Самолет потерпел катострофу. Человеческий фактор?

Самолет потерпел катастрофу.  Человеческий фактор?

Стакан чистого  неразбавленного спирта в  несколько глотков очутился в желудке, но не через пять минут,  ни через десять эффекта не последовало.  Мы с товарищем  сидим за голым кухонным столом  тупо смотрим перед собой,  стараясь  не оглядываться   на  окно. 

Там за окном,   где мне стало плохо и товарищ увел меня к себе,  за низеньким дувалом, на площадке  между цехов  масложиркомбината,  в грудах дымящегося  рваного металла  разыскивают  тела  наших товарищей  -   экипажа  самолета АН-8,  час назад разбившегося  при заходе на посадку.

В груди  ком душевной боли. Голова разламывается от  прыгающих мыслей. Они, как  мыльные пузыри раздуваются, не успеешь их осмыслить, - лопаются.   А  уже следующая налезает на предыдущую и готовится  снова исчезнуть. В ушах какой-то звон и тело ватное.

Еще полстакана спирта, и нужно все-таки идти обратно, – помогать искать остатки секретных документов, самописец  переговоров  экипажа  и «черные ящики»  МСРП-12.
                * * *

25 января 1965 года. Азербайджанская ССР,  город  Кировабад.  Наш  708  полк  ВТА летает.  Из-за дневной жары начинаем полеты с 2 часов ночи  чтобы  закончить  задания к утру. Утро ясное, солнечное,но еще не не жаркое.

Наш  самолет совершил посадку   в  числе первых.    Мы быстро  заправили и зачехлили самолет.  И командиром экипажа были отпущены домой.

Я с  товарищем почему-то решил не  ожидать  «Санта-Марии», (так мы называли большую грузовую машину, оборудованную для  перевозки личного состава), а идти к  шлагбауму и на  попутке уехать в город.

Ожидая машины и посматривая на виднеющиеся в дали городские  строения, вижу     столб черного дыма  и шучу: - «Смотри, друг, у твоего дома бензоколонка горит»!

Но горела не бензоколонка,  а  самолет нашего  полка, упавший на городские кварталы.

Мы оказались  одними из первых, кто  приехал к месту катастрофы.  Солдаты десантной дивизии  только что  начинали оцепление, но начальник штаба полка, секретчик и медицина была  уже там.

Увидев нас,  начальник штаба приказал нам пройти и начать  поиск карт и  другой полетной документации. Каждую бумажку, даже обрывок, мы  должны были передать секретчику.

Перед  нашими глазами предстала жуткая  картина.  На площадке между цеховыми постройками были  разметаны  части фюзеляжа,  шасси, двигатели, искореженные винты,  все это дымилось, и было перемешано с грязью и водой от тушения пожара.  Запах горелой резины, керосина и масел забивал горло и слезил глаза.

В стороне от завалов стояли шесть носилок покрытые белыми простынями, кое-где на них проступали пятна бурого цвета. Полковой врач и его солдаты-медбратья, то и дело приподымали простыни и что-то  осторожно перекладывали с совковых лопат и быстро опускали простыни.

Самолет рухнул на площадку между цехов масложиркомбината,  когда там  был обеденный  перерыв,  экипаж  погиб, но никто из гражданского населения не пострадал.
Не пострадал и рядом стоящий дом, в котором жило  много семей наших офицеров.

Мне стало  плохо, когда  увидав  край  чьей-то  планшетки, я  потянул на  себя  мешающий  мне  кусок дюраля  и   на меня  посыпалось все, что было выше.
Мне стала видна бронеспинка  кресла  одного из пилотов,    на ремнях которой удерживался   его  торс  без головы и рук, а в стороне в  поле  зрения  стал виден  обугленный сапог с торчащей из него костью.

Боясь упасть, я опустился на корточки  и пришел в себя от запаха нашатыря, - врач  приводил меня в чувство.  По совету врача   приятель увел меня к себе.

                * * *

Мы вернулись  на  место катастрофы.  После спирта появилось какое-то  притупление  чувств,  и действия   наши стали  механическими. Вскоре прибыла еще группа инженерно-технического состава и нас прикрепили  к ней.

Главной целью этой  группы было найти аппаратуру объективного контроля, по  данным которых  комиссия определит причину катастрофы.  Каждому из нас дали участок  для поисков, и разгребая лопатами и ломами обломки, мы искали «черные ящики».

Я не помню, сколько времени мы занимались  этим делом, но мой товарищ попросил меня оглянуться.  Я  увидел свою жену,  стремящуюся прорваться через солдатское   оцепление.
Я поспешил к ней, -  такой я ее еще никогда  не видел: -  окаменевшее лицо и  огромные  глаза полные  ужаса.  Увидев меня живым, она медленно стала приходить в себя  и  я, будучи отпущенным начальником  штаба,  ее,  абсолютно обессиленную,   увел   домой.

Завод,  на котором она работала был на пустыре за городом  и находился на  нашем  посадочном курсе.   Мы же,   на посадке, пролетали  над заводскими цехами на очень малой высоте..    Жена, зная  бортовой номер моего самолета, обычно  выходила из цеха и убеждалась, что все самолеты благополучно приземлились,  а  я  через пару  часов уже   буду ее ждать дома.

И в этот раз, услышав рев двигателей над ее цехом,  она,   с некоторым  запозданием, заняла свой  наблюдательный  пункт.  Смотрит – самолеты один за другим  пролетают, а моего все нет и нет.  И,  вдруг, она  видит, что появившийся над горизонтом  самолет падает на городские строения,  и в небо  устремляется гриб черного дыма . . .

Она не помнит, как преодолела путь от завода до города, (километров 5 – 6), и пришла в себя, только увидев меня.

Был,конечно, у  нас  с ней  позже   разговор: - стоит ли  мне  рисковать? …
Пришлось напомнить - вышла замуж за офицера, который  должен летать - имей  мужество соответствовать ...!

Но   не прошел  даром  пережитый  ею  этот стресс,  -  появилась экзема, с трудом залеченная лишь после нескольких лет, когда я был  с повышением   переведен  на наземную  должность.

Сегодня (через много лет) я в  интернете  наткнулся на краткий  отчет об  этой катастрофе:

 -  «При заходе на посадку после прохода ДПРМ связь с экипажем прекратилась. Самолет перешёл на снижение и столкнулся с землей под углом 30°. Потеря продольной управляемости при до выпуске закрылков при обледеневшем стабилизаторе.
    Экипаж не проверил работоспособность антиобледенительной системы хвостового оперения перед вылетом».

Вывод: - виноват экипаж! Человеческий фактор!