Под дулом телефонной трубки

Глава 1
Осужден. Теперь это мое клеймо. Когда я услышал эту фразу в зале суда, я понял, что моя жизнь координально изменится, если не закончится вовсе. На 10 лет моя жизнь стала не моей. Мою свободу ограничили вместе с моим сознанием. В колонии я провел две недели. Уж не знаю, что случилось потом, сколько заплатили мои партнеры за это, но меня подвели под программу, носящую экспериментальный характер. Теперь я официально под домашним арестом. Все мое имущество, а это не много не мало 3 миллиона долларов, три особняка на различных побережьях мира, три квартиры в Москве и мою машину, изъяли, оставив мне только небольшой домик в Подмосковье, который принадлежит моей матери. Хорошо, что однажды я сделал тут капитальный ремонт, потому что ближайшие 10 лет я проведу в этом доме. Как только мама узнала, что ее единственный сын стал уголовником, ее хватил удар. Инсульт. Ее успели спасти, но я не знаю, сможет ли она выкарабкаться. Она мечтала, что все будет хорошо, что у меня будет семья и дети, любящая жена. Все так и было, почти. Я обеспечил своей маме отличную жизнь, а теперь она вынуждена жить на свою крохотную пенсию. В рамках эксперимента, который на мне ставят, я получаю небольшую сумму на содержание. Максимум денег я отдаю маме. Я не хочу, чтобы из-за меня она чувствовала себя стесненной материально. Сейчас я могу помочь ей только так. Она не для того меня растила, чтоб так страдать. Я ведь должен был жениться. Нина… Красивая, молодая, умная, казалось бы, чего мне не хватало? Я дарил ей все, что она хотела. Все бумажки оформлялись под ее тщательным присмотром, так что все то, что я ей подарил, осталось при ней после суда. Нина… Я уже несколько раз просил ее приехать сюда, но она все время находит причину этого не делать. Родственники и друзья могут посещать меня, правда, предупредив заранее специальную службу контроля, которая возглавляет эксперимент. Они следят за мной и еще девятью такими же, как я. Я даже не знаю, что лучше: обычная тюрьма, обычная жизнь, которую часто вижу по телевизору, или такое существование, когда…тебя ограничивают, но не хотят, чтобы ты это чувствовал. В мой арест входит еще кое-что, что делает его таким особенным. Каждый день мне звонят, проверяют на месте ли я. Но это нормально, а вот потом будут проводиться какие-то тренинги с психологическим уклоном, дабы меня не называли «асоциальным элементом», когда мой срок закончится. Я знаю, что я виновен, и это ничего не изменит. Что они хотят от меня, я не понимаю. Мне кажется это странным. Вряд ли по телефону можно что-то доказать, если только гипнозом, но это же смешно.
В камере со мной сидели несколько человек. Один совсем молодой – Леха. Ему всего 23. И дали ему всего один год. Он выйдет, и у него все будет отлично. А вот мне уже 37. Когда все это закончится, мне будет 47, то есть почти 50. Женюсь ли я? Будут ли у меня дети? Будет ли со мной моя Нина? Жива ли будет мама? На все эти вопросы я смогу ответить лет через 10.
После оглашения приговора я несколько дней не мог говорить. Было такое ощущение, что вместе со словом «Осужден», у меня забрали мой внутренний голос, мою свободу сознания. Даже сейчас, я иногда боюсь подумать что-то не то, хотя прекрасно понимаю, что мысли мои никто контролировать не может. Я не представляю, что смогу делать здесь 10 лет. Старенький компьютер, телевизор: вот все мои развлечения. Кто осмелится поехать ко мне? Я же уголовник. Это клеймо. И от этого хочется вымыть себя с мылом, но это не помогает. Чувствую себя облитым помоями.
Но справедливость восторжествовала. Ведь я все-таки виновен в том, что я сделал. Я мог убежать из страны. Мои бывшие партнеры и я должны были вылететь в Швейцарию. Я остался, чтобы провести последний день с мамой и Ниной. А они улетели. На следующий день, когда я зашел в аэропорт, меня повалили на пол. А дальше все понятно. И все-таки они что-то для меня сделали. Уж не знаю, сколько денег они отвалили и кому, но мне дали 10 лет и домашний арест.
Мне даже нечего больше о себе рассказать. Вся моя жизнь поделилась на «до» и «после». Так жить… Пока я чувствую странное спокойствие, даже слишком странное, как будто все про меня забыли, кроме двух человек. Социальный работник Елена приносит мне продукты два раза в неделю. А психолог Татьяна звонит каждый день. Есть такое правило. Если заключенный бросает трубку во время разговора психолога, то она не должна ему перезванивать. Я упорно беру трубку каждый день. Она всегда звонит в разное время. Я подтверждаю, что я на месте, а потом кладу трубку. До Татьяны была Алиса. За месяц напряженной работы со мной я ни разу не выслушал ее. Ее уволили, точнее удалили из проекта. Я не интересовался, что с ней произошло дальше. Татьяна упорно звонит, иногда даже три раза в день, но мне нужна их психология и тренинги.
Они посадили меня за решетку, лишили свободы, повесили на ногу идиотский браслет. Они сделали меня нечеловеком, но хотят, чтобы я им оставался. Наверное, поэтому их эксперимент провалится. Я не верю в него.
Глава 2
Телефонная трубка наполнила мой скромный домик своим эхом далекого советского прошлого. Я машинально поднял трубку звенящего аппарата и преподнес ее к уху.
 - Здравствуйте, Владимир, - проговорил в трубку знакомый и противный женский голос.
 - Здрасте, Татьяна, - небрежно плюнул я ей в ответ.
 - Это хорошо, что вы не предпринимаете попыток побега, - начала она. Кстати говоря, Татьяна всегда начинала именно с этой фразы. Она видимо думает, что я матерый преступник, такой, каких она видит по телевизору в популярных сериалах. Она ждет от меня побега. А мне даже не хочется бежать. Лень и уныние давно стали моими лучшими друзьями.
 - Вы убедились, что я на месте? – нервно спросил я.
 - Да, - ответила Татьяна.
 - Тогда счастливо, - буркнул я и повесил трубку. Я снова решил позвонить Нине. На старом потрепанном диске с цифрами я набрал знакомый номер.
 - Алло! Я слушаю! – донесся на том конце провода занятой, немного раздраженный, но приятный женский голос.
 - Нина! – воскликнул я, сам того не ожидая.
 - Володя? – переспросила она, и тут же я услышал короткие гудки.
Конечно, она не хочет меня знать. Ведь это же я, уголовник. Телефон снова затрещал. Я снова стал вслушиваться в трубку.
 - Володя, не надо мне больше звонить, пожалуйста! – срывающимся голосом говорила Нина, заставляя меня почувствовать себя чудовищем. Будто бы я хотел скинуть ее с самолета на высоте трех тысяч метров. На этом последний лучик надежды на что-то лучшее, на малейшую пользу этого эксперимента рухнула.
 - Не переживай так, не буду, - ответил я и отключился. С детства учат, что мама – это что-то святое. Вот сейчас это становится очевидным. Потому что кроме нее у меня никого нет. Разве что Татьяна и Елена, которым платят деньги за общение со мной.
После суда мне пришлось бросить курить. Сигареты в доме мне держать запрещено. Ради моей же безопасности. Вдруг захочу поджечь себя вместе с домом? А еще у меня нет ножей. Елена приносит все в нарезке. Вместо плиты пароварка. Все, что можно было убрать опасного, как они думают, убрали. Даже бритву. Это я могу сделать только в присутствии Елены. А в душе вообще стоит какой-то умный датчик, который фиксирует, не утопился ли я. Наверное, я действительно ценный для них объект, раз они так беспокоятся за мою никчемную жизнь преступника.
Теперь позвонили в дверь. А я оказывается нарасхват! Чертова Елена! Почему всем от меня что-то надо именно тогда, когда я хочу остаться один, причем надолго? Я же под домашним арестом! Я же преступник! Почему этих Елен и Татьян так тянет досадить мне, поговорить со мной?
Я открыл дверь и впустил Елену.
 - Добрый день, я принесла вам продукты, - улыбнулась с порога молодая симпатичная девушка. Я знал, что своими милыми улыбающимися глазками цвета летнего неба она тоже следит за мной как и камеры, натыканные во дворе. Из соображений гуманности, в доме не стоят камеры. О какой вообще гуманности идет речь, если сам даже побриться не могу и пельмени сварить? Я не могу покурить, потому что я могу себя поджечь. Кто разработал этот дурной проект, колечащий жизнь людей?
Когда сидишь в тюрьме, понимаешь, что ты такой не один. Но тем, кто по ту сторону решетки, абсолютно все равно, что ты делаешь и что ты куришь. Чувствуешь себя настоящим преступником, который совершил что-то достойное своего наказания. Вся их психологическая поддержка только калечит душу, не дает мне «подумать о своем поведении»
 - Ага, заноси, - буркнул я, впустив Елену, которая раскраснелась своим обветренным на морозе лицом.
 - Я еще вам тут принесла чистые вещи и всякую бытовую химию.
 - Неужели никто не переживает, что я могу ею отравится? – саркастически уставился я на Елену, - Я ведь возьму стиральный порошок и насыплю в компот. Я ведь возьму шампунь и выпью напополам с пеной для ванн.
 - А я ведь и правда, не подумала…, - протянула та и быстро убрала небольшой кулек в свою сумку, на которой висел маленький аккуратный кодовый замочек.
 - Дура, - бросил я и включил футбол. Елена надула губы и начала складывать продукты в холодильник. Странно, как это его у меня не отобрали.
 - Бриться будете? – спросила она, открывая замочек.
 - Нет, блин, я бороду отращиваю, - ответил я.
 - Не хамите мне! – крикнула она.
 - Башку продырявлю! – рявкнул я так громко, что она вприпрыжку выскочила из дома, накидывая на ходу пальто из непонятной серой материи. Я вышел, чтобы закрыть калитку своей деревенской тюрьмы и нашел на протоптанной дорожке сюрприз. Елена выронила пачку сигарет, да еще и полную. Удачное начало дня. А эта жертва психологии, похоже, не знает, за что меня посадили. Ну, и пусть не знает, с ней так проще. В приподнятом сигаретами и глупым спектаклем настроении я зашел обратно в дом и углубился в изучение содержимого пакета из супермаркета.

to be continued
http://proza.ru/2011/02/05/1877 - 3 глава