Случайности - знаки судьбы

СЛУЧАЙНОСТИ – ЗНАКИ СУДЬБЫ

     Такой вот разговор… с «умником». С собой.
     - Завтра меня  будет.
     - Где?
     - Где, где… В Караганде. Тут, там, везде. Лучше спроси, почему завтра.
     - Почему завтра?
     - Потому что сегодня – позади. Меня не станет завтра.
     Не станет? Да. Но печалиться и радоваться не стоит. Потому что это так же верно, как то, что меня уже нет. Тут дело во времени и точке отсчета. Все относительно. Вчера наступило сегодня. Хотя оно будет только завтра.  А завтра – для кого-то уже никогда.
     Когда писались эти строки, еще не канул в Лету 2010 год, последний «нулевой». Но в тот момент, той точке отсчета оно, время, было для меня настоящим.  И мне удобней в нем оставаться. И говорить «не был», а «есть». Есть надежда, что я его, Новый одиннадцатый еще встречу. Но надо не забывать, что мне уже семьдесят два с гаком, и недалек тот день, совсем недалек, когда можно будет точно сказать, что завтра меня не будет. К тому же, еще неизвестно, когда поставлю точку в этом повествовании и поставлю  ли вообще. А потом что? Потом ничего. Пустота… для меня.
     К чему весь этот бред? Ну, смотря как на него посмотреть. Может быть, бред, снобистская предвзятость и есть как раз то, что вы подумали, читая это. Это, во-первых. А во-вторых, хочу пояснить: письмо это обращено в завтра, то есть в ближнее будущее. К читателям, которые не станут осуждать меня за мое копание в личной жизни, за откровенность, потому что какой смысл хулить человека, которого нет. И совсем неважно, как он прожил в отпущенный ему срок. Ибо ничего уже не изменишь. Да и мог ли он, то есть я, изменить ее сам? Об этом речь…
     Осталось добавить: эти строки в виде «затравки» публиковались ранее и отдельно от ниже сказанного, и я не упомянул тогда о том, что из Санкт-Петербурга пришла радостная весть об окончании работы над изданием моей случайно написанной книжки «Так не бывает». Случайно написанной? Случайно изданной? Ну-ну, поглядим, насколько это случайно.
     Однако, все по порядку…
- *-
     Итак, сегодня 21 декабря 2010 года.  На дворе трескучий мороз – 41 градус, с ветром, что хуже 50-ти в безветрие. В такую погоду добрый хозяин не выпускает собаку на улицу, лучше сидеть дома и не выглядывать. И мы сидим с супругой в тепле, смотрим новости на ТВ. Телеведущие сообщают, что в Москве при  температуре минус 5 градусов идет дождь, кошмар, а у нас в связи с морозами  отменены рейсы на многих международных маршрутах.  А там, где не отменили, автобусы ходят парами, на всякий случай.
     Вспоминаем.
     Тогда,  в шестидесятые прошлого века автобусы… разве сравнишь их нынешними, теплыми, комфортабельными…. могли не ходить лишь по одной причине – поломке. Сегодня таких скрипучих развалюх не увидишь и на внутригородских маршрутах. Дверцы машин дребезжали  на ухабах, по-пингвиньи махали крылами, загоняя внутрь холодный воздух. Водители, чтобы самим не замерзнуть, перекрывали подачу тепла в салон. Пассажиры замерзали,  вставали с мест и весь путь отплясывали степ.
     Валентина вспоминает.  Однажды во время сессии (она училась в пединституте) поехала домой в Ленинск-Кузнецкий, чтобы подготовиться к экзамену там. Набрала с собой учебники, конспекты. Совсем не подумала, что в такой мороз носить связки книг – остаться без рук. И она едва их не потеряла, пока добиралась до дома. Отморозила пальцы рук и ног. И  дома ее ждал «сюрприз»: мать и отец поссорились вдрызг, вздумали расходиться. Прокляла, было, все на свете. Однако нет худа без добра: на отмороженные пальцы дочери без жалости не мог смотреть даже суровый отец. Старики померились. Выходит, не зря мучилась.
     Мы тогда еще не были женаты. Она училась.
     Вспоминаю я. Я работал наладчиком, постоянно находился в командировках. В ту особо студеную зиму меня «выдернули» из Назарово, направили в Юргу на короткий срок - месяц-полтора для наладки приборов контроля и сигнализации на пиковой котельной  Юргинской ТЭЦ, которую смонтировали в срочном порядке – городок замерзал. Внимательный читатель, который знаком с другими моими рассказами, может обратить внимание на «нестыковку»: куда вдруг пропала Ермаковская ГРЭС? Туда, куда надо. Казахи отказались заключать с нами договор. И спасибо им за это. Или судьбе. И я вновь оказался в Назарово, чтобы вскоре уехать в Юргу.
      Юрга для меня лично стала подарком. Она находится в 120 километрах от Кемерово. И я мог запросто приезжать на выходные к Валентине в гости. И приезжал, несмотря на дикий мороз. Зимней одежды у меня не было, носил широкое демисезонное пальто-реглан. Оно было рассчитано на «плечистого» в животе. Пространство между мной и им позволяло надевать что угодно. И я поверх байковой ковбойки и свитера из исландской шерсти надевал еще суконную куртку – спецодежду для сварщика. Но и она не спасала. Так что, к дому, где жила Валентина с подругами,  подходил на «костяных» ногах.
     Валентина признается: меня ждала не только она одна, а и все ее подруги, с кем снимала двухкомнатную квартиру: Людмила Чернопенева, Лера Русинова, Таня Степанюк, Люда Даниленко. Они знали, что я обязательно что-нибудь привезу из съестного.  Помимо разных сладостей это были чаще всего пельмени. Вечером приходили еще Коля Прозоров из Политеха, друг Чернопеневой, и красавец-казах Самин из педагогического, со спортфака. Он был по уши влюблен в Леру Русинову. Зубрилкам Татьяне Степанюк и Людмиле Даниленко оставалось лишь петь Николаю «серенаду»:
Коля, Коля, Никола-аша-а,
       На край света мы с тобо-ой…
     Шумной компанией садились за стол, ели  пельмени, пили чай. Весело было. Вино в те времена тоже пили, но лишь по великим праздникам.
     Признаюсь я. Я потом оставался ночевать. Спал на диване с Захаром, игривым котенком, будь он неладен. Девчонкам от него доставалось. У них была табуретка такая - с отверстием для удобства переноски. Так вот, садиться на нее в короткой юбке было опасно.  Своими острыми коготками Захаренок пробовал на «ощупь» все, что белело в отверстии. Девчонки забывали об этом, садились и… визжали.
     - А помнишь, как Захар…  - говорит Валентина и смеется.
     Еще бы не помнить?! Было такое: выскочил из туалета с приспущенными штанами и благим матом, чем вызвал на мгновение шок удивления у девчонок (они «втихаря» курили на кухне) и следом - гомерический смех. И все из-за этого котенка. Я не заметил его, когда вошел в туалет по нужде. Игрун спрятался, видимо, за мусорное ведро и трубу сливного бачка - он крепился на полутораметровой высоте. Из гигиенических соображений никто не садился на унитаз обычным способом, забирались на него с ногами. Взгромоздился и я. Что было дальше, нетрудно догадаться.
     … Вспомнили былое и на какое-то время замолчали. Как потом выяснилось, думали об одном и том же. О том странном стечении обстоятельств, которые свели нас и нарекли любить, как водится поначалу, и терпеть друг друга вот уже более сорока лет кряду.
     А началось все с прихоти моего начальника и друга Виктора Саражина.
     С 20 августа  открылся охотничий сезон на водоплавающую дичь. И в Викторе проснулся вдруг азартный добытчик. Ему загорелось непременно и срочно купить ружье, причем особое – вертикальное двенадцатого калибра. В поселке энергетиков, где мы жили, такого не оказалось и в Назарово  не нашлось. А в Кемерово этого добра – сколько угодно. Кстати, для сравнения: у нас в те времена были никудышные автобусы, да, но было много чего такого, о чем нынче приходится только мечтать. Могли, например, свободно покупать ружья и другие охотничьи принадлежности без всяких медицинских справок, справок из милиции, охотничьих билетов. А о разгуле криминала, преступности, убийствах, как сейчас, боже упаси, знать не знали.
      Саражин мог сам на денек смотаться в Кемерово или попросить кого-то из «конторских» купить, что нужно, и привезти с оказией в Назарово. Но он по дружбе поручил мне выполнить эту «почетную» миссию, хотя до окончания моей командировки оставалось еще три дня. Тогда был такой порядок: оплачивали суточные в полном размере, если командировка не превышала двух месяцев. В противном случае оплата велась из расчета половины оклада. Чтобы удержать специалистов, заинтересовать их материально, начальство по истечению двух месяцев отзывало их в Кемерово под видом производственной необходимости.
     Поезд Абакан – Кемерово приходил в областной центр утром, а уходил обратно в 12 ночи. Одного дня  было достаточно, чтобы переоформить командировку, побывать в универмаге, купить ружье, патроны, прочие причиндалы и уехать назад. Но… вышло все несколько иначе.
     На переоформление документов действительно ушло не больше часа. И с приобретением товара также не было проблем. Из универмага с  ружьем и связкой патронов я направился в управление: поклажу надо было где-то оставить до вечера.
     Столько лет прошло, а я до сих пор удивляюсь: почему пошел по дороге, по которой никогда раньше не ходил? Какие силы управляли мной тогда? Не знаю. Я говорю это серьезно.
     Что-то в жизни мы делаем автоматически. По привычке. Кто-то по утрам пьет кофе, кто-то – чай, а кто-то ест глазунью из яиц по руб. тридцать десяток – такая цена самым крупным куриным была в ту пору. Кто-то ездит на работу на трамвае, кто-то – на личном мотоцикле, а кто-то ходит пешком привычным маршрутом.  Вот и у меня за годы жизни в Кемерово определились свои маршруты движения по городу. Не знаю, любят ли нынче молодые люди по магазинам шастать без денег, просто так, поглазеть на красивые товары и аксессуары. Мы «отмечались» там регулярно. Бывало, выйдешь из универмага со вздохом и пустыми руками, остановишься на минуту, задумаешься: куда дальше-то? Куда, куда? Налево,  до перекрестка - пересечения с Советским проспектом – больше некуда. А там уж выбирай: в горсад, на речку – прямо; домой, на автобусную остановку – направо; на работу - снова налево. В Кемерово все заводы и разные другие предприятия находятся в той, западной стороне
     В тот раз я не пошел налево, по улице Кирова, а свернул направо и вышел на Ноградскую, практически безлюдную ее часть. Она примыкает к стадиону «Химик» и становится оживленной лишь во время футбольных матчей. Почему я расписываю это так подробно? Потому что в этом все дело. Пошел бы обычным путем, наши пути с Валентиной не пересеклись бы никогда.
     Улица Ноградская «наталкивается» на Кузнецкую и «упирается», можно сказать, на проходную КЭМЗа (Кемеровского электромеханического завода). Здесь, на Т-образном перекрестке мне следовало повернуть направо. И я повернул, но тут услышал крик.
     - Вадим! Вадим!
     Я обернулся и увидел сестру Клару. Она стояла у «башмачка» (автобуса) на противоположной стороне улицы, у проходной завода. Вот тоже вопрос. Как она меня увидела и узнала? Расстояние между нами было приличное – метров семьдесят. Я ведь тоже видел и автобус, и какую-то женщину около него, но не узнал в ней сестру. Разумеется, подошел к ней, разговорились.  Пришлось оправдываться, объяснять, почему не зашел в гости и даже не позвонил. А куда идти-то, звонить? Она все лето - в пионерском лагере, работает там худруком. Летний сезон закончился? Я же об этом не знал. И тут она говорит:
     - Слушай, поехали со мной, с нами. Миша тоже едет.
     - Куда?
     - В лагерь. На банкет.
     Ага, мне, «конченому алкашу», только и осталось разъезжать по разным пьянкам.
     - А что такого?  Пить тебя никто заставлять не будет. Посидишь, на людей посмотришь. Я тебя со старшой познакомлю.
    Что? Ехать куда-то для знакомства с кем-то, с какой-то «старшой»? Нашла Бальзаминова. Понятно, что старшей не по возрасту, а старшей пионервожатой. Но зачем? Мне это надо? Можно сказать, вчера лишь освободился от хомута и поводьев и снова впрягаться «без перекура»? Нет. Что-что, а это уж точно не повод для спонтанных действий. Тут из проходной завода появляется молодая девушка, подходит к автобусу, складывает в салон какие-то коробки, цветы.
     - Валентина, познакомься. Это мой брат. Я тебе о нем рассказывала.
     Ни она, Валентина, ни я не придали значения этому случайному знакомству. Делов-то? Обычное дело – формальности этикета. Озабоченная, она скрылась за дверью проходной, а я продолжал отбиваться от напористой сестры. Что я там, в этом лагере потерял? Опять же, на каких правах окажусь за столом с людьми, которые в отличие от меня заслужили право на это веселье? Птичьих - на правах родственника? Халявщика, пристроившегося погулять на дармовщинку? Для щепетильного человека это не простые вопросы. А сестра гнет свое:
      - Что ты все усложняешь? Будь попроще.
     И все же я почему-то сдался. Поехал. Может показаться, что на мое решение повлияла  моя новая знакомая? Отнюдь. В этой рыжеватой, усталой, озабоченной девушке я не увидел ничего, что меня заинтересовало бы. Мне показалось она вообще некрасивой. Впрочем, все усталые женщины некрасивы.
     Вспоминаю я. Там, в лагере, как я и предполагал, поначалу чувствовал себя полным идиотом. Сестра оставила меня у входа в столовую, а сама пошла к себе «наводить марафет». Стоял истуканом и наблюдал за происходящим. А что оставалось? Все что-то делают, суетятся, что-то носят туда-сюда.  А я маячу, неприкаянный, на веранде и думаю: сейчас податься в город пешком или немного погодя? Потом как-то враз все затихло, и я вообще остался торчать бельмом на фоне стеклянной стены столовой. Уйти бы. Надо уходить, определенно. Но как? Без предупреждения? Нехорошо. Сестру поискать сначала, что ли? Возопит ведь.  Пока думал, лагерь снова пришел в движение. Первыми появились молодые парни и дяденьки постарше, стали кучковаться неподалеку, закурили. Они искоса поглядывали на меня, будто спрашивали: «И откуда к нам такого красивого дяденьку замяло»? Ну, прям, как в кино, «Любовь и голуби». Впрочем, вру. Они поглядывали менее иронично, более, я бы сказал, враждебно - примерно так, как смотрят приматы-самцы на новенького обнаглевшего соперника. Меня не шуганули и, я так думаю, они потом об этом пожалели. 
     Вскоре к злачному месту потянулись и нарядно одетые женщины. Появилась и сестра, встала рядом, тоже закурила. Миша, ее муж, после работы приехал позже. Она толкнула меня локтем, кивнула головой в сторону – смотри, дескать. На веранду столовой впорхнуло сияющее радостью солнышко в белом наряде – старшая пионервожатая по имени Валентина Васильевна.
     Вот так я и сгорел под его лучами. Впрочем, если честно, опять же не сразу.
     Странный все же народ, эти женщины. Иногда такое вытворят, особенно когда подопьют. Чего вдруг накинулись на новенького? Что в нем нашли такого особенного? Хотя обо мне ли одном речь? Поварихи и кухонные работницы чуть ли не порвали Михаила на части. Сам видел, как одна от досады, что он не пошел с ней в кусты, пендыля наладила ему под зад. А он лишь отмахнулся и пошел прочь пьяной походкой.
     Со мной история получилась чуть-чуть романтичной. Совсем некстати кто-то из присутствующих вспомнил, что я когда-то где-то пел. Да, был такой грех молодости. Сначала этот «кто-то» а за ним и другие заголосили: «Просим! Просим!» Что делать? Строить из себя кисейную барышню. Встал и под аккомпанемент баяна запел песню Ермека Серкибаева:
Где тебя искать
И как тебя узнать,
Что прочту в твоих глазах?
Кто расскажет мне,
Ты в дальней стороне
Или рядом в двух шагах?
Надо мной небо синее,
Облака лебединые…
     Все. Местным красавцам можно было идти спать и увести моего главного соперника – физрука. Мне не давали отдохнуть во время танцев. И каждая считала своим долгом шепнуть по секрету: «Ты со старшой не связывайся. У тебя ничего с ней не получится». Дуры не понимали, что этим самым они лишь разжигали мой интерес к ней. И они были правы: старшая оказалась еще и строгих правил.
    С тех пор много воды утекло.
     Вспоминаем. Подсчитываем, сколько случайностей предшествовало нашему знакомству.
     …Если бы начальнику не загорелось поохотиться, раз. Если бы он купил ружье в Назарово и я поехал на перекомандировку в намеченный срок, то есть на три дня позже, два. Если бы пошел в контору привычным путем… Что говорить? Подошел бы к перекрестку у КЭМЗа на минуту раньше или секундой позже, - все! Не сидели бы здесь, не вспоминали. Не сожалели бы о том, что на улице мороз и не приедут по этой причине в гости замечательные внуки Ярослав и Тимофей, сын Глеб со снохой Яной. Не горевали бы, что не удастся угостить их говяжьим холодцом и фаршированными блинами, которые особенно любят мальчишки.
     Почти идиллическая картина, а у меня на душе кошки скребут. Скоро из Питера прибудут книги и тогда…
     И тогда все кончится. Я слишком хорошо знал Валентину, чтобы она спокойно отнеслась к моему рассказу «Два расставания» о деловом круизе по Средиземному морю. О Татьяне, которая научила играть меня в теннис, с которой, случалось, беседовал о том о сем – просто, по-дружески, без каких-либо поползновений с моей стороны на более близкие отношения. Истерики до посинения, подобной той, что устроила Валентина много лет назад в Нефтекамске, скорее всего не будет, однако…
     Вспоминаю я. Мы тогда принимали участие в наладке и пуске второго энергоблока Кармановской ГРЭС Башкирии. Валентина тоже не сидела в гостинице, сложа руки, в ожидании мужа.. Ее, как и Нельку Егорову в Назарово, приняли на должность техника. Начальство не рассчитывало, что она станет что-то делать, а Валентина освоила некоторые операции в наладке технологической защиты блока и выполняла их очень даже качественно.
     Однажды у кого-то из наших, уже не помню у кого, случился день рождения. Отмечали его в небольшом банкетном зале кафе. Как водится, танцевали. Меня пригласила на белый танец одна из сестер-хохлушек Мусияка. В те времена мы не трясли задами и не кривлялись во время танца поодиночке, танцевали парами. Валентине не понравилось, как Мусияка игриво улыбалась мне, прижималась. Каюсь, мне не хватило решимости держать партнершу на расстоянии. Еще какое-то время потом, жена молча сидела с глазами в разные стороны – о чем-то мучительно думала, затем сказала, что у нее разболелась голова. И мы пошли домой. По дороге в гостиницу она все время плакала, а уж когда пришли в номер, упала на кровать и забилась в истерике, да так, что стала совершенно синей и задергалась в конвульсиях. Я перепугался до смерти. С тех пор с «хореографией» было покончено навсегда:  я больше ни с кем никогда, на протяжении всей своей жизни не танцевал. Но, как оказалось, и этой жертвы было мало. Постепенно мы стали забывать дорогу в Дома культуры на коллективные праздничные вечера, в филармонию на концерты знаменитостей, в театр. После таких культурных мероприятий Валентина в лучшем случае дня три не разговаривала со мной. То ей казалось, что я слишком влюбленно смотрел на Софию Ротару, то совсем ни к чему улыбался Надежде Кадышевой.
    Не хочу огульно хаять супругу. Она этого не заслуживает. Она замечательная женщина: верная жена, любящая мать и бабушка. Ее любили и любят все: мои друзья, родственники, сослуживцы. Она известный в области педагог, «Отличник народного образования». Бывшие ее ученики в ней души не чают. Когда приезжают из дальних краев в Кемерово, обязательно навещают ее, приходят к нам в гости с цветами. В отличие от меня она терпимо относится к человеческим слабостям. Не делит людей на плохих и хороших, особенно учеников. Шалопаев любит даже крепче, уделяет им больше внимания. Правда, она еще любит «рулить», вмешивается во все дела, касаются они ее или нет, и не любит, когда ей делаешь замечания. Так и что ж? Оные «добродетели», которые чаще всего бывают причиной семейных конфликтов, присущи всем женщинам, за редким исключением. Приходится мириться.
     Признаюсь я. Если у Валентины нет врагов, то у меня их хоть отбавляй. Впрочем, «врагов», - сказано слишком громко – недоброжелателей. Меня подводит моя прямота. Если мне что-то не нравится в поведении людей или в их образе жизни, могу прямо и откровенно высказать это в лицо. А не нравится мне многое. Особенно достает меня то, почему люди с готовностью хавают любую лапшу, которую им вешают на уши. Скажут, бога нет, и они бегут, «задрав штаны за комсомолом» строить коммунизм. Скажут, ошиблись, есть бог на свете, строем ныряют в иордань в крещенские морозы. Не хотят думать, что их водят за нос в том и другом случае. Вот сейчас в Египте что творится? Страшно даже по телевизору смотреть. Миллионы людей будто посходили с ума. Крушат все. Убивают друг друга. Зачем? Чтобы на смену одного властолюбца пришел другой? И что? Что потом? Что-нибудь изменится к лучшему? Черта с два. В Киргизии несколько раз власть переходила из рук в руки. Чего добились своей резней? Как не понимать таких простых вещей, удивляюсь.  Вот и нервничаю.
     Самое противное для меня самого: могу сгоряча нагрубить человеку. Кому-то кажется, что это от высокомерия. Ошибаются: грубость, несдержанность – признак слабости. Я это понимаю. Но понимать, - не значит, уметь управлять собой. Не дано мне это.
     … Да, истерики той «башкирской» скорее всего не будет. Но тихий взрыв может оказаться сильнее громких воплей. За ним последует…
     …Стоп кадр. На этом тревожном ожидании беды мое эпистолярное рвение застопорилось. Как ни  пытался представить возможный ход событий и заранее описать их, чтобы объяснить хотя бы самому себе причину своего предчувствия приближающегося «завтра», ничего не получалось. И будто в насмешку над моей мнительностью а, может, затем, чтобы избавить меня от нее, стали сами собой приходить мысли о глобальном: о смысле жизни, о предопределенности всего сущего.
     Все в жизни предопределено. Говорят об этом многие. Среди них и те, кто верит в чудеса и всякую чушь, и серьезные люди, которые вере предпочитают знания. Своими рассказами, настоящим повествованием в том числе, я становлюсь на их сторону. Предопределенность предполагает, стало быть, предопределенность и необходимость рождения человека, каждого индивида – от исторической личности, гения до сапожника и хлебопашца. Впрочем, не все потеряно и для последних, если говорить о смысле жизни. Один сын сапожника Виссариона Джугашвили стал вождем всех народов – И.В. Сталин, дети крестьян Сергея  Горбачева и Николая Ельцина постарались внести свою лепту в разрушение здания, построенного этим вождем.
     Вы знаете Вадика, Вадима Усланова, автора и исполнителя  песен «Танцы на воде», «Ночное рандеву», «Ты сделана из огня, соткана из цветов», «Кофе цвета ночи», «Я вернусь»  и других. Это мой сын. По логике вещей он не должен был появиться на свет. С его матерью мы не должны были встретиться и пожениться. Ни случайно, как это и было, ни путем сватовства. Не должны, хотя бы потому, что мы совершенно разные люди. Во всем. Есть выражение: «Ошибка молодости». Так вот, не бывает ошибок. Бывает необходимость. Так нужно было Творцу.
     Кажется, Сергей Михалков сказал: «Люди всякие нужны». А как быть с ворами, бандитами, убийцами. Они тоже нужны? Если следовать пословице «на то и щука в реке, чтобы карась не дремал», то получается, что нужны. Но правильно ли это? Правильно ли то, что их жертвами становятся люди, которые своим трудом приносят пользу обществу? И если уж мы говорим о предопределенности, то оправдана ли гибель сама по себе, неважно от чего:  от ножа, пули, авто и авиакатастрофы, наводнения, землетрясения? Каждому свое? Но почему? И если так, то можно ли предвидеть собственную кончину? Или хотя бы предчувствовать ее? Наверное, можно, если чутко реагировать на сигналы судьбы. На случайности.
     Вопросы, вопросы, вопросы…
- * -
     Книга пришла. Валентина ее не дочитала. Нетронутыми остались страницы, которые следовали после рассказа «Два расставания». «Сбылись» худшие ожидания. Мне указано на дверь, так же определенно и недвусмысленно, как тогда в пионерском лагере, когда пытался силой овладеть ею. Не стану жаловаться на свою участь, расписывать, какой я несчастный, что идти-то некуда. Но тут, правда, другая «струбцина» не пускает: как уйдешь от безнадежно больного человека? Совесть мучить не будет? С другой стороны, сколько можно эту совесть амортизировать и сгибать человека в три погибели? О-о! Как хочется порой хотя бы чуток пожить своей жизнью, не под чью-то диктовку! Впрочем, у каждого своя правда. Можно понять и ее состояние. Только не худо бы и ей учитывать, что в личном плане мне нынче несколько даже легче, чем было тогда, много лет назад в Новосибирске, после завала на защите диплома. Тогда я был молод, и мне надо было бороться за жизнь. Сегодня в этом нет особой надобности. Деревья посажены, дома построены, дети выросли, получили образование. И даже книжка случайно написана, случайно издана. Почему-то, правда, именно в это время - ни раньше, ни позже. К чему бы это?
     Я не спешил с публикацией этой исповеди,  дал ей отлежаться. Время – лучший советчик и лоцман по жизни. И теперь, после истечения срока проверки могу лишь сказать: путь вспять по-прежнему перекрыт  барьером из  принципов, капризов, обид  и черных воспоминаний.
     Ничего больше не хочется. Когда это бывает? Когда ждешь «завтра».