23. Плафон из матового стекла

...Каким образом предстояло «обаять» экипаж, я не знал и даже не представлял. Да и не сильно задумывался, полагаясь на удачу и свято веря, что самое трудное уже осилил. Однако, не удержался и соседям по комнате под страшным секретом рассказал о привалившем счастье, а остальным из суеверия ни словечком не обмолвился. Вечером сел в служебный автобус и прибыл в аэропорт часа за два до рейса. Отыскал штурманскую комнату и АДП, где экипажи готовились и принимали решение на вылет. Народу толкалось много, а я даже не знал, к кому конкретно обратиться. На меня никто не обращал внимания. Стал озадаченно прислушиваться к разговорам, но кроме шуточек, дружеских подколок и пары анекдотов, пополнивших личную «копилку», ничего не понял. Хотелось наверняка вычислить экипаж, с которым предстояло лететь. Спрашивать было неудобно и стыдновато: осторожничал и боялся привлечь лишнее внимание. То есть, всячески «шифровался» и, одновременно, искал какие-то дополнительные признаки во внешности окружающих лётчиков, которые позволили бы сориентироваться и определиться. Стал напряжённо соображать и применять дедуктивный метод, включая подсознание и воображение... Покопался в памяти и, кажется, кое-что нашёл... Прикинул, что моей беде помогли бы национальные черты внешности!

Как назло, никого из присутствующих пилотов природа не наградила азиатским обличьем. Да и понимал, что не обязательно в экипаже должен находиться ярко выраженный казах. Но ход мыслей оказался верным — в коридоре обнаружился высоченный мужик, явно командир, судя по количеству нашивок. Но не казах, это понял сразу, однако, явно откуда-то оттуда, куда так надо было попасть!
 
Лётчик стоял спиной ко мне, уткнувшись в какую-то информацию, вывешенную на доске объявлений. Я вежливо поздоровался и невинно спросил, не в Алма-Ату ли, случайно, летит? Он даже не повернулся, а только кивнул. Тогда я начал сбивчиво лепетать заученную бубнилку про себя..., про бабушку..., что очень надо... Торопливо и взахлёб... Остановиться боялся, надеясь «убить» количеством информации о сверхнадобности побывать на родине. Пилот устало отмахнулся и пробормотал что-то, вроде — «стоянка седьмая»... А я просто остолбенел, не веря, что всё оказалось так просто! Наверное, с минуту простоял пеньком, потому что командир обернулся и ехидно уточнил, а знаю ли я, где седьмая стоянка расположена? Честно ответил, что не имею ни малейшего понятия!

Опять раздалось ворчливое бурчание, что прежде всего следует изучить схему стоянок аэродрома, а потом уже... Схема висела рядышком, на стене. Я опрометью бросился вниз по лестнице, запоздало вспомнив, что даже элементарного человеческого «спасибо» командир пока не дождался!

В самолёт вбежал одним рывком, распахнул дверь и ввалился внутрь. Стюардессы, в ответ на негромкое приветствие, хором крикнули: «В хвост!» – И, для пущей верности, указали направление. Когда пробрался в просторный гардероб, находящийся в хвостовом отсеке, то... увидел ещё семерых «гавриков», таких же, как и я... Трое учились на моём курсе! Какими сложными путями и неправдами они добыли разрешение на отлучку с занятий, являлось не главным. Главное заключалось в глупом утаивании друг от друга факта полёта домой... И ещё я понял, что пока очень мало понимаю специфику авиации. Это касалось не схемы стоянок, а незнания технологии и неумения заранее организовать нормальный перелёт «без билета»... Хорошо звучит: нормальный... и без билета?!

Пожилой седовласый командир Ил-62 оказался не казахом, а узбеком. Как выяснилось, его знали все однокашники-алма-атинцы. Он никогда не отказывал слушателям в подобных просьбах. Правда, из Ленинграда именно домой и без билета я больше не пробовал добираться – надобности не возникало. На каникулы и лётную практику всегда выписывались бесплатные служебные билеты. С другими же экипажами летал неоднократно, но об этом хочу рассказать отдельно... Ошибка заключалась в том, что не сообразил, что экипаж ночует в профилактории неподалёку от общаги. А однокашники знали и заранее, ещё накануне, сходили гуртом и договорились. Меня оправдывает то, что ребята проживали в алма-атинском авиагородке и были знакомы с командиром, а я – урождённый семьи геологов, весьма далёкий от всего, что связано с авиацией.

… Домой прибыл настоящим сюрпризом для родителей. Радости не было предела! Франтовато и немного кокетливо щеголял в новенькой форме, отвечал на вопросы и делился впечатлениями. Виделся с друзьями и бывшими одноклассниками, произвёл небольшой переполох среди учителей школы и пообещал прийти после Нового Года, чтобы подробнее рассказать будущим выпускникам об Академии. То есть, согласился выглядеть живой рекламой!... Дни пролетели очень быстро, но замучила совесть: пришлось «подрывать» родительский бюджет для покупки обратного билета. Повторять недавний подвиг было страшновато, потому что, в случае фиаско, подвёл бы и тех, кто помог побывать дома. Билет купили, и я отправился обратно, переполненный радостью от встречи с родителями и сказочной побывки!

… Между тем, стремительно и неотвратимо приближалась первая сессия. Преподавателями работали, в основном, бывшие военные лётчики и штурманы, которых на учительскую кафедру привели многочисленные армейские реформы. Некоторые даже имели опыт Великой Отечественной и непременно на форменном аэрофлотовском кителе носили орденские планки и знаки принадлежности к определённой категории военспецов (крылышки с силуэтом бомбы, например). Пусть простят те, кто принадлежит к военной авиации, совсем не хочу никого обидеть, но бывшие военные имели, быть может, большой опыт именно боевых вылетов и были достаточно сильны в теории, однако, практики гражданских полётов, к великому сожалению, не знали и, зачастую, не хотели понимать. Отпечаток военного воспитания был заложен так глубоко, что, порой, доходило до полнейшего абсурда.

Скажем, если в конспект диктовалось словосочетание «курс компАсный», то отвечающий совершал страшную ошибку и святотатство, переиначивая это же самое в «кОмпасный курс». Подобных примеров можно привести множество, однако, приходилось смиренно принять к сведению, ни в коем случае не путать и мужественно пережить! И помнить об этом на экзаменах, чтобы не попасть впросак. Многие нюансы передавались «по наследству» старшекурсниками, прошедшими данный этап.

Тренажёрная подготовка на первом курсе проходила на самолёте Ил-14. Именно там произошел один интересный случай. Предстояло выполнить полёт по замкнутому маршруту, произвести штилевую прокладку пути, затем определить фактический ветер и текущее местоположение самолёта. При этом, использовался активный полёт «на» и «от» наземных радиостанций. В кабине находился я, собственной персоной, а инструктор сидел в соседней комнате. Он коварно вводил всякие заковыристые уклонения самолёта от трассы, изменяя направление и скорость ветра. Карандаш чертил линию пути на огромном планшете, а я в кабине следил за параметрами полёта, курсами, пеленгами и давал команды на изменение курса. То есть, это был практически полный вариант самого настоящего полёта, только пока ещё на простеньком оборудовании.

Видимо, я перегрелся не хуже тренажёрной аппаратуры, плохо выспался или что-то ещё, но с мозгами происходил явный непорядок – они съехали «набекрень»... Не исключено, что не слишком досконально изучил тему радионавигации. Уж, и не знаю, что предположить. Только я делал и рассчитывал всё совершенно наоборот, очень долго или с большими ошибками. Инструктор натурально злился и ворчал, я тоже обижался и бухтел в отместку, а самолёт грустно и послушно летел в строгом соответствии с моими противоречивыми командами и поправками в курс... Настал момент, когда инструктор перешёл на откровенный мат, ведь в очередной раз была дана команда исправлять курс «не туда»... Инструктор продолжал увещевать тупого штурмана виртуозными интимными словечками по громкой связи, а штурман устал, сильно разозлился и обиделся!... Ни черта я уже не соображал, чтобы как-то выкрутиться и определиться... Натуральным образом заблудился и потерял ориентировку... Но выход был, и я его нашёл!

Я вылез из кресла и выглянул за дверь. Инструктор сидел красный, как рак, взъерошенный и злой, матеря в микрофон пустую кабину и пытаясь добиться ответа. А я во все глаза смотрел на планшет-карту с карандашом, который чертил фактическую линию пути самолёта! Однако, воспользоваться таким вариантом визуального восстановления ориентировки не успел, потому что инструктор внезапно что-то почувствовал, обернулся и увидел загулявшего штурмана... Я здорово перепугался, что не успею вызвать «скорую», настолько силён оказался гнев и потеря концентрации у инструктора!.. Дважды пришлось перелётывать это упражнение, но, всё-таки, я «победил» непонятную радионавигацию и с инструктором помирился.


… Как уже упоминалось, перед первой сессией я съездил с волейбольной командой на соревнования в Новочеркасск. В команде играли ребята, постарше почти в два раза, имевшие не одну тысячу часов налёта, а мне ещё не исполнилось и восемнадцати!Непривычно было общаться на «ты» с такими возрастными людьми, но мне быстро дали понять, что если не переборю себя, то ни на спортивной площадке, ни, тем более, в будущем экипаже, толку от подобного «политеса» не будет. С тех пор, придерживаюсь элементарного принципа: в кабине все должны быть только на «ты», независимо от опыта и прожитых лет. Некогда предаваться светскому этикету, обращаться по должности и имени-отчеству в сложной или критической ситуации. Таков непреложный закон жизни лётного экипажа. Возможно, не всеми и не везде применяется, но таково моё глубокое убеждение!

Сессию сдал вовремя. Таких счастливчиков было большинство. Но появились и однокурсники, оставшиеся сначала на пересдачу, а потом, потерпев очередную неудачу, навсегда выбывшие из списков учащихся... Каникулы провёл великолепно, побывав в Алма-Ате и выполнив обещание прорекламировать Академию в школе. Целых полтора часа в актовом зале меня «пытали» ребята, которых не успел ещё забыть. Мои отзывы и впечатления были самыми восторженными, но и о реальности не забывал упоминать, чтобы не создавалось того гламурного впечатления, которое возникло у меня после полученной по почте книжонки. Результатом ораторских усилий стали четверо поступивших на будущий год «штурманят». Не понапрасну старался!

Если не ошибаюсь, со второго семестра мы начали летать на самолётах-лабораториях Ан-24. Положа руку на сердце, могу с уверенностью констатировать тот факт, что всю премудрость штурманской профессии постигли ещё в первые два года обучения. Выпускники обычного штурманского училища летали и трудились ничуть не хуже. Загвоздка существовала только в том, что без корочки диплома о высшем авиационном образовании возникала на каком-то этапе непреодолимая преграда. Своеобразный «потолок», который не позволял ни повышаться в классе, ни занимать определённую должность. А самое главное — переучиваться на новую технику. Так  составлялись регламентирующие документы! И, в основном, только этим был вызван громадный поток заочников, которые, прибывая на сессии, стучались в наши двери и договаривались о помощи в подготовке контрольных, курсовых работ, а также и во многих других учебных делах. У них имелись деньги, и не было времени, а у нас «кипели» знания, которые с удовольствием обменивались на купюры.

К очередному приезду «кормильцев», на каждом этаже заботливо прикрепляли объявления с конкретными предложениями. Представители комнат объединяли усилия и предлагали качественное и беспроигрышное выполнение работ по конкретным «специализациям», подразумевая учебные предметы. На дверях красовались зазывные плакатики: «Сопромат. Курсовики... Аэродинамика. Лабораторные... Экономика ГА. Абсолютно всё! Недорого и в срок. Проверено — мин нет!» – Следовательно, каждый делал бизнес, как мог. Ошибаться было противопоказано. Могли потребовать возврата денег, если... И вторично, в таком случае, никогда не обратятся. Приходилось постигать неведомые науки, зубрить и за себя, и «за того парня», который заочно обучался на пару курсов впереди... Размах действа-злодейства приобрёл такую амплитуду, что на факультете заочного обучения перестали принимать контрольные, принесённые заочниками самостоятельно и приватно. Появилось строжайшее указание – заранее присылать по почте. Но это произошло гораздо позже, когда учился на третьем курсе. А пока – хитромудрых штурманят лишь собирали в аудитории. Высокое начальство журило, увещевало и давило на совесть, жалуясь, что слишком надоели работы, выполненные одним и тем же почерком... Единственным выходом в деканатах видели исключение возможности проведения одновременных сессий. Но заочники поступали мудро и предусмотрительно. Прилетали заранее, сводя на «нет» все подобные усилия руководства.

… Полёты переносили по-разному. Всякое случалось: бледнели, зеленели..., иногда, особенно поначалу, бегали «в Ригу» – тошнило... Потом ко многому привыкли. Монголы почему-то очень плохо усваивали обязательный утренний и дополнительный кефир, выданный в полёт. Зато у нас такой проблемы не возникало. Лихо выпивали всё, предназначенное монголам, и даже этого казалось маловато. Летать было интересно и престижно. Сначала возили во Ржевку через весь город. В автобусе можно было часика полтора добрать сновидений. А потом стали летать из Пулково. В Пулково полюбили захаживать в бар, устраивать показушный послеполётный разбор и с шиком выпивать коктейль на основе изумрудно-зелёного ликёра «шартрез». Коктейль будоражил, придавал солидности, однако, стоил почти рубль. Для такого дела «резали последний огурец», доставая из заначки мятую бумаженцию... Со стороны хотелось выглядеть бывалыми и «крутыми», фасонисто рисуясь в форме перед окружающим народом. Ни дать, ни взять –самые настоящие лётчики.

Но полёты, всё-таки, производились учебные, не более того! Приходилось сперва научиться чему-то практическому, потом не один раз закрепить, решая навигационные задачки на оценку. Но ведь в условиях реального полёта! Недостатком являлось отсутствие чувства ответственности за выполняемую работу. Как ни крути, но исход от тебя не зависел. И летали всего-навсего по трём-четырём постоянным и утверждённым маршрутам. Взлетали из Ленинграда, доходили до определённого поворотного пункта и возвращались. Лишь однажды, приземлились в Кировограде, но посадка заранее была запланирована какой-то технической надобностью.

Каждый «штурманец» задумывался, где и на каком типе самолёта выпадет судьба трудиться. Естественно, в первую очередь, хотелось попасть туда, откуда приехал. Но выпуск предусматривал лишь два типа — Ан-24 и Ил-18. Первый был распространён практически повсеместно, даже существующие варианты — грузовик Ан-26 и аэрофотосъёмщик Ан-30 вполне подходили по параметрам. А на Ил-18 попадали только единицы выпускников, рекомендованных инструкторами. Самолёты Ил-18 базировались далеко не везде! Кроме того, были и очень престижные города, где работать мечтал каждый... Но до выпуска было ещё слишком далеко. Первое представление об ответственности и настоящих производственных полётах приобреталось в период лётной практики.

… Ребят, отчисленных из Академии, было жаль по разным причинам. Точно так же, как и разными являлись причины отчисления. Успеваемость — один из факторов. Но никого не отчисляли сразу и ни за что. Давали время на повторную пересдачу двоек и «хвостов» за счёт каникул. Некоторым предоставляли шанс досдать в следующем семестре. Зачастую, такой встряски хватало, чтобы слушатель «пришёл в себя» и встрепенулся, не повторяя подобного в дальнейшем. Но учились и откровенно «дремучие» ребятишки, поступившие по блату, и оказавшиеся в ситуации, когда никакой помощи им уже не могли обеспечить со стороны. Одно дело – помочь на местах при поступлении, и совсем другое, когда протеже учится в Академии. Зачастую, «выплыть» самостоятельно такие ребятки не могли! Даже сыновья довольно крупных (в масштабе союзных республик) лётных начальников оказывались «за бортом» ОЛАГА, и не только из нашего выпуска. Куда их потом папы пристраивали — не знаю.

Другим существенным фактором являлась дисциплина. В начале второго курса сменили декана штурманского факультета... Старшекурсники бузили и дерзили, бегали в самоволки, само собой — присутствовало пивко и некоторые «тяжёлые» фракции спиртного, иногда обнаруживались девочки в общаге, возникали драки на танцах в ДК... Много обстоятельств, сопутствующих студенческой полуказарменной житухе! И мы, только закончившие первый курс, заражались подобными настроениями... Руководство вполне справедливо посчитало, что прежний декан слишком либерален и не способен справиться с ситуацией. Поэтому нужна была своеобразная «сталинская железная рука» и несгибаемая воля. Руководство назначило на должность декана К.И Чернова, которого до гробовой доски не забудут многие поколения выпускников штурманского факультета...

Репрессии и крутые меры, а также резкие изменения в распорядке и правилах почувствовались моментально! Начались тотальные проверки комнат и персональных тумбочек «военщиной» (так называли оргстроевой отдел) в самое неподходящее время, организовывались внеочередные построения и переклички. А самое главное — еженедельно перед парадным входом в Академию выстраивались абсолютно все курсы факультета и принародно, как перед показательной казнью, зачитывались приказы об отчислении. Натуральный тридцать седьмой год, только без колючей проволоки, вышек с автоматчиками, свирепых собак и тотальных расстрелов!... Вокруг Академии начали отстраивать забор по всему периметру. Войти и выйти можно было только через главный вход, но для этого требовалось иметь официальную казённую бумагу, где оговаривалось право покинуть расположение на конкретный и чётко обозначенный срок...

За первые три месяца подобного «правления» нового тирана-декана отчислили тридцать-сорок человек со всех курсов. Даже пятикурсника, едва успевшего защитить диплом с отличием, показательно «выперли». Он на радостях выпил в общаге. Как утверждали, впервые в жизни... И на счастье выбросил бутылку в форточку. Она угодила в голову проходящего мимо инструктора или какого-то представителя пресловутой военщины... Двое ребят-однокурсников возвращались из увольнения, будучи слегка «на кочерге». Около платформы «Аэропорт» увидели американские флаги, вывешенные в преддверии какого-то официального визита... Эва! Заморский сувенир!!! Не нашли ничего лучшего, как залезть на мачту флагштока и снять на память... Память осталась. Об Академии и вечная. А сувениры отобрали...

Таких было откровенно жаль. Жертвы обстоятельств и собственной глупости! Кстати говоря, сын К.И. Чернова окончил штурманский факультет лет на пять раньше меня, и в последствии, мы вместе проработали много лет. Натура и особенно характер — полная папина противоположность. Странно, но это – факт!

… В Авиагородке напротив единственной бани «бревном в глазу» домохозяек торчали два пивных ларька. Только и исключительно в Ленинграде, наверное, существовал оригинальный русский сервис – фирменное «пиво с подогревом». Ларьки стояли по обе стороны бани и народом метко именовались «дальний привод» и «ближний привод». По аналогии с аэродромными радиостанциями для посадки. Сорт пенного напитка предлагался единственный — ПИВО... Очередь, как в мавзолей, стояла всегда. Казалось, что вечно. Куда там мавзолею! Некоторые ушлые завсегдатаи занимали очередь «на всякий случай», в надежде переуступить за маленькую кружечку пивка. Своих грошей уже не имелось.... Охватывало полное ощущение, что страждущие и живут здесь же!

У пивного ларька все были равны и индифферентны. Даже преподаватели и инструкторы делали вид, что с нами не знакомы. Но свою очередь слушатели заботливо предлагали уступить... Таковы негласные правила и традиции, которые следовало уважать. «Человеки» с военной кафедры здесь не рисковали появляться, во избежание кровопускания и других несчастных случаев. Когда приходила «корова» с пивом, надо было дожидаться отстоя минут пятнадцать (злые языки утверждали, что за это время продавщица успевала разбадяжить пивко стиральным порошком), но самые нетерпеливые дробно стучали и молотили банками, канистрами и бидонами, яростно орали, что и такое сгодится! Если кто-то неразумно пытался пролезть к заветному окошечку без очереди, то вполне мог огрести по «бестолковке» трёхлитровой банкой или металлической канистрой, надолго расхотев свежего пивка, прилёгши рядышком с очередью на пыльном асфальте и размазывая кровавые сопли по сопатке... Всё вышеизложенное никак не относится к сугубо-авиационному пристрастию к пенному напитку. Пиво любили всенародно, а его производилось, до обидного, мало. И продавалось совершенно не везде... Пока не выстроили забора вокруг Академии, то и пиво доставлялось в общагу относительно свободно, а пронести «сокровище» через центральный вход, минуя бдительного дежурного, после возведения бетонного препятствия стало практически невозможно. Но ведь мы решали и более сложные задачи... И эту решили!

...Как пронести пиво мимо... и доставить в целости-сохранности к потребителю –архиважная задача для всех штурманских мозгов. Это стало очевидным после двух-трёх неудачных попыток. Пивко в канистрах и трёхлитровых банках опознавалось сразу, как бы тара ни маскировалась сумками, пакетами или авоськами. Нам ещё везло, что дежурными на проходной назначались слушатели командного факультета, которые и вовсе не изымали столь ценный напиток, если бы не надзирающий (уже за ними) «цербер» из персонала и ведомства небезызвестного Сосновского... Припоминаете «Инспекцию по надзору за инспекцией»?... «Цербер» – лицо постоянного состава Академии, поэтому и работало означенное «мурло» не за страх, а за совесть и зарплату. А командники – лица переменного состава, как и бедолаги-штурманята. По сути, их дежурство выглядело аналогом нашего ежедневного наряда у тумбочки, но намного более приятным и необременительным... Тем не менее, «рассекреченная» тара изымалась, а «курьеры-контрабандисты» отпускались со строгим напутствием «не повторять и не попадаться впредь»! Контингент Сосновского внимательно наблюдал за экспроприацией из своей будочки, похожей на собачью конуру, и вполне удовлетворялся фактом изъятия зарещённого продукта и «непроникновения засланных лазутчиков» на вверенную территорию. Успокаивался и что-то нехотя отмечал в толстом прошнурованном журнале. Наверное, чёткую работу дежурного по турникету.
 
Пиво потом куда-то исчезало. Мы даже догадывались, куда именно... Но от этого не легче. Главное, что сие не становилось известным нашим начальникам, а ещё главнее — пива лишались навсегда. Непорядок! Стали думать и гадать. Придумывали самые невероятные и безумные способы, даже из области фантастики и опытов по перемещению материи сквозь кирпичную стену. Решение нашлось нетрадиционное, но самое кардинальное. И, как оказалось, очень надёжное!

… Пиво с успехом транспортировалось мимо любого, даже самого дотошного и бдительного дежурного, будучи налитым в обыкновенный, невзрачный, круглый, громадный... плафон из матового стекла. Такие висели в любой комнате и на каждом этаже! Как вы думаете, сколько туда вмещается жидкости? Мы тоже не сразу разузнали... А когда разузнали, то не сразу поверили... Перепроверили и убедились – целых восемь полноценных литров... Проинспектируйте на досуге, если не лень. Пиво в шарообразной и диковинной таре даже не приходилось сильно маскировать. Ни у кого не возникало ни малюсенькой мыслишки, что в примелькавшемся и знакомом предмете проносят что-то такое... Криминальное..., пенное и хмельное...


(продолжение следует)