Пули летят

В принципе, ничего особенного не происходит. Но после того, как выпал снег, и день Сурка превратился в день Крота, а время для сна стало обратно пропорциональным высоте наметенных за ночь сугробов, дополнительные два часа на дорогу до работы и столько же на обратную стали пагубно влиять на нервную, во всех смыслах, мою систему.
И сегодня бедолажным моим нейронам готов был бы прийти окончательный карачун.
Если бы не они.

Помимо того, что они держат в детсаду воспитателей, пока мать их продирается по пробкам домой, таскают из школы именные послания от директора в дневнике, художественно декорируют кнопками прикроватное пространство и моментально вырастают из любой обуви, которую успеваешь им купить, они еще на ночь глядя требуют куриных котлет.

А куриные котлеты – это вам не фарш туда-сюда на сковородку плюхнуть. Это надо освежевать курицу, содрав с нее шкуру, оградить бренную тушку от посягательств кота, который тут же бродит и интересуется живо, как процесс идет; а идет он туго, как и любое, в принципе, превращение дышащего когда-то существа в продукт питания…

И вот на часах уже девять, и я кромсаю перламутровую плоть, и понимаю, что спать мне еще не скоро, а за окном летит самолет, который я не вижу, но чувствую, потому что моя собака улавливает его шум и воет на своей частоте. А может, как кот, намекает, что неплохо бы и ей подкрепиться.

И на кухню вплывает сын, и интересуется, когда будут готовы котлеты, на что Козявка участливо уточняет - жрать хочешь? И я  выпадаю в осадок,  потому что, когда кареглазый ангел пяти лет от роду говорит «жрать», это означает, что педагогика для ночлега выбрала себе другое пристанище, а не мой сумасшедший дом.

И я немедленно перехожу на ультразвук, и начинаю орать на сына за его пАдонческий сленг и одноименный образ мыслей. А он в ответ тычет пальцем в телевизор и констатирует, что если включать младенцу сериал «Воронины», то оный младенец скоро освоит и другие, альтернативные термины, и я злюсь, как и всякий раз, когда мое же отродье оказывается умнее меня.

А отродье уходит в комнату и включает на полную громкость комп. И я моментально нахожу метлу, и седлаю ее, и устремляюсь в его логово, предвкушая по дороге, как я сейчас буду там летать и все крушить на своем пути. А из колонок мои перепонки взрезает наипротивнейший из всех голосов, и я впадаю в неистовство берсеркера, и тут сын говорит мне – послушай. И, пролетев по инерции несколько метров, я торможу.

А потом начинаю дико ржать, и вторит мне мой потомок, потому что поют неизвестно откуда выкопанные глумливые морды из «Манго-Манго» про то, как летят пули.

А мое чудо-юдо смотрит голубыми глазищами, и спрашивает – в тему, правда? И я хочу обнять и потрепать его по макушке, но между нами немедленно вклиниваются Козявка и кот. И я думаю, черт с ней, с педагогикой, и, если эта рафинированная мадам предпочтет моей хате гостиницу, то пусть себе там и ночует.

И еще думаю, что, наверное, есть на свете другие дети, которые не разрубают топором баллоны Макрофлекса и не красят себе колени и щеки корректирующей жидкостью Штрих. Зато мои любят рок и профессора Лебединского. И найдут для матери старую песенку, от которой растянет ее унылый лик совершенно пАдонческая лыба.

И сейчас, в ущерб здоровому сну, я пишу эту памятку для последующего своего старческого склероза. На случай, если забуду, для чего существуют дети.
А потом подниму Скайп и буду еще полночи трепаться с Тем, Кто Пока Далеко.

…Я лежу под одеялом с ноутом на коленях. Надо мной потолок, потом крыша, а над ней – черное небо и звезды. Там, в запредельных высотах, спит Космический Разум.
И я, вознося благодарственную мантру, поднимаю вверх сонную, со следами былой красоты, физиономию и взвываю в подражании солисту Манго-Манго:

А пули летят, будто птицы.
Взлетают и больно клюются.
Солдаты сидят и смеются.
Хорошая вещь – привычка.