Олег Воронин ФСБ раскрывает...

    (Тайные страницы истории ХХ века)

 1.Андреев А. «Гималайское братство: теософский миф и его творцы»,  «Издательство «СПбУ», 2009.
      2.Власов Л.В. - профессор Европейского университетета «Густав Маннергейм и белая эмиграция: история в письмах» (Спб. 2008).
     3.Измозик В.С – д.и.н., профессор «Северо-западного технического университета» «Петроградская боевая организация – чекистский миф или реальность?», М. 2010.
     4. Лота В И. – ветеран ФСБ «За гранью возможного», М. «Кучково поле», 2008.
     5. Старков Б.А. - д.и.н., профессор «СПбУ экономики и финансов», «Мифы «Большого дома», М., 2008.
     6. Христофоров В.С.- генерал-лейтенант, начальник Управления Регистрации и Архивных фондов ФСБ России « Мюнхенское соглашение, как пролог Второй мировой войны», М.,2008.
     7. Шинин О.В - к.ю.н. «Материалы по Дальнему Востоку в архивах Омского УФСБ», М.2010.

    Очередной сборник «Исторические чтения на Лубянке» собрал под своей обложкой более трех десятков авторов. В предисловии профессор Н.Н. Зенькович - автор десятка книг-бестселлеров в т.ч. таких как «Маршалы и генсеки», «Генералитет в годы потрясений» подчеркивает, что: «осмысление истории органов ВЧК-НКВД-КГБ-ФСБ настоятельно требует обращения к документальной основе, тщательного и объективного анализа фактов»
    Сейчас ни у кого не вызывает сомнений необходимость для государства иметь соответствующий аппарат защиты, но из истории органов безопасности следует извлечь ряд уроков, чтобы не допустить повторения вопиющих преступлений, но в то же время не выбросить на свалку богатый оперативный опыт, наработанный целыми поколениями сотрудников спецслужб.
    Большинство авторов сборника «Исторические чтения на Лубянке» являются преподавателями вузов и опубликованные материалы имеют не только сугубо научное, но и прикладное значение для учебной работы и патриотического воспитания. Основную часть работ представила «петербургская историческая  школа» - более двадцати исследователей из «северной столицы», а так же ученые Севера России, Сибири и Дальнего Востока.


I. Мюнхен: Предательство или политический рационализм?

    Статья генерал-лейтенанта  В.С. Христофорова базируется на закрытых ранее материалах Архива ФСБ. Автор использовал, прежде всего, аналитические сводки т.н. Особого бюро при секретариате НКВД. Всего 15 сотрудников этого подразделения, уцелевших в чистках, обрабатывали информацию более 150 иностранных СМИ, а так же расшифрованные материалы посольства Великобритании. Таким образом, вся переписка британского премьер-министра Н.Чемберлена со своими дипломатами в Берлине, Праге, Париже и Москве практически сразу попадала на стол Сталина, что позволяло советскому руководству адекватно реагировать на любые новые инициативы и предложения не только руководителей западных демократий, но и Гитлера, и лидеров Польши, Румынии и Чехословакии. Общий вывод статьи хотя и не блистает новизной, но практически неоспорим, не только «миролюбие» Даладье и Чемберлена, их желание угодить господствующему мнению западноевропейской элиты, стремящейся любой ценой избежать военного конфликта путем уступок Гитлеру, но и абсолютная несамостоятельность чехословацкого правительства Бенеша – Масарика, так же и корыстные расчеты лидеров Польши и Венгрии привели, в конечном счете, к расчленению и последующей оккупации Чехословакии, а опасность глобального конфликта с тех пор нарастала как снежный ком. Кстати это вынужден был признать и ныне покойный Президент Польши Я. Качиньский, принесший официальные извинения народам Чехии и Словакии.
    Как представитель руководства российских спецслужб, автор не мог не отметить, что большинство высококвалифицированных работников Особого бюро так же стали жертвами репрессий, что нанесло деятельности разведки тяжелейший удар. Это подтверждают и документы из спецхранения «Российского государственного архива социально-политической истории». Как пример полной алогичности некоторых поступков руководителей СССР и НКВД приведем один фрагмент. Так 9 января 1937 г. Ежов докладывает Сталину: «Направляю квартирное расписание (дислокация) воинских частей Германской Армии на 1935-36 год. Документ изъят нами 4.1. с.г. в несгораемом шкафу германского военного атташе в Москве генерала Кестринг (так в тексте – В.О.), сфотографирован и положен на прежнее место…Изъятие и фотографирование документа было произведено лично старшим лейтенантом Государственной Безопасности тов. Биро Б.Ф., успешно производящим в течение ряда лет выемки в здании Германского посольства и его военного атташе в Москве. В особых и трудных условиях непосредственного проведения выемок в зданиях Германского посольства и его военного атташе тов. Биро Б.Ф. проявляет инициативу, смелость, находчивость и выдержку…<руководство НКВД > предлагает наградить Биро орденом Красной Звезды с формулировкой «За особые заслуги в деле б[орь]бы с контрреволюцией». На документе собственноручная резолюция Сталина: «За». Героем-орденоносцем Биро пробыл…три месяца. Уже в марте особо ценный оперативник арестован и расстрелян как «участник военно-фашистского заговора». Кто знает, какие еще ценнейшие документы в преддверии мюнхенского предательства он мог бы добыть.

II. Жертвы и палачи

    В исторической науке сейчас особенно заметно противостояние явных и скрытых апологетов репрессий и историков, пытающихся выявить объективную картину. С этой точки зрения очень показательна статья д.и.н., профессора Б.А Старкова. «Мифы «Большого дома» (так в ленинградском фольклоре  называлось здание НКВД – В.О.) и Лубянки»: с основным выводом которого трудно не согласиться: «Причина появления подобной мифологии, заключается в тотальной секретности, которая пронизала буквально все поры советского общества». Однако, далее невольно вспоминается, что именно профессор Старков в советские времена редактировал переиздание знаменитой «Красной книги ВЧК» и вышедшей несколькими изданиями монографии Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР», где «предателями» и «врагами советской власти» объявлены не только деятели реально работавших подпольных организаций начала 20-х гг., но и великие ученые Н. Кондратьев, Г. Чаянов, а так же лидеры антисталинского направления (от сибиряка Мартемьяна Рютина, до высших руководителей ВКП(б) и Совнаркома Николая .Бухарина и Алексея Рыкова ).
    Ряд выводов автора явно претендует на сенсацию: К разряду «современных мифов» он относит, например: «…Трагическую судьбу якобы совершенно необоснованно репрессированного замечательного русского поэта Николая Гумилева..., совершенно отрицается его участие в «Петроградской боевой организации», а так же в выполнении специальных заданий английской разведовательной службы в 1920-21 гг. На самом же деле высокопрофессиональный русский разведчик Н.С. Гумилев во время Великой войны выполнял ряд секретных заданий руководства русской секции т.н. «Межсоюзнического разведовательного бюро Антанты». В частности, он курировал деятельность российской разведовательной организации по линии работы в масонских ложах Европы (?). В 1918 г., после заключения Брестского мира он был направлен в Англию для передачи части архива Русской секции «Междусоюзнического разведовательного бюро…». Очевидно (?), там он получил задание вернуться в Петроград для восстановления деятельности английской разведовательной резидентуры, изрядно потрепанной советскими чекистами в 1918-19 гг. Контрреволюционная и антисоветская деятельность Гумилева в эти годы сомнений не вызывает, а вот его работа и связь с английской разведывательной службой нуждается в специальном дополнительном изучении. В любом случае, репрессирован он был на вполне законных основаниях (!), а выдумки о заступничестве Горького не более чем еще один миф».
    Абсолютно неясно, какие же источники свидетельствуют об этом и где можно с ними ознакомиться? В современной профессиональной исторической науке (естественно, огромное количество псевдонаучных вымыслов в расчет можно не брать), этот вопрос остается без ответа, так же как и ничего не говорится о книге д.и.н. и известного юриста Г. Миронова «Заговор, которого не было», где автор ссылается на конкретные листы показаний арестованных и материалы надзорного производства, которые и привели к полному оправданию Н.С. Гумилева, а затем и «главу мифического заговора» Таганцева, Коллегией Верховного суда СССР.
    Статья другого петербургского исследователя д.и.н., профессора В.С. Измозика «Петроградская боевая организация – чекистский миф или реальность?» поначалу выгодно отличается от «заключений» Старкова. Докладчик подробно изучил все опубликованные материалы по «т.н. Петроградской Боевой Организации, в том числе и книгу Г. Миронова. Он признает, что материалы Петроградской ЧК по делу ПБО до сих пор не рассекречены. И, поэтому, критика книги Г. Миронова (далее автор все время педалирует на еврейскую фамилию критикуемого, что выглядит не очень красиво) опять же не опирается на архивы. Но даже отдельные данные выглядят потрясающими по своей жестокости: « Было расстреляно свыше 90 человек…в первой группе расстрелянных было 16 девушек и женщин…даже среди первого списка значительную часть составляли не аристократы и дворяне, а простые матросы, служащие и крестьяне». Наиболее интересной частью доклада явился вывод автора: «Остается так же не до конца выясненным факт заключения договора между Я. Аграновым – членом коллегии ВЧК и В.Н. Таганцевым, хотя, по-видимому, обещание о неприменении расстрелов (Таганцев согласился давать показания только на этих условиях – В.О.) Агранов давал…».
    Совершеноо проигнорированы материалы книги Веры Лукницкой «Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких» («Лениздат», 1990.), в которой вдова и сын Павла Лукницкого – первого биографа Николая Степановича приводят подробное описание «Дела Н. Гумилева», с которым во время перестройки они могли ознакомиться, а так же монографии Аркадия Ваксберга «Гибель Буревестника»( М,«Терра»,1999), где автор приводит фотокопию писем в защиту Гумилева, подписанные Горьким в числе других руководителей Дома Искусств и изд-ва «Всемирная литература». Во время беседы с автором данной статьи в кулуарах одной из научных конференций мы услышали примечательную реплику: «А что, есть такие книги? Интересно…интересно…», после которой, как-то не захотелось продолжать обсуждение.

    III.«Полынь в чужих полях»

    Значительно больший интерес представляет монография профессора Европейского университетета Л. В. Власова, «Густав Маннергейм и белая эмиграция: история в письмах». Маршал Маннергейм, офицер русской армии, герой Великой войны верно служил последнему российскому императору, но встал во главе освободительного движения финнов, воевал против СССР в союзе с Германией, но сумел, однако же, привести финский народ к миру, любя «свою вторую родину – Санкт-Петербург». В  Национальном архиве Финляндии в фонде Маннергейма хранится его переписка с рядом деятелей русской белой эмиграции. И тут «муза истории» Клио окончательно перенесла нас к алтайским вершинам и «высоким берегам Амура», а сибирские иркутские сюжеты, неожиданно оказались одной из важных составляющих сборника «Лубянские чтения».
    Среди уникальных документов переписки маршала, адресатами которой были великий князь Владимир Кириллович, экс-гетман Украины П. Скоропадский, генералы Абрамов, Бискупский, Миллер, Притвиц, Шкаренко-Брусилов, Туркул и даже один из первых советских политэмигрантов – бывший секретарь Сталина Борис Бажанов встречается имя Г.П. Жукова.
   Гервасий Петрович Жуков – георгиевский кавалер, генерал-майор, в 1915-16 гг. командир 12-й кавалерийской дивизии, а затем преемник Маннергейма по командованию 6-м кавалерийским корпусом в гражданскую оказался в Сибири. Маннергейм посылал о нем запросы в Омск и Оренбург, но ответов не получил. Жуков же, пройдя с Оренбургским казачьим корпусом (здесь он даже стихи пробовал писать:
«Догоняют,нагоняют, настигают,
Не дают нам отдыха враги,
И метель серебряно –седая
Засыпает нас среди тайги»)
 через Семиречье, не найдя согласия с Б. Анненковым и А. Бакичем, через китайский Туркестан пробрался в Нанкин, Ханькоу и Шанхай. Здесь по рекомендации  атамана Иркутского казачьего войска генерала Оглоблина Жуков становится Председателем местного союза офицеров и георгиевских кавалеров. Ни в какие авантюры русских наемников в Китае он не ввязывается, зарабатывая на жизнь уроками верховой езды в Скаковом клубе. Его письма рисуют яркую картину жизни в «китайском Вавилоне», где он встречает и знаменитого скрипача Яшу Хейфица, и «русского Карузо» Петра Словцова. Денег постоянно не хватает, начинаются болезни, но к своему «любимому командиру-маршалу» за помощью Жуков никогда не обращается. В 1940 г. он умирает от сердечного приступа. Другие деятели эмиграции оживленно переписываются с маршалом и его адъютантами во время советско-финской и Второй мировой войн, исполняя свою заповедь «хоть с чертом, но против большевиков». Но Маннергейм очень сдержанно относится к предложениям о помощи, рассчитывая бороться с большевиками «с помощью национальных сил».

    IV.«Разведка доложила точно»
 
    Отставной генерал Жуков писал из Манчжурии, что «близость советской границы рождает в сердце смутные и неясные надежды». А на этой границе было очень неспокойно. Руководители дальневосточного отдела РОВС, в частности бывший соратник Жукова генерал Шильников, отрицательно относились к наемничеству. Они считали, что военные силы необходимо сохранять в непосредственной близости от границ СССР для ведения военно-диверсионных операций. РОВС делал ставку на казачьи отряды из т.н. Трехречья (левый берег Аргуни), где жило более 5 тысяч забайкальских и уссурийских казаков с семьями. Отряды Шильникова, Арестоулова и других казачьих атаманов оперировали в пограничной полосе (за 1927-29 гг., по данным пограничников, было зафиксировано более 70 крупных рейдов по советской территории), а в 1929 г. эти части принимали активное участие в конфликте СССР и Китая на КВЖД. Вот рассекреченные донесения легальных резидентур с границы, во второй половине 20-х гг. в период предшествующий советско-китайскому конфликту 1929 г. на КВЖД. Они полны тревожной информации: «в ночь на 02.02.28. конными бандитами ограблен транспорт Совторгфлота (39 телег из Монголии) под. ст. Манъчжурия. Сумма <ущерба> более 2 тыс. зол. рублей.арестованы эмигранты из Трехречья Тараскин, Лесников, Дулетов, Сапожников, Вишняков…», «…07/07/28 6 июля хунхузами обстрелян и ограблен поезд на ст. Гаолинь…главари шайки Яковлев и Пискарь и китаец владеющий русским языком…». «10.08.28. «на перегоне Веймахэ – Яблоня с 25 июня совершенно открыто ходят вооруженные шайки хунхузов, буквально терроризирующие всех служащих и рабочих, которые разбегаются. При налете был ранен известный геолог Э.Э. Анерт. (Кстати, один из персонажей романа И. Ефремова «Лезвие бритвы» - В.О.) ». (Подробнее см. Олег Воронин «Силуэты Востока и Запада», Иркутск, 2006. // Очерк «За чужие цели»).
    Отсюда постоянное внимание руководителей советского государства и ОГПУ-НКВД к Сибири и Дальнему Востоку. В своей статье,  основанной на архивах Омского УФСБ, к.ю.н. О.В. Шинин: отмечает «Создание Полномочного представительства ОГПУ в Дальневосточном крае проводилось во исполнение подписанного Дзержинским 28.11. 1922 г. положения о закордонном отделении ИНО ГПУ, в котором, в частности отмечалось: «…добывание документальных материалов…которые могли бы быть использованы для столкновения враждующих контрреволюционных группировок…» В первой же сводке Полномочный представитель ОГПУ на Дальнем Востоке В.Н. Чибисова отмечала: «Центром нашей агентурной сети  является Харбин как главный центр местонахождения всех белогвардейских организаций и их группировок, где находится наш резидент, работающий под нашим руководством и по нашим заданиям. Свою осведомительную сеть он имеет почти во всех группировках, следя за их внутренней жизнью и выявляя их дальнейшие намерения…» (Сводка ПП ОГПУ по ДВК от 08.03.1923 г.). К июню 1923 г. в производстве отделения находилось уже 56 разработок («Российская фашистская партия», «Японский шпионаж в Китае и на Дальнем Востоке», «Семеновские организации» и др.). В это же время были созданы «легальные» резидентуры на ст. Манчжурия, ст. Пограничная и в г.г. Сахаляне и Цицикаре под прикрытием официальных представительств СССР. Эти резидентуры работали, прежде всего, на прилегающих к границам СССР территориях. Тем не менее, им удавалось вербовать агентов из числа местных жителей и эмигрантов, причем методы вербовки были далеки от «лирических бесед о родине». Из отчетов резидентов становилась ясной порочная практика шантажа тех отчаявшихся и раскаявшихся эмигрантов, которые обращались в советское консульство с просьбой разрешить вернуться, им заявляли, что они должны «отработать возвращение на Родину» и таким путем приобретали осведомителей. Если эмигранты отказывались от сотрудничества, то им намекали на возможное осложнение судьбы оставшихся в России их родственников, такой намек обычно помогал в достижении цели.
    Среди добытых Харбинской резидентурой, «путем выемки из японских учреждений» были и такие важнейшие документы, как Доклад ДВ отдела РОВС «о Монгольской армии», документы японской военной миссии в Харбине «О советских воинских частях на ДВ» и «О военном положении, путях сообщения и настроениях населения на советском Дальнем Востоке в р-не устья р. Сунгари», протоколы совещаний в штабе Квантунской армии, Конференции начальников жандармских отрядов в Токио и др.
    В «вечной войне разведок» ангелов не бывает. Японская военная миссия в Харбине так же не оставалась в долгу. В 1934-35 гг. в ходе агентурно-оперативной разработки «Советское ОГПУ» японская жандармерия арестовала 158 советских служащих КВЖД, при участии служащих в полиции русских эмигрантов проводились «силовые допросы» задержанных, а «особенно упорствующих» передавали маньчжурской жандармерии, которая пытками в «китайском стиле» всегда добывала «признания».
    Автор статьи  – действующий сотрудник ФСБ вынужден был так же признать, что «в 1937-38 гг. были допущены серьезные недостатки и просчеты, особенно в области формирования кадрового состава, а так же незаконные массовые репрессии…». Под этим эфемизмом надо понимать события на ДВ после июня 1938 г., когда член ВКП(б) с 1917 г., чекист с 1920, бывший начальник секретно – политического отдела ГУГБ НКВД, комиссар ГБ 3-го ранга (звание равно комкору) и последний начальник НКВД по ДВК Г.С. Люшков бежал в Маньчжурию и стал сотрудником японской разведки. Конечно, бежать Люшкова заставили не «идейные соображения», известный в чекистских кругах «костолом» и «липач» (так в это время называли организаторов фальсификаций – В.О.) понимал, что и его вот-вот утянет в «лубянскую мясорубку» и решил «поменять хозяев», забегая вперед, предательство не пошло ему впрок, японцы пристрелили ненужного агента в августе 45-го. Так, что вывод статьи  о работе ИНО ГУГБ НКВД на Дальнем Востоке: «в целом справились» все же вызывает обоснованный скептицизм.

    V. Раскрытая тайна: Резиденты, кто они?
    В книге известного писателя и ветерана ФСБ Владимира Лоты «За гранью возможного», вышедшей при организационной и финансовой поддержке «Объединения выпускников высшей школы КГБ», центральное место занимает история деятельности органов военной разведки на Дальнем Востоке. Гриф секретности с документов ставших основой книги, был снят только в 2006 г. Она написана живым, может быть несколько патетическим языком и уже полностью раскуплена. Для профессиональных исследователей особый интерес представляет полное собрание документов «группы Рамзая» (Р. Зорге), а так же впервые появившиеся материалы о т.н. «Разведклубе союзников» (обмене информацией между спецслужбами стран антигитлеровской коалиции – В.О.) и о деятельности нашей военной резидентуры в США в годы войны, так же с опубликованной документальной базой. Для читателей Сибири и Дальнего Востока особенно интересны рассекреченные биографии и псевдонимы резидентов – нелегалов. Это Василий Ощепков (он же «Японец», «ДД» и «Черный монах») - кадровый разведчик штаба Заамурского военного округа с 1907 г., затем разведчик НРА ДВР, затем резидент на Сахалине и в Токио, блестящий знаток японского языка и одновременно один из «сэнсэев» русского дзю-до. У же в феврале на одном из каналов ТВ пройдет большая передача об Ощепкове. Леонид Бурлаков («Аркадий») - краснознаменец, прошедший через ад китайской тюрьмы, а потом через сталинскую Сухановку, Христофор Салынь («Гришка»), выполнявший специальные задания не только в Китае, но и в Турции, генеральный консул в Харбине и Японии Арвид Зейбот, рекомендовавший на пост начальника Разведовательного управления РККА Яна Берзина, Дмитрий Киселев – генеральный консул и резидент в Харбине и Шанхае, Карл Янель – генеральный консул в Токио и другие. Все они внесли свой вклад в дело военной разведки за рубежом, почти все погибли в кошмаре 37-38 гг.
   
    VI. «А Вы, Штирлиц останьтесь!»
   
    Но имя основного руководителя нелегальной резидентуры в Харбине и Шанхае остается неизвестным. Попробуем его вычислить, исходя из известных нам фактов и документов, а так же из анализа…детективной литературы. В рассекреченных материалах архивов он числится как агент «Николай». Именно его донесения из Харбина, через радиосвязь с Владивостоком («Висбаденом»радиограмм) наиболее информативны и сразу передаются прямо в Москву, а так же военному атташе Янелю и его преемнику Витовту Путне (герою гражданской войны и кавалеру трех Орденов Красного знамени, а затем «участнику военно-фашистского заговора Тухачевского», реабилитированному только после смерти Сталина). Только донесения резидента – нелегала в Токио «Краба» имеют такое же значение. Но вот что интересно, если читать донесения «Николая» и «Краба», то отбросив канцелярит и биографические детали, вполне можно предположить, что это один и тот же человек, высокообразованный и знающий несколько языков. Вот примеры: «29.02.27.Японский генеральный штаб командирует майора Казахара, и капитана Мирада во Владивосток, Хабаровск, Читу и Иркутск с целью изучения обстановки в Приморье и Сибири. Цель поездки японских офицеров – срочная проверка сведений о перебросках советских войск к границам Монголии и Маньчжурии…» (донесение «Краба»). «10.08.27. Документально установлено подписание Японией с Чжан Цзолинем тайного договора.состоящего из гарантии проведения в жизнь 21 требования Японии и разделе сфер влияния с Англией в Маньчжурии. Согласно этому договору Япония оязана оказывать Чжан Цзолиню вооруженную помощь в борьбе с Югом ( с Чан Кайши – В.О.) и изгнании коммунистов из Китая, Восточно-китайская железная дорога названа одним из крупных рассадников коммунистической агитации. Чжан Цзолинь намерен предпринять действенные меры, направленные на захват КВЖД…»(донесение «Николая»). Сходство не убеждает? Обратимся к литературным источникам. Писатель Юлиан Семенов – литературно – кинематографический «отец» легендарного Штирлица в своих романах выстраивает его подробную биографию. Всеволод Владимиров, он же «Максим Исаев» в романе «Пароль не нужен» вспоминает о своей работе в Омском бюро печати у Колчака. Во Владивостоке он сотрудничает в газете издаваемой «королем» местной прессы Ванюшиным. Есть ли прототип? Есть - 3-й том Краткой Литературной Энциклопедии: «Советский писатель Всеволод Никанорович (правильно Никандрович – В.О.) Иванов (1888 - 1971) начал печататься в 1909. С 1922 по 1945 жил в Китае, вначале как эмигрант; в 1931 получил сов.гражданство, сотрудничал в ТАСС…»Новосибирский историк А. Володкевич замечает: «Ни слова о том, чем занимался будущий автор повести «Тайфун над Янцзы» (1952) с 1909 по 1922 г. А между тем в это время писатель был еще жив (3-й том КЛЭ был издан в 1966 г., а Всеволод Никанорович умер пять лет спустя) и мог бы рассказать немало интересного. Октябрьскую революцию он не принял, работал в Пермском университете на кафедре философии права (вместе с молодым профессором Николаем Устряловым  - будущим идейным лидером сменовеховства – О.В.) и одновременно работал в пермских газетах «Народная свобода» (1918) и «Сибирские стрелки» (тоже 1918, издание штаба 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса, которым командовал видный белогвардейский военачальник генерал А. Н. Пепеляев). С июня 1919 г. Иванов был приглашен в Омск, где публиковался в газете «Сибирская речь» и редактировал «Нашу газету». Одновременно служил в Русском бюро печати (далее - РБП) - было такое информационное агентство омского Российского правительства, своеобразная ПР-служба при А. В. Колчаке, в т. ч. снабжавшая газеты информационными и аналитическими материалами (во главе стоял тот же Н.Устрялов). Иванов близко знал адмирала Колчака, пользовался его расположением и сохранил к нему уважительное отношение как к ученому и морскому офицеру, но отрицательно оценивал «колчаковщину», политические цели этого движения. Причем антибольшевистские взгляды Иванова перевешивали его негативное восприятие колчаковщины, так что по занятии Омска Красной армией резкого на язык белогвардейского публициста «красные» специально искали для расправы. (В романе «Бриллианты для диктатуры пролетариата» - первая часть цикла о Штирлице – Исаеве иркутская чекистка – комсомолка, вспоминает, как они в подполье «хотели поймать адмиральских щелкоперов «Исаева и Ванюшина»). Но в Омске его уже не было - с весны 1920 г. Вс. Н. Иванов работал во владивостокской газете «Слово», а а с мая 1921 г. по приглашению фактического главы Дальневосточной республики (далее - ДВР) Н. Д. Меркулова издавал и редактировал во Владивостоке «Вечернюю газету» - орган правительства ДВР. С 1922 по 1945 гг. сотрудничал в газетах и на радио Дальнего Востока, издал мемуары «В гражданской войне. Из записок омского журналиста» (Харбин, 1921) и «Крах белого Приморья. Из записок журналиста» (Тяньцзин, 1927), а также поэтический сборник «Сонеты» (Токио, 1922), научный трактат «Дело человека. Опыт современной философии культуры» (Харбин, 1932) и др. С 1931 г. обладатель советского паспорта Вс. Н. Иванов был главным редактором русского издания китайского официоза «Гун бао», потом работал в издававшейся на английском и русском языках газете «Шанхай геральд» и т. д.; прекрасно владея кроме древних и основных европейских также китайским, японским, корейским и монгольским языками, составлял обзоры для советского Наркомата иностранных дел, выступал как радиожурналист на харбинской радиостанции (его передачи пользовались большим вниманием у японцев и немцев) В 1945 г. писатель возвратился в СССР, где опубликовал несколько повестей и романов; Умер Вс. Н. Иванов в Хабаровске, оставив после себя около двух десятков книг и до сих пор полностью не изданные пятитомные воспоминания». Вряд ли в советское время даже известный советский писатель, автор ряда крупных исторических романов «Черные Люди», «Императрица Фике», биографии А.С. Пушкина мог открыто вспомнить некоторые «деликатные детали» прошлого. (В конце романа «Пароль не нужен» Исаев, завербовав жандармского полковника, уходит в эмиграцию, Ванюшин стреляется в номере Владивостокской гостиницы – раздвоение прототипов больше не нужно автору, остается один – будущий штандартенфюрер Штирлиц). А мы имеем достаточно убедительные доказательства – псевдонимы резидентов «Николай» и «Краб» объединяются в журналисте и писателе Всеволоде Никандровиче Иванове. Есть и несколько косвенных доказательств, в одном из писем к Устрялову, Иванов пишет: «сейчас по издательским делам в Японии…вернусь в Харбин  в начале августа (донесение ««Николая» датировано этими же числами, а донесения «Краба» появляются в информации Путны только полугодом позже. Как говориться, доказательств достаточно.
   
   VII. Рецепт острой приправы: конспирология, геополитика, оккультизм
   
   Харбин и советско-китайское пограничье 20-30-х гг. События в этом регионе от Алтая до Тихого океана привлекают теперь все большее внимание исследователей. Документальное расследование петербургского историка Александра Андреева «Гималайское братство: теософский миф и его творцы», вышло в издательстве «Санкт-Петербургского университета». Конечно его содержание много шире, чем история спецслужб, это серьезное междисциплинарное исследование с элементами социальной психологии, религиоведения и интереснейшей историографической и документальной базой. Поскольку имена Николая и Елены Рерихов, а так же легендарной пророчицы и великой авантюристки Елены Блаватской давно известны широкой публике, их книги об «учителях человечества – махатмах» издаются миллионными тиражами, где-то на Байкале и в Алтайских предгорьях возникают многочисленные Ашрамы, то это, пожалуй самое популярное течение «нью-эйдж» не могло остаться без внимания исследователей. Андреев детально проанализировал, в том числе и методами подчерковедения «послания махатм», исследовал историю их изображений, и подверг сокрушительной (с точки зрения «здравого смысла») критике их геополитические планы, убедительно показал мотивы мистификаций четы Рерихов, между прочим, приведя убедительные документальные медицинские материалы о Елене Рерих, как «психически больном человеке». Но и для историков спецслужб нашлось немало нового и интересного. Как известно, в относительно либеральные времена «позднего застоя» Николай Рерих рассматривался у нас как «великий гуманист и защитник культуры», исследователь же попробовал показать и другую сторону личности знаменитого художника – человека не останавливающегося ни перед чем, для достижения известности, славы и влияния. Андреев, выстраивая биографию Николая Константиновича показывает этапы эволюции его личности от преуспевающего деятеля – бизнесмена от искусства, умевшего дорого продать свои полотна даже императорской чете, через активного белоэмигранта, финансирующего поход Юденича на Петроград, затем умелого манипулятора людьми, в сети обаяния которого попадали и американские бизнесмены с Уолл-стрита и чекисты и «красные наркомы». И все ради одной цели - власти над людьми в облике «великого гуру» и посланца «учителей человечества». Масса документов, приведенная в монографии, раскрывает, в том числе и контакты Рерихов с «агентами влияния» Коминтерна, одним из наиболее кровавых деятелей ВЧК-ОГПУ Мейером Трилиссером, террористом и чекистом Яковом Блюмкиным, обеспечивавшим рериховскую экспедицию в Монголию, Синцзян и Тибет, а с другой стороны со сподвижником барона Унгерна, своим родным братом Владимиром – начальником тыла Конно-Азиатской дивизии. Андреев приводит убедительное свидетельство академика Грабаря говорящего о «удивительном сочетании в Рерихах правдивости и лживости, искренности и фальши. Главное в людях, с которыми он общался – их готовность служить орудиями его замыслов, возможность их «утилизировать» (выражение самого Рериха)». Но как бы не увлекательны и извилисты были зигзаги жизни художника, его «музы» и последователей, гораздо интереснее и масштабнее фон, на котором разворачивается жизнь и странствия Рериха. «Большая игра» вокруг Тибета и Кашмира, стремление отдельных групп индийской элиты: сикхов и индуистов, последователей Далай-ламы и Панчен-Ламы выйти из под английского колониального владычества, формирование индийского национального движения вокруг Р. Тагора, а затем М. Ганди, переплетается с планами Троцкого о перенесении «очага мировой революции» на Восток, лидеров Гоминдана по возвращению утерянных территорий Монголии и Тибета и все это делает Рериха фактически марионеткой в геополитической борьбе великих держав, дополняется это тайными планами теософских и масонских группировок, направленными к расширению своего влияния, Рерих нужен был всем, но это и полностью разрушило его планы. Исследователь старается отделить фигуру политического и религиозного авантюриста Рериха от облика замечательного художника. Но вот беда! Не разделяется. В свое время М. Ардов вспоминал разговор  Анны Ахматовой с замечательным филологом Габричевским: «Рерих – это немецкий модерн». Анна Андреевна (помолчав): «Финский». Так и нынешние последователи теософского мифа, напоминают скорее провинциальных «новобращенных», а не пророков «нового мира».