13. Тайна из прошлого

Зевране не охраняли заключенных. Во-первых, их было немного; во-вторых, представителям разных цивилизаций на отдаленной планете сложно договориться друг с другом (каждый сам за себя); в-третьих, зачем охранять, если осужденные сами боятся выйти за пределы жилой зоны. Вот и слоняются они как неприкаянные по небольшой территории в ожидании следующего сброса пищи, с опаской поглядывая на границу. Стена густого леса плотно окружала лагерь со всех сторон, извне никто вторгнуться не мог, а вот туда хоть сейчас, препятствовать никто не будет. Рычание, предсмертный визг жертв и громкое чавканье время от времени разносилось по округе. Люди прислушивались к чужой жизни, мурашки бежали от воображаемых картин побоища творящегося за зеленой стеной.
 Среди осужденных не было зевран, не потому что они такие безгрешные. Если корабль, зависавший раз в месяц над центральной площадкой чтобы сбросить скудную еду, высаживал нового заключенного, которым оказывался зевранин, то это было для него смертным приговором. Кем бы он не был, за какое бы преступление его не приговорили, жаждущие расправы над своими судьями пленники выбрасывали несчастного за пределы лагеря. Его крики, сопротивления, слезы, мольбы не могли смягчить обезумевших от безвыходности людей. Им нужна была жертва, и ею становились зевране. Окровавленные листья, куски растерзанного тела летели на невидимую границу лагеря, и только следующий дождь мог смыть следы преступления совершенного здесь.

Их высадили в один день. Молодой воин самму, злой на свое пленение, оскорбленный унизительным положением заключенного. Чуть старше его сутулый, поникший зевранин покорный судьбе, но  быстрый оценивающий взгляд, который он бросал по сторонам говорил, что это крепкий орешек. Самму вызвал не довольство местных, каждый понимал, что этот представитель цивилизации воинов будет завоевывать здесь лучшее место, а значит предстоят бои. Но всеобщее внимание и интерес привлек к себе зевранин, ведь не пройдет и недели, как он окажется за стеной лагеря. Предстоящее развлечение на время расслабило людей, всем хотелось его потрогать, взять на память что-нибудь из его одежды, или услышать новости из внешней жизни.
Молодой самму сторонился местных, уходил к самой границе, наблюдая за приговоренными. Он понял, что зевранину не жить, хоть его принимали, как короля. Этот шутовской спектакль должен был закончиться чем-то страшным. Самму – воины, убить или погибнуть в бою честь для них, но убийство ради потехи толпы, удовлетворения своего мстительного самолюбия, им не понятно, а значит не приемлемо. Он обратил внимание, что так же как и его местные сторонятся девушку с большими светлыми глазами. Гладко зачесанные назад волосы цвета платины делали ее неестественно чистой, светлой. Было в ней что-то странное, Навара старался не думать о ней, потому что  не объяснимые чувства охватывали его при одном воспоминании.
Мелиндалисса была не единственной женщиной в лагере, но самой молодой. Не красавица, но как говориться на безрыбье и рак рыба. Ее давно бы разыграли как приз, и на правах сильнейшего кто-нибудь стал ее мужчиной, но девушка обладала таким властным голосом и волевым взглядом, что любой дикарь готов был покориться ей, чувствуя ее превосходство. Она не принимала ухаживания мужчин, не участвовала в драках за еду, ее не видели плачущей. Как и чем она жила было не понятно, постепенно все не сговариваясь сошлись на том, что лучше держаться от этой обмороженной подальше.

Навара твердо решил для себя, что жить здесь, как остальные он не будет. Драться раз в месяц за еду, отбивать у других женщин, постоянно доказывать кулаками свое право на лучшую территорию, позор для самму. Он не трус, и тоже вздрагивал при мощных рыках извне. Нужно  бежать, пусть за границами лагеря его ждала смерть, но он не сдастся без боя, а любой бой дает шанс стать победителем. Что-то его останавливало, что-то заставляло откладывать уход со дня на день.

Проснувшись на четвертый день еще до рассвета от ощущения напряженности витавшей в сумрачном воздухе, Навара прислушался к шуршанию шагов. Кто-то осторожно проскальзывал мимо него к южной стороне лагеря. Туда стекалось все население, они не разговаривали, не глядели в глаза друг друга, они чего-то ждали. Самму спрятавшись в тени ближайшей хижины, наблюдал за дальнейшими событиями. Когда из глубины показались двое в масках, ведя под руки ничего неподозревающего зевранина, толпа перестала дышать. Люди раздвинулись, образовав коридор по которому жертву протолкали к границе зоны, каждый напоследок хотел дотронуться до него, почувствовать его страх – потешить свою мстительную радость. Еще мгновение и несчастный криком ужаса потрясет эту утреннюю тишину…
- Стойте! – Мелиндалисса заставила толпу оглянуться. – Вы не смеете распоряжаться чужой жизнью, только потому, что вас приговорили суды зевран на прозябание здесь. - Напряженное ожидание нависло над толпой, были ли среди них согласные с девушкой неизвестно, но кто-то должен был ответить. Кто-то должен был продолжить это необычное утро. Толпа зашептала, гул ропота возрастал и вылился в выкрик - Я невиновен! И я! И я…
- Мы здесь по разным причинам, - девушка храбро смотрела на злые лица людей, которые ждали смертельного шоу, а получили только разговоры. – Но зачем становиться подобным им? Давайте жить во взаимопонимании, в уважении к друг другу. Простим им их преступления, простим себя и будем жить одним миром, одним законом…

Крик жертвы прервало смачное чавканье. Никто не видел, как зевранин оказался за пределами зоны, то ли его кто-то толкнул, то ли сам шагнул в надежде убежать. Только  брызги крови багровыми каплями оросили ближайшую листву.
Толпа перестала быть толпой, объединенной одним делом. Расходилась медленно, озлобленные, чужие друг другу, но не сговариваясь далеко, насколько это позволяло маленькое пространство лагеря, обходили женщину испортившую долгожданный праздник. Недовольно оглядывали ее с ног до головы, их взгляды не предвещали ничего хорошего. Мелиндалисса вглядывалась в их лица, пытаясь хоть в ком-то увидеть сожаление в содеянном, но прочитала страшный приговор себе. Она опустила голову, чтобы не видеть их глаза,  эти люди ждать долго не будут.

- Разговор есть, - самму впервые заговорил с кем-то в этом лагере. Мелиндалисса удивленно взглянула на его широкоскулое лицо, черные раскосые глаза, горящие странным пламенем.
- Со мной теперь не стоит разговаривать…
- Я знаю, я все видел, - он взял ее за руку, повел в противоположную часть лагеря. – Я хочу тебе предложить, - самму замялся и чуть сильнее сжал ее руку. Она вскрикнула, слезинка скатилась по щеке, он не рассчитал свою силу. Навара удивленно разглядывал маленькие, почти прозрачные пальчики в своей жесткой мускулистой ладони. – Ты слабая, - заключил он, но это не изменило его решения. – Я ухожу, предлагаю уйти со мной. Мы можем умереть сегодня, но я буду защищать тебя. Пойдем, или завтра они выбросят тебя на съедение  прожорливым тварям.
- Я сама собиралась уйти, это было последней попыткой образумить их, - храбро сказала она. – Идем сейчас? – самму кивнул. – Здесь? – Мелиндалисса не лукавила говоря, что собиралась уйти, но переступить границу было страшно, а тем более вот так сразу. Она бы задала еще не один вопрос, чтобы собраться с силами, чтобы как прыгун в холодную воду набрать полную грудь воздуха и нырнуть.

Вших! – прошуршала листва кустарника, Мелиндалисса ощутила крепкие руки подхватившие ее и полет в воздухе. Здесь был другой воздух, другое солнце, другие запахи, другая жизнь – чужая жизнь. Здесь была свобода! Опасная для жизни, короткая по времени, но свобода.
Девушка оглянулась назад, густая листва скрывала любой намек на кусочек цивилизованной жизни. Она неуверенно стала на землю, цепляясь за плечи самму. Что-то говорить было не нужно, он уже оглядывался вокруг высматривая врага. Задвинув ее за спину, в боевой стойке, весь напрягшись  двинулся вперед, она поняла отвлекать его так же опасно, как и дразнить дикого зверя. И все-таки не выдержала, прошептала: «Спасибо», на мгновение секунды он замедлил движение, она поняла, что он ответил: «не за что». Так было лучше, сама бы она не решилась. И хорошо, что в лагере никто не видел, как они ушли, значит, никто не будет злорадствовать, когда она закричит от страха, увидев свою смерть.

Толстые стволы деревьев, зелено-бурый мягкий мох под ногами. Солнечный свет скудными лучами проникает сюда, но не достает до корней деревьев, но не смотря на это здесь сухо и тепло. Шли очень осторожно, поэтому медленно. Навара давно подобрал в качестве оружия ствол молодого дерева сломанного бурей, ободрал мелкие ветки, обгрыз зубами острие. Ничего не происходило, никто не пытался на них напасть, никто не крался за ними и не сидел в засаде. Это было странно, но это было. Приходилось принять действительность, и быть готовым ко всему.
Небольшая поляна представшая перед ними залита солнцем,  здесь как и в лесу не было никаких насекомых, птиц или зверей. Темные плоды какого-то кустарника соблазняли своей сочностью, сверкая в ярких лучах полуденного солнца. Навара не рискнул выйти на открытое пространство, неизвестно какой сюрприз может преподнести  чужой мир. Третий сбитый им плод удалось подкатить в тень деревьев. Мелиндалисса осмотрела его, понюхала, решительно надкусила, сладкий пряный сок обволок рот. Это можно было есть. Маленькие пальчики девушки быстро сплели из длинной травы, которую Навара нарвал по окраинам поляны несколько сеток, их наполнили плодами.

Они собирались уходить, когда Мелиндалисса тронула самму за плечо и глазами показала на серую кочку возвышавшуюся неподалеку: «Она движется». Недолго думая юноша занес свое оружие для удара. «Подожди, оно наверное хочет это», - девушка взяла один из плодов, катнула в сторону кочки. Послышалось то ли сопение, то ли шипение, но кочка пододвинулась к еде и хрюкнув, поглотила ее.
- Его надо убить, - заключил самму.
- Зачем? Оно ест плоды, а не мясо. Оно не нападает на нас. – Навара стоял в нерешительности. Для него все незнакомое в чужом мире могло стать враждебным и опасным в любую секунду, но эта девушка так уверена, что у него появились сомнения. Он кивнул, соглашаясь с ней, в конце концов, убить эту живность он может и позже.

Кочка оказалась пушистым созданием с длинными ушами на неестественно высоких кривых ногах.  Оно следовало за ними на некотором отдалении. Навара время от времени поглядывал на него, а Мелинда лишь качала головой, зачем сомневаться, он не опасен.
Следующий привал пришлось сделать неожиданно, длинноух выскочил вперед, преграждая путь. Он хрюкал, шипел, и угрожающе поднимался на длинных задних ногах. «Нам не надо туда идти», - поняла девушка.
Навара оставил ее на месте, сам осторожно приблизился к существу и заглянул за его спину. Ложбинка была не большой, тихое журчание, невидимый ручеек скрывал густой туман. Он бы перепрыгнул эту канаву, но женщина да еще с сумками. С другой стороны там вода, какая не известно, но вода. Плоды жажду не утоляли. Самму колебался, он как всякий воин всегда готов к бою, верить существу причин нет, но и лезть напролом нет необходимости. Отодрал клок мха, швырнул в туман. Молния, щелчок похожий на разряд тока, комок разлетелся в клочки, что-то похожее на хлюпанье раздалось со дна ложбины.
Наградив длинноуха сладким плодом, спутники обошли стороной опасность. Они, не сговариваясь, решили двигаться на север, хотя это не логично. На всех планетах разумная жизнь рождается ближе к экватору, но самму и долинка еще не определились хотят ли они встречаться с местной цивилизацией. Пока нужно уйти подальше от лагеря, найти место для ночлега.

Острые, густые иглы преградили путь. Они возникли внезапно на ровном месте, если бы Навара шел быстрее и не был так осторожен, он бы наткнулся на них. Мелиндалисса из-за его спины не видела, что произошло, налетела на него, от сотрясения одна из сеток порвалась, плоды рассыпались. Длинноух сразу же схряпал парочку ближайших, он бы и больше поглотил, но слишком торопился, подпихнутый им плод скатился в иглы. Что-то наподобие свиста и из иголок показалась острая мордочка, которая с любопытством уставилась на путников.
- На, - Мелиндалисса неосторожно, с точки зрения самму, поднесла плод к самому носу животного на открытой ладони. Иглы сложились, существо спокойно, как будто каждый день ело из рук человека, принялось за предложенный обед. – Знаешь, в них не заложено убивать, - заключила девушка, - для нас они безопасны.
Навара хмыкнул, он не верил в доброту чужого мира.

Ночью спать им не пришлось. Спокойный днем лес, ночью наполнился шумом. Что-то пищало и возилось вокруг них. Кто-то громко пронзительно кричал, что-то хлюпало, рычало, падало. Как не напрягал зрение самму, он не смог ничего увидеть. Мелинда свернувшись калачиком, дрожала то ли от холода, то ли от страха.
Картина, представшая утром, поразила своим жутким видом. Горы поверженных иголками разнокалиберных существ, остальные с раздробленными черепами. Длинноух и иглоносец пировали, поглощая куски кровавого мяса.
- Я не понимаю, - самму сжал импровизированное копье. – Почему они не напали на нас?
- Мы не нападали на них, не пытались их убить. Наверное…, - девушка  не верила своим словам. Она достала несколько плодов, положила их на землю и отошла в сторону, теперь подавать их на своей ладони было страшно, она видела обнаженные клыки животных. Люди осторожно удалились от места ночевки, мысли были разные. Ночью они могли не один раз погибнуть,  навыки самму мало помогут в этой вязкой тьме. Нужен огонь. Надо его добыть, если доживут до вечера. Плоды закончились, сетки стали бесполезны, но Мелиндалисса продолжала их нести. Длинноух и иглоносец вскоре догнали, но теперь их нечем было задабривать,  и они в любой момент из мягких и пушистых могли превратиться в коварных хищников.

День близился к закату. Горы отняли много сил, новой пищи путники не нашли, но животные не отставали от них. Стать их жертвой желания не было, но и отделаться не получалось, они не уходили. Маленькая речушка пестрила разноцветными рыбками, Навара попытался поймать руками, но тут же порезался об  острые плавники. Иглоносец метнул свою длинную иглу, она вонзилась у ног самму. Приняв боевую стойку, Навара был готов отразить атаку, но иглоносец лишь посвистывал, не двигаясь с места.
Игла оказалась страшным оружием для рыб, самму только успевал метать ее из реки на берег, где на перегонки ее подбирали Мелиндалисса и животные. Вскоре к ним присоединилась громадная черная птица. Она подхватывала рыбу когтистыми лапами и тут же улетала с ней. Рыбы много, Навара работал без устали, азарт охотника сравним разве что с ликованием победителя.

Не большой уступ в скале сомнительная защита от воздушных хищников, но наземные животные сюда не доберутся.  Длинноух и иглоносец скрылись в ближайшем леске, Мелиндалисса проводила их взглядом.
- Знаешь, может это будет наша последняя ночь. Может завтрашнее утро для нас не наступит. – Самму не отрицал, он реалист, выжить трудно. Они могут продержаться пару недель, может месяц. Слишком много опасности. Прожили здесь два дня и это большая удача, но надеяться на дальнейшее везение глупо.
- Я воин, умереть в бою честь. Я не жалею, что ушел, не жалею, что взял тебя с собой. Ты слабая, наивная, но ты хорошая спутница воину.
- Я тоже не жалею, - Мелинда прижалась к его горячему телу. – Меня готовили к посвящению в Главные Носительницы Правды. Это самое высокое звание в нашей Долине Планет. Носительницей может стать только женщина, потому что женщина первоисточник жизни. Меня выбрали еще в детстве, я не знаю хорошо это или плохо. Я не играла со сверстниками, не ходила в школу. У меня не было друзей, не было знакомых кроме спутников сегодняшней Носительницы. Мне не дано было любить, стать матерью, бабушкой. У Носительницы другое предназначение.
- Какое? – Навара пьянел от ее запаха, но это не мешало ему внимательно слушать.
- Я  должна управлять Долиной Планет по Наивысшим Законам Правды. Долинцы, жители наших планет проповедуют мир, единение, любовь. Мы не воюем, не завоевываем оружием чужие планеты. Мы приходим на них, сохраняя местную природу, уважая уже сложившиеся обычаи. Я должна следить, чтобы никто не вносил в наш мир разлад, зависть, обиду, ложь. Я была рождена, чтобы стать Носительницей.
- У нас все рождаются, чтобы стать воинами. Только доказав свое умение и храбрость в боях можно стать командиром самму. Это великая честь. Нет наследственности, нет права родства, только твоя личная храбрость и героизм может сделать из тебя Великого Воина самму.
- У нас все рождаются равными для счастливой жизни, только если девочка рождается при определенном совпадении звезд, она становиться преемницей Носительницы Правды.
Они долго молчали, каждый думал о своем, но объединяло их общее желание чувствовать друг друга, поэтому руки сплетались сильнее, тела прижимались крепче.
- Мы летели домой в Долину, на нас напали цыромане, они думали, мы торговое судно, но у нас не было ничего ценного, кроме этого. - В сгущающихся сумерках самму увидел круглый плоский камень с дыркой внутри. Он висел на веревочке, и до сих пор Мелиндалисса прятала его на груди в складках одежды. На непонимающий взгляд Навары она пояснила. – Это Мерило Правды. Оно передается многие тысячи лет от Носительницы к Носительнице.
- Для меня это просто дырявая галька, - честно признался самму.
- Я знаю, но у меня ничего нет, что я могла бы подарить тебе, - девушка сняла камень с шеи и отдала самму, грустно улыбаясь.
- Зачем ты? Это для тебя имеет смысл, для меня лишняя ноша. – Он не черств сердцем, он понимал долинку, но он еще никогда не испытывал такую смену чувств для него непонятных.

- Ты был с женщинами? – почти шепотом спросила она. Носительницы из нее не получилось. Умереть на этой планете можно  в любой момент. Наверно, было бы меньше сожаления об утраченной жизни, если бы она познала любовь. Ту любовь, которую воспевали у них в Долине: взаимную, яркую, незабываемую. Любовь эту ей мог дать только воин самму, но что с того. Она чувствует в нем силу, его воля жить достойна уважения, его грубые прикосновения, которые он пытается смягчить говорят, что и она ему не безразлична. Его желание защищать ее искреннее, и он ни разу не солгал с момента их встречи. Разве она могла желать лучшего избранника для себя?
- Это одна из ступеней становления воинов. Я не раз удовлетворял свое желание…, - молодой воин не мог объяснить, почему кровь бурлит в его жилах от ее прикосновений. Почему запах ее кружит голову,  путает мысли, сейчас он стремился слиться с женщиной в единое целое. Желая познать ее и ее мир, желая сделать ее счастливой, чтобы на какой-то миг она забыла где они, что им грозит. 
- Я знаю, у тебя ничего нет, что бы…. Подари мне себя, - Мелинда обвила его шею руками, скользнула губами по его лицу. Она не умела целоваться, но желание взаимности, было сродни желанию съесть его и губы искали во что им впиться, чтобы удалить жажду любви.
Самму не целуют своих женщин. Быть с женщиной необходимость удовлетворения, либо продолжения рода. А сейчас он испытывал давно забытое самму желание единения в порыве страсти. Любовь, простая первобытная как мир любовь, без каких-то обязательств и прикрас. Любовь, где двое становятся частью друг друга, когда обладание одного другим не диктуется правом сильного, или выгодой предложения. Любовь, когда мысли, ощущения, чувства сливаются в один порыв, в одно желание, в одну страсть. Его губы нашли ее, которые так жаждали ответа, они сплелись языками, увлеклись их игрой, пока руки ласкали тела. Энергия их могла затмить закат, но влюбленные не заметили бы этого потому, что ярче чувства любви для них в этот момент ничего не существовало.
 
Безрассудство любви! Что может быть замечательнее? Что может быть ужаснее? И все-таки люди различных цивилизаций, устоев, уровней, время от времени теряют голову в порыве страсти. Отдавая очередную дань этому вечному богу, правящему миром, богу любви.
***
Долинцев, облетавших планету удивила большая птица, которая кружилась над одним местом, не подпуская других. Птица что-то яростно защищала. Гнезда в таком месте у нее быть не могло,  исследователи приблизились.
Они лежали рядом, лицом к небу, мужчина прижимал к себе женщину, выставив острую иглу какого-то животного, пытаясь даже теперь защитить ее. По множественным ранениям на теле самму было видно, что он вступал ни в один бой. На долинке не было ни царапинки, но обессилев от голода и холода, она была без сознания. Судя по следам молодой воин нес ее на себе пока силы не оставили его. Он не бросил слабую женщину,  не смотря на возможность выжить.

Мелиндалиссу, не приходящую в сознание увезли в Долину Планет, через некоторое время она стала Главной Носительницей Правды. Воин самму чуть выздоровев, улетел с первым попутным кораблем.

Пока Токадо рассказывал, он не глядел на слушателей. Его не интересовал произведенный эффект, для него это был долг учителю. В сумерках наступающей ночи, как заклинание он произнес его имя,  – Гар Оль Дол Цияму Навара.
В первый момент Гарику показалось, что он ослышался, но комок перехвативший горло, мешающий дышать не оставлял сомнений. – Я могу с ним встретиться?
- Его предательски убили пятнадцать витков назад. Навара с кем-то столкнулся на карнавале планет, это было такой неожиданностью, что Великий Воин забыл об осторожности и не заметил убийцу. Удар нанесли в спину.
- Мое полное имя Гар Оль Дол Цияму Второй, - волнение душило Гарика. - Нет  смысла говорить, что имя Гар Оль Дол Цияму в Долине Планет было только у двоих: у меня и моего отца. Отец погиб, когда мне было девять. Он влез в потасовку цыроман, хотел образумить это вечно кочующее племя словами любви и взаимопонимания. А нужно было кулаками, - кулаки Гарика сжались, - у отца были крепкие кулаки. В одно мгновение объяснился характер вечно что-то ищущего отца, его собственные порывы поучаствовать в драке. Объяснились непонятные ему редкие визиты Главной Носительницы Правды и ее постоянные, как приговор слова: «Как похож!».

- Навара не знал, что у  Мелиндалиссы родился ребенок? – Нинель  поежилась.
- Нет,  когда он мне рассказал,  показал камень с дыркой, еще пошутил, что взамен подарил ей себя. Он никогда больше не встречался с женщинами ради продления рода, а значит никому не давал свое имя. Мелиндалисса знала эту традицию самму и сама дала сыну имя отца. Возможно, она надеялась, что они когда-нибудь встретятся и по имени Навара узнает своего сына. Еще одна тайна, - устало выдавил Токадо, он не привык к таким долгим монологам. -  Не знаю какую роль во всем этом сыграл камень, но после смерти Навары он исчез.