Новогоднее исчезновение

                Э.  Мальц   
          НОВОГОДНЕЕ  ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
                рассказ

   Новый 1976 –ой  год   приближался катастрофически быстро, и чувство тревоги становилось все сильнее.
   Когда-то – в школьные годы – Новый Год был моим  самым любимым праздником. Еще бы: радостное и беззаботное  общение с друзьями с вечера и до самого утра, а впереди каникулы, то есть лыжи, коньки и никаких уроков.
  Но с возрастом ситуация изменилась. Помимо таких приятных забот, как поиски подарков родным и друзьям, появились дела, подлежащие обязательному выполнению, но отнюдь не самые веселые. В институте конец семестра, и вот, валом валит бесконечный поток студентов, стремящихся сдать «долги». Среди них немалый процент тех, кто не утруждал себя учебой в семестре; уровень подготовки этих людей невысок, а потому со многими из них приходится встречаться многократно, и времени на них уходит масса. Но самое главное – это то, что конец календарного года – это срок обязательного завершения очередных этапов научно-исследовательских работ, в которых по совместительству участвовали многие преподаватели.
   Мы в том декабре работали, как одержимые. Каждый день, едва освободившись от студентов, мы собирались в лаборатории и начинали «долизывать» еще не доделанные приборы, еще раз рыться в своих схемах и заканчивать аналитические обоснования алгоритмов их работы. Особенно тяжело приходилось Дмитрию Петровичу, потому что значительный  кусок материала базировался на гидродинамических расчетах, а основным специалистом по гидравлике был в нашей группе он. Каждый вечер, когда институтская охрана уже выгоняла нас из института, Дима запихивал в портфель листы своих черновиков и уносил их домой, чтобы утром принести в институт уже в законченном виде. Когда и сколько он спал, я не знаю: дай Бог, если часа по два-три в сутки.
   Наконец, 31 числа незадолго до обеда наступил долгожданный миг облегчения: студенты в преддверии праздника уже расползлись  по домам, а  у нас на руках был подписанный акт о приемке этапа работ. Теперь и нам  можно было идти домой и встречать Новый Год. А для нашего Дмитрия Петровича это был двойной праздник, потому что сия дата совпадала с днем рождения Гали – его жены.
   Тут надо сделать небольшое отступление. Когда-то – еще в холостой жизни – у Димы была досадная слабость: как и многие талантливые люди  в России, он был «дружен» с бутылкой. Изредка он срывался всерьез. И тогда, потеряв после выпитого над собой контроль, он тихонько выходил на улицу и, придерживаясь за стены домов, шел куда-то, не зная, куда. И, случалось, потом его находили спящим в какой-нибудь парадной вдали от его дома.  Но, делая предложение Гале, он дал ей слово «завязать». И, действительно, ни разу за последние пять лет он не переступил через зыбкую границу между «слегка навеселе» и «в изрядном подпитии».
   Что произошло в этот день, я рассказываю со слов Гали. Гостей было много – полная квартира. Было очень шумно (как выразилась Галя, «стоял дым коромыслом»). Уложить спать в таких условиях Вовку – четырехлетнего сынишку –  конечно, не представлялось возможным. Тем более, что  в мамин день рождения кое-что перепало и Вовке: один из гостей, недавно вернувшийся из заграничной командировки, привез Вовке  радиоуправляемый игрушечный бронетранспортер (в нашей стране подобные игрушки тогда еще не делали). Вовка с пультом управления в руках бегал по квартире, болтаясь «в ногах» у взрослых, и гонял по комнате свою игрушку, на которую все боялись наступить.
   В одну из коротких пауз в процессе застолья Галя попросила мужа:
   –Димочка, займись, пожалуйста, нашим разбойником.
    Наступило новогоднее утро, и слегка обалдевшие от шумного празднования и изрядного «возлияния» гости начали расходиться по домам. Переутомившийся Вовка задремал, пристроившись на широченной родительской двуспальной кровати и нежно обнимая рукой свой бронетранспортер, а вот Димы нигде не было. «Наверно, пошел проводить кого-нибудь из моих подруг»,– сообразила Галя и, раздев ребенка и уложив его  спать, отправилась на кухню мыть посуду. Прошло два часа, а Дима все не возвращался. «Он хоть ушанку -то надел или пошел в своей любимой шерстяной шапочке? – подумала Галя. – На улице ведь целых 30 градусов». И Галя направилась  в прихожую, чтоб посмотреть. Когда она взглянула на вешалку, ей стало страшно: не только Димина ушанка висела на своем месте, но висело на месте и его пальто. А внизу под вешалкой, там, где входящие обычно оставляют свою уличную обувь, чтобы надеть тапочки, аккуратно стояли Димины ботинки.
   Было уже около трех часов дня, когда я, спохватившись, что забыл вовремя поздравить Галю с днем рождения, позвонил по телефону, чтоб исправить свой промах.
  – У нас Дима пропал,– услышал я Галин плачущий голос. – Ушел куда-то и без одежды, и даже без обуви. 
    Ошарашенный таким сообщением, я понял, что тут надо не расспрашивать, а просто взять и приехать. Через час я уже входил  в их квартиру. Галя встретила меня громкими рыданиями, от которых даже Вовка проснулся.
   – Не говорите ничего ребенку, не травмируйте его,– шепнула она мне, рассказывая о вчерашнем вечере.– Я не могу представить, что произошло. Неужели он после пятилетнего воздержания снова сорвался и напился? Ведь, если так, то он может заснуть в любой парадной. И тогда он замерзнет и погибнет.
   – Не думаю, что он мог сорваться,– ответил я. – Ведь я его знаю почти десять лет – больше, чем вы. Если Димка что-либо пообещал, то – хоть стреляйте его– он своего слова не нарушит. А  он, насколько мне известно, обещал вам с пьянками завязать. Выкрасть его тоже не могли – это же не сказка с колдуном Черномором. Жаль, что в милицию нельзя обратиться: они принимают заявки о пропавших людях только через двое суток.
    –Да нет, я уже позвонила туда. Сегодняшний дежурный – мой бывший одноклассник. Конечно, он захотел мне помочь: уже опросили всех дворников в ближайшей округе, но никто не видел неодетого человека в домашних тапочках.
   –Может быть, он зашел к кому-нибудь из соседей на вашей лестнице? – Ведь для этого пальто одевать не надо.
   –Ой, я об этом не подумала. Сейчас побегу по всем квартирам и опрошу,– и Галя бросилась к дверям.
    А я решил пока осторожно побеседовать с Вовкой.
   –Расскажи, как ты провел вчерашний вечер, попросил я.
   –Ну, водил мой бронетранспортер по квартире. Вы видели, какой мне бронетранспортер подарили? А почему мама все время плачет?
   –Твой бронетранспортер я видел. Прекрасная машина! А мама плачет… может быть, потому, что ей тоже хочется поиграть с бронетранспортером?
  –Ну, вот еще. Во-первых, ей вчера всякого-превсякого столько надарили! А во-вторых, я могу и ей тоже дать с ним поиграть.
  –Тоже? А кому ты еще давал поиграть?
  –Папе.
  «Кажется, “тепло”»,– подумал я и спросил:
  – А потом что вы с папой делали?
  –А потом мы с папой играли, как будто это вражеский бронетранспортер, а мы – партизаны, и  мы от него прятались.
  –Как прятались? Где?
  –Надо было ползти по-пластунски, чтоб нас с бронетранспортера не увидели. И тут  я выиграл: я прополз лучше, чем папа.
  –А как вы выяснили, кто лучше прополз?
  –А вон, видите кровать? Она очень низкая, и  под нее вползти очень трудно. Я вполз сразу, а папа сначала застрял, а потом все-таки вполз тоже.
   «Однако, ну и Дима,– подумал я. В институте этот аккуратист с пиджака каждую пылинку сдувает, а когда потребовалось для удовольствия сына, он с готовностью полез в костюме под кровать, где, наверно, тонны пыли еще с прошлого года».
   – А что вы делали потом?– спросил я.
   –А потом папа, наверно, захотел отыграться и предложил сыграть в медведей.
   –В медведей? Это как?
   –Так ведь зимой медведи спят в берлоге. И надо было притвориться, что ты спишь, как медведь. И папа выиграл. Он так здорово притворился, –как настоящий медведь. У меня  так не получилось бы.
    Открылась дверь, и в комнату вошла Галя.
   –Никто из соседей Диму не видел,– сказала она грустно.
    И тут у меня мелькнула совершенно дикая мысль. Впрочем, одним из любимых девизов Димы было высказывание о том, что, чем более сумасшедшей кажется идея, тем больше она заслуживает внимания и проверки. Я вспомнил, как самоотверженно Дима работал последние дни, оставляя себе на сон два-три часа в сутки, и спросил Вовку:
   – А твой бронетранспортер разве не может подъехать к кровати с включенными фарами, чтоб сразу увидеть, нет ли там партизан?
   –Может, конечно. Вот, смотрите, – Вовка взял в руки пульт, и бронетранспортер почти въехал под кровать, светя перед собой своими маленькими, но яркими фарами. А я опустился на четвереньки и в свете этих фар увидел далеко в углу  ногу Димы, лежащего лицом вниз.
   С большим трудом мне удалось вытащить  за ногу из-под кровати Диму, костюм которого был покрыт изрядным слоем пыли. Я попытался разбудить его и раздеть, но он не просыпался и, лягаясь во сне, бормотал, что я веду себя возмутительно.  «Возмутительно»– это было самое ругательное слово в лексиконе Димы, и, чтобы не приводить его в ярость, я постелил на диван пару газет (предохранив таким образом диван от пыли), положил на газеты Диму, прикрыл его еще двумя газетами, а сверху накрыл одеялом.
   –Папа все еще играет в медведей?– спросил меня Вовка изумленно.
   А Галя, опустившись около дивана на колени, рыдала в голос, гладила Димкины волосы и благодарила неведомого мне Бога за то, что ее Дима не сорвался и не напился, за то, что он не замерз на улице или в холодной парадной, и вообще за то, что ее Дима снова с ней. Я посмотрел на нее и понял, что говорить с ней о курьезности произошедшего было бы в данной ситуации просто кощунством.
   А разбудить Диму Гале удалось только вечером следующего дня.

                Январь 2011 г.