Несколько замечаний о книге Льва Когана...

«От олигархии к демократии».
Глава первая. Параграф 5.
Несколько замечаний о книге Льва Когана, как ярчайшего представителя советской философской школы

Если предыдущие авторы относятся к тем идеологам, которые в своих статьях хоть как-то затрагивают проблемы действительной жизни, то другая часть пишут книги для пополнения библиотеки монастыря св. Виктора, в которой Пантагрюэль обнаружил следующие книги: «Клубок теологии», «Метелка проповедник», «Искусство благопристойно пукать в обществе», «Пустозвонство законников». «Хлестанье по задику», «О разгрызании свиного сала, в трех книгах», «Сила, притягивающая к сыру» и множество других.

В 1988 году. Издательство «Мысль» выпустило книгу Л. Н. Когана «Человек и его судьба», как видно предназначенную для пополнения библиотеки монастыря св. Виктора. И все-таки посмотрим, что излагается в данной книге и попытаемся угадать, чем вызвана ее публикация.

Во-первых, мы узнаем, что диапазон интересов автора очень обширен. Монография заполнена до предела различными высказываниями наиболее известных философов, историков, литераторов начиная от Платона и заканчивая Платоновым. Похоже, что демонстрация своей осведомленности и является основной целью данной работы. Это подтверждается и тем, что различные высказывания соединены между собой чисто механически, без внутренней связи, а так же пространными пояснениями применяемых цитат. Видно автор сомневается в способности читателей к самостоятельному мышлению, в способности самим понять великих. Для профессора человек представляется только в образе советского студента, которого необходимо наставлять и поучать. Фейербах, которого автор так же цитирует, по этому поводу, в «Лекциях о сущности религии», отмечал, что остроумная манера писать состоит, между прочим, в том, что она предполагает ум так же и в читателе. Но автор продолжает навязывать свое представление, считая, что его способ изложения, его стиль и язык более доступен читателю, чем тех, кого он цитирует. Хотя, это только иллюзия самого автора, заключающаяся в том, что он пытается излагать достижения человеческой мысли обывательским языком.

Вот как Коган объясняет определение рабочей силы, данное Марксом. Сначала автор дает определение Маркса: «Под рабочей силой, или способностью к труду мы понимаем совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека», а затем делает вывод: «Суть человеческой жизни они (классики марксизма-ленинизма) видели, прежде всего, в труде». Что за «великолепное» владение логикой! Если Маркс говорит здесь про рабочую силу, что имеет отношение к обществу с наемным трудом, а не про труд вообще, то Коган делает вывод, что классики видели смысл жизни, прежде всего в труде, да еще в таком, когда человек рассматривается только как рабочая сила. Вот и превращается Маркс, путем грубой фальсификации Когана, из противника наемного рабства в его сторонника.

Не обходит своим вниманием автор и работы Ленина. Благодаря своей «великолепной» логике Когана из ленинского положения: «Если рассматривать отношения субъекта к объекту в логике, то надо взять во внимание общие посылки бытия конкретного субъекта (жизнь человека) в конкретной обстановке» – делает вывод: «Значит жизнь – это не только повседневное бытие человека в реальных общественных условиях (автор умалчивает, в каких еще не реальных общественных условиях протекает жизнь В.Г.) но и способность выделить себя из этих условий, взглянуть на них как бы со стороны». Видимо Коган считает себя настолько значимой личностью, что постоянно все сводит к себе, а поэтому и не может понять простых вещей, не может понять, что Ленин имел в виду, указывая на то, что в логике необходимо рассматривать не только конкретные, частные цели, но и общие посылки бытия конкретного субъекта и объективной действительности. Как раз этого в монографии Когана и нет. Нет анализа ни частных целей, ни общих, ни конкретного субъекта в объективной действительности, а лишь пустые рассуждения, да плохой пересказ давно известных истин. Например, если Маркс, в «Немецкой идеологии», писал: «Производя необходимые им жизненные средства, люди косвенным образом производят и саму материальную жизнь. Какова жизнедеятельность индивидов, таковы они и сами», то Коган пересказал эту мысль следующим образом: «Люди в процессе труда не только преобразуют внешний мир, но и творят самих себя». Во-первых, автор мог бы и знать, что люди творят себя не только в процессе труда, но и в процессе созерцания, любви и так далее. Во-вторых, какая необходимость пересказывать всем известные истины, да еще таким убогим образом.

Автор часто, в своей монографии, использует довольно известный прием государственных идеологов для раздувания своей личности. Суть его заключается в том, что сначала анонимному оппоненту приписывается не существующее мнение или обывательское представление, а затем с достоинством опровергается автором, и тем самым достигается поставленная цель. В глазах читателей вырастает этакая фигура великого мыслителя сметающего все на своем пути. «До сих пор еще встречается мнение (читатель сам должен догадываться, где встречается. В. Г.) будто общественная жизнь течет вне человека и лишь окружает его. Многие философы прошлого (то есть до Когана) уже чувствовали (только чувствовали, а Коган осознал), что жизнь человека, так или иначе, зависит от жизни общественного целого. Автономной изолированной индивидуальной жизни не существует, и не существовало. Человек трудится в обществе в том или ином производственном коллективе, он может продолжить свой род только в союзе с другим человеком"» Не больше и не меньше! Как много «открытий» сразу сделал автор. Что только стоит – это «общественное целое». В природе также существует разделение полов, но еще никому в голову не приходило, опираясь на данный факт, назвать барана существом общественным. Человек, который сегодня начнет доказывать, что Земля вращается вокруг солнца, да еще с претензией на открытие, будет выглядеть менее смешно, чем Коган, доказывающий, что человек существо общественное. Автору, как философу, следовало бы знать, что еще Платон, в своих «Диалогах» отмечал: «…государство растит людей, прекрасное – хороших, противоположное – дурных». Философы прошлого не только чувствовали, но и осознавали взаимосвязь индивидуальной и общественной жизни, но не считали необходимым особо распространяться по поводу очевидной истины.

Но, автор идет еще дальше и из того, что человек является существом общественным, выводит, что ему необходимо умение жить в коллективе. Можно подумать, что человек не умеющий жить в коллективе не является существом общественным.

Философы, находящиеся на содержании у государственного аппарата, называющие себя марксистами и коммунистами, на самом деле также далеки от марксизма, как первобытный человек от паровой машины. Они постоянно извращают марксизм, подделывая его под нужды власти и свои убогие представления. Яркий пример тому Коган. Вот какое понимание периода первоначального накопления капитала он дает: «Выход буржуазии на историческую арену ознаменовал наступление эпохи первоначального накопления капитала, а с нею и нового этапа в исследовании проблемы судьбы». Согласно представлению автора буржуазия вышла на историческую арену, еще не имея капитала, и тем самым ознаменовала наступление эпохи первоначального накопления капитала. Сын родился раньше своего отца. Что это была за буржуазия без капитала? Откуда она появилась и как умудрилась выйти на историческую арену? Здесь явно не обошлось без помощи тайных сил. В отличие от Когана, Маркс следующим образом характеризовал период первоначального накопления капитала: «…так называемое первоначальное накопление есть не что иное, как исторический процесс отделения производителя от средств производства. Он представляется «первоначальным», так как образует предысторию капитала и соответствующего ему способа производства». «Капитал» Т.1 стр. 727.

Считая себя правоверным коммунистом, Коган, в своей монографии часто применяет такие понятия, как «социалистический образ жизни», «советское общество», «социалистический труд», однако при этом не считает необходимым доказывать, что существующие отношения действительно социалистические. Для него важна не истина, а официальная версия. Признавая существующие отношения социалистическими, автор и делает вывод, что мы уже давно преодолели отчуждение труда. Это, скорее всего надо понимать не как отчуждение труда, а как отчуждение от труда. Далее автор повествует: «Отчуждение труда неминуемо вело к противопоставлению общественной и личной жизни». Тут же автор продолжает: «Остатки старого отчуждения труда завязаны с тем, что не всякий труд является подлинно творческой деятельностью, имеются и при социализме. Поэтому-то в сознании многих людей до сих пор сравнительно прочно сохраняется представление о том, что личная жизнь ограничена семьей и бытом, внепроизводственными отношениями». Что за странное у нас сознание? В стране уже более пятидесяти лет как построен социализм, а сознание все не становится социалистическим. Пора бы профессорам, разглагольствующим о социалистическом сознании понять, что не сознание такое косное, а существующие отношения не являются социалистическими, что труд потому и не является творческим, что сохраняется отчуждение труда, сохраняется капиталистический способ производства, сохраняется и постоянно воспроизводится наемное рабство, сохраняется монопольная собственность на средства производства одной части общества по отношению к другой. Из всего этого не трудно заметить, что Коган стремится оправдать существующие отношения, переложив все недостатки нашего общественного устройства на самого человека, на его сознание, а за одно провести агитацию за свой убогий социализм.

А социализм в сознании автора выглядит следующим образом: «Социализм имеет все необходимые условия для того, чтобы отношения должностных лиц и рядовых тружеников, руководителей и подчиненных стали в полном смысле этого слова отношениями людей, выполняющих одно и тоже дело, подлинно человеческими отношениями, исключающими угодничество и чинопочитание». У Когана социализм с должностными лицами и рядовыми тружениками, а одно и тоже дело, это, скорее всего работа на хозяина монопольного капитала. Научный социализм подразумевает переход от управления людьми к управлению производственными процессами. А если сохраняются должности и чины, то будет и чинопочитание, сколько бы философы не призывали преодолеть угодничество и чинопочитание.

Рассуждения профессора о труде занимают центральное место в монографии. Но все эти разглагольствования ни на шаг не продвигают нас в понимании трудовых отношений и роли непосредственного производителя в современном обществе, то есть не дают ничего, что могло бы составлять интерес. Интересно это лишь как образчик профессорского пустословия. «Главная движущая сила и основная арена развития личности – труд. Вернуть человеческое человеку и означает, прежде всего, превратить труд в стержень его личной жизни, помыслов и переживаний, ценностных ориентаций и свершений. А это возможно в полной мере лишь в том случае, если свободный труд становится первой жизненной потребностью человека, наслаждением и творчеством». У одних цель и стержень личной жизни труд, а у других – плоды этого труда.

Говорить о труде вообще бессмысленное занятие. Морочить людям головы о всестороннем и гармоническом развитии личности, в то время, когда большинство членов общества заняты необходимым трудом и прозябают в нищете, не только глупо, но и подло. Для людей, все свое время тратящих на необходимый труд, не стоит вопрос гармоничного развития, а скорее – физического выживания. Профессор философии, новоявленный любитель гармонии и совершенства, относится к таким людям, о которых французский просветитель Гельвеций говорил: «Нам не нужны все эти педанты, влюбленные в ложную идею совершенства. Нет ничего опаснее для государства, чем эти высокопарные и лишенные ума моралисты, сосредоточившиеся на небольшом круге идей и повторяющие слова своих любовниц».

Касается в своей монографии Коган и современной действительности. «Социологические исследования показывают, что для определенной категории работников трудовая деятельность не стала еще органической частью их личной жизни, выступая лишь средством жизнеобеспечения. У некоторых людей, наоборот, работа практически целиком заполняет их личную жизнь. Это чаще всего одинокие люди, не имеющие семьи. Есть и такие, у кого главным содержанием личной жизни является досуговая деятельность – развлечение, любительские увлечения, компания. Это преимущественно молодые люди, которые не создали семью». Какая, однако, упрямая эта определенная неопределенная категория работников, у которых трудовая рабская деятельность еще не стала органической частью их личности, то есть они еще не полностью рабы, они еще подумывают о свободе. И как результат этих социологических исследований, наверное, должен быть издан закон, запрещающий разводы и принуждающих молодых людей как можно быстрее создавать семьи.

Автор не может писать просто и доходчиво, ведь тогда сразу станет очевидно, что все эти социологические исследования, как и рассуждения автора, не имеют смысла. Скорее всего, профессору нечего сказать, раз на всем известные истины напускается туман учености. «Многие сведения о жизни человек узнает, общаясь с другими людьми. Наблюдая за их поведением, он делает для себя выводы, как надо (или не надо) вести себя в той или иной ситуации». Это самая глубокая мысль, которая присутствует в данной монографии.

Не выдерживает автор и последовательность своих суждений, видимо по рассеянности. Сначала он заявляет: «…в личную жизнь включается лишь та деятельность, которая выполняется свободно, то есть является его самостоятельностью, внутренней потребностью», а через два листа: «Личная жизнь – наиболее консервативная часть жизни человека: здесь особенно прочно держатся старые традиции, ритуалы, обычаи. Именно в этой сфере человеческой жизнедеятельности чаще всего проявляются такие антиподы, как пьянство, хулиганство, стяжательство, взяточничество, угодничество, бюрократизм, бытовая распущенность, мещанство…». Кто бы мог подумать, что именно личная жизнь, а не порочность общественного устройства является первопричиной бюрократизма, взяточничества, стяжательства, угодничества! Оказывается, согласно представлению автора, когда человек действует свободно, исходя из внутренней потребности, то сразу начинает хулиганить, брать взятки, угодничать и даже становиться бюрократом. Вот только не понятно, кто же ему их дает, если он выступает всего лишь как частное лицо? А угодничество бюрократизм есть внутренняя потребность человеческой сущности, и проявляется даже тогда, когда незачем и не передком угодничать. Может быть, автор срисовал это все с себя? Похоже, что угодничество, стяжательство, взяточничество, бюрократизм неистребимо проявляются в натуре автора, и он, наблюдая это, решил, что данные качества присущи всем людям. А иначе как же он стал академиком и профессором, с такими убогими представлениями о жизни, не говоря уж о науке.

Из всех рассуждений Когана вытекает, что человек живет в согласии с социалистическими принципами и в соответствии с социалистическим образом жизни только тогда, когда он действует не свободно, по принуждению, и чем большей свободой обладает, тем более он склонен к всевозможным порокам. Значит необходимо держать людей в рабстве, чтобы меньше было отклонений от социалистического образа жизни. Не считает ли Коган, что наши тюрьмы являются местом, где нет никаких отклонений от него, где всестороннее и гармоническое развитие личности гарантируется руководящей партией, так как всякое отклонение наказуемо. Почему же сам автор предпочитает свободу, вместо социалистического образа жизни в тюрьме?

Есть в монографии Когана и лирические страницы, где он рассуждает о любви. В результате трудной научной работы у автора выработалось коммунистическое представление об интимной жизни. И хотя автор в этом вопросе весьма многословен, я ограничусь одной выдержкой: «Любовь была, есть и остается важнейшей сферой интимной жизни человека. Коммунистическим представлениям об интимной жизни чужды и бездумное администрирование, и стремление «заорганизовать» ее, и попытки полностью исключить ее из сферы социального контроля». Нет, это не текст клиента психиатрической клиники, это текст, написанный доктором философских наук, профессором Л. Н. Коганом. Я думаю, что если автор доживет до сконструированного им коммунистического общества, то будет первой кандидатурой на должность контролера за интимной жизнью.

Автор монографии не только «широко» образован, но и весьма «талантлив». Не всякий способен, вращаясь вокруг такого абстрактного как человек, написать монографию на 250 страниц, и при этом ничего не сказать. Но оригинальность автора заключается в том, что он сам якобы выступает против пустых абстракций: «Абстрактное теоретизирование, чистая рефлексия, оторванные от дела, ничем не лучше пустых, необдуманных поступков». В этом нельзя не согласиться с Коганом, и поэтому он вполне заслуживает звания профессора пустой фразы.

 

6. Философы новой волны.

С обострением кризиса в обществе монопольного капитала и увеличением все большего отставания от стран с частнокапиталистическим производством появились и философы новой волны. По своей сути это те, кто не имеет твердых выверенных убеждений, до поры до времени соглашался с официальной идеологией, но с нарастанием кризиса стали паниковать и искать возможность перебежать в другой лагерь. И если первые продолжают утверждать, что существующие отношения являются социалистическими и лишь несколько извращены культом личности, то философы новой волны делают упор на то, что все-таки проводились в жизнь идеи марксизма-ленинизма, то есть они принимают на веру утверждения первых, и потом говорят, что практика показала невозможность существования общества на этих принципах. «Он (Сталин) ведь преобразовывал социальную структуру общества, быт людей, строил социализм в соответствии с предначертаниями теории, пытался, как мог ускорить движение России к коммунизму, начатое в октябре 1917 года». («Истоки сталинизма», А. Ципко, «Наука и жизнь» №11 1988 г.) Ему, на страницах журнала «Урал» вторит Людмила Бреднева: «Более 70 лет наша страна практически шествует по этому пути. Были, конечно, и отклонения, и деформации, и все же я думаю, что осуществлялся именно марксистский социалистический проект, так как основное в нем было реализовано: передача собственности в руки пролетарского государства и организация производства из единого центра. Были попытки строить общественную жизнь по этому проекту и в других странах, но нигде не удалось почему-то достичь лучшей жизни». («Нельзя не поступиться принципами». «Урал» №1 1990г.)

Ни доктору философских наук А. Ципко, ни кандидату философских наук Л. Бредневой не приходит в голову задастся вопросом: а что это за социализм, существование которого зависит от одного человека или группы лиц, а все общество выступает в роли подопытных кроликов. И причем здесь марксизм, являющийся теорией освобождения рабочего класса, а не проектом или схемой, по которой, в зависимости от желания, можно преобразовывать общество. Маркс везде говорил о свободных ассоциациях рабочих, свободных кооперативных товариществах, везде подчеркивал, что «орудия труда не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочими и для его ограбления» «Учредительный Манифест Международного Товарищества Рабочих». Тем более философам бы стоило усвоить простую истину, что общество не строится по теориям, по книгам, а формируется во взаимодействии интересов различных групп и классов, которые эти интересы и выражают через различные теории.

Представление о том, что наше общество 70 лет осуществляло именно марксистский социалистический проект, присуще пониманию этим философам, так как они до сих пор остаются идеалистами, в худшем понимании этого слова. И если Гегель рассматривал существующий объективный мир как становление абсолютной идеи, то эти философы рассматривают наше общество, как становление теории Маркса.

Нельзя признать серьезным и заявление Бредневой, что была осуществлена передача собственности в руки пролетарского государства. Как могла произойти передача собственности в руки не существующего государства? То, что пролетарское государство не было построено в послеоктябрьский период, как и в дальнейшем, является общепризнанным фактом. Этого не скрывали и большевики. В частности Ленин, в своем докладе на 1 конгрессе Коминтерна отмечал: «Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: «Пожалуйста, вернитесь к нам назад». И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем».

Бреднева, как философ, не может не знать этого, но ей удобно принимать заведомо известную лож, как раз получившую широкое распространение во времена правления Сталина, чтобы на этой лжи выстроить целую систему «опровержений» марксизма. И можно ли говорить о социализме в странах, где была воспроизведена, с помощью танков, копия нашего мелкобуржуазного государства? Можно ли называть общественной собственность, которой полностью распоряжается государственный чиновник? А поэтому вопрос Бредневой – выдержал ли научный социализм испытание практикой, а так же вопрос – подтвердилось ли превосходство общественной собственности над частной, не имею смысла. Так же как и сравнение ФРГ и ГДР. Бреднева сравнивает их как капиталистическую систему, основанную на частной собственности, и социалистическую – основанную на общественной собственности. Если бы Бреднева пользовалась не различными спекуляциями, а действительно сравнила степень обобществления в ФРГ и ГДР, то смогла бы увидеть, что степень обобществления в ФРГ выше. Более высокий уровень развития ФРГ, по сравнению с ГДР, показывает лишь то, что частнокапиталистическое производство гораздо эффективнее производства на основе монопольного капитала. И больше ничего.

Для того чтобы показать «утопичность» социалистической идеи, Бреднева, решила подправить марксизм. «С позиции марксизма именно государственная собственность и является подлинно социалистической, так как именно она позволяет организовать производство и распределение из единого центра». Как все просто! Организовал производство из единого центра - вот и социализм. Только Маркс говорил о государстве диктатуры пролетариата, которое является ассоциацией непосредственных производителей, а Бреднева - о государстве вообще. Не мешало бы знать, что огосударствление не есть обобществление.

При частнокапиталистическом производстве государственная собственность, как и в условиях всеохватывающей государственной собственности, является буржуазной, с той разницей, что в первом случае государство, как собственник, существует наряду с другими собственниками, а в условиях монополии государство является единым собственником всех средств производства. Собственность становится социалистической не потому, что появляется возможность организовать производство и распределение из одного центра, а потому, что непосредственные производители становятся хозяевами средств производства и продуктов своего труда. Бреднева же считает, что всякая государственная собственность позволяющая организовать производство и распределение из единого центра, сделала вывод, что существующие в нашем обществе отношения являются социалистическими. Но в обществе, где государство выступает монополистом всех средств производства, а рабочие являются его наемными рабами, то же появляется возможность организовать производство из единого центра. Данные отношения и критикует Бреднева, приняв их за социалистические. Вот только, если бы она внимательно проанализировала существующие отношения, то ясно увидела бы, что в них нет ничего социалистического.

При существующих отношениях централизация – это единство собственника, в лице государства, которое и организует производство и распределение из единого центра, конечно же, исходя из своих интересов, а планирование – есть планирование прибыли на капитал. В данных условиях государство, как собственник всех средств производства, планирует работу для непосредственного производителя, а средства производства противостоят наемным рабочим.

Государство диктатуры пролетариата предполагает централизацию непосредственных производителей на основе их интересов, а планирование, как планомерное использование производительных сил всего общества в интересах каждого. Здесь сами непосредственные производители планируют, как им распорядиться имеющимися в их распоряжении средствами производства. При данной форме организации производитель и собственник совмещаются в одном лице. И если существующая форма централизации – есть объединение средств производства во главе с единым собственником -–государством, для эксплуатации живого труда, то диктатура пролетариата – есть объединение живого труда, для использование накопленного.

Как видим Бреднева, показала не ложность и ошибочность марксизма, а ошибочность своих представлений о действительности и о марксизме. Какая теория не будет выглядеть односторонней, если с ней обращаться так, как это делает Бреднева. Зачем же пытаться из классиков, делать кретинов? Если лишь для того, чтобы возвысить себя, то это не лучший способ. А если Бреднева, собралась доказать ошибочность теории Маркса, то это необходимо делать исходя из самой теории, а не путем огульной критики, или сравнение с происходящим.

Виталий Глухов

1990 г.