоит мне протянуть руку, как он крепко хватает её, сжимая клыками, и отбегает в сторону, при этом смешно рыча. Я смотрю на него и думаю о вечности, которой в единый миг нас наделил таинственный свет бен-бена. «Но во имя чего? - задавал я себе многие годы, столетия этот вопрос. - Есть ли во всём этом какой-нибудь смысл?» И вот то место, где возвышался поминальный храм Хетеры. Но сегодня лишь слабое напоминание о том, что здесь была память, тихо звучит замолкающим эхом. Я дотрагиваюсь до камня, и он отзывается мне: «Неужели есть те, кто ещё помнит?..» Четыре с половиной тысячи лет я помню и не забуду вовеки. Я закрываю глаза. Тот день, как эта минута, вновь живо врезается в моё сознание.
     Я стремительно иду по коридорам дворца, пересекаю залы, наполненные людьми. Вельможи с надменными лицами, пустые улыбающиеся глаза придворных красавиц, беззастенчиво бросающие на меня взгляды, шёпот губ: «Это Неджем… Теперь только он». Я ускоряю шаг, я почти бегу и готов кричать на весь мир: «Иби! Подожди, заклинаю! Возьми мою вечность!» И вот стражники преграждают мне путь, но тут же разводят копья и пропускают. Задыхаясь от отчаяния и дрожа, я почти влетаю в широкий зал, метая взглядом стрелы. Все самые близкие. Тревожная тишина нарушается смиренным плачем. Патет прижимает к себе новорождённую Эру, ставшую нежданным подарком для её солнцеподобного деда. Кормилица Иби теперь в страхе смотрит по сторонам, боясь, что найдётся тот, кто отнимет крошку. В слезах она жалобно что-то бормочет, прислоняясь лицом к маленькой Эре. Я набираюсь сил и подхожу к Патет, пытаясь утешить, но не мне решать судьбу новорождённой девочки. Тяжёлые двери спальной комнаты Иби открываются, в проходе появляется Менкаура. Казалось, он не видел перед собой ничего. Его взгляд застыл в немом крике. Я подошёл к нему и преклонил голову перед скорбной болью отца. Менкаура встрепенулся. Глубоко вздохнув, он положил мне на плечо руку.
    - Она просила меня позволить ей раз в году видеть солнце… Иби ждёт тебя, иди скорее… - губы Менкауры задрожали, и лишь великое усилие воли фараона сдержало рыдание, дав волю лишь слезам.
     И я вошёл в комнату Иби, где когда-то впервые дотронулся до её руки. Непонимание и ревность боролись с моим трепетным чувством, которое люди называют любовью. Я знал, что отец Эры - Меркор, бесследно исчезнувший в храме Себека. Но легче мне не было.
     - Распахните занавесь. Пусть ветер влетит сюда, как в тот миг, - раздался её слабый, но по-прежнему волшебный голос.
     У высокого ложа, не шевелясь, сидел Ка. Одной рукой Иби находила силы гладить своего верного друга. Она едва улыбалась, смотря на него, и говорила нежные слова. Но вот перевела взгляд, и встретилась им со мной. Улыбка сошла с её пылающего лица. В одно мгновение я оказался рядом, взял её руку и крепко прижался к ней губами. Закрыв глаза, я удерживал слёзы.
     - Я всегда знала, что так должно быть. Ты помнишь, Неджем, наш разговор о вечности? Тогда я сказала, что не состарюсь у тебя на глазах. Так и случилось, - немного отдышавшись, Иби попросила меня посмотреть на неё.
     Её глаза горели так ярко, что моё сердце сжалось в унынии, вспомнив слова из древней сказки: «Перед тем как погаснуть, огонь возгорается с невиданной силой!» Лицо Иби пылало от жара. Придворный лекарь дал ей какой-то ароматный отвар, и она вновь заговорила.
     - Вы все плачете. Но это напрасно! Не надо плакать. Ведь я не ухожу. Я оставляю вам продолжение меня. Ничто не конечно… Эра рождена в любви. Не обижайте её! - Иби переложила мою руку на шею Ка. - Теперь мой Ка последует за тобой, Неджем. Я всё знаю… Не говори ничего, ведь родственность наших душ скажет обо всём потом…
     Глаза Иби вспыхнули в удивлении. Взгляд устремился вперёд, что-то неуловимое мне предстало перед её взором.
     - В какой  неведомый мир ты зовёшь меня, великая кошка? Ведь это ты - полнолунная богиня, предвестница любви или смерти - дала мне силы в тот день? Усилие через невероятную боль!.. - ясно слетали с губ Иби слова. Её голос приобрёл бархатные звуки, греющие сердце. Ей ли принадлежал этот голос или то был голос сердца Бастет, но я до сих пор не забыл ни единого слова:
                Любовь - в ней полная Луна
                Пронзает ночь и тьмы запрет.
                Кто верит в вечный свет любви,
                Той имя - лунная Бастет.
                Ты искра жара сердца той,
                Что мир воспламеняет вмиг,
                Когда срываешь тот цветок,
                И руки жжёт огнём любви. 
                Она сердец чужих пожар!
                Не затушить его ничем.
                Не отрекайся, не отдай!
                Поверишь? Быть твоей звезде!
     Дыхание Иби стало тихим.
     - Меркор? - воскликнула она и протянула свою руку навстречу тому, кого видела так отчётливо.
     - Нет, Иби! - неистово закричал я, надеясь, что она услышит меня. - Протяни мне свою руку! Нет! - продолжал я взывать к ней всем сердцем. Но она возвращалась в мир богов.
     - Меркор! - облегчённо повторила Иби. - Я иду! Иду!..
     Что было в том мире, куда она ушла? Об этом мне никогда не узнать. Но я верю, что Иби там не одна. С ней Меркор, и я могу за неё не бояться.
     Ветер в тот миг и впрямь влетел в комнату, поднимая ввысь прозрачный балдахин над ложем Иби. Он сорвал со стола скрученный папирусный лист. Я поднял его. Это было письмо Меркора. Все вышли, оставив Иби наедине с Ка, чтобы он принял и вечно хранил все земные добродетели его любимого создания.
     Менкаура исполнил желание единственной дочери. Иби похоронили в золотой священной корове и раз в году, в день Осириса, её выносили на солнце, и Иби возвращалась из звёздного Дуата и любовалась дневным светилом, тепло которого так любила. Так Иби примирила два долго враждующих культа - Атум-Ра и Осириса. И люди, наконец, поняли, что нет ничего более важного, чем единство этого мира, живущее в глубине наших сердец, как единство и бесконечность Того, Кто создал его. Золотая статуя полулежащего на согнутых ногах священного животного находилась прямо во дворце. Ежедневно в зале сжигались всевозможные благовония, и найти дорогу к Иби не составляло труда, она была среди нас, но по-прежнему не покидала Меркора. Так было впервые в истории моей страны, но с приходом Иби в ней всё стало другим.
     Шли годы, люди старились и уходили в звёздный Дуат. Все, кроме меня. Менкаура ушёл за всеми, так и не сказав, куда исчезли Эра и Патет почти сразу после смерти Иби. Но я запомнил тот день, когда ко мне подошёл Шер перед самым последним уходом каравана его кораблей через море. Он посмотрел мне в глаза и сказал: «Ты встретишь её! Так предсказано в храме феникса…» Я подумал, что Патет, как когда-то, прижимая к своему горячему сердцу нежную крошку, шагнула на корабль Шера, и они вернулись в ту неизвестную страну на другом конце моря, где выросла моя зеленоглазая мечта. Я подумал так ещё и потому, что Маи вернулся в Кау, и потом, когда я при встрече с ним вспоминал о Патет, он уже не грустил о прошлом. Его лицо было удивительно умиротворённым. Так бывает, когда человек в муках познаёт истину. Позже, много раз, зажигая благовония с жасминовым ароматом, я думал, как сильно хотел бы заглянуть в лицо маленькой Эры, которая теперь уже повзрослела. Я гладил Ка и говорил с ним об этом как с равным. Но жизнь и вправду соединяет дороги, как бы далеко они ни расходились.
     В то время пришла двадцатая весна,  как Иби покинула этот мир. И я носил иное имя, так как мою голову венчала корона правителя Верхней и Нижней земель Кемет. Моё имя было Неб-ка. Ещё при жизни Менкауры я обещал ему закончить строительство двух последних пирамид в районе Завиет, что располагался к югу от Ростау. Так на земле будет полное отображение Ориона.
     Но то, что предназначалось всем людям, жрецы обоих культов начали приписывать лишь тем, кто мог поднести богатые жертвы их храмам. Теперь и чистый свет бен-бена они продавали, дурача богатых и ожесточая сердца тех, кто не знал звона золота и серебра. Но ведь это они - строители вечности, поверив, что копия воскрешающего Ориона будет принадлежать всем в этом мире, отдали свои годы великому возведению избавления от немощи и смерти. По-прежнему алчность и ложь были сильны в священных стенах Анну и Кхема.
     - Для кого возводится здесь Орион? - задавал я себе вопрос. - Будет ли он тем, о чём мечтали Снофру, Хуфу, Джедефра, Хафра и Менкаура? Станет ли он справедливым царством Осириса на земле? Меркор понял раньше меня: принадлежащее миру богов до поры должно принадлежать только им. Та пора ещё не настала. И я возвращаю собственность Ориона в небесный Дуат, - не закончив строительство последней пирамиды в Завиет, сказал я себе. - На земле по воле людей не будет другого Ориона. Небеса принадлежат небесам!
     И тогда я попрощался с Иби. Я долго стоял, обняв за шею золотое изваяние, ставшее для неё последним домом в земном краю. Я просил простить меня, что ухожу навсегда. Но, вспомнив её слова о том, что так и будет, мне стало легче, ведь она знала… знала и уже тогда простила на целую вечность вперёд.
     Я окликнул Ка, и мы навсегда покинули Мемфис - без всякого сомнения, прекрасное обиталище. Мы направились вниз по Реке и добрались до Анну. Тогда я не знал, что привело меня в этот город. Но чувствовал, как сладко щемило сердце, предчувствуя неведомое как исполнение сокровенной мечты.  Полная луна освещала храм феникса, «…пронзая ночь и тьмы запрет…». Я повторял те слова, что не в силах был забыть, и верил в них как в то, что я вновь перед священным олицетворением бен-бена. Прикосновение к моему сердцу… Кто прикоснулся к нему? Я обернулся. Она стояла предо мной. Чёрные одежды, волнуемые ветром, придавали ей строгость и невероятную хрупкость при этом. Чарующий жасминовый аромат, ставший моей извечной мечтой, невидимой птицей летел навстречу и соединялся воедино с моим, стремящимся к ней, ароматом лилии. Вот и сбылось твоё предсказание, моя Иби. Два аромата лилии и жасмина!  Они вместе. Здесь, в храме феникса, в самую ночь прорицания при свете полной луны они встретились вновь и уже не расстанутся никогда!.. Чёрные волосы юной жрицы феникса развевались как не знающие покоя волны безбрежного моря. Глаза… Я подхожу ближе, я должен их рассмотреть.
     - Я ждала, когда ты придёшь за мной, Неджем, - нежно произнесла она.
     Заглянув в её глаза, я окунулся в бесконечную ночь. Они были черны как небо над нами. Но нет! Я вижу, как в них оживают зелёные блики, прозрачные и бездонные, и снова темнота погружает их  в свою прекрасную обитель. Но вновь непокорно в той ночи проступает только цвет её очей. И она была столь прекрасна, что я зажмурил глаза в надежде не лишиться рассудка.
     - Эра? - дрогнувшим голосом спросил я её, не сомневаясь, что это она.
     - Да, - просто ответила Эра. - Это я. И я пойду за тобой. А моё прорицание останется здесь, мне некому его передать.
     Я взял её нежную руку и почувствовал, как тонкие пальцы Эры готовы возродить всё тепло этой жизни. Она тоже одна из тех, кто получил дар бессмертия бен-бена. Пути пересекаются. Теперь я точно это знаю и могу вновь открыть глаза, чтобы увидеть тот мир, в котором мы живём вместе с вами. Сухой ветер пустыни на миг стал иным. В нём жизнь прошлых лет и того, что есть и будет.
     - Иби!!! - кричу я, смотря на горизонт, в ту вечную даль, где растворились в объятиях небеса и земля.
     - Я здесь, Неджем!!! - отзываясь, бежит по горячим пескам мне навстречу Эра.   

                __________________________
                *******