День 3

Во вторую ночь они почти не спали. Выйдя из душа и обнаружив Наташу старательно изображающей сон, Игорь осторожно обнял ее сзади, положив руку ей под грудь. Наташа не двигалась. Ее сердце колотилось, как после долгого бега, и она знала, что он это чувствует, но не могла ни обернуться к нему, ни обсудить ситуацию.
Трудно было начинать что-то новое, когда знакомые ритмы Антона, последовательность движений еще казались почти ритуально необходимыми. Это была больше, чем просто привычка – это были осколки прошлого, не вполне выметенные из-под одеяла. Их хотелось вытряхнуть оттуда, но для этого требовалось время.
Поэтому они с Игорем лежали в постели, обнявшись и не решаясь перейти границу, будто между ними по-прежнему было одеяло, как в тот вечер, когда у Наташи умерла бабушка.
  -Привет, – сказала она тревожным голосом. - Ты занят? - Наташа позвонила Игорю, но в голове гудела сразу сотня мыслей, и трудно было сформулировать хотя бы что-то внятное.
-Привет. У тебя что-то случилось?
-Прости, я… Извини, что беспокою, просто мне больше некому, - голос дрогнул, она сжала трубку, и не могла сказать ни слова.
-Наташ, ты чего? Что случилось?
-Извини, - всхлипнув, произнесла Наташа. – У меня бабушка умерла, я тут скоро с ума сойду… одна.
-Соболезную. А где Антон?
-Он уехал, - тихим голосом ответила она, пытаясь успокоиться. – В командировке будет еще два дня.
-Не иди завтра на работу, бери билеты домой.
-Спасибо, но… Я хотела попросить тебя, - Слова вертелись на языке, но Наташа не решалась произнести их, хотя Игорь давно уже был ей другом.
-Хочешь, чтобы я приехал?
-Да, пожалуйста. Приезжай…
Был поздний вечер, без пробок Игорь домчался до их с Антоном дома на Тверской за пол часа. На пороге его встретила Наташа с распухшим от слез лицом в красных пятнах и с глазами серыми, как фломастер.
-Ну, как ты? – спросил Игорь, снимая куртку.
-Нормально… Уже получше.
Он бросил куртку на пол и обнял Наташу, прижав ее голову к своему плечу. Она тут же расплакалась снова.
-Ну, ну…
Постояв так немного, они прошли на кухню, Наташа забралась на стул и обняла коленки.
-Давай тебе успокоительного нальем?
-Там есть ромашка, - усталым голосом сказала она, указав на шкафчик.
Игорь заваривал чай и сидел с ней рядом, пока она дула в кружку красными расплывшимися губами, временами тяжело вздыхая. Больше он  ничего не мог сделать, но не понаслышке знал, насколько важным бывает порой такое молчаливое присутствие. Наташа сказала, глядя в стол.
-Видишь герань на подоконнике? Бабушка мне подарила росток, когда я перебиралась в Москву. Сказала, это на счастье… Никогда не любила цветы, но это ж бабушка, - горько усмехнулась Наташа. – Антон столько раз просил его выбросить, а я оставила. Потому что бабушка. А теперь герань - она вот, живая. А бабушки нет…
-У меня так тоже было, - отозвался Игорь. - В школе парень был, Кукушкин. Двухметровый лоб, - Игорь показал рукой у себя над головой. - Девчонки визжали. А он был, как бы это… Негодяй. Я тогда классе в шестом  учился, он на два года старше. Мог пнуть портфель, толкнуть в коридоре. Негодяй, - Он посмотрел, ища понимания, Наташа согласно кивнула. - Потом сижу я дома, на плече огромный синяк, потому что он меня толкнул. Кто-то из класса выходил, и я - об дверь. Проходит два дня, у меня огромное фиолетовое пятно вот тут, мне звонит друг и говорит, что Кукушкин умер.
-Боже мой…
-Во дворе гонял в футбол, стоял на воротах – а у нас такие железные были, типа как трубы покрашенные, рама, без сетки. Он на них потягиваться начал, а ворота рухнули. Сломал позвоночник.
-Ужас.
-Вот это было – да. Он был в восьмом классе. И когда ворота упали, за ним наблюдала мама из окна … Представляешь, я узнал все это, сидел с синяком, который он мне поставил, и тоже, как ты: не мог понять.
Игорь одернул рукава свитера, закатанного по локоть, и провел ладонью по своему плечу. Они посидели еще немного, и стало совсем поздно. Игорь взглянул на антикварные часы, стоявшие в специально для этого сделанной нише в стене. Наташа устало зевнула.
-Ну что? Пойдешь спать? – спросил он, готовясь уходить.
-Можно я тебя еще попрошу?
-Конечно.
-Ты мог бы остаться?
На долю секунды Игорь смешался, но ответил довольно спокойно:
-Хорошо. Я лягу в гостевой, окей?
Он выключил свет в кухне и гостиной, прошел по коридору за Наташей в спальню, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Стянув с большой кровати покрывало, Наташа забралась под одеяло в домашних штанах, носках и свитере. Свернулась калачиком лицом к стене и прижала сцепленные руки к груди.
-Не уходи, ладно? – тихо попросила она из-за плеча.
Игорь взглянул в окно – вдалеке виднелся купол Храма Христа Спасителя. Осторожно лег на другом краю кровати поверх одеяла и продолжал смотреть в окно, где теперь видно было только небо, расцвеченное отраженным светом фонарей.
-Дома у бабушки я могла укрыться. Там было можно плакать, жалеть себя, - тихо говорила Наташа, все так же глядя в стену. - Бабушка говорила, что все будет хорошо, а я ей верила. Знаешь, как это?
-Знаю, - ответил Игорь нежно.
-Я там переставала быть всем кругом обязанной. Бабушка любила меня как данность и ничего от меня не ждала… - Наташа горестно вздохнула, - В жизни должен быть человек, который любит тебя, как есть.
Она замолчала и только слышно было, как она глотает слезы, которые все равно выкатывались из глаз и сползали по щеке на ее подушку.
Игорь молчал, не зная, что нужно говорить. Но он был рядом.

После завтрака на вилле они пришли на пляж, когда солнце уже палило во всю. Наташа по обыкновению устроилась на лежаке с плеером.
-Хочу кофе! – сказал Игорь, - Пойдешь?
Быстро идя с ним по раскаленному песку, Наташа снова подумала о своем «бывшем». Антон выглядел менее сбитым и здоровым, чем Игорь, и пекся о своем теле почти маниакально. Он хорошо зарабатывал, не был склонен к полноте, имел свободный график и свое стабильное дело. По сути, он был всем хорош: умен, красив, добр к Наташе. Но у него была навязчивая идея - экономить. Время, здоровье, деньги, нервы – он жил, будто пытаясь все оставить про запас. Зарабатывал деньги будто ради денег, практически не имел свободного времени. Он не позволял себе опоздать, был надежен, как машина, и рационален до сухости пластика: не позволял себе по доброй воле просидеть на месте полчаса, праздно глядя в окно кафе. Его счета в банке были раздуты, но он точно знал, в какой из торговых сетей молоко стоит дешевле. И он никогда не оставлял больше 11% чаевых, даже если официантка ему понравилась.
Антон не нанимал домработницу и тратил драгоценное время на поддержание порядка в своей квартире. В компании друзей Наташа любила шутить, что если когда-нибудь в их доме будут разбросаны носки, то это будут ее носки. Антон был до странного аккуратен. На стойке для сушки белья каждую деталь туалета он закреплял отдельной прищепкой – каждый галстук, носок и прочее. Однажды во время довольно горячего момента он снял с себя белую рубашку и бросил ее в коридоре на пол. Увидев это, Наташа позволила себе пошутить.
-Ого! Да ты серьезно настроен!
-Что? – тяжело дыша, переспросил он.
-Белая рубашка на полу! Милый, это же Поступок!
Вечер кончился нелепой ссорой, во время которой Наташа услышала и сказала столько гадостей, сколько в жизни не встречала в такой концентрации ни до, ни после той злосчастной попытки заняться любовью. 
  Но больше всего Наташу раздражало его поведение именно в отпуске. Антон мог зайти в море почти по пояс, стоять так минут двадцать подряд и повторять: «Щас прыгну, щас прыгну… щас прыгну!». Потом развернуться и пойти на берег, так ни разу и не окунувшись.
Глядя, с каким удовольствием Игорь кидался с разбегу в море, как  поглощал калорийную неоправданно дорогую пищу без полезных веществ вообще, Наташа расплывалась в улыбке от прилива нежности и странной радости. Игорь порой вел себя безалаберно – даже в отношении собственного здоровья. Но сейчас Наташе казалось, что это куда более человечно, чем манекенная преданность диете, спортзалу, порядку и расписанию.
Новый день проходил в блаженном ничегонеделании, пустых разговорах и молчании. Слизывая белые дорожки соли, оставшиеся от высохших капель морской воды, с плеча Наташи, Игорь говорил ей ровно столько, сколько отваживался сказать на данный момент, и ровно столько, сколько она хотела знать.
-Мы ведь не можем просто так быть вместе и делать вид, что это нормально? – тихо сказала Наташа.
-Что нам мешает?
-Ничего, но…
-Я должен был сделать что-то гораздо раньше, ты права. Но так уж вышло. Хочу, чтобы ты знала. Твой отъезд в Америку… Я надеюсь, что ты пошутила.
-Не совсем...
-Ты говорила, один водитель автобуса всегда выдает тебе два билета вместо одного? Будь я водителем, я бы просто не открывал двери и катал тебя по Москве кругами. Раз тебе так хочется карьеру, я придумаю, чем тебя занять в Москве, но мне нужно видеть тебя каждый день. Если для тебя это что-то значит.
-Значит, конечно. Только можно я не буду решать сегодня?
-Можно, - усмехнулся Игорь. – Кем ты хотела стать в детстве?
-Ты о профессии?
-Ну да.
-Я думала, что буду бухгалтером, как мама. Даже в институт поступила. Курсе на втором поняла, что это очень скучно и что мечтаю быть фотографиней.
-Фотографиней это хорошо.
-Да, но сейчас это слишком модно. Потом появился Антон, сказал, чтобы я не бросала институт, потому что ему нужна будет помощница, когда он решит заработать все деньги мира. И я продолжала учиться, в свободное время баловалась фотографией. Поначалу было так много идей! Я постоянно придумывала фотосерии, моя любимая называлась «Провизиальный Петербург». Что-то среднее между «провизией» и «провинцией». Веришь, я знаю такие душевные места в Петербурге – Москве и не снилось. Такие домики, дворики. Съедобные на вид.
-Покажешь?
-Конечно.
-Ты так и не воплотила эти идеи?
-Частично. Ходила, снимала, но тут же нужно еще и мастерство. Каждый раз снимки получались недостаточно хорошими, и я не могла понять, что не так. Не хватало технических знаний. Я читала какие-то книги, ходила в студию с Аринкой, на курсы. Но на это нужно время – а его всегда не хватает. Потом студенчество кончилось, и я приехала в Москву, и все.
-Почему «все»?
-Я не принадлежала себе, работала, к тому же.
-Таланты нельзя хоронить.
-Нельзя. Откуда ты знаешь, что я талантлива?
-Ты рисуешь во время совещаний, - улыбнулся Игорь.
Наташа смутилась.
-Ну и что?
-Хорошо получается. У тебя есть, как это называется? Чувство пространства?
-Хорошо бы.
После пляжа они снова отправились гулять по побережью. Косые лучи заходящего солнца золотили листья цветов, ветки сосен, траву, мягко делили пейзаж на свет и тень, а сутки на день и ночь. Они шагали, держась за руки, сцепленные в замок и прижатые к груди Игоря, молча любовались пришвартованными лодочками у причала, пока он не предложил:
– Давай покатаемся?
Наташа признала идею отличной. Они медленно прошли вдоль берега к причалу, и там нашли катер, на котором было написано «аренда», «круиз» и расценки на часовые прогулки.
С моря город выглядел еще красивее. Рыжая черепица смотрелась менее задорно в розоватом свете заходящего солнца. Остров Сан-Стефан, похожий на криво порезанную ковригу хлеба, казался теперь каким-то далеким, в то время как горы над Бечичами на другом краю бухты в розовой дымке стали будто ближе, чем утром. Небо было сумасшедшее: сиреневое, где-то сероватое, розовое, персиковое, голубое. Под ним приглушенная зелень лесов казалась по-горному суровой. Незаметно сгущались сумерки, пока Игорь с Наташей плыли на катере по спокойной воде Адриатики. Скоро окрестные города засверкали фонарями, будто горстки рассыпавшихся самоцветов.
-Я и забыл, как быстро садится солнце и как скоро всходит луна.
-Да, в Москве за этим не понаблюдаешь, - ответила Наташа, глядя вдаль.
-В следующий раз я хочу отправиться в морское путешествие… Извини. Алло, мама! Привет. Как ты?
Наташа отошла в сторону и облокотилась о перила на борту. Стоя на палубе и глядя на широкую грудь моря, мерно вздымающуюся, как от тихого дыхания, она чуть поежилась. Было слышно, как Игорь рассказывал про их время, про здешние места, как передавал привет от Наташи, а Наташе от мамы, интересовался новостями подруг и делами на работе, спрашивал, как поживает мамина докторская. Прохладный ветер поглаживал кожу, иногда становясь чуть настойчивей. Наташины легкие волосы выбивались из прически, но она не поправляла их. Ей не нравилось, что Игорь звонит маме в такой момент. Она даже подумала, что если бы он мог, он бы взял и маму, и кошку с собой в этот отпуск. А ей так не хотелось теперь делиться. Она вспомнила, как после очередной встречи с друзьями Антона ей приснилось, будто входная дверь их квартиры вдруг распахнулась и прихожая наводнилась людьми в момент. Их была целая толпа, Наташа будто бы вышла из спальни их привечать, здоровалась со всеми родственниками, друзьями. Стояла перед ними в коротенькой пижаме и конфузилась, когда они оглядывали ее придирчивым взглядом, разглядывая ее округлый живот и эту дешевенькую одежонку. Антон тем временем будто бы продолжал спать в комнате. Наташа ничего не имела против его друзей и родственников, но всегда чувствовала себя незащищенной среди них. Зная о любви Таисии Тимофеевны к Лене, она чувствовала себя и здесь не в своей тарелке.
Она вспомнила слова своей мамы. «Ты знаешь, как я отношусь к вашему разрыву с Антоном, но раз ты так решила. А Игорь… Знаешь, я не буду указывать тебе на недостатки, которых ты не видишь, раз они не мешают тебе быть счастливой. Только я тебя прошу, не вляпайся, девочка моя. Будь осторожна, хорошо? С тридцатилетними мужчинами нужно быть аккуратной».
Игорь закончил разговор и обнял ее за плечи, поцеловал в макушку.
-Здорово, да? - сказал он, глядя на берег.
И все раздражение моментально испарилось.
Они причалили, сошли на землю, снова полные впечатлений и любви. Любви не столько друг к другу, сколько вообще: внезапно нахлынувшее чувство не было сосредоточено на определенном объекте, разливалось теплом по всему их существу, как море между гор.
-Я опять голодный, - выдохнул Игорь, едва ступив на сушу.
-Ужас ты.
Отчего-то оба рассмеялись. Невдалеке они заметили ресторанчик при отеле и бодро направились к нему. Там им пообещали танцовщиц минут через пятнадцать. Они сели за столик и принялись листать меню. Все помещение было залито мягким светом и пахло едой. Посетители двигались неторопливо, говорили тихо, ели сосредоточенно, с видимым удовольствием. Официант готовил прямо в зале дораду для их соседей: на специальном столике поджигал обсыпанное морской солью рыбье тело, потом обстукивал получившийся скафандр, разделывал белое мясо и раскладывал по тарелкам. И все с таким видимым удовольствием от процесса. Место не было дорогим, но находиться там было приятно. Никто не спешил, все излучали спокойствие и удовлетворенность. Это было отлично. Уютно и так не похоже на Москву. Потом воздух задрожал мелкой дробью от барабанов и бубнов, и в зале появилась она.
Ведьма. Ее смуглая кожа казалась почти черной в тусклом свете искусственных факелов. Тем озорнее она сверкала белками и жгла взглядом черных, как угольки, глаз в мягкой окаемке густых ресниц. Она танцевала, рисуя телом арабески, ее руки извивались, будто в них совсем не было костей, а живот трепетал, как мотылек над огнем.
Кружась, она остановилась прямо перед Игорем, разметая бахрому на бедрах в разные стороны. Затем повернулась спиной и выгнулась назад так, что сперва он увидел перед собой стену иссиня черных волос, а потом и ее жгучие глаза. Она обнажила влажные белые зубы и резко выпрямилась, повернувшись к ним снова спиной. Играя, она перешла к соседнему столику.
-Боже, как у нее позвоночник не ломается?! – глядя на бестию, танцевавшую теперь в трех шагах от них, спросила Наташа.
-Угу, - заворожено буркнул Игорь, смотря, как у танцовщицы раздуваются тонкие ноздри, придававшие ее и без того острому лицу еще более хищное выражение.
От ее волос пахло морем, и кожа наверняка была солоноватой на вкус. А губы винного красного цвета вздрагивали и что-то напевали, пока она забывалась, не замечая никого в своей безумной пляске. Она была страшна в своей красоте. И черна, как ночь в горах - с ее непроглядной теменью. На губах насмешливая полуулыбка, она резала покой каждого зрителя частыми взмахами своей синей шали.
-Страшная женщина, - почти шутя, сказала Наташа после того как музыка стихла и танцовщица одарила зал последней куцей улыбкой.
-Да просто смерть, - ответил Игорь.
-Это комплимент?
-Представляешь, влюбиться в такую?
-Не представляю.
-Серьезно. Зря костлявую рисуют с косой и в балахоне. Она вот такая.
-Дурак, - тихо сказала Наташа.
Пока Наташа принимала душ перед сном, Игорь устроился на балконе с бокалом местного сухого вина и набрал номер Макса Филина, чтобы узнать, как там дела.
-Да нормально все. Я сегодня в офисе не был, так что думаю, народ весь день в бирюльки играл. Но пока все по плану, ждем оборудование — а там я устрою им мобилизацию.
-А чего в офисе-то не был? Что-то смотрел из объектов?
-Утром в аварию попал, весь день проваландался. Теперь две недели буду ездить на жене.
-Ну хоть на деньги не попал?
-Страховка покроет. У меня-то бампер поцарапан только – а вот у дамы фара, крыло и черта лысого еще. Спроси у меня лучше, как твоя жбунька волосатая поживает.
-Как она, - с отцовской улыбкой осведомился Игорь, представляя себе Лизу, спящую в его кресле.
-Растет большая, как Мухтар, скоро мы ее за сторожа оставим. Жрет, как не в себя, и целыми днями торчит у меня в кабинете, все на ручки просится.
В этот момент из душа вышла Наташа.
-Шлюшка, - посмеялся Игорь, подмигивая Наташе. Та сделала строгие глаза.
-Я про кошку,- пояснил Игорь.
-Тут Лена звонила, - продолжил Филин. - Узнала, что ты уехал, очень расстроилась. На самом деле, ты смотри сам, конечно, но мне бы стремно стало. Она мне за две минуты промыла мозг, что ты там на солнце жаришься. Волнуется, говорит, так и сдохнуть недолго.
-Я знаю, она писала мне. Филин, ну ты же ее знаешь: она всегда волнуется. Молодая совсем, мнительная. Думаю, просто перестраховывается. А я скоро приеду, так что не скучай.
-Давай, береги себя. Наташке привет.
Игорь предложил посидеть на балконе и выпить вина. Наташа ответила «угу», суша волосы полотенцем, а он вдруг вспомнил голос Лены. Представил, как она расстроилась, как выдохнула Филину в трубку. Но обратного пути не было. «Говорят, умирающие люди жалеют всего о трех вещах…».

Когда они встретились, Елена Сергеевна была вчерашней студенткой. По виду и в самом деле. Задумчивая, худощавая, одинокая с кленовым листиком в руках. Она вертела его, зажав черенок подушечками пальцев, сидя в больничном сквере у фонтана. Игорь сидел напротив и наблюдал, как она рассеянно созерцает свой листик. Почувствовав на себе взгляд, она подняла на Игоря большие светлые глаза, взглядом едва заметно улыбнулась и вернулась к своим тихим мыслям. Потом исчезла. И в этом была вся она. Она не оставляла следов нигде, никогда.
Таисия Тимофеевна ее обожала. Почти сразу, как познакомилась с ней, многозначительно посмотрела на Игоря, мол, тебе бы такую заботливую жену. Узнав, что они подружились, Таисия Тимофеевна без лишних слов поцеловала Игоря в щеку, крепко обхватив его лицо руками, и добавила: «Мой сын. Ты всегда был умницей».
Игорь был первым пациентом в жизни Лены. Она не вполне еще привыкла к мысли, что больные при НИИ гематологии и цитогенетики чаще умирают, чем излечиваются. У нее на руках еще никто не иссяк, и она подходила к каждому пациенту с гипертрофированным сердцем начинающего врача.
Александр Иванович был ее куратором и относился к ней почти как к ребенку, которого ждет неминуемое и болезненное разочарование от новости, что Деда Мороза все-таки не существует. Когда он был в хорошем расположении духа, он подшучивал над ней, называл наседкой. Он ценил ее прилежность, но прекрасно знал, что тем болезненней будет для нее первая смерть пациента. Однажды заметив, как Лена смотрит на Сушкова, Александр Иванович сразу понял, что произойдет, но помешать этому он был не в праве и не в силах. Поэтому он просто старался помочь Сушкову не стать тем самым умершим пациентом.
В один из долгих разговоров над урчащей Лизкой в сторожке Игорь и Лена услышали звон колокола из маленькой церкви, располагавшейся прямо в больнице. Лена тогда сказала, что рак называют самой православной из всех болезней.
-Рак тем сильнее способствует воцерковлению, чем безнадежнее диагноз. Тут многие загораются идеями о том, как спасти собственную жизнь, душу – да чуть ли не весь мир. Батюшка говорит, что после выздоровления люди забывают о своих зароках и возвращаются к привычному укладу. Хотя некоторые продолжают молиться.
-Что за батюшка?
-Отец Серафим, который в этой церкви. Он говорит, что люди становятся спокойнее, когда начинают молиться. А в больнице у них появляется повод и время подумать о таких вещах, как душа.
Впоследствии, когда Игорь начинал сбивчиво говорить Лене о своих планах, она поспешно закрывала ему рот ладонью и просила молчать. «Носи каждое слово в себе, запомни. Тогда у тебя будет больше шансов воплотить что-то». Ее убеждал в этом Александр Иванович. Игоря же теперь наставлял отец Серафим: «Господь и намерения целует». И эти слова казались ему куда более полезными, чем увещевания молоденькой Лены, у которой не было еще пока шанса самостоятельно понять что-либо о правилах игры.
Когда Игорь выписался, она часто оставалась у него на Мантулинской. Заваривала ему черный чай со свежей мятой, сушеными апельсиновыми корками и брусникой, а к чаю всегда приносила гречишный мед. И по утрам, собираясь на работу, он иногда слышал, как она шепчет утреннюю молитву. В такие моменты у нее менялся взгляд, она смотрела кротко или закрывала глаза, сложив теплые ладошки.
К концу ночи она становилась тихая, своя. Ее сердце билось неслышно, и между сомкнутых ресниц едва заметно сквозила нежность. Улыбнувшись ей из вороха подушек, Игорь будил ее на работу и засыпал вновь, осознавая себя вполне счастливым.
Лена хотела знать, что он видел в ней, когда она бывала так близко. Всегда спрашивала его об этом и говорила, что если бы ей было известно, что заставляет Игоря звонить ей, она всеми силами развивала бы в себе это качество. Она говорила, что всегда уходила от него будто не солоно хлебавши, оставаясь немного голодной. Ей казалось, что она непрерывно искала его в замкнутом пространстве с завязанными глазами, и вроде бы касалась его рукой, но всегда оставалась «водой».
Она сказала ему однажды:
-Сейчас, спустя столько месяцев борьбы за твою жизнь, я смотрю на тебя и думаю, что свое право быть с тобой я свое время если не заслужила, то выстрадала. Я этого никогда не перестану знать, хоть и стараюсь забыть об этом. Но ты все время был так важен, я ни за кого еще не молилась так крепко. И ни с кем не была так счастлива.

Наташа вышла к нему на балкон, завернутая в махровое полотенце. Она закинула ноги ему на колени, сев в плетеное кресло напротив и неспешно пила прохладное вино.
Через улицу в полтора метра шириной на крыше дома играли и целовались голуби. Они балансировали на самом краю, рисковали сорваться.
-Смотри, сумасшедшие, - с улыбкой указала на них Наташа.
-Им не страшно, они летают.
Игорь смотрел в ее горящие глаза. Она казалась такой живой, такой переполненной, не расплескавшейся, и он с упоением рассказывал ей одну за другой истории о своем детстве, о мечтах, о юности и всех курьезах по незнанию или из шалости.
-Мы были классе в восьмом, кажется. Нас с Филиным отправили в трудовой летний лагерь. А Филин – ну, ты представляешь его подростком? С ним никогда нельзя было учуять, когда и где рванет. В лагере были душевые такие: старые-старые, с вот такими щелями! Так этот что придумал. Он взял палку, к ней прикрепил зеркала под углом и звал нас подсматривать за девчонками, когда они мыться шли.
-Хулиганье.
-Ну, а чо. Интересно же. А потом нас Гусева, классная наша, застукала. Заставила писать объяснительную. Филин написал: «Я, Филин Максим Георгиевич, изобрел девкоскоп и применил его, когда в душевой оказались преподаватели, в том числе Гусева Ирина Михайловна…». И так далее. Нам объявили строгий выговор при всем лагере, но в чем заключалась предосудительность поведения, никому не сказали. Девкоскоп, правда, торжественно изъяли и следили, чтоб мы были заняты, пока девочки в душевой.
Наташа заливисто смеялась, а он потом еще долго сидел с улыбкой на губах, вспоминая, проживая счастливые моменты заново, и сердце в груди билось сильнее обычного.
Некоторые истории Наташа слышала не впервые, но она любила манеру Игоря рассказывать. Однажды пару лет назад после подобного разговора в офисе она сказала Арине, что он стал теплым, слишком теплым и внимательным, со счастливыми глазами по утрам и с бесконечными шуточками, которые он предварял характерным жестом «замри» с растопыренными пальцами.
-Он так ведет себя, что на работе я ощущаю себя согретой и защищенной, когда он рядом. И появляется это смешанное чувство, благодарно-эротическое, почти дочернее. И опасное, потому что в отличие от страсти, такое чувство цепляет глубоко. Я рассчитываю, что он защитит меня, если что, понимаешь?
-Ну и хорошо. А что тебя смущает тогда?
-Аринка, он мой начальник!
-Ну так и радуйся, дуреха, ты чего?
-Я же так в него влюблюсь.
В том, как он клал свою руку поверх ее пальцев невзначай на прощанье, говоря «завтра дорасскажу, ладно?» или «ну... пока» перед тем как выйти не на своей станции метро по ошибке. В том, как он сжимал на секунду ее ручку, говоря «все будет хорошо» с улыбкой, - в каждом таком жесте было столько тягучей ласки и ожидания невозможного, что Наташе хотелось прижаться затылком к его плечу. Ей казалось, что при этом можно будет даже не бояться закрыть глаза, получая поцелуй в макушку. А дома ее ждал Антон и угрызения совести, хотя, казалось бы, ничего предосудительного в то время Наташа не делала. Вспомнив все это, она посмотрела на Игоря внимательно, пытаясь поверить, наконец, что – получилось.
-Поехали кататься? – вдруг предложила она.
-Сейчас?
-Ну да. Я хочу в горы.
-С ума сошла?
-А иначе что бы я здесь делала. Серьезно. Давай закажем такси, мне хочется посмотреть на Будву сверху. Прямо сейчас.
Игорь знал, как важно не откладывать на потом. И хоть это была глупая прихоть, Игорь также знал, что не всякая авантюра может быть опаснее смиренного лежания в теплом укромном месте.
Они наспех оделись и поймали такси. Водителю объяснили цель поездки и попросили подвезти их к смотровой площадке не очень далеко, откуда можно было бы полюбоваться видом, а потом вернуться на виллу пешком – пусть даже за пару часов хода. Водитель сказал, что всегда знал: самые ненормальные туристы обычно или русские или немцы. И все же, он был приятно удивлен подобной инициативой. Он заверил, что окрестности Будвы не опасны даже по ночам, и сказал, что идея, хоть и странная, но интересная.
По серпантинной дороге, темной лентой уходившей в горы, как в небо, они поднимались вверх и вверх, пока Наташа не скомандовала «Довольно». Таксист все это время рассказывал им об истории края все, что помнил. Перед тем, как уехать, водитель оставил им свой номер телефона на всякий случай, объяснил, как идти обратно, и пожелал им счастья.
Они вышли в пахучую тишину. Прозрачный воздух едва заметно дрожал, движимый легким ветром. Они стояли на небольшом пяточке у неосвещенной дороги и смотрели вниз. Под их ногами травы, чуть высушенные солнцем, были припорошены дорожной пылью, и по кромке обрыва кивал лиловыми головками чертополох. Тут же рос цикорий и какие-то еще цветы с яркими желтыми, сиреневыми и синими соцветиями. Вдалеке распростерлось море, в котором всей своей бездной отражалось звездное небо. По видимой кромке воды искрились городские огни, а дальше светилась Будва и прибрежные селения, похожие на торты для именинника, усеянные сотнями, тысячами маленьких свечей. Их огни казались живыми, подвижными, они отражались в небе рыжеватой дымкой над землей.
От такого вида захватывало дух. За спиной у Игоря с Наташей бормотал уставший за день синий лес, и кроме него не было слышно ни шороха. Дорога спускалось темной лентой вниз по склону, петляла в кронах деревьев, которые мудро молчали, и лишь от ветра иногда шептали страшные слова.
-Закрой глаза, - сказала Наташа. – Ну, пожалуйста, - она закрыла ему глаза ладошками. – Чувствуешь?
-Что именно?
-Какой здесь ветер. Вообще другой. Ты слышишь? Цикады… Я так давно мечтала их послушать. Хотя, наверное, если жить здесь постоянно, начнешь скучать по ночному гудению городов, которые не спят.
Он вспомнил слова отца Серафима. Игорь был в отчаянии. Ему казалось, что время уходит, день за днем он пропадал в больнице без возможности делать хоть что-то. Отец Серафим ему ответил.
-Недаром один отец-пустынник сказал, что быть грустным значит все время думать о себе и своей судьбе. Скажи мне, чадо, зачем тебе нужно время? Что такого важного ты хочешь сделать? Ты так много сам себе должен – кто от тебя требует земных успехов? Тебе дарованы эти дни, пусть такие, но ведь они у тебя есть. Бери и живи. Зачем ты думаешь о грядущих проблемах, о том, чего ты не успел или не смог добиться? Будет день и будет пища, ты должен научиться доверять Богу. Без Него ты не достигнешь ничего в любом случае, так понадейся на Его промысел. Все в этом мире для Бога «еще» - ты должен относиться ко времени так же. Тогда сможешь жить, а не готовиться делать это. Перестань видеть смысл жизни в работе или каких-то светских достижениях. Копи богатства для вышнего дома. Подумай. Тебе даровано время для очищения, а ведь цель любого христианина – спасти душу. Тебе же даны для этого такие условия на твоем пути, чтобы ты смог понять это, ты в теплице сейчас. На что же ты ропщешь? Не думаешь ли ты, что твоя цена за спасение  не так уж велика? 
Наташа поцеловала его, все так же, не отнимая рук от его лица. Это поцелуй он почувствовал всем телом, будто впервые. Над ними прошелестела летучая мышь, но Наташа этого не заметила: она чувствовала себя в безопасности с Игорем. Он же подумал, что если все минувшее - цена за счастье чувствовать каждую маленькую радость настолько остро, то – пусть.
-Я продрогла немножко.
-Побежим?
И они помчались вниз по серпантину что было духу. Игорь бежал чуть позади, и то и дело цеплялся за Наташину куртку, заставляя ее визжать и тревожить ночную сонную тишину. Запыхавшись, они перешли на шаг, снова взялись за руки.
-Что-то здесь жутковато, - призналась она.
-Капюшон натяни.
-Зачем?
-Летучие мыши.
-Ой!
-Да не бойся ты. Я с тобой.
Игорь вспомнил слова Лены: «Я всю жизнь ждала кого-то, кто обнимет, и это будет похоже на благословение. Как слова «Господь с тобою», одним жестом. А теперь есть ты».
-…Мне жаль, что меня так долго не было рядом, - сказал Игорь.
Он снова почувствовал себя виноватым перед Леной. Но больше он не мог делать то, чего от него ждали: тем более, это не сделало бы счастливее и Лену тоже. В конце концов, к тридцати годам на улице невозможно встретить сверстника, который не был бы чьим-то бывшим. И таких благословений у нее может быть еще множество впереди. Впрочем, он желал Лене счастья встретить человека, с которым она не захотела бы ничего называть благословением или проклятьем, упорядочивать или думать, к чему все это приведет.
Через час, спустившись к побережью, Игорь и Наташа устали и решили поймать такси. Они благополучно добрались до виллы и рухнули спать, плотно переплетясь руками и ногами. В темноте, целуя Наташу, он видел, как блестели ее глаза.
-Ты подглядываешь?
-Нет, - шепотом ответила она. – Я пытаюсь убедиться, что это не сон.