Чёрная Роза, авантюрно-любовный роман, 20

Итак, мы приближаемся к концу.
Хочется сказать о том, что я не совсем довольна сценой побега Доминик, но, как ни крутила, лучшего придумать не смогла.
Что делать с бедной героиней дальше, после её побега и ранения, - не знала до последнего. Как она спасётся?
Идея пришла абсолютно неожиданно. У романа появился новый персонаж, оказавшийся крайне нужным.
Также не знала, как  покончить с Раулем. То, что убьёт его не де Немюр, было для меня однозначно. Тогда - Доминик? Но и этот вариант был каким-то слабым, не совсем он вписывался, так сказать, в концепцию произведения.
Но вот появился новый персонаж - и тогда концепция получила своё завершение, головоломка сложилась, и иначе, как озарением свыше, я назвать это не могу (пусть это и звучит смешно...) Именно такую смерть должен получить такой "чикатило 13-го века", как Рауль!

                6. Тереза.

   …Доминик снился  чудесный сон. Она лежит рядом с Робером на постели в его спальне, утомленная любовью и доведенная им до пика наслаждения. Ее голова покоится на его широкой груди; его  сильные руки  крепко обнимают ее. Они оба молчат, но она знает, что ему так же хорошо в этот миг, как и ей. Она закрывает глаза и готовится уснуть в его  теплых объятиях. И вдруг дверь  в спальню распахивается. Врываются люди в масках. Дом знает, что это убийцы. Она вскакивает…Но Робер остается лежать на кровати, и она в ужасе видит, что он весь в крови и как будто без сознания. Голос Рауля произносит: « А! Наконец-то я покончу с ним!» - и Доминик видит, что он входит в комнату с обнаженным мечом в руке. И заносит его над Робером . А  она ничего не может сделать…Она словно оцепенела, все ее члены словно скованы невидимыми, почему-то очень горячими,  путами. И она может только крикнуть. И  кричит: « Робер! Робер!»
      Тут Доминик проснулась. Узкая постель, на которой она лежала, была, как  позже поняла молодая женщина, простой деревянной лавкой, застеленной большой  выделанной медвежьей шкурой.  Одеялом же служили  сшитые вместе беличьи шкурки. Дом лежала на животе, как оказалось, лицом к огню, мирно потрескивающему в маленькой печурке. Вот почему так жарко! Доминик обвела глазами комнату, где находилась. Совсем маленькое помещение  с низким потолком было вытесано из бревен . Кроме лавки, тут стояли небольшой стол с двумя табуретами — все грубо сколоченные-и больше никакой мебели. Окна не было. Около  раскрытой входной двери, за которой сгущались сумерки, висели на  вбитых крюках  лук с колчаном, полным стрел, и рыбацкая сеть. На другой стене висело десятка два  кожаных и матерчатых мешочков, набитых непонятно чем.  Но все же — где она? Как она сюда попала? Что, вообще, с ней случилось?
     Доминик  попыталась  приподняться и сбросить с себя теплое одеяло; но это оказалось нелегко; и руки, и ноги были словно чужие и не хотели слушаться. Наконец, ей удалось выпростать из-под одеяла правую руку…И тут резкая боль в спине заставила молодую женщину вскрикнуть -и разом все вспомнить.  Похищение. Шинон. Побег. Холодная река. Стрела, вонзившаяся под лопатку.
  …Возможно, Дом опять провалилась в беспамятство. Потому что, когда она вновь открыла глаза, то увидела, что перед печуркой  на низком  табурете сидит старуха и, наклонившись, подбрасывает в огонь поленья. Старуха была одета в домотканое, во многих местах заштопанное красное платье. На ногах у нее были  деревянные крестьянские сабо;  густые совершенно седые  волосы были заплетены в две толстые косы, аккуратно уложенные вокруг головы.
     Раненая  слегка пошевелилась, и старуха тотчас повернулась к ней. И Доминик с изумлением увидела, что она вовсе не старая. Наоборот - вряд ли ей было больше двадцати пяти лет. И она была очень хороша собой. У женщины было очень загорелое , обветренное, как у людей, постоянно проводящих время на свежем воздухе, лицо, на котором  выделялись огромные яркие глаза цвета спелой травы ; высокие скулы, небольшой точеный нос и красиво очерченные полные губы довершали портрет странной хозяйки этого домика.
      Женщина улыбнулась Доминик, — у нее были безупречно ровные белоснежные зубы — и, грациозно поднявшись с табурета, подошла  и положила прохладную руку на лоб больной.
- Слава Господу, жар уже спал, - певуче, с до боли знакомым легким акцентом  промолвила она. — Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо…мне лучше, - собственный голос поразил Доминик. Страшно слабый, тихий, не голос — шепот.
     Женщина опять улыбнулась и , придвинув табурет поближе, села к изголовью раненой.
- Где я? Как я здесь оказалась? — прошептала Дом.
- Ты плыла по реке. А я  проверяла сети на берегу. И увидела тебя. Ты  очень хорошо плаваешь. С такой раной в спине — боролась и плыла  против течения! А потом ты перестала бороться, и тебя потянуло обратно. Но я тоже умею плавать,-я вытащила тебя и  принесла на руках сюда.
      Да, правильно. Дом решила плыть против течения, понимая, что искать ее будут вниз по реке. Она вздрогнула, вспомнив, как ей было больно. Какая холодная была вода во Вьенне.
- Я принесла тебя, - продолжала незнакомка. — И осмотрела. У тебя были порезаны ладони,-но это не страшно. А в спине торчала стрела, довольно глубоко. Но я, хвала  Пресвятой Деве, умею обращаться с такими ранами. Я вытащила стрелу так, что крови было совсем немного. И, главное,-стрела не задела ничего важного внутри. Я обработала рану, перевязала тебя, дала тебе выпить целебный  настой. Но к полуночи у тебя все же начался жар.
- И сколько я уже нахожусь здесь?
- Сегодня  пятый день.
       Пятый день!.. Доминик закрыла глаза. Ищут ли ее? Скорее всего, да. Люди Рауля и солдаты из Шинона, наверное, прочесывают всю округу. А что с   Робером? Боже! Только бы с ним ничего не случилось!
- Кто тебя ранил? — спросила ее, наклоняясь к самому ее лицу, седая женщина. — И  почему?
       Могла ли Дом довериться полностью  своей спасительнице? Быть может, за голову беглянки назначена награда. А бескорыстных людей на земле не так много.
- Я…я не помню… - тихо пробормотала она.
      Женщина понимающе кивнула.
- Если не хочешь — не говори. Но я-то знаю, что ты плыла из Шинона. Больше неоткуда. О, это проклятое, трижды проклятое место! — и она вдруг стиснула пальцы в кулаки и потрясла ими над головой. — Ты такая юная. И красивая. Я догадываюсь, что с тобой хотели сделать. О, если б я могла прийти тебе на помощь! Я бы натянула свой лук—и выпустила в мерзавца, который ранил тебя, все свои стрелы!
      Доминик всматривалась в ее  внезапно потемневшее исказившееся лицо. Да, эта женщина вполне могла выполнить свою угрозу. Она была высокая, статная и плечистая, и наверняка обладала большой физической силой, раз донесла раненую на себе до этой избушки. И она умела, судя по ее словам, как и Дом, обращаться с луком!
- Как тебя зовут? — спросила Доминик.
- Тереза. А тебя?
- Меня…меня — Мари.
        Женщина опять кивнула.
- Что ж. Мари — так Мари. — Она явно не поверила Дом.
- Нет. Это мое настоящее имя. Правда, меня им никогда не называли…
- У тебя, наверное, двойное имя. Как у аристократки. Впрочем, я думаю, ты дворянка и есть. У тебя такая нежная белая кожа! На руках нет мозолей. Ножки тоже нежные, не то что у меня, — как копыта от этих сабо. Я, наверное, должна обращаться к тебе «ваше сиятельство», или « ваша светлость»…
- Нет, нет, Тереза, - быстро сказала Доминик. — Называй меня на «ты». Ты спасла мне жизнь. Я так тебе благодарна!
- Хорошо, - промолвила Тереза. Она о чем-то задумалась.
- У тебя знакомый акцент, - произнесла Дом. — Ты не из Лангедока?
- Ой, святые угодники! — всплеснула руками Тереза. — Оттуда! Из Нарбонна! И ты тоже, Мари?
- Я из Руссильона, - с гордостью сказала Доминик. Она перешла на окситанский:
- А как же ты попала в такую даль?
      Тереза засияла от радости при этих словах:
- Как же я давно родную речь не слышала! Отец мой был мелким лавочником. Да разорился и спился. А мать вышла замуж второй раз за простого солдата-лучника. А он никак не мог на одном месте больше года выдержать, все искал, где бы побольше денег заработать. Вот мы и поехали втроем на север, поближе к столице, пока не добрались до  Шинона.  Мне  тогда десять лет только-только исполнилось. А скоро мать умерла при родах, и я осталась вдвоем с отчимом.
- А потом?
- Потом…Потом меня выдали замуж…за лесника. - Лицо Терезы опять потемнело. — А через два года я овдовела. И вот уж  семь лет вдовствую.
- И ты живешь здесь? Совсем одна?
- Не одна, нет, Мари…С сыном. – Нежная улыбка озарила ее обветренное лицо.
- У тебя есть сын? Где он? Как его зовут?
- Здесь его нет. Но я тебя с ним познакомлю…Его зовут Робер. Так же, как того мужчину, имя которого ты повторяла во сне, Мари. Ты кричала: Робер! Робер!..Это имя твоего возлюбленного?
- Нет, Тереза. Мужа. — Доминик ощущала, что ей все труднее поддерживать разговор. Глаза закрывались. Неудержимо тянуло в сон. Тереза встала и, налив в большую глиняную чашку настой, который варился в печке, приподняла голову раненой и поднесла  чашку к ее губам .
- Пей…И утром ты почувствуешь себя гораздо лучше, моя бедняжка. - Дом безропотно выпила напиток — и погрузилась в темноту.
   …Она проспала, наверное, не меньше пятнадцати часов, - потому что, когда вновь проснулась и открыла глаза, то увидела, что дверь избушки вдовы лесника открыта настежь, и в комнату врываются яркие лучи солнца. Тереза была права, - Дом ощутила, как  прибавились силы. И в этот раз ей удалось довольно легко откинуть одеяло и сесть.
   В этот момент послышались быстрые почти неслышные шаги, и в избушку вошла Тереза с луком через плечо и убитым зайцем у пояса.
- У нас сегодня будет вкусная зайчатина на обед! — сказала она, улыбнувшись Доминик. — Как ты себя чувствуешь, Мари?
- Гораздо лучше.
- Хочешь есть?
- Умираю.
       Через час они  обе уплетали за обе щеки приготовленного Терезой зайца.
- Ты хорошо стреляешь из лука? — спросила  Доминик.
- Да. Я всему научилась, пока жила в лесу. И дичь добывать. И рыбу ловить. Ягоды, грибы собираю. Травы  и коренья сушу.
- Твой сын, наверное, тебе помогает? — Доминик прикинула, что сыну Терезы должно быть не менее шести лет. Только где же он? В домике не было видно ни одной детской вещи — ни одежды, ни игрушек.
     Улыбка вдовы лесника померкла.
- Нет, Мари…Мой Робер…Он не может мне помочь…
      Дом прикусила язык. Возможно, мальчик  чем-то болен? В таком случае, почему он не здесь, в избушке?
- Ты поймешь, - продолжала Тереза. — Мы поедим. И я отведу тебя к нему.
     Доминик молча кивнула. Они доели зайчатину, и Тереза помогла Доминик встать и одеть латаное-перелатаное льняное платье.
- Извини, у меня мало одежды, - сказала Тереза. — Раньше я покупала ее в Шиноне. Но теперь я совсем туда не хожу. Надо бы сходить в деревню, на ярмарку. Но путь туда неблизкий. А я не хочу надолго оставлять Робера одного. Ну что, идем на прогулку?
- Да, - сказала Дом. Ей очень хотелось выйти …и в то же время она боялась. Вдруг люди Рауля рыщут где-нибудь поблизости?
       Тереза словно поняла ее колебания.
- Не бойся, Мари, - бодро произнесла она. — Ты здесь  почти шесть дней. И за это время здесь ни одного чужого человека не было. Дорогу сюда никто не знает. А, если кто и появится,-мы спрячемся, обещаю. Я не дам тебя в обиду, Богом клянусь!
       Женщины вышли из избушки. Доминик сощурилась от яркого солнечного света. Как хорошо! Она жива! Она возблагодарила про себя  Господа за свое чудесное спасение…И снова вспомнила о  муже. Где он? Что с ним?
- Пойдем, - Тереза взяла ее под руку, и они медленно двинулись вперед. Избушка вдовы лесника стояла на краю большой светлой  поляны, сплошь заросшей ромашками и незабудками. На середине же поляны росли  рядом два  больших раскидистых  клена. Туда они и направились. Когда  молодые женщины подошли к этим кленам, Доминик увидела под одним из них маленький холмик, усыпанный свежими цветами, –тут были ромашки, фиалки, незабудки, васильки. Деревянный крест с неумело вырезанным на нем изображением  Богородицы  с младенцем Иисусом на руках явственно указывал на то, что это могила. Рядом  с холмиком стояла небольшая скамья.
      Тереза наклонилась над  холмиком и  дотронулась до креста.
- Вот, Мари. Это мой Робер, - тихо  и очень спокойно сказала она. — Мой сын. Он лежит здесь.
      Доминик внутренне содрогнулась. В голосе Терезы не было ни слез…Ни печали…Но мертвенное спокойствие его было страшнее  горьких слез.  Дом опустилась на колени перед могилкой и тронула рукой чуть увядшие цветы.
- Сколько ему было? — прошептала она.
- Сейчас ему четыре годика и семь месяцев, - Тереза говорила о сыне как о живом.
  Дом сопоставила даты. Женщина сказала, что вдовствует семь лет. Получается, что…Получается, что этот усопший мальчик — не сын лесника?
       Тереза поняла мысль Доминик.
- Да, Робер — не сын моего покойного мужа, - сказала она. — О таких, как я, люди судачат — мол, нагуляла. Да, Мари! Ты можешь меня презирать. Но я родила моего мальчика не от мужа.
- Нет, нет, Тереза! Я тебя не презираю…Что ты! Но где его отец? И от чего умер твой сын?
        Вдова лесника покачала головой:
- Нет, нет, Мари. Он не умер. Он просто спит здесь. А я — я охраняю его сон.
     Дом посмотрела на нее. Несчастная мать! Неужели она помешалась от горя? Но нет — взгляд зеленых глаз Терезы был ясен и чист. Доминик вдруг поняла, что эта фантазия  бедной женщины  есть  как раз защита разума  от безумия. И Дом приняла это как данность.
- Расскажи мне о нем, Тереза, - попросила она. — Расскажи мне о своем сыне. - Она взяла Терезу за руку, и они вдвоем сели на скамью.
- Он…Он очень красивый, - начала вдова лесника. — У него черные волосы. Не прямые, нет. Немного вьющиеся. Надо лбом…У висков…И глаза — ах, Мари, какие у моего Робера красивые необыкновенные глаза! Я долго не могла ни с чем сравнить их цвет. Потому что он такой переливчатый. Потом я все же нашла нечто похожее, –это  туман  зимой в предрассветных сумерках в горах нашего родного края. Помнишь такой туман, Мари?
- Помню, - шепнула Доминик.
- Сначала туман этот густой и почти черный. Но затем он становится все светлей. Темно-серый, как  остывший пепел в печи. Потом — все светлее и светлее, когда солнце встает все выше. Вот такие глаза у моего сына. Точь-в-точь как у его отца! И реснички —длинные-длинные…густые-густые…
     Дом  неожиданно вздрогнула. Как будто озноб пробежал по ее спине. Но почему? Ведь  стояла послеполуденная жара, которая ощущалась даже здесь, в тени огромного старого клена.
- Да, - сказала она тихо, - красивый мальчик. А  кто же был его отцом? И где он теперь? Но, если ты не хочешь  сказать это, не говори.
       Тереза выпрямилась и гордо посмотрела на нее.
- Ты из Лангедока, Мари…И ты поймешь, почему я не считаю себя опозоренной тем, что родила моего мальчика без мужа, и не стыжусь назвать тебе имя человека, который сделал меня матерью! Потому что его отцом был сам герцог Черная Роза!
    Да, подсознательно Доминик была готова к тому, что Тереза назовет имя ее мужа. И все же это был удар. Молодая женщина почувствовала, что ее как будто пнули в грудь ногой. Дыхание стеснилось, в глазах почернело.
- Мари! Что с тобой?.. — испуганно вскрикнула вдова лесника.
- Нет, нет...Ничего, - пролепетала Дом. — Не знаю. Подожди….Сейчас пройдет. — Она напрягла всю свою волю, чтобы ничем не выдать себя. Боже милосердный! Она сидит здесь, под деревом…Рядом с любовницей своего мужа….Над могилой его сына!
  …Наконец, она справилась с собою. Как бы ни было  это тяжело, но ей хотелось знать все.
- Герцог…Черная Роза, ты сказала? Продолжай, Тереза. Прошу тебя.
- Да. Это был он. Я знаю это твердо. Но начать надо не с него. А с моего замужества, чтобы ты все-все поняла. Мне было двенадцать, когда умерла моя мать. Отчиму я была не нужна, он, если не был на дежурстве, пил … а я  с утра до ночи  или помогала на кухне в Шиноне, или ткала полотно вместе с другими служанками. А еще была в Шиноне одна старая женщина, лекарка, так мы с ней часто в лес ходили, она учила меня целебные травы и корешки  узнавать и собирать, да от каких все  они болезней,   рассказывала. Очень мне это  было по душе.               
      Комендантом Шинона был в ту пору барон дю  Буа. Он любил поразвлечься со служанками. И его сын и племянник, которые тоже жили в замке, не отставали от него. Барон  как-то увидел меня на кухне. И, Мари, ты понимаешь, чего он захотел... Но, когда однажды он подстерег меня около моей комнаты, я начала так отчаянно отбиваться, что комендант решил  действовать иначе. Я была уже в подходящем возрасте, и барон нашел мне жениха — лесника Тьерри, тридцатилетнего угрюмого здоровяка. Комендант поговорил с моим отчимом;  они ударили по рукам. А с Тьерри и беседа была короткая — женись, и все тут.
    Я не хотела идти за мрачного лесника. Да отчим имел надо мною власть, как мой отец. Месяц мы с лесником были женихом и невестой. А потом нас обвенчали в часовне Шинона. А сразу после венчания  ко мне и моему мужу подошел  комендант и заявил о своем праве первой ночи. Тьерри не очень-то был доволен. Но барон был полновластным господином во всей округе, и моему мужу пришлось уступить.
    Дю Буа привел меня в свою комнату, велел мне раздеться и лечь на кровать. Но я отказалась. Тогда он попробовал взять меня силой . А я схватила  его меч — и ударила его…Попала в руку. Помню, как он завизжал — тонко, как свинья, которую режут…. Тут прибежали сын барона и его племянник. И с ними тремя я уже не смогла справиться. Да, Мари. Вот такая у меня была первая свадебная ночь. Они все по очереди меня изнасиловали.
- Какой кошмар! — со слезами вскричала Доминик.
- Самое ужасное — что наутро, отдавая меня,  еле живую, моему мужу, комендант сказал ему: «Твоя женушка сопротивлялась, и пришлось наставить ей синяков. А  почему? Потому что она уже давно не девушка. И не хотела, чтобы я об этом узнал.»
     И началась моя замужняя жизнь. Лесник был человек молчаливый да угрюмый, но я ему вроде как пришлась по душе, пока он за мной как за своей невестой ухаживал. А, услышав обо мне такое от барона, муж, конечно, переменился. Он привел меня в эту избушку… и два года я с ним тут прожила, ласкового слова не слыша. Доброго взгляда не видя. Он по целым дням в лесу пропадал. Придет под вечер — весь грязный, потный, голодный, - и на еду набросится. А после еды — на меня. Быстро свое дело сделает — и спать завалится. А я приберись, помой, сготовь, постирай. Тьерри все ребенка хотел. Но никак не получалось. Муж  считал, что в этом моя вина. Мари, скажи…Твой муж тебя хоть раз в жизни ударил?
   Доминик, как ни потряс ее рассказ Терезы, чуть не улыбнулась. Чтобы Робер поднял на нее руку? Трудно было даже представить себе такое!
- Нет. Конечно, нет!
- А мой меня лупил. И за волосы таскал. Всякое бывало. Злой он очень был. А деться мне было некуда,  и он был мой  муж, и я терпела. Но однажды, после сильной бури, зимой, Тьерри  пошел в лес. И на него упало большое дерево. Придавило ему ноги. Я не могла найти его. Я бросилась в замок, подняла людей…Нашли  его  только через два дня, когда он уже замерзал. Принесли в Шинон. Но он не выжил. Так я стала вдовой.
 - Я вернулась в эту избушку, - продолжила Тереза. — И прожила здесь одна целый год. Изредка наведывалась в Шинон. Но возвращаться туда, хоть и к людям, мне  не хотелось. Ведь проклятый дю Буа со своими сыном и племянником были все еще там. Я ежедневно молилась, чтобы все они втроем отправились на тот свет. Может, это и грех. Но уж такая я. Простить и забыть  я не могла. И вот однажды прихожу я в Шинон, — а мне говорят: Тереза! Сын и племянник нашего барона, и твой отчим, и еще много людей из гарнизона погибли. А что случилось? — я спрашиваю,-нападение какое? Может, война с кем-нибудь? — а мне отвечают: - Нет, не война. Один человек четверть гарнизона Шинона  на тот свет отправил. Еще четверть — изувеченная. И твоя помощь  раненым очень нужна.
      И я осталась в замке. Ухаживала за ранеными. Я не верила, что это мог сделать один человек. Но все  солдаты твердили одно и то же, - их покалечил какой-то страшный и могучий незнакомец. Такой высокий и сильный, что они называли его великаном. Я слушала — и содрогалась от страха. И остальные женщины в замке тоже. Одно меня радовало — двух моих обидчиков не стало!
      Вскоре  в Шинон приехал  сам король. И  его величество сделал мне подарок — да, хоть я и простая деревенская женщина,  и он меня в жизни не видел и обо мне не слыхивал, а он меня облагодетельствовал, Мари! Он велел повесить барона дю Буа. И я видела, как его вздергивают на крепостной стене. И радовалась этому!  Затем приехала наша королева. А затем  в Шинон прибыл новый комендант, мессир Лавуа, с новым гарнизоном, а их величества уехали.
- Я  видела мессира Лавуа, - сказала Дом. — Он показался мне человеком честным и порядочным.
- Так оно и есть, Мари! Новый комендант очень хороший человек. Он пришел как-то раз на кухню — я все еще жила в замке — и сказал, что надо пойти в комнату к монсеньору и перестелить ему постель…Да, Мари! Я забыла…Тот человек, который изрубил  пол-гарнизона, - его все называли монсеньором. Он все то время, что я ухаживала за ранеными, находился в Шиноне. Но нам, простым женщинам, конечно, ничего не говорили. И мы не знали, где он и что с ним. Когда служанки услышали, что надо подняться в комнату к этому ужасному великану, — все, кроме меня, подняли вой и плач, так что мессир Лавуа даже растерялся. Он прикрикнул на них. Сказал, что монсеньор совсем не чудовище о трех головах, и что бояться  его нечего. Он посмотрел на меня и спросил, кто я и как меня зовут. Я  ответила. Комендант произнес : «Тереза! Ты одна  здесь не трясешься от страха. Я вижу, что ты смелая и рассудительная женщина, и ты пойдешь со мной к монсеньору.» И я пошла за ним.
      Комната монсеньора была на втором этаже. Я вошла туда, стараясь казаться спокойной, хотя сердце у меня ушло в пятки, а ноги  подкашивались. Я была уверена, что увижу  великана, огромного, как гора, со свирепым  злобным лицом, с кулачищами как кувалды в кузнице, который не говорит, а рычит, как медведь. Но, хоть я его и боялась, я помнила, что это он убил сына и племянника дю Буа, и я одновременно чувствовала к этому неведомому монсеньору благодарность.               
     Но около окна стоял вовсе не великан, а просто мужчина, очень высокий, конечно. Он оглянулся,-и я увидела, что он очень изможденный, бледный и худой. У него были длинные немного вьющиеся черные волосы и бородка с проседью. И очень красивые серые глаза, с такими длинными ресницами, каким  иная девушка бы позавидовала.               « Вот, - сказал ему комендант, - монсеньор, я привел к вам служанку. Она перестелит вам  постель.» «Благодарю вас, мессир Лавуа», - ответил монсеньор. Голос у него был тоже совсем не такой, как я ожидала, — тихий и такой глубокий. Он просто проникал в самое сердце. И комендант вышел, и мы остались в комнате вдвоем .
      Пока я занималась кроватью, он все стоял у окна, и я чувствовала, что он не сводит с меня глаз. А я почему-то боялась даже посмотреть в его сторону. Потом он спросил, как меня зовут, и есть ли у меня семья. Я  ответила. И вдруг он заговорил со мной по-окситански…Сказал, что понял, откуда я, по моему выговору. Как это было приятно, Мари, - услышать после стольких лет родную речь! Мою боязнь как рукой сняло. Мы разговаривали. Я уже не помню, о чем. Но теперь я прямо глядела ему в лицо. И видела, какое оно у него доброе и ласковое. А потом монсеньор пошатнулся…и я поняла, что он устал, и ему трудно стоять. Я сказала, что помогу ему дойти до постели и лечь. А он не хотел принять мою помощь, хотя лицо у него стало совсем белое. И тогда я подошла к нему и , не обращая внимания на его протесты, повела его, поддерживая, к кровати.  И вдруг его рука обвила мою талию. Голова почти склонилась на мое плечо, и  его быстрое горячее дыхание обожгло мою шею. Я опять испугалась…Ты понимаешь, Мари, о чем я подумала. Ведь мы были в спальне вдвоем. Но ничего не случилось. Мы дошли до постели, и монсеньор лег на нее, поблагодарив меня за помощь.
      Я спустилась обратно на кухню, и служанки окружили меня с расспросами — какой монсеньор на вид? И так ли он ужасен, как о нем говорят? Я сказала им, что он совсем не страшный…Но они мне не поверили.
      Я собиралась  накануне уходить из Шинона обратно в лес, в свою избушку. Но почему-то теперь медлила. На следующий день я несколько раз, как бы случайно, прошла по коридору мимо комнаты монсеньора. Все хотела опять увидеть его…И вот, вечером, я услышала из-за его двери, как зазвенели струны. Я догадалась, что это он играет. Я замерла перед дверью.
   И вдруг она открылась, и он появился на пороге с лютней в руках, словно почувствовал, что я стою здесь, в коридоре. «Отчего ты стоишь в коридоре, Тереза? - спросил он. —Войди.» Я вошла. Нет — ноги сами понесли меня…помимо моей воли. «Ты услышала  мою лютню? — спросил монсеньор. — Ты любишь  музыку?» Я не могла говорить, и только кивнула. « Сядь сюда, на стул. Хочешь, я тебе спою? » «Да», - едва слышно ответила я.  Он подошел к подоконнику и сел на него, - я видела, что ему сегодня гораздо лучше. И он запел. По-окситански…Ах, Мари! С чем это можно было сравнить? Я слушала его, и сердце мое замирало от восторга, а слезы так и катились из глаз!..
      Доминик кивнула. Да, она хорошо помнила, как пел Робер в музыкальной  комнате у королевы. Его голос мог свести с ума…
- Я не знаю, сколько времени прошло, - продолжала Тереза. - Я была как околдована. Потом монсеньор  положил лютню и подошел ко мне. «Тебе понравилось? - спросил он. « О, монсеньор!.. Никогда в жизни я не слышала ничего чудесней!» - воскликнула я.  «Ты даже плакала. Ты умеешь тонко чувствовать, хотя ты и простая крестьянка», - сказал он, улыбнувшись, приподнимая мой подбородок  длинными худыми  пальцами и заглядывая мне в лицо своими  необыкновенными серыми глазами. Он был так близко…И меня неудержимо потянуло  дотронуться  до его впалой щеки…Коснуться пальцами его  улыбающегося рта…Прижать к себе его черноволосую голову…Я даже задрожала от этого  странного желания, охватившего меня целиком.
     Но тут монсеньор взглянул на меня, и я увидела, что он перестал улыбаться, что его лицо стало каким-то чужим и жестким. «Тебе лучше уйти, Тереза»,-сказал он. И я ушла. Я не поняла, что с ним случилось, почему он вдруг так переменился.               
     Но на следующий день я опять искала встречи с монсеньором. Да, Мари! Он меня  словно  околдовал. Мне хотелось быть рядом с ним. Слушать его голос. Смотреть в его глаза. Это было наваждение! И вечером я повстречала его. Он выходил на небольшую прогулку. Возвращался усталый, опираясь на трость. А я  снова стояла в коридоре около его комнаты.
     Он пригласил меня зайти. Велел мне сесть на стул. Встал передо мной  и сказал, что так больше продолжаться не может. Что его ко мне тянет. И что ему очень трудно сдерживаться. «Если бы не моя слабость, - сказал он, - я  не знаю, смог бы я совладать с собою. Ты очень красивая, Тереза.» - Она печально улыбнулась. - Да, Мари, он так сказал! Это теперь у меня волосы все седые. А тогда я была, многие говорили, настоящая красавица! И волосы у меня были черные как смоль. Ну, а монсеньор говорил дальше: « А у меня давно не было женщины. Это не любовь, пойми. Это вожделение. Но я не могу принуждать тебя, хотя ты и вдова и всего лишь служанка. У тебя в замке хорошая репутация (не знаю, что точно значит это слово, но я его запомнила). Тебя все считают честной порядочной женщиной, я знаю, - продолжал он. — Я не хочу портить тебе жизнь. Ведь я  не могу  дать тебе свое имя. Я  знатный  человек, и не смогу на тебе жениться. Да и мое положение здесь может измениться в любой момент. Я могу провести в Шиноне несколько лет. А ,возможно, завтра же покину его навсегда.  Так что связь со мной, которая наверняка не останется незамеченной, может сильно тебе повредить. Подумай обо всем  этом. Если ты  не хочешь — так и скажи. Но тогда нам лучше больше не видеться.»
     Я, конечно, не все поняла, что он говорил тогда. Поняла только, что он меня любит. Я читала это в его глазах. Тьерри никогда не смотрел на меня так, хоть и был моим мужем. А монсеньор любит, но не может на мне жениться. А мне было тогда все равно, Мари! Главное — он меня любил. Я была ему нужна. Он хотел быть со мною. Все остальное было неважно. И я сказала ему, что я согласна…И что ночью, после полуночи, он может прийти ко мне. У меня была своя маленькая комнатка в Псарной башне. « Я положу ключ  от моей комнаты на выступ слева от двери. Я буду вас ждать, монсеньор», - сказала я.
       Доминик слегка вздрогнула. Вот откуда Робер знал про  ту дверь и тот ключ!
- Он пришел ко мне, Мари…Да, в ту  ночь я стала его любовницей. Но я не жалела об этом тогда. Не жалею и сейчас. Давно ли ты замужем, Мари?
- Четыре года, - с небольшой запинкой произнесла Дом.
- Можно задать тебе один вопрос…Часто ли тебе было хорошо с твоим мужем в постели?
- Всегда, - прошептала Доминик, вспоминая свою единственную ночь с Робером и краснея до ушей.
       Тереза покачала головой.
- Ты счастливица! А мне с Тьерри никогда хорошо не было. Иногда – никак. А иногда он делал мне даже больно. Так вот…С монсеньором  у меня все было совсем, совсем не так! В ту ночь я вознеслась на небо. Там пели ангелы…Там горел нетленный огонь…Там было сказочно прекрасно! О, Мари! Я  испытала блаженство лишь с монсеньором! Но почему ты нахмурилась? Я сказала что-то, что тебя задело?
- О нет, Тереза, - сказала  Дом. Хоть ревность и грызла ее, она старалась подавить это чувство. Она не должна ревновать Робера к прошлому. Ведь ее, Доминик, тогда не существовало в его жизни. Но все же — как это было странно! Сидеть рядом с любовницей своего мужа… И слушать ее восторженные излияния о том, как ей было хорошо с ним в постели!
- Так вот…Той ночью  я рыдала от переполнявших меня чувств,  от счастья, что монсеньор взял меня с собою на небо. А он смотрел на меня удивленно своими серыми глазами…И не понимал причину моих слез. Я хотела объяснить ему. Но мне было стыдно признаться, что за два года брака с лесником я ни разу не испытала ничего подобного.
- Что же было дальше?
- Монсеньор сказал мне утром, уходя, что я должна позаботиться о том, чтобы не забеременеть. И я обещала ему это. Но, поскольку с Тьерри у нас детей не было, и муж без конца называл меня бесплодной, я и сама в этом уверилась. И ничего не стала делать. Пролетел месяц…Боже, Мари, какой же это был  месяц! Как мы любили друг друга! Монсеньор крепчал на глазах. Он говорил, что я вливаю в него силы. А потом мне показалось, что со мной что-то не так. Но вначале я не придала этому значения. Еще через полмесяца я все-таки призадумалась. И пошла к старухе- лекарке. Она меня осмотрела…И сказала, что у меня будет ребенок.
    Сердце у меня так и подпрыгнуло. Ребенок!..От монсеньора!  Старуха дала мне питье. Мол, еще не поздно, и можно попробовать избавиться от плода моего греха. Я взяла пузырек и пошла в свою комнату…Сидела и смотрела на него. Ах, Мари! Чего я только тогда не передумала! Одно мне было ясно, — монсеньор ничего не должен узнать. И решила я так: раз в его объятиях я поднималась на небо, и слышала ангельские голоса, - значит, ребеночек не может быть «плодом греха», как сказала лекарка. Наоборот, — он  будет моим заступником перед Господом, когда я попаду на Страшный Суд. И я вылила проклятый настой. И ничего не стала  говорить монсеньору.
      Прошло еще две недели…И вдруг приехал король. Я услышала из своей комнаты звуки трубы. Выбежала на крепостную стену — и увидела его величество во дворе Шинона. С ним были еще какие-то знатные господа. А монсеньора не было в это время в замке, — он уехал на охоту. Сердце мое так и запрыгало. Я поняла, что не к добру этот приезд государя.  Тут прискакал из лесу монсеньор. Он соскочил со своего Сарацина…поцеловал руку короля…И они о чем-то начали беседовать. Я не слышала ни слова. Но чувствовала, что страшная минута разлуки все ближе. Лицо монсеньора вдруг озарилось радостью. Его величество  привез ему хорошую весть. Ему — хорошую…А мне — страшную…Не помню, как я добралась до своей комнатки. Я села на кровать. В глазах потемнело. Да, сомнений у меня почти не осталось, — монсеньор уезжает! Придет ли он хотя бы проститься со мной?
 …Он пришел, Мари. И я  сразу увидела, что мыслями он уже не здесь. Его взгляд сделался отчужденным, как будто он смотрел на меня откуда-то издалека. Он сказал: «Тереза, я уезжаю. У меня есть к тебе просьба.» И он протянул мне белый бархатный плащ. « Ты хорошо шьешь. Я хочу, чтобы в центре этого плаща была черная роза. Сделай это, пожалуйста, для меня. Через два часа я вернусь за ним.»  Он положил плащ на мою постель и ушел.
       Я выполнила  просьбу монсеньора. Я пришивала цветок, — а слезы катились ручьем, сами собой. Кончилось мое бабье счастье, - думала я. - Недолго оно длилось. А что будет с ребенком?..Говорить ли о нем монсеньору? Как он отнесется к этому известию? Я чувствовала, что эта новость его не обрадует. Что она не заставит его остаться со мной. А уж о том, что он на мне женится, я и мечтать не могла. Он был такой знатный…Сам король разговаривал с ним, как с равным!
     Монсеньор вернулся, как и обещал, через два часа, когда я только-только закончила работу.  Он был в латах, с мечом на поясе, в шлеме. Такой  сразу чужой и далекий!      
 «Какая прекрасная вышивка, Тереза! — сказал мне он, надевая плащ. — Но почему он мокрый? Ты что, плакала?»  Мне сдавило горло. И ответить ему я не могла. Он поднял меня и повернул лицом к окну. «Ты плакала! Но почему? Ведь ты знала, что мой отъезд неизбежен. Мы оба это знали. Отнесись к этому спокойно.Я привязался к тебе за эти два месяца; и ты ко мне тоже. Но я уеду, — и ты быстро забудешь меня. Ты выйдешь снова замуж. Ведь, я знаю, у тебя много поклонников! А вот и твое приданое,-и он вытащил из-за пояса кошелек и протянул его мне. — Здесь сто золотых ливров. На эти деньги можно безбедно прожить много лет. Бери, не стесняйся.»
       Сто  золотых!..Мне было даже трудно представить такую уйму денег. Как бы они пригодились моему  будущему ребенку! Но я  ответила, что деньги мне не нужны, и что я не возьму их. «Я так и думал, что ты откажешься, - сказал монсеньор, улыбнувшись. — Ты горда. В тебе, простой крестьянке, больше гордости и самоуважения, чем в королеве Франции! Вот  это  и привлекало меня к тебе! » И он вдруг опустился передо мной на колено. И поцеловал мою руку, как какой-нибудь знатной даме. Потом он встал и промолвил: « Хорошо. Раз ты не хочешь принять эти деньги, - я оставлю их мессиру Лавуа. Он знает, что у нас с тобой было. Если они тебе  понадобятся — обратись к нему. А теперь — давай прощаться, Тереза.»
      Я воскликнула, хватая его за край плаща: «И это все? И вы вот так уйдете? И я больше не увижу вас?» «Да, Тереза. Ты больше меня не увидишь. Я уезжаю навсегда», - ответил он мне. Мое признание, что у нас будет дитя,  Мари, так и висело на моих губах. Но я знала, что это не остановит монсеньора. Что он уедет все равно! «Может быть, тебе оставить что-нибудь на память обо мне? — спросил он. — Любую вещь, какую ты захочешь. Лютню. Книгу. Хотя ты и не умеешь читать». Я невольно приложила руку к своему животу. «Нет, монсеньор. У меня уже есть…есть подарок от вас.» - « Что же это?» - спросил он удивленно. Я поняла, что он может догадаться. Что я почти выдала себя…И быстро сказала: «Это воспоминания. Память о вас. И о нашей короткой любви. Она пребудет со мною вечно.» Он улыбнулся. «Как поэтично ты сказала!» - «Хотя нет.  Постойте! Я знаю, какой подарок вы можете еще сделать мне…» - «Какой же?» -
«Назовите мне свое имя, - прошептала я, глотая слезы. — Я  хочу его знать. Хочу, чтобы для меня вы не остались просто монсеньором. А, если это тайна, то я клянусь вам, что не выдам ее даже под пыткой!» Он как будто заколебался. Но потом сказал: «Меня зовут Робер. А мою фамилию тебе знать ни к чему.»               
     Но мне и этого было довольно! Его звали Робер…Он нагнулся и быстро поцеловал меня в губы. Совсем не так, как целовал раньше. Не нежно…не страстно…а почти равнодушно. «Прощай, Тереза, - промолвил он, надевая стальные перчатки.— Прощай навсегда!»  Я снова вцепилась в его плащ. Я заплакала, умоляя его не уезжать. Но он ушел…И дверь моей комнаты закрылась за ним. Потом я выбежала на крепостную стену. Он садился на своего вороного Сарацина во дворе. С ним было еще трое всадников. Я надеялась, что он поднимет голову и посмотрит на меня. О, Мари!.. Я плачу и теперь, вспоминая все это…Но он так и не взглянул наверх. Он опустил забрало своего шлема, взмахнул рукой, — и всадники галопом поскакали на юг из Шинона.
- И ты, Тереза…Ты больше его не видела? — спросила Доминик.
- Нет, Мари. Но вести  о нем доходили и до Шинона. Ибо кто не слышал о Черной Розе? Сначала его называли ужасом и чудовищем Лангедока. Но я в это сразу не поверила, потому что монсеньор был так добр и великодушен ко мне. А потом все узнали, как он спасал катаров. Как выступил против папских легатов и самого Монфора. И все начали благословлять его имя. Хотя  настоящего его имени никто не знал…кроме меня.               
      Монсеньора  звали Робер. И я сразу решила, что, если родится мальчик, я назову его этим именем…а, если девочка — Робертой. В замке никто не узнал о том, что я жду ребенка. Я скрывала это, пока моя беременность не стала становиться слишком явной. Тогда я ушла в лес, в свою избушку. И в положенный  срок, одна, без чьей-либо помощи, родила мальчика. Слава Богу, я мучалась недолго,  и  ребенок родился здоровенький. Чтобы окрестить его, я пошла за десять лье, в дальнюю деревню, где меня никто не знал. Сказала, что родных у меня нет , и муж мой ушел на войну с альбигойцами. И ребенка окрестили.
     Мы прожили с моим Робером в лесу около года. Он рос быстро. И был таким умненьким! Таким веселым и спокойным! Я не могла нарадоваться на него. И никто мне не был нужен. В Шинон я не ходила, потому что с Робером появиться там не могла, а оставить его одного боялась.
     Однажды в лесу, проверяя силки, поставленные мною недалеко от моей избушки, я повстречала девушку, почти ребенка. Ей было тринадцать, ее звали Франшетта. Она пошла за грибами и заблудилась. Оказалось, что девушка из Шинона, что она  сирота  и работает там  совсем недавно. Было уже поздно, и шел дождь, и мне пришлось волей-неволей привести ее в мою избушку переночевать. Франшетте сразу полюбился мой мальчик. Я видела, что девушка она добрая и простосердечная. И  я ей о себе рассказала. Она обещала не выдавать никому в замке мою тайну. Только с одним условием, — чтобы я позволила ей изредка приходить и играть с Робером. Я разрешила ей это, и утром показала ей дорогу к Шинону. Я была даже рада в глубине души, что теперь у меня будет кому доверить моего мальчика, если мне понадобится  надолго отлучиться. И Франшетта могла сообщить мне, если монсеньор вернется в Шинон. Ведь я не потеряла надежды на это!
      Теперь мне стало веселее. Франшетта навещала меня довольно часто, и Робер очень к ней привязался. Постепенно я стала доверять девушке все больше  и, в конце концов, рассказала ей даже о монсеньоре. Только имени его ей не назвала. Я часто описывала своей юной подружке, какой монсеньор был красивый, и умный, и как мы любили друг друга. Франшетта слушала меня с открытым ртом. Все ей не верилось, что такой богатый и знатный дворянин мог в меня влюбиться. «Ах, Тереза! — не раз восклицала она. — Раз уж монсеньор так тебя любил, неужто он никогда к тебе не вернется? К тебе — и к вашему сыну?» Очень ей хотелось, чтоб он возвратился…И женился на мне.
      И вот однажды…Это было  год назад, Мари. Да…На днях ровно год будет… Франшетта прибежала в мою избушку с вытаращенными глазами, и с порога закричала :
«Он вернулся, Тереза! Вернулся!» - «Кто?» - не поняла вначале я. «Твой монсеньор!» Я так и задрожала…Но война с альбигойцами еще не кончилась! Как же он мог появиться  в Шиноне?               
     «Не может быть! Ты, верно, ошиблась, Франшетта!» - «Нет, нет! Это точно он! Святые угодники! Какой же он красавец! Точь-в-точь как ты его описывала! И одет так богато! И я слышала, как мессир Лавуа обращался к нему «монсеньор»…» - «Он приехал один?»-«Нет, со слугой.» - « Ты не слышала случайно, о чем монсеньор говорил с комендантом?» - «Хотела бы я подслушать! Но мессир Лавуа увел его к себе. Но, думаю, Тереза, он приехал к тебе! Он ищет тебя! Он хочет сделать тебе предложение! Иначе зачем же еще ему было приезжать?»
     Я не разделяла этих надежд своей подружки. Скорее всего, монсеньор уже и думать обо мне  давно забыл. Но, зачем бы он ни приехал,-это был, возможно,  мой последний шанс повидаться с ним. И показать ему его сына. Безумное желание открыть монсеньору свою тайну и показать ему маленького  Робера охватило меня. «Ах, Франшетта! — воскликнула я. — На тебя теперь вся моя надежда! Беги в Шинон! Скажи монсеньору, что Тереза…его Тереза  зовет его! Приведи его сюда. Только не говори ему ничего о Робере!» - «Лечу!» - крикнула Франшетта и побежала по тропинке в замок.               
      А я осталась с сыночком . У меня была куплена  для него нарядная алая рубашечка. Все думала — на какой-нибудь праздник пойдем с ним в церковь или  на ярмарку. Я надела ее на Робера и причесала его черные волосы. Посадила его к себе на колени, прижала к себе его  головку. И  стала думать — а правильно ли я поступила? Обрадуется ли  монсеньор, увидев мальчика и поняв, что он — его сын? А вдруг, наоборот, он разгневается на меня за то, что я ослушалась его  и родила? Или, еще того хуже, - если ему будет все равно…И он скажет, что знать не хочет ни меня, ни ребенка. Или — самое страшное — если герцог Черная Роза вообще не придет с Франшеттой…потому что давно меня забыл, и даже имя Терезы изгладилось из его памяти.
  …Робер заснул у меня на  коленях, и я уложила его на лавку и прикрыла одеяльцем. И тут послышался топот копыт. Затем  шаги…И на пороге появились трое — Франшетта и двое незнакомцев. — Тут голос Терезы слегка дрогнул. Но она справилась с собой и продолжала:
- Я никогда их прежде не видела, Мари. Но тот, что шагнул в мою избушку первым, был очень похож на монсеньора. И я поняла, почему моя подруга приняла этого мужчину за  герцога Черная Роза. Он был высокий, темноволосый, со светлыми глазами. Только не серыми, а голубыми. Одет он был в очень богатый плащ, подбитый собольим мехом, застегнутый  золотым аграфом с огромным бриллиантом  в середине.. И меч его был весь изукрашен драгоценными каменьями. За ним следовал его слуга. С очень неприятным  хитрым лицом и  козлиной бородкой…( Доминик сразу поняла, что это были Рауль и Франсуа. Она похолодела, поняв, что сейчас Тереза поведает ей нечто ужасное. Везде, где появлялся Рауль, царили насилие и смерть!)
     Я воскликнула в замешательстве и чуть ли не испуге: «Франшетта! Кого ты привела? Это не монсеньор!» Подруга растерялась. Но тут богато одетый   господин заговорил со мной. Голос у него тоже был похож на голос герцога Черная Роза: «Не бойтесь нас, красавица! Эта девушка не виновата. Она подошла к моему Франсуа и спросила, не служит ли он у монсеньора. И он ответил, что служит. Потому что я — герцог, и меня называют монсеньором. И тогда ваша подруга стала слезно молить Франсуа, чтобы он разрешил ей поговорить со мной. Франсуа понял, что дело важное, и, когда я вышел от мессира Лавуа,он подвел Франшетту ко мне. И она сказала, что меня зовет некая Тереза. Это ведь вы, красавица, не так ли? Я спросил у девушки, точно ли Тереза зовет именно меня. И Франшетта ответила, что, если я — монсеньор, то именно меня. Потому что имени Тереза ей не сказала. Вот я и приехал к вам. И вижу, что, кажется,  не напрасно.»
      Он говорил все это с ласковой и открытой  улыбкой. Но что-то в его взгляде встревожило меня еще больше. Я отступила назад. «Франшетта ошиблась, спутав вас с другим человеком. Я вас не знаю. Я звала сюда не вас. Уезжайте, прошу вас.» - Сказала я.
     Незнакомцы быстро переглянулись. И красивый господин сказал мне: «Я знаю, кого вы звали. Тот человек — мой двоюродный брат. И вы, верно, заметили, как мы с ним похожи. Я был в Шиноне по его поручению. Он мне полностью доверяет. Вы звали его, прелестная Тереза, как я думаю, не просто так. Доверьтесь и вы  мне, откройте, зачем вы хотели его видеть. Я передам  кузену все, что вы мне скажете.»
       Я смотрела на него. Да, он, наверное, не лгал. Слишком большое сходство было между ним и монсеньором. Довериться ему? Показать ему Робера? Но что-то меня останавливало. «Я просто хотела повидать монсеньора, - так ответила я .— Никаких секретов у меня нет…просто мы были друзьями, пока монсеньор жил в Шиноне.» Незнакомец слегка усмехнулся. «Друзьями!.. Охотно верю. Ну, так станьте и моей подругой, прекрасная Тереза! И, клянусь, вы не пожалеете об этом!».. И он шагнул ко мне. И тут проснулся Робер…- Тереза говорила все с большим трудом. Видно было, как тяжело дается ей каждая фраза. Доминик вся трепетала. Боже!..Что же случилось здесь год назад?
  …Мой сынок  услышал незнакомые голоса, проснулся и, соскочив с лавки, подошел ко мне и  обнял меня, спрятав лицо у меня на груди. Он был немного напуган, потому что никогда не видел  в своей жизни ни одного мужчины. Он знал только меня и Франшетту. Я увидела, с каким изумлением уставились эти  пришельцы  на моего сыночка. Потом  красавчик ( так я про себя назвала его) воскликнул: «Ба!.. Какой прелестный мальчуган! Кого-то он мне напоминает. Ну-ка, скажи, как тебя зовут, малыш?»  Мой сын, не поворачивая головы, тихо ответил: «Робер.» Букву «Р» он еще не выговаривал. Получилось, как сейчас помню, «Лобел». Но господин понял, что сказал мой мальчик.
«Робер! Вот так так! А я-то  удивился, на кого он похож? Да ведь он же вылитый мой братец! Не правда ли, Франсуа? Просто копия!» - «Точно, монсеньор, - поддакнул слуга тонким голоском. — Волосики черные…Глазки, кажется, серые…»
     «Так вот он, ваш секрет, прелестная Тереза! — с торжеством воскликнул красавчик. — Вы прижили этого ребенка от моего кузена! И хотели, клянусь распятием, показать его Роберу! То-то бы он изумился!»
     «Ах, господа, - сказала я. — Прошу вас, не выдавайте никому мою тайну. И монсеньору тоже. Это была ошибка — желание позвать его сюда. Кто он — и кто я? И мой сын, я знаю, ему совсем не нужен.» - «Тут вы, пожалуй, правы. Ваш монсеньор давным-давно женился. И думать о вас забыл!»  Мари! Как мне стало горько! Он женился…И, верно, и дети у него уже  есть…Законные…А не от какой-то там  неумытой крестьянки!
      «А вот детей у него еще нет, - продолжал этот господин. — Ваш сын, выходит, — его первенец. Очень красивый мальчик! Подойди сюда, маленький Робер. Не бойся!»  Я повернула сыночка к этому человеку. «Иди же сюда! Я — твой дядя! — сказал  красавчик и взял моего сына за руку. — Да…Одно лицо!..И глаза — такие же серые…» - И он вдруг оттолкнул моего мальчика от себя. Лицо его как-то странно исказилось.
     «Ну, Тереза, - произнес он. — Раз уж я сюда приехал, причем по твоему желанию…Думаю, мы с тобой должны поладить. – Теперь он обращался ко мне на «ты». — Ты очень красивая женщина, и ты мне нравишься. И, верно, не откажешь  своему родственнику — ведь мы теперь с тобой в родстве, не так ли? Ты не будешь ломаться. А твоя подружка, мне кажется, пришлась по душе моему Франсуа. Здесь, конечно, тесновато для  четверых. Но мы как-нибудь устроимся.»               
       Я поняла, чего он хочет. Вот негодяй!  Он протянул ко мне руки, но я отпрыгнула к стене,  сорвала с нее свой лук и, натянув его, мгновенно наложила стрелу и направила ее в грудь  этого наглого  красавчика.               
     «Убирайтесь отсюда! — крикнула я. — Иначе я выстрелю в вас! И знайте, что стреляю я хорошо!» Но  негодяй ничуть  не испугался. «Ба! Да ты просто амазонка! — воскликнул он со зловещей  улыбкой. — Только вряд ли твоя стрела пробьет мои доспехи. Они из лучшей стали, красавица. - И он расстегнул свой плащ, и я  действительно увидела под плащом стальные латы. А он крикнул: «Франсуа! Хватай девчонку!».. Не успела я и глазом моргнуть, как к горлу Франшетты слуга приставил кинжал. Робер заплакал от испуга, забившись в угол за лавку. «Брось свой лук, дурочка, - почти ласково сказал  господин. — Или Франсуа перережет твоей подружке горло. И знай, что он не раз этим занимался. И рука его не дрогнет.»
       Мари!..Мне не надо было делать этого…Надо было выстрелить…И тогда бы все было по-другому. Но Франшетта смотрела на меня такими глазами…Я видела, как  острое лезвие кинжала врезается ей в горло. Как  потекла  из пореза кровь. И я бросила лук. Господин выхватил свой меч из ножен — и ударил меня рукоятью по голове. В глазах у меня почернело, и я упала на пол.
  …Когда я очнулась, Мари…Оказалось, что я привязана к лавке. Своим собственным платьем, изрезанным на полосы. Я была совсем нагая, Мари. А Франшетта лежала на полу, тоже связанная, и тоже голая. Бедняжка тихо всхлипывала. Мы обе понимали, что нас ждет. Но ее мне было жаль гораздо больше, чем себя, - ведь я уже была замужем…А Франшетта была невинной девушкой. Наших мучителей  не было видно. Но они были недалеко, за дверью, и я слышала их голоса. Я попыталась, как могла, шепотом, успокоить Франшетту. И подготовить ее к тому, что ей предстояло вынести.               
      Но где же Робер? Уж ребенку-то эти скоты не причинят зла! Я позвала его. Он вылез из-за лавки  и обнял меня своими маленькими ручонками. Я сказала ему: «Спрячься, сыночек. Молчи и не показывайся  на глаза этим господам, пока они не уедут. И, ради Бога, заткни ушки пальчиками. Ты сделаешь, как сказала тебе мама?» Он кивнул. « Вот и умница. Спрячься под лавку…И не вылезай, пока господа не уедут подальше от нашей избушки.» Он опять кивнул. Он был совсем маленький, Мари… Но уже многое понимал. Я слышала, как сынок полез под лавку. И тут же открылась дверь, и вошли красавчик со слугой.
      «Ну, Франсуа, - сказал красавчик, - и я увидела, как блестят его глаза, - у нас в клетке две пташки. И обе очень красивы. Какая тебе больше нравится?»  - «О  что вы, монсеньор, - с отвратительной улыбкой  ответил слуга. — Выбирайте вы. Разве я могу лишить вас, своего господина, такого удовольствия?» - «Ну что ж…В таком случае, попробуем сначала шлюху  моего кузена, - сказал красавчик. — Посмотрим, что святоша Робер нашел в этой  грязной потаскушке. А ты можешь взять себе ту, Франсуа.»
      « Умоляю вас всеми святыми, господа, - сказала я. — Не трогайте Франшетту. Вы можете меня  даже развязать. Я сделаю все, что вы мне прикажете. Но пощадите мою подругу.У нее никогда не было мужчины. Кто возьмет ее замуж после этого?» - «Так девчонка  девственница? — обрадованно воскликнул красавчик. — Франсуа! Подожди немного! Ты получишь после меня шлюху моего братца…а девчонку хочу я!» - «Как  прикажете, монсеньор», - осклабился слуга. Я поняла, что все мольбы напрасны. Что эти двое не пощадят нас…О, только бы Робер сидел тихо и не высовывался!
     Слуга помог хозяину снять латы. Затем красавчик скинул штаны и лег на меня. Я решила быть покорной и не кричать. Вдруг сын услышит мой крик? Да и пугать Франшетту  своим сопротивлением  мне не хотелось. Я понимала, что ждать жалости от  этих двоих нечего. И, если мы будем непокорны, нас могут избить. А с моей  бедной подружкой будут  жестоки, и причинят ей  лишние страдания. Я верила, что эти негодяи сделают с нами то, что им хочется, и уберутся восвояси.
   Сначала я молчала. Но красавчик явно хотел сделать мне больно. И ему это удалось. Я застонала…И еще…По лицу моего мучителя я видела, что мои стоны ему нравятся. О, Мари, это был страшный человек!
      И тут это чудовище вскрикнуло…И я в ужасе увидела, что на ноге у него  мой Робер. Он вылез из-под лавки и вцепился своими зубками в икру красавчика. Да  с такой силой сжал челюсти. что просто повис на ноге мерзавца!
      Франсуа подскочил к лавке и не без труда ,схватив за шиворот, оторвал моего сыночка от своего господина. Я увидала кровь, бегущую из икры моего мучителя. И кровь на ротике Робера.
     «Вот  злобный щенок! — воскликнул красавчик, потирая укус. — Ублюдок!..весь в папашу!» - «Что с ним делать, монсеньор?» - спросил слуга. А мой сыночек вырывался из его рук. - « Что делают со щенками? Утопи его. Отнеси к реке…И брось в воду!» - И, Мари…- Тут голос Терезы совсем стал бесцветным. - И, Мари,  этот монстр Франсуа взял моего сыночка под мышку…И вынес из дома...
       Доминик почувствовала, как слезы покатились из ее глаз. Несчастный маленький Робер! Несчастная мать! Что Дом могла сказать ей?..В этом горе не могло быть никакого утешения.
- Когда  Франсуа вернулся, - продолжала Тереза, -  красавчик спросил его: «Ты  утопил ублюдка Робера?»… « Да, - ответил слуга, - мальчишка только пискнуть и успел, когда я кинул его в реку!» …Ах, Мари! Тут я, кажется, закричала…забилась…И лишилась чувств.               
     Очнулась я от страшных криков Франшетты. Красавчик вонзал в нее кинжал… он бил  мою подружку по животу…по груди…Кровь так и брызгала во все стороны. Это был кошмар наяву, Мари…И я опять погрузилась в темноту.
  …Я пришла в себя от холода. Я лежала со связанными за спиной руками  на берегу Вьенны. Стояла глубокая ночь. Я чувствовала, что к ногам моим что-то привязывают.       «Ну, - сказал голос красавчика, - мальчишку и одну шлюшку мы отправили на корм рыбам. Теперь дело за второй. Франсуа! Ты ей руки крепко скрутил?» - «Не беспокойтесь, монсеньор…Накрепко! К тому же она в обмороке. А с камнем на ногах она сразу пойдет ко дну!» - «Ну…Тогда — раз, два, взяли!»  Меня подняли и  швырнули в воду. Я  успела набрать в грудь побольше воздуха…И, оказавшись под водой, попыталась разорвать путы. И мне это удалось. Потому что мое платье, которым меня связали эти изверги, было старое и ветхое. А я , Мари, сильная. Я освободила руки. Нагнулась — и мне удалось развязать узел на спутанных ногах, к которым был привязан большой камень. Я вынырнула и позволила течению унести меня подальше от того места, где убийцы кинули меня  в воду. Потом я вылезла на берег.
     Уже светало. Где это чудовище Франсуа бросил моего сыночка в воду?.. Я, шатаясь, пошла вдоль реки…И вскоре увидела на воде что-то красное. Мари!..Это была рубашечка Робера! Я бросилась во Вьенну и поплыла. Алая рубашонка зацепилась за какой-то корень, торчавший из реки. Вот и все, что осталось от моего несчастного мальчика…Тельце его я так и не нашла, хотя долго ходила вверх и вниз по Вьенне и звала его. Но он не откликался. Он ведь совсем не умел плавать, хоть и не боялся воды! Потом я опять лишилась чувств. Придя в себя, пошла к своей избушке.
   …Их там, конечно,  уже не было. Они уехали. Я стояла на пороге и  боялась открыть дверь и войти. Потом я  подумала — а вдруг это все был кошмар…вдруг мне все это только  приснилось?..Приезд незнакомцев…Насилие надо мной и Франшеттой…И мой утопленный сын?.. Войду — а он бросится мне навстречу…Закричит: «Мама!» Веселый…Радостный…Обнимет меня своими ручками…Прижмется головкой к моим коленям…               
      Когда я решилась и вошла, Мари… Избушка была вся залита кровью Франшетты. Мои босые мокрые ноги сразу стали красными. Да…Алая кровь…И алая рубашка моего сына…И страшная тишина.               
    Тереза замолчала. Доминик, потрясенная ее рассказом до глубины души, не решалась заговорить первой. Наконец, вдова лесника сказала:
…- Теперь, Мари, ты знаешь почти все. Я похоронила Робера…вернее, его рубашечку и все его игрушки, здесь, под старым кленом. А тела Франшетты я так и не нашла. Я долго не могла оправиться от своего горя, Мари. Еле ходила. Ничего не ела. Стала похожа на скелет. Однажды, переходя вброд ручей, я случайно посмотрела вниз,  на свое отражение, — и увидела иссохшую старуху с совершенно седыми волосами. Но мне было все равно. Я хотела умереть. И ничто больше в мире не могло тронуть меня, особенно после того, как  однажды от бродячих цыган с юга я узнала, что герцог Черная Роза тоже погиб…Его убили под Тулузой…Жить мне больше было не для чего.
  …Но однажды, Мари, мне приснился сон. Мой сыночек и Франшетта — они глядели на меня с небес. И плакали…И говорили мне: «Мамочка! Тереза! Не умирай!..Найди и покарай нашего убийцу! И тогда наши души успокоятся!»
      Это был вещий сон, Мари…проснувшись, я поняла это. И я начала есть. И силы постепенно вернулись ко мне. А из лука  я  каждый день стреляла по нескольку часов. Чтобы, когда я встречу своего врага, это чудовище, я изрешетила его гнусное тело стрелами!
- О, Тереза! — вскричала, рыдая, Доминик. — Мы вместе отомстим этому извергу! Потому что и мне он причинил много горя!
- Ты его знаешь, Мари? — изумилась вдова лесника.
- Да. Я его знаю. Его зовут  герцог Рауль де Ноайль…Этот монстр виновен во многих преступлениях, Тереза! Он — насильник и убийца. Я открою тебе свою тайну, — меня и моего мужа схватили люди Рауля. И привезли в Шинон. Моего мужа заковали в цепи в подвале, а меня заперли в комнате  в Псарной башне. Рауль был в меня влюблен. И пришел ко мне, чтобы обесчестить  меня. Но мне удалось его ранить и выпрыгнуть из окна в реку! И тогда в меня начали стрелять…Вот почему ты нашла меня в реке и со стрелой в спине!
- Так он здесь?!! В Шиноне? — воскликнула Тереза,  вскакивая. Глаза ее загорелись. — Он здесь! — повторила она как бы про себя. — А я и не знала! Думала — вот Роберу  пять годиков стукнет…И  его можно будет оставить одного. И пойти искать  его убийцу! А этот зверь, оказывается, в Шиноне!
- Он был в замке  в тот вечер, когда ты нашла меня. И подлец Франсуа с ним. Они оба! А сейчас — я не знаю, Тереза! И про своего мужа ничего не знаю! Может, он уже мертв…Рауль - чудовище, Тереза! А  Робера он ненавидит!.. всегда ненавидел!
- Да…твоего мужа тоже зовут Робер, Мари. Я забыла, - прошептала Тереза.
        Доминик подумала, что не стоит открывать своей спасительнице все до конца. Ей не надо знать, что герцог Черная Роза жив…И что он — муж Доминик.
- Тереза, - сказала она. — Здесь, над могилой твоего несчастного сына…Давай поклянемся — что мы отомстим Раулю! Что этот зверь сдохнет в страшных муках! Что мы сделаем все, чтобы покончить с ним!               
       Тереза кивнула. Женщины взялись за руки и протянули их над маленьким холмиком.                - Да, Мари! Я клянусь! — воскликнула вдова лесника. — Клянусь всеми святыми! Душами моего заснувшего навсегда сыночка и бедной замученной Франшетты!
- И я клянусь! Мы отомстим злодею! Мы найдем его. Достанем из-под земли! И месть наша будет ужасна!

                7. Казнь.               

    - Я должна пойти в Шинон, Мари, - сказала Тереза, когда они вернулись в избушку.-Разузнать, там ли еще этот дьявол…Рауль де Ноайль. Ведь так его зовут?
- Да, - ответила Доминик. — Но как же ты пойдешь? Скоро стемнеет…К тому же вдруг ты случайно встретишься там  с Франсуа или Раулем?..Они ведь могут тебя узнать!
- Не переживай, Мари…Не узнают! — И Тереза достала из-под лавки небольшой сверток и вытряхнула из него цыганские пестрые юбку с кофтой и  большую шаль .— Я купила этот наряд у цыганок. Хотела в нем отправиться на поиски убийцы моего сына…Вот сейчас он мне и пригодится…Смотри! — Она быстро переоделась, закуталась в шаль, низко надвинув ее до бровей и выпустив из-под нее несколько седых прядей. Затем Тереза скрючилась и взяла из угла сучковатую палку. Дом ахнула, — высокая статная женщина исчезла, перед  женой Черной Розы стояла седая сгорбленная старушонка-цыганка.
- Ну, что скажешь? Разве меня сможет хоть кто-то узнать?
- Нет, Тереза! А далеко ли отсюда до Шинона? Может, мне пойти с тобой…Подождать тебя где-нибудь в лесу около замка?
- Туда час с лишним быстрой ходьбы. Но ты еще слишком слаба, Мари. Да и сама же ты говорила, что тебя, наверное, ищут…Для тебя это слишком опасно!
- Ты права, Тереза. Иди одна. Но умоляю…Узнай все, что только сможешь. О моем муже прежде всего…Его зовут Робер…Робер де Немюр.
- Де Немюр! — усмехнулась вдова лесника. — Я же знала, что ты не простолюдинка, Мари!
- Тереза!..Сейчас не до того. Постарайся узнать о нем хоть что-то. Только осторожно, ради Бога! Чтоб никто в замке тебя не заподозрил.
- Я  постараюсь, Мари. Но прежде всего — узнаю о Рауле де Ноайле. А потом — о твоем супруге. Жди меня здесь…Я знаю к Шинону короткую тропинку. Вернусь часа через три. Не затворяй дверь в избушку. Увидишь чужих людей — беги  и прячься в лесу. Оставляю тебе свой лук и колчан со стрелами. Справишься с ними?
- Конечно! Я хорошо стреляю, не беспокойся за меня!
 …Когда Тереза скрылась из виду, Доминик  с луком в руках опустилась на порог избушки. Сердце молодой женщины тревожно и быстро билось. Какие известия принесет ее спасительница  из Шинона? Дом угнетали предчувствия близкого несчастья.
  …Тереза вернулась уже почти в полной темноте. Из-за леса вставала огромная полная луна. Где-то вдали  послышался  одинокий волчий вой. Тоска все больше сжимала сердце Доминик. И вдруг фигура вдовы лесника в цыганском наряде бесшумно выросла прямо перед ней, заставив Дом вздрогнуть от неожиданности.
- Тереза ! Наконец-то! — воскликнула Доминик. — Ты меня напугала!
- Идем в дом, - ответила Тереза, и по ее напряженному голосу Дом поняла, что известия есть…И они нехорошие.
- В замке полно людей, - говорила вдова лесника, скидывая цыганскую одежду. — Солдаты…Дворяне…Я поняла, что приехала королева.
- Королева? — вскричала Доминик.
- Да. Меня, конечно, не пустили за ворота. Но караульные — народ болтливый. А на старуху-нищенку, да еще и цыганку, которая присела около ворот отдохнуть, они и внимания не обратили. Ее величество в Шиноне…А Рауля там нет. Я поняла, что его ищут повсюду. Везде выставили посты. Кажется, он наделал каких-то дел в замке, и королева приказала найти его живым или мертвым. — Лицо Терезы потемнело, она явно была расстроена исчезновением де Ноайля.
     Для Доминик же это была совсем  неплохая новость. Рауль бежал! Но каких дел он наделал в Шиноне?..
- Еще ищут  одну женщину. Но ее зовут не Мари, а Доминик…Доминик де Немюр.
- Это я, - прошептала Дом.
     Тереза спокойно кивнула.
- Я так и поняла. И, наконец, еще одно, Мари…Или Доминик…Мужайся. Твой муж…Его больше нет.
- Тереза!.. — вскрикнула Дом.
- Я слышала от караульных. Они обсуждали, где похоронят герцога де Немюра. Один сказал — хорошо бы здесь, в Шиноне. На поминках всегда можно вдоволь и выпить, и поесть. Да еще  такого большого вельможи! А другой караульный ответил, что  знатные дворяне обязательно имеют свой фамильный склеп. И останки обычно перевозят и хоронят там.
- Не продолжай! Прошу тебя…- простонала Доминик.         
     Похороны…Склеп…Останки…Невыносимые, жестокие слова! Горло перехватило. Но слез, облегчающих душу, не было. Глаза ее оставались сухими. Она знала это. Предчувствовала. Так же, как и ее муж. Ее Робер!.. Ее короткая, слишком короткая любовь!
   Теперь было понятно, почему приехала Бланш. Де Ноайль убил Робера. И ему не удалось скрыть это преступление. Королева прискакала в Шинон, пылая жаждой мести. Ведь она тоже любила де Немюра! И Рауль сбежал. Его ищут…
     Ищут и ее, Доминик. Но это уже не люди де Ноайля. И, значит, она может безбоязненно  вернуться в Шинон… к своему мертвому мужу.
- Тереза…Я должна пойти в замок, - прошептала Доминик, пытаясь подняться и с удивлением чувствуя, что ноги почему-то отказываются ее слушаться. — Я должна быть с Робером…Проводи меня к нему.
- Ты с ума сошла, Мари! Ты же совсем белая! И на ногах не стоишь! Какой замок?..
- Я должна, — с трудом ворочая языком, продолжала лепетать Доминик. — Мой Робер…Он там, в Шиноне…Я хочу увидеть его… - Она все-таки приподнялась с огромным трудом - и упала в обморок на руки Терезе.
 …Она проснулась на следующий день, ранним безоблачным утром. Открыв глаза, Дом увидела Терезу. Та сидела за столом и плела венок из незабудок. Тереза ласково улыбнулась и показала Доминик свою работу.
- Как ты думаешь, он понравится моему сыночку? — спросила она. – Сегодня ровно год, как он уснул. Ему нравились цветы. Он приносил их мне, я плела венки и надевала ему на его черные кудри. Если бы его отец  не уехал на войну и женился на мне, то мой мальчик был бы  сыном герцога! И вместо венков  из  простых полевых цветов он носил бы золотую герцогскую корону…Разве не так, Мари...то есть Доминик?
- Да, Тереза, - тихо сказала Дом. — Могло быть и так. Но они уснули. И твой маленький Робер…И мой Робер…И герцог Черная Роза.
- Мы положим венок на могилку моего сыночка, и я отведу тебя в Шинон. Как ты себя чувствуешь? Ты сможешь дойти до замка?
- Я не знаю, - равнодушно отозвалась Доминик. — Кажется, смогу. Не смогу идти — поползу, - стиснув зубы, добавила она. Да…Она готова была ползти. Лишь бы быть в Шиноне…с Робером.
    Тереза закинула за одно плечо лук , за другое — колчан со стрелами.
- Я видела волчьи следы совсем недалеко, - объяснила она. — Ночью  вокруг нашей избушки рыскала стая. Их было, кажется, пять. Летом обычно они не нападают. Но предосторожность не помешает.
  …Они дошли до середины поляны, до двух кленов, и Дом села на скамью над могилкой маленького Робера. А Тереза убрала завянувшие цветы, нарвала на поляне букет свежих васильков, колокольчиков,  фиалок и ромашек, и усыпала ими холмик. Затем  вдова лесника положила сверху венок из незабудок. Получилось очень красиво. Тереза села на скамью рядом с Доминик. Женщины взялись за руки и прижались друг к другу.
«Скоро и я, - мелькнуло у Дом, -  буду так же сидеть над могилой моего Робера…И усыпать ее цветами.»
    И тут обе женщины  подняли головы,  привстали  и взглянули в сторону избушки. Послышалось конское ржание. И рядом с жилищем Терезы появился  всадник. Хотя нет…Всадников было двое, но сидели они почему-то на одной лошади. Один из них  тяжело спрыгнул с нее и буквально стащил на землю своего спутника. И оба скрылись в избушке Терезы.
- Ты видела? — прошептала Дом .
- Да. Двое мужчин…на одном коне.
- Кто они? Ты их случайно не знаешь?
- Я не разглядела их лиц. Только один очень высокий, а другой маленький…Как подросток.
    Доминик кивнула. Это она тоже рассмотрела. А всадники их явно не заметили. Цветы и травы на поляне росли высокие и, чтобы увидеть сидевших под кленами женщин, надо было подойти близко, а избушка стояла туазах в тридцати от могилки Робера.
     Дом и Тереза переглянулись. Кто были эти двое? И что им понадобилось здесь, в этом забытом Богом месте?..

 …Рауль де Ноайль недолго торжествовал, вырвавшись из Шинона вместе со своей сестрой, так удачно взятой им в заложницы. Ибо лошадей ему и Розамонде  подсунули загнанных, а он на радостях даже не подумал как следует разглядеть их. Хорошо хоть, что деньги Рауль получил не фальшивые! Конечно, тридцать ливров — не такое большое богатство. Но, когда он доберется до Парижа, - а целью де Ноайля была теперь столица,- в его распоряжении будут куда более крупные суммы. И на них можно будет исчезнуть далеко…И надолго.
    Что скрыться придется навсегда — Рауль в это не верил. Бланш, конечно, сейчас злится на своего бывшего любовника. Но документ-то он все-таки добыл! Документ в руках Рауля… И, если даже ее величеству будет угодно гневаться слишком долго, - де Ноайль может обратить эту драгоценную бумагу против своей  столь изменчивой союзницы. И начать шантажировать  саму Бланш. Чего никогда бы не позволил себе этот благородный идиот, его покойный кузен. А в том, что де Немюр уже мертв, Рауль не сомневался.  После таких пыток  не  выживают!
      Первые два лье  от замка лошади скакали быстро. Но затем начали спотыкаться и, наконец, поплелись еле-еле, и Рауль, скрипя зубами от злости, понял, как провели его в Шиноне. К тому же, рана  начала болеть. Пришлось ненадолго остановиться в лесу, дать передохнуть коням. Розамонда полностью пришла в себя и молча, не прекословя брату, оделась в мужскую одежду. Рауль внимательно следил за выражением ее лица. Оно было очень бледное, но абсолютно спокойное. И именно это спокойствие настораживало молодого человека. Потому что он прекрасно знал  свою сестрицу. В тихом омуте черти водятся! Вон как она набросилась на Франсуа…Мир его праху!
    Но пока сила была на стороне Рауля. У него были меч и кинжал. А у Розамонды — ничего. Даже ее креста. Но все равно, сестра была опасна для де Ноайля. Бросить ее прямо здесь? Отпустить на все четыре стороны? А  вдруг — погоня? И тогда Розамонда вновь может стать его единственным спасением. Нет, ее рано отпускать…
    К вечеру всадники добрались до стоявшего у перекрестка дорог маленького трактира. Поели и переночевали. Рауль дал хозяину лишние два золотых, велев, в случае появления  каких-нибудь незнакомцев, сразу предупредить его, и попросив длинную веревку. На ночь он крепко связал Розамонде  руки и лодыжки. Ведь она могла бежать. А могла и  попытаться убить его. Но все обошлось, и на рассвете брат и сестра снова были в седлах. Лошади  отдохнули и были сыты, и скакали теперь гораздо быстрее. Но, едва проехав три лье, на лесной опушке дальнозоркий Рауль увидел пятерых солдат. Розамонда не заметила караула; Рауль свернул  в кусты, она последовала за ним. Прежде чем сестра поняла, что заставило их спрятаться,  де Ноайль стащил ее с коня и зажал ей рот.  Солдаты проехали совсем близко. И де Ноайль услышал свое имя, произнесенное одним из них. Значит, Рауля ищут! Охота началась! Сможет ли он теперь добраться до Парижа?
    Они с Розамондой повернули немного западнее. Как широко заброшена королевой сеть? Через пять лье Рауль вновь увидел на дороге часовых. Всадники поскакали восточнее... Но и там, проехав семь лье, наткнулись на выставленный дозор, и чуть-чуть   не попались в лапы солдатам Бланш. Похоже, проехать в столицу было невозможно.
  …Кони беглецов опять еле плелись, измученные непрерывной скачкой. К несчастью, на пути не попадалось зажиточных деревень, где можно было бы купить хороших верховых лошадей или выносливых неприхотливых мулов. К концу дня путники остановились в  глухой деревушке, в простой крестьянской избе. Хозяева накормили их  чем Бог послал и уложили спать на сеновале. Де Ноайль опять крепко связал на ночь сестру той же веревкой. .На третий день утром Рауль решил не ехать в столицу. В конце концов, у него был замок в Провансе…Рауль отправится туда.
     Всадники  повернули на юг. Но и южные дороги были перекрыты. Круг сужался…Теперь и деревни были опасны для  беглецов. Наверняка  все жители оповещены о том, что разыскивается опасный преступник. Де Ноайль  в бессильном бешенстве понял, что и в Прованс ему не прорваться. В следующие две ночи  путники спали прямо в лесу, благо погода стояла теплая и не было дождя. Прошло уже пять  дней с момента  бегства из Шинона, — а получалось, что они с Розамондой все еще кружили около проклятого замка.
  …Весь этот пятый день брат и сестра провели в седле. Лошади, загнанные и голодные, шатались от усталости. В едва ли лучшем состоянии находились и беглецы. К вечеру конь под Раулем пал. Но Розамонда, если бы даже и хотела, не могла ускакать от брата, - ее конь тоже был еле жив.
    Ночевали опять в лесу, на берегу Вьенны. И в эту ночь де Ноайля вдруг осенило. Он вспомнил про избушку той крестьянки…Которая была любовницей Робера. И с которой Рауль и покойный  Франсуа так  весело развлеклись год назад. Избушка была недалеко от Шинона. И стояла настолько укромно и уединенно, что найти дорогу к ней было непросто. Но Рауль помнил, как добраться до нее. Это было бы прекрасное убежище для него! Если, конечно, в избушке никто не поселился. Там была печка, - вспоминал он. На стене у двери висели лук и колчан со стрелами и  рыбацкая сеть. Значит, можно было бы ловить рыбу в реке. Стрелять дичь. И как-нибудь протянуть хотя бы дней десять, пока  страсти не улягутся, и не снимут караулы со всех дорог.
  …Итак, на утро шестого дня с момента бегства из Шинона Рауль с сестрой оказались около избушки Терезы. Оба путника были едва живы от усталости и голода. И поэтому, войдя в домик и увидев на столе остатки зайчатины, приготовленной вчера вдовой лесника, Рауль с Розамондой сразу же с жадностью набросились на мясо. Однако, Рауль сел лицом к двери  и меч устроил поудобнее между ног. В избушке  кто-то жил…И мог появиться здесь в любой момент.
    Но де Ноайль, естественно, не собирался уступать столь уютное и укромное жилище его нынешнему обитателю. Кто бы тот ни был. У Рауля были деньги, и молодой человек мог заплатить за те несколько дней, что он хотел провести в избушке. Но он сразу решил убить владельца домика,-мертвый не будет болтать. Герцог положил на стол кошелек, - надо предложить хозяину избушки деньги и, когда вид золота усыпит бдительность последнего, ударить  простачка мечом или кинжалом. 
     Рауль внимательно оглядывал маленькую комнатку. Похоже, здесь почти ничто не изменилось. Интересно, кто нынче здесь живет? Мужчина или женщина? Было бы неплохо, если б это была женщина. И помиловиднее. Вроде той шлюхи Робера…Как бишь ее звали? Тереза…Да, Тереза. Красивая была бабенка, что и говорить! Де Немюру  всегда везло с женщинами. При жизни везло, - добавил про себя Рауль со злобной усмешкой.
    Он наелся и слегка откинулся назад. Настроение его значительно улучшилось. Нет, он не пропадет! Здесь никто не станет искать его. Все думают, что он уже далеко от Шинона. Кому придет в голову, что он тут, в двадцати минутах езды от замка?  Вот рыбацкая сеть на стене. Можно ловить рыбу. Лука нет…Жаль; но у Рауля есть кинжал и меч; он сделает себе лук, как делал когда-то в детстве. И все же, кто обитает сейчас в этой избушке? Никаких вещей…Одежды…Впрочем, что это там, под лавкой? Похоже, какой-то сверток.
- Розамонда, посмотри-ка, что  это, - скомандовал Рауль сестре, указывая вниз.  Она поднялась из-за стола и, наклонившись, вытянула из-под лавки сверток. — Разверни! — Она послушно  исполнила приказание. На бревенчатый пол посыпались цыганские пестрые вещи — юбка, кофта, шаль.
     Значит, здесь обитают цыгане! Прекрасно! Вот уж кого не следует бояться. Всем известно, что они — гонимый народ. Стоит на них только прикрикнуть, — и их и след простыл. А если в избушке поселилась одинокая цыганка…да еще молодая и привлекательная, то это было бы вообще сказочным везением!
      Да, Раулю положительно везет! Он  развеселился, глаза его заблестели…Как все удачно складывается! Робер мертв. Бланш скоро успокоится и — волей-неволей — простит де Ноайля - и подарит ему долгожданный титул герцога де Немюра. У него будут неограниченная власть…Сказочное богатство…Самые красивые женщины Франции, да и всей Европы тоже! Такие же прекрасные, как Доминик де Руссильон!..
    Стоило Раулю подумать об этой потерянной для него навсегда женщине, столь желанной и восхитительной, как он почувствовал нарастающее возбуждение. Увы!..Де Ноайлю придется подавить это чувство. Ведь здесь нет никого, кроме…кроме его  сестры.
    Он взглянул на нее. Розамонда сидела на лавке, поджав под себя ноги в высоких мужских сапогах, и смотрела на него своими чистыми  зеленоватыми  глазами. Шапку она сняла, и ее светло-каштановые волосы рассыпались по  спине и плечам. Куртку она расстегнула, и под серой грубого полотна мужской камизой Раулю легко угадывалась грудь сестры, высокая, полная и  девственная. Он вспомнил ее тело, когда раздевал ее в подземелье Шинона. Да, оно было изумительно красиво!..
    Желание вновь пробежало по телу герцога. Розамонда — его сестра. Ну и что? С ней вообще пора кончать. Она больше не нужна ему. Слишком много  она видела.  Слишком много знает. Да и опасна она для Рауля, эта тихоня, изображавшая из себя годами  монахиню.
«…Да, Розамонду придется убить, - холодно и цинично подумал Рауль. — Но сначала…да, сначала я наслажусь ее великолепным телом! Веревка у меня есть. Я скручу ее и  овладею ею. А потом перережу ей горло. Не буду слишком ее мучить. Все-таки она моя сестра… и, возможно, она  даже любила меня. Это не займет много времени. Вряд ли хозяева избушки вернутся. Впрочем, меч я далеко не уберу. И кинжал тоже будет под рукой.»
- Подойди ко мне, сестра, - сказал Рауль внезапно охрипшим голосом. Она пристально всматривалась в его лицо и вдруг покачала головой.
- Подойди! — повторил он. Неужели она догадывается, зачем он зовет ее? Быть не может!
- Ты не сделаешь этого, Рауль, - вдруг произнесла Розамонда.
     Догадалась! Вот хитрая лиса!..
- Я не хочу от тебя ничего дурного. Что ты там подумала? У меня болит плечо. Осмотри, пожалуйста, мою рану.
      Она опять качнула головой.
- Я тебе не верю. Ты меня обманываешь. — Твердо сказала девушка.
     Мерзавка! Все усложняет!
- Отпусти меня, - продолжала герцогиня. — Я знаю, что не нужна тебе больше. Обещаю, что, добравшись до людей, я буду молчать о твоем местонахождении. В течение трех дней, чтобы ты мог покинуть это место.
     Рауль слегка усмехнулся. Как благородно с твоей стороны, милая сестричка!
- Ты чудовище и преступник, Рауль, - спокойным голосом говорила Розамонда. — Ты страшный злодей. Но я верю в Бога, и верю, что именно Он покарает тебя за твои преступления. И кара Его будет ужасна.
- А по-моему, сестренка, - промолвил Рауль, вставая, с мерзкой ухмылкой на красивом лице, - Господь на моей стороне. Ведь Он послал мне это уединенное убежище. Вкусную зайчатину. И тебя на закуску!..
    И он бросился на Розамонду. Она была готова к нападению, и тут же вцепилась ногтями ему в лицо, едва не выцарапав глаза и оставив на его щеках десять кровавых бороздок. Но Раулю, хоть и  не без труда, удалось повалить ее на пол и придавить коленями ее брыкающиеся ноги, и перехватить ее руки и завести ей за голову. Несмотря на  боль от ссадин на лице, герцог почувствовал знакомое и столь сладостное возбуждение от этой борьбы…и от вида ее тела, беспомощно распростертого под его коленями. Теперь надо  достать из-за пазухи веревку и связать Розамонду. Но сначала, пожалуй, придется  слегка успокоить сестрицу. Рауль размахнулся и ударил девушку по голове кулаком. Глаза ее закатились, и она потеряла сознание.
- Ну то-то же, - тяжело дыша, пробормотал де Ноайль, доставая веревку. — Да…Бог на моей стороне, милая Розамонда! И тебя, моя прекрасная монашка, Он послал мне на закуску!
- А тебя, гнусный злодей, - нам с Терезой на десерт! — вдруг послышался сзади хорошо знакомый Раулю голос. Де Ноайль стремительно обернулся…Но все же недостаточно быстро; сзади на затылок ему обрушилось нечто тяжелое, и свет померк в глазах негодяя.
  …Когда Розамонда пришла в себя, оказалось, что она лежит на лавке, а рядом, держа ее за руку, сидит Доминик. «Доминик? Как она оказалась здесь?..Это сон…Мне все это снится.»
- Розамонда, - сказала  ей Дом. — Слава Господу, что мы  успели вовремя!
- Мы? — слабым голосом промолвила герцогиня. — С кем…с кем ты здесь?
     Тут из-за плеча Доминик показалось странное молодое женское лицо с совершенно белыми волосами.
— Это Тереза, - произнесла Дом. — Она спасла меня. - И она вкратце рассказала Розамонде о том, как Рауль похитил Робера и ее, и о том, как она бежала из Шинона. Глаза Розамонды наполнились слезами.
- Боже мой! Доминик! Мой брат — монстр…Где…Где он?..                – Не беспокойся. Он недалеко. Но он не причинит больше зла. Ни тебе, ни кому-либо другому!                - А я и не знала, что ты тоже была в замке. Я видела только Робера…Доминик! Это было ужасно…
- Робера?..Ты его видела?..Когда? - спрашивала Дом, судорожно стискивая руку девушки.
- Давно…Кажется, пять дней назад. Доминик!..Тебе лучше даже не знать, что сделали с ним…
- Нет! Я хочу знать! Умоляю, Розамонда!
     Герцогиня, спотыкаясь почти на каждом слове, рассказала о том, чему стала свидетельницей  в подземелье.
- Он умирал, Доминик…Я никогда не видела ничего страшнее…И это сделал мой родной брат!
     Дом стиснула зубы. Она не позволит себе никаких слез! Да…Робер мертв…И взывает с небес к отмщенью! Она успеет оплакать его!..Сначала — месть!
     Розамонда между тем продолжала свой рассказ — о том, как она убила Франсуа, как упала в обморок, как очнулась уже на лошади, далеко от Шинона.
- Франсуа! Этот пес! Он сдох?.. — воскликнула Тереза, мрачно сверкая  зелеными глазами. — Вы убили его?
- Я вонзила кинжал  в его черное сердце! Это он, оказывается, был виновен в смерти моего Анри де Брие, Доминик!..
- Чудовища, - прошептала, содрогаясь,  Дом. — И Франсуа…И Рауль…О, если есть в аду самое страшное место, где души преступников корчатся в вечных жутких муках, - то именно там будут Франсуа и твой брат, Розамонда!
- Не называй его больше моим братом, Доминик! Я отрекаюсь от него. Он монстр…И я готова сама, сей же час,  выдать его палачам, чтобы они предали его самой жестокой, самой лютой казни!
- Нет, Розамонда, - жестко сказала Дом, переглянувшись с Терезой. — Мы не выдадим Рауля палачам…Ни за что!
- Но  что ты говоришь? - растерянно промолвила герцогиня. — Его надо предать в руки правосудия! И казнить!..
- Мы будем правосудием, - торжественно  возгласила Дом. — Мы будем обвинителями этого злодея. Ибо мы имеем на это больше прав, чем кто бы то ни было!
- Да, - воскликнула Тереза. - Ты правильно сказала, Мари! У нас есть  на это право!
- Не будет только защиты, - продолжала Доминик. — Потому что никто в мире не сможет оправдать  преступления де Ноайля! Его жертвы вопиют об отмщении!
- Вы обвините Рауля? И что же дальше? — пролепетала Розамонда.
- Мы предадим его казни, - холодно произнесла Дом. — Ты согласна со мной, Тереза?
- Да! — Тереза едва сдерживала дрожь в голосе. — Да! Он убил моего сына…Мою подругу…Я жажду мести!
     Герцогиня  взглянула на их лица. В них не было ни тени милосердия. Лишь жестокое предвкушение  предстоящего действа. Да, Рауль заслужил самую лютую казнь; он зверь и чудовище. Но в его жилах течет одна с Розамондой кровь. Они носят одно имя…
- Я…Я не могу поддержать вас в этом, - слабо шепнула она. — Я знаю все, что он совершил. Но поймите меня…Я не могу.
- Ты останешься здесь, если хочешь, - спокойно сказала Дом. — Я понимаю тебя. Но не вздумай  попробовать нас остановить…молить о пощаде для него. Это бесполезно. И да свершится наше правосудие!
- Идем, Мари! — дрожа от нетерпения, воскликнула Тереза.
     И две женщины вышли из избушки.
…Рауль был крепко связан и висел, вздернутый  вверх ногами и совершенно голый, на толстой ветке одного из двух кленов, росших на середине поляны ( под другим была могилка маленького Робера). Он уже давно очнулся и, обнаружив себя, герцога де Ноайля — да нет, почти что герцога де Немюра! — висящим в столь недостойном его высокого вельможного звания виде на дереве, изо всех сил пытался разорвать  веревку и освободиться. В первую минуту, придя в сознание, де Ноайль еще пытался убедить себя, что это всего лишь чья-то дерзкая шутка. И тот, кто сыграл ее с ним, Раулем, жестоко за нее поплатится! Но затем он вспомнил голос женщины у себя за спиной, который назвал его гнусным злодеем в тот момент, когда герцог оглушил Розамонду. Это был голос Доминик де Руссильон! Если с Раулем сделала это Доминик, каким-то чудом спасшаяся и нашедшая его здесь…то пощады  он не дождется! И де Ноайль с утроенной силой и яростью, изрыгая проклятия,  пытался разорвать свои путы. Но это было невозможно. Его связали накрепко. Со знанием дела.               
 Рауль застонал от бессильной злобы. Неужели он попался? Он, всегда выходивший сухим из воды из любых обстоятельств? Нет, быть не может! Выпутался же он из истории с Эстефанией де Варгас. Не пострадал же, когда взбесившийся Робер чуть не убил его в спальне королевы. И сейчас тоже должно свершиться какое-то чудо…И он спасется!
…Но, увидев двух женщин ( у одной из них, седоволосой, висел за спиной лук), вышедших из избушки и направившихся в его сторону, Рауль невольно почувствовал, как холодный пот заструился между его обнаженных лопаток. Они шагали не спеша, чуть ли не торжественно, и в ногу, как солдаты при смотре. Хотя герцог и висел вниз головой, он все же разглядел  застывшее на лицах  обеих этих женщин  выражение угрюмой радости. Да, одна из них была Доминик. Но вторую он узнал отнюдь не сразу. А, когда узнал, дрожь  ужаса пробежала по его  нагому телу…Это была Тереза! Тереза, сына которой он приказал Франсуа утопить. И которую они сбросили во Вьенну с камнем, привязанным к ногам.               
Женщины подошли  к Раулю. Он сделал еще одну попытку освободиться. Неужели это правда, и он оказался во власти двух этих беспощадных эриний? Доминик рассмеялась его бесплодным усилиям; схватив Рауля за волосы, она оттянула его голову вниз и заглянула ему в лицо ( он висел так высоко, что глаза их оказались на одном уровне).
- Ты узнал нас, Рауль де Ноайль? — сказала она с жестокой усмешкой. — Твое время подошло к концу, мерзавец!
- Доминик…Тереза…Вы обе сошли с ума! — крикнул Рауль. — Освободите меня! Я требую!..
- Ты слышишь, Тереза? — рассмеялась Дом. — Монсеньор требует! Его светлости неудобно так висеть! Не исполнить ли нам его повеление?
   Тереза расхохоталась. От этого хохота кровь застыла в жилах герцога.
- Пусть черти в аду исполняют твои приказы, подонок! — воскликнула вдова лесника.               
Между тем, Доминик сорвала с пальца Рауля кольцо, — то, которое ее отец послал когда-то Черной Розе.
- Ублюдок! — процедила она. — Как могла я так обмануться…И принять тебя за своего мужа? Ведь у тебя на лице написано — подлец, насильник и убийца!
- Ты сама обманулась, Доминик! А меня заставила королева…Это она хотела, чтобы я выдавал себя за  герцога Черную Розу!
- За Черную Розу? — дрогнувшим голосом спросила Тереза, переводя взгляд с Рауля на Дом. — Так твой муж, Мари…Черная Роза?
     Все открылось. Дом вздохнула.
- Да, Тереза. Мой муж — Робер де Немюр. И он же — герцог Черная Роза.
- Он не погиб под Тулузой?
- Нет. Он остался жив. А на мне он женился четыре года назад. Но он носил тогда  маску, и я, выходя за него, не видела его лица. Поэтому я и обманулась, приняв де Ноайля за Робера.
- Ты — жена монсеньора…Жена Черной Розы!.. — повторяла изумленная Тереза. — Он не погиб тогда!..
- Тогда — нет. Он погиб сейчас. От руки этого мерзавца, своего кузена! Тереза!..Я не сказала тебе всего…Прости меня.
- Мне нечего  прощать тебе, Мари, - покачала головой вдова лесника. — Ты — достойная жена для него. И, останься монсеньор в живых,-вы были бы счастливы вместе!
   Дом почувствовала, как слезы навернулись на глаза. Но нет…Сейчас не время плакать!
- Спасибо тебе, Тереза! Но мы здесь затем, чтобы свершить правосудие…Так начнем же!
- Какое правосудие? — тут же завопил де Ноайль, дергаясь, как паяц на нитке, и раскачивая ветку, через которую был переброшен конец веревки. - Снимите меня! Предайте в руки настоящих судей! Кто вы такие, чтобы здесь, в этом лесу, таким вот образом, судить меня? У вас нет на это права!
- Мы имеем право, - холодно произнесла Дом. — И судить…и казнить тебя! Тереза! — обратилась она к вдове лесника. — Скажи, в чем ты обвиняешь Рауля де Ноайля?
- Я обвиняю его — и да будет подтверждением моих слов вот тот маленький холмик, под которым спит вечным сном мой  Робер! - в том, что ровно год назад он убил моего сына, изнасиловал и убил мою подругу Франшетту. А также  надругался и  надо мною. И хотел меня утопить.
- Нет! — закричал Рауль. — Твоего сына убил не я…Это сделал Франсуа!
- Ты приказал ему!.. Своему псу!.. — Она плюнула в лицо Рауля. — Вот тебе, подонок! — Она обернулась к Дом. - Говори ты, Мари.
- Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, в том, что ты обесчестил в королевском дворце  баронессу Мадлен де Гризи. В том, что ты похитил меня и моего мужа, Робера де Немюра, привез нас в Шинон, и зверски замучил Робера. А меня хотел изнасиловать.
- Робера пытал не я! Это неправда! Это были Жак и Франсуа!..
- По твоему приказу, чудовище!
- Нет…Они сами это сделали. Я им не приказывал! И тебя я не тронул…Доминик!..Ты несправедлива ко мне! Я же тебя не коснулся даже пальцем, вспомни… это ты чуть не убила меня осколком зеркала!
- Не пытайся оправдаться, - прервала его Дом с ледяной улыбкой. — Это бесполезно. Тереза! Ты не хочешь еще что-нибудь добавить?
- Я хочу, - вдруг послышался твердый голос позади них….Тереза и Доминик оглянулись. Это была Розамонда. Лицо ее было очень бледным; но зеленые глаза смотрели жестко и решительно.
- Розамонда! — вскрикнул Рауль. — Сестричка! Родная!.. Посмотри, что здесь происходит! Эти две фурии сговорились…Они хотят убить меня! Не дай им сделать этого! Сестра!
    Розамонда даже не взглянула в его сторону.
- Я все слышала, - сказала она. — Все, в чем вы обвинили его. Я содрогнулась…Его преступления ужасны…И я хочу добавить кое-что от себя. Можно?
- Говори, - промолвила Дом.
- Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, - торжественно сказала герцогиня, - в смерти Эстефании де Варгас, которую ты обесчестил в замке Фонтене, и которая покончила с собой. В смерти моей  несчастной камеристки Люси. Ты обесчестил её и зарезал. Обвиняю тебя также в смерти моего жениха, графа Анри де Брие, который погиб от руки твоего клеврета Франсуа. Ты — не человек, ты - чудовище, Рауль. Ты и меня, свою родную сестру, не пощадил бы, если бы не вмешалось Провидение. И твои жертвы — и те, имена которых мы знаем…и те, что остались безымянными, - требуют твоей  смерти.
  Рауль опять задергался на веревке. Толстая ветка качалась под его тяжестью. Багровое от прилившей к голове крови лицо его исказилось ненавистью.
- И ты с ними заодно, тварь! — воскликнул он. — Надо было давно тебя прирезать, змея!…Еще в лесу!
   Розамонда по-прежнему не удостаивала его даже взглядом.
   Доминик сказала:
- Мы обвинили тебя, герцог Рауль де Ноайль. Мать, ребенка которой ты утопил. Жена, мужа которой ты замучил. Твоя сестра, жениха которой ты  приказал убить…и которой ты также уготовил страшную участь. Ты хочешь что-нибудь сказать, изверг?
- Я вас всех проклинаю!.. — брызгая слюной, заорал Рауль. — Вы — все трое — поплатитесь за то, что хотите сделать со мной! И прежде всего ты, Доминик! — И он разразился  чудовищными ругательствами.
    Женщины спокойно смотрели на него, ожидая, когда он затихнет.
- Может, заткнем ему рот? — предложила Тереза.
- Нет, - сказала Доминик. — Я хочу слышать, как он будет визжать и рыдать, когда мы будем убивать его!
   Рауль, наконец, замолк. Тяжело дыша, он глядел на трех этих женщин. О, если бы хоть на минуту он вновь стал свободен! Если бы в его руках был меч…Он искромсал бы их всех…На кусочки!
- Мы приговариваем тебя, Рауль де Ноайль, - торжественно провозгласила Дом. — К смертной казни. Если ты знаешь хоть одну молитву — молись. Но вряд ли она дойдет до престола Всевышнего. Жалобы и стоны твоих жертв заглушат  твои слова !
   Но де Ноайль не собирался молиться. Он дергался и извивался в своих путах, страшно выкатывая  глаза и  продолжая сыпать самыми грубыми ругательствами.               
- Как мы будем казнить его? — прошептала, вдруг побелев, Розамонда.
Тереза сняла с плеча лук.                – Будем пускать в него стрелы. Пока он не издохнет. -  И она  посчитала стрелы в колчане.
- Девять стрел. По три на каждую из нас.
- Я не умею стрелять из лука, - сказала Розамонда.
- Что ж…В таком случае, мне и Мари достанется больше выстрелов, - с кровожадной улыбкой произнесла вдова лесника. — Мари! Кто будет стрелять первой?
- Ты, Тереза. Твой маленький сын порадуется с небес, видя, как ты мстишь его убийце!
- Да…В годовщину смерти  Робера это будет лучшим подарком моему сыночку!
    Женщины отошли на десять шагов.  Тереза проверила тетиву и вытащила из колчана первую стрелу. Рауль, замолчав, в страхе следил за их приготовлениями.
- Розамонда! — вдруг завопил он. — Сестра!..Сжалься! Я — твой единственный брат! Не дай им убить меня! — Слезы хлынули из его голубых глаз. Рыдая, он яростно извивался, как червяк на удочке рыболова. — Доминик!.. — теперь он взывал к жене своего кузена. — Я любил тебя! Я бы никогда не причинил тебе вреда! Вспомни, ведь и ты любила меня! Ради этого чувства! Пощади меня!..Сжалься надо мной!..
   Дом хрипло  рассмеялась.
- Так, так, Рауль! Моли меня…Трясись…Плачь…Пусть и мой Робер полюбуется на тебя вместе со мной! — Она повернулась к Терезе. — Куда ты будешь стрелять?
- В пах, - с нескрываемым злорадством произнесла та, натягивая тетиву и прилаживая стрелу. Де Ноайль  заревел и начал извиваться еще сильнее, раскачивая ветку.
- Я бы выстрелила туда же! Но ты можешь промахнуться, - заметила Доминик, равнодушно следя за дергающимся голым телом герцога.
- Я постараюсь, Мари, - улыбнулась Тереза. — Я попадаю в глаз зайцу с двадцати шагов!
    Она вскинула лук и прицелилась. Стрела пропела в воздухе — и вонзилась Раулю в левое бедро. Кровь хлынула из пронзенной артерии. Де Ноайль  задергался и завизжал как закалываемый поросенок. Розамонда, белая как простыня,  почти без чувств опустилась  на колени. Губы ее беззвучно шептали слова молитвы.
    Дом выхватила лук у Терезы.
- Я попаду! — азартно воскликнула она. Она приладила стрелу и спустила ее. Но и этот выстрел оказался неудачным, - стрела пронзила живот герцога. Рауль орал не переставая. Слышать это было почти невыносимо. Розамонда трясущимися руками зажала уши. Но для Дом и Терезы эти звуки были приятнее самой лучшей музыки.
 Тереза, охваченная азартом, снова натянула лук. И в этот раз стрела угодила точно в пах  де Ноайлю. Он перестал орать, голова его бессильно запрокинулась назад. Герцог потерял сознание. Кровь, текущая рекой, залила его живот, грудь, шею и лицо. Светлыми оставались только ноги.
- Я стреляю в левую ногу, - сказала Дом. — Я хочу, чтобы он был весь в крови. С головы до ног! — Пущенная ею стрела вонзилась в левую ступню Рауля. 
- Я — в правую! — воскликнула Тереза. Ее выстрел также оказался удачным. Тело де Ноайля слабо дернулось. Он застонал и начал открывать глаза.
- Я попаду в левое плечо, - хладнокровно заявила Дом. Нет…Для нее то, что  висело на дереве, не было человеком. Возможно, чучелом…Вроде того, что было у нее в Руссильонском замке в детстве.
    Стрела зазвенела, - и вонзилась в плечо Рауля.
- Я — в правое! — крикнула Тереза…
     Теперь Рауль уже не стонал. Хотя какие-то хрипы еще вырывались из его открытого рта, и тело продолжало слабо вздрагивать.
- У нас еще две стрелы, - сказала Дом, обводя холодным  взглядом  агонизирующее  окровавленное тело. — Я не знаю, куда стрелять. Может, в рот?
- Да, Мари! В его мерзкую пасть! — подхватила вдова лесника.
     Доминик опять натянула лук и прищурилась, прицеливаясь. И тут откуда-то из-за дерева раздался  знакомый ей голос, произнесший  с радостью и в то же время с укоризной:
- Вот так так!  Ее все ищут…А она здесь упражняется в стрельбе из лука!
    Дом в изумлении взглянула – и увидела, как из-за клена, на котором висел де Ноайль, выехала лошадь. На ней сидели двое — мавр Исмаил и — впереди - карлик Очо, которого слуга Робера придерживал своей огромной темной лапищей.
- Очо!..Исмаил!..— вскрикнула Доминик, бросаясь к ним. Исмаил подхватил карлика на руки и, легко спрыгнув с коня, поставил уродца на землю.
- Да, это мы, - сказал Очо, улыбаясь ей. – Мы все-таки нашли вас! И вы живы! А ведь никто не верил в это. Кроме вашего мужа…и меня, конечно. Но что вы здесь делаете? Этот лук…Что это еще за состязания?
     Он оглянулся на клен…И улыбка сползла с его уродливой физиономии.
- Святой Иаков! Что это?..Кто это?..— Карлик сделал шаг к окровавленному пронзенному семью стрелами телу. И вдруг вздрогнул, узнав. — Рауль де Ноайль….— прошептал он.
- Да, Очо. Это он, - спокойно произнесла Доминик. — Мы приговорили его. И казнили.
     Рука Очо поднялась, чтобы осенить себя крестным знамением. Но тут же опустилась.
- Этот  зверь не стоит того, - сказал карлик. — Я же не буду креститься, если при мне зарежут свинью.
    Дом  одобрительно кивнула. Глаза ее горели. Да, Очо понимает ее!..                Исмаил равнодушно взирал на тело герцога. На его коричневом лице не отражалось никаких чувств.
   Тереза между тем подняла с земли шатающуюся бледную как платок  Розамонду. Герцогиня отвернулась от тела брата; плечи ее вздрагивали от рыданий. Но вдруг она все же повернулась и взглянула на Рауля; зашаталась и упала в обморок на руки успевшего подхватить ее Исмаила.
- Вот как?.. И Розамонда де Ноайль здесь? — воскликнул Очо. — Слава Богу, она жива!  — Он вновь взглянул на Дом. — Но не будем терять времени, сеньора. Вы тут расправляетесь с Раулем…А ваш муж умирает в Шиноне!
- Что вы сказали, Очо? — прошептала Доминик. — Мой муж?..
- Да, ваш муж. Робер де Немюр. Он умирает…И вы должны поспешить к нему!
- Но, Очо…Разве Робер…Разве он жив?..
- Был жив. Три часа назад, когда мы с Исмаилом выехали из Шинона, он еще дышал.
- Три часа назад? Но мне сказали…Караульные болтали о похоронах…Еще вчера вечером!
- Герцогиня де Немюр! — Очо сердито подтолкнул Дом к лошади. — Разве вы не знаете, — гиены всегда мечтают  о смерти  льва. А чернь — о смерти благородного дворянина! Да, вчера утром де Немюру стало хуже…и  вечером в  Шинон прибыл исповедник королевы, падре де Кордова. Но ваш муж отказался исповедоваться и причащаться. Он борется со смертью…И  повторяет — когда приходит в себя — одно и то же: Доминик жива, найдите ее.
- Он это повторяет?.. — воскликнула Дом. Сердце ее заколотилось как сумасшедшее. Робер жив! И она может успеть увидеться  с ним!...
…В этот момент  залитое кровью тело Рауля, которого все считали уже мертвым, дернулось и слабо шевельнулось. Изо рта, откуда тоже текла  черная кровь, донеслись булькающие звуки. И вдруг де Ноайль довольно отчетливо произнес:
- Он… жив…Он… исполнил… свое… обещание…А я…умираю…
    Дом подбежала к нему и крикнула в его жуткое  окровавленное лицо:
- Да, чудовище! Робер жив! И он увидит стрелу, пронзившую тебя …и порадуется твоей смерти! — И молодая женщина, не обращая внимание на то, что пачкает руки в крови своего врага,  выдернула стрелу из живота Рауля. Тело герцога опять вздрогнуло, - и он испустил свой последний вздох.
Доминик  подошла к лошади и вскочила на нее.                — Я найду дорогу, Очо?
- Поезжайте на свою тень, - сказал Очо. — Шинон недалеко. С Богом! Вы должны успеть!          - Я успею! — воскликнула Дом. — А за вами велю прислать лошадей!
Она  тронула коня …И тут послышался крик:
- Мари!
Это была Тереза. Она бежала от избушки и несла что-то в руке. Доминик придержала коня.
- Вот, - говорила запыхавшаяся Тереза, протягивая Дом глиняную плошку с крышечкой и бутылочку. — Здесь мазь, Мари. Очень хорошая…Смазывай его раны…И увидишь, как быстро они заживут! А в бутылочке настой. По пять капель разводи водой и давай ему три раза в день. Это средство быстро вернет ему силы…
- Спасибо, Тереза, - прошептала Доминик, убирая лекарства в седельную суму, наклоняясь с лошади и обнимая женщину. — Я все расскажу ему о тебе. И о том, что ты сделала для меня.
- Нет. Не говори ему ничего…Прошу тебя, Мари, не надо! Я - всего лишь коротенькая часть  его прошлого…А ты — всё его будущее! Обещай, что не будешь рассказывать обо мне …и о Робере!…
- Обещаю, Тереза, - сказала Доминик. Она  дернула уздечку, ударила коня по бокам босыми ногами — и поскакала в Шинон.