Бешеный...

Я гуляла бесцельно по дорожке в старой части города. Частный сектор – так иногда называют такие городские окраины. Здесь нет  многоэтажек. Сюда не доносится  гул проспекта. Небольшие ветхие домики соседствуют с роскошными коттеджами. Здесь мальчишки играют в футбол прямо  у тебя на пути. 
Прошла сквозь импровизированные ворота, границы которых были обозначены двумя кирпичами.  Маленький вратарь мельком глянул на меня, и весь превратился в ожидание, готовый к броску. 
Голоса отдалялись. А я шла себе не торопясь, зная, что эта улица выведет к реке.
Пустынно и тихо. Через стены заборов перевешивались ветки вишен, яблонь. Дорожка была усыпана спелыми, раздавленными абрикосами.  Один за другим они отрывались от веток и падали с глухим стуком на тротуар, лопались, истекали сладким соком. Пчёлы, осы вились над  оранжевой кашицей раздавленных плодов. Иногда из-за забора слышалось квохтанье наседок, гремела цепь, на которой бегала собака.  Безмятежность и покой делали прогулку желанной иприятной.
Вот подхожу к необыкновенно красивому дому. Казалось,  что домишки соседей  робко  толкутся и жмутся к нему, как бедные родственники, которые ждут выхода богатого покровителя. Как  жалки, невзрачны они по сравнению с этим дворцом! Дорожка вела вдоль кованной ажурной ограды, окаймляющей весь дом.  Видны были и ухоженный газон, и цветник, разбитый перед входом, и фонтан во дворе. Захотелось остановиться и полюбоваться.
И вдруг.…  И вдруг, будто кувалдой по железу, раздался оглушительный лай. От неожиданности и испуга я остановилась, словно бы налетела на невидимую преграду. Сердце сделало пропуск, а потом зачастило, отдаваясь в ушах и в висках. Запрыгнув передними лапами на каменный бордюр, огромный пёс исходил яростью и ненавистью.  Что-то  завораживающее было в этом всплеске необъяснимой злобы, что-то гнетущее, тревожное. Глаза пса  налились кровью, каждая жилка в этот момент трепетала, шерсть вздыбилась. Он давился лаем, хрипел, потому что туго натягивал поводок. Ошейник душил его. От этого пёс впадал в ещё больший раж.
Сколько в его глазах было злости, желания немедленно впиться  в горло, разорвать, разодрать в кровавые клочья врага! Что переключилось там, в его собачьем мозгу, какой сигнал он получил, откуда, чтобы мгновенно возненавидеть лютой ненавистью спокойно бредущего человека? В бессильной ярости собака грызла прутья решётки, которые не давали ей дотянуться до меня. Слюна стекала с оскаленной пасти.  Припомнилось, что нельзя смотреть в глаза животному.  Оно воспринимает это как вызов.
Отступив метра  два от ограды, я скорым шагом обошла опасное место.  Проходя мимо пса, уловила исходящий от него жар лютости. Или это только показалось?  Голова закружилась. Почудилось, что все звуки в мире исчезли, и остался только звериный, осатанелый, задыхающийся, неистовый лай.
Скорее, скорее прочь отсюда!
 Уже уйдя очень  далеко, я всё ещё слышала, как сходит с ума, как рвётся пёс.  Подумалось, что он ещё чует врага, ещё ненавидит, ещё жаждет стать победителем. Печально стало на сердце. Не захотелось больше никакой прогулки, и радостные краски дня вдруг померкли.  Домой я вернулась другой дорогой. И долго ешё силилась понять: «За что?»


http://necronomicon.my1.ru/index/monstry/0-16