Выплывают расписные

  Не знаю, когда началась моя водобоязнь. Может быть, в раннем детстве, когда, прищурив вороватый глаз,цыганка прошептала над бабушкиным ухом:" Не пускайте девочку к воде. Утонет!" Или когда двоюродный брат , катая на санках, опрокинул меня в прорубь. Или когда мальчишки в турлагере сбросили с берега и тут же, испугавшись, спасли...

   В общем, воды я боялась всегда. Купаться в речке Зелёнке, что протекала неподалёку от дома, мне не разрешали даже в самые знойные дни. Я сидела на берегу, как Алёнушка, пока другие дети весело плескались и швыряли друг в друга ряской и глиной.

 Но однажды я поплыла.

  После второго курса пединститута была у нас пионерская практика. Месяц работала на отряде, а на второй меня назначили старшей пионервожатой большого лагеря имени Лизы Чайкиной и поселили в административном здании.

  Июль выдался на редкость жарким. Детей купали дважды в день. Отрядным вожатым разрешалось плавать за купальней, хотя физрук постоянно предупреждал об опасности. Река Пышма, текущая к нам с Уральских гор, хоть и не широкая, но довольно быстрая, со множеством омутов. Несчастные случаи бывали каждое лето.

  Страсть как хотелось искупаться. Но в "лягушатник" не полезешь - стыдно перед пионерами. А в сончас, когда воспитатели и вожатые бегали освежиться в речке, сидеть в огороженой купальне было стыдно перед взрослыми. И я решила искупаться ночью.

   Дождалась, когда лагерь затих окончательно, когда в соседней комнате у начальницы  погас свет, когда захлопнулись двери медпункта за проскользнувшим туда любвеобильным физруком, я осторожно спустилась по скрипучей лестнице.

   Добежав до купальни,  быстренько стянула сарафан и не без труда влезла в детский спасательный круг. Я планировала купаться за изгородью.

   Осторожно, ощущая ногами каждый камешек на дне, вошла в воду и почувствовала такое расслабляющее блаженство, что тут же потеряла бдительность. Тёплая и ласковая вода обнимала всё моё тело, над ней витал аромат луговых трав, луна умиротворённо отражалась на  поверхности реки. Хотелось петь.

   Я тихонько замурлыкала дедушкину любимую "Из-за острована стрежень...", отпустила доску ограждения, чтобы поправить бретельку купальника, и почувствовала, как меня понесло. Ноги уже не касались дна. Пальцы не могли дотянуться до изгороди. Ужас парализовал.

   Подводное течение, о котором предупреждал физрук, оказалось всамделишным. Оно волокло меня в сторону от лагеря, в непроглядную, страшную темноту.

   Закричать? Позвать на помощь? Нет. Стыдно, стыдно!

   "...на простор речной волны",- лихорадочно шептали губы, пока в мозгах шёл поиск нужного решения.

   "...выплывают расписные..." - я увидела себя со стороны: жалкое зрелище! Беспомощная 20-летняя тётка, опоясанная детским резиновым кругом, как поплавок, болтается посредине реки.

    Приказала себе не паниковать, грести к берегу. Не получилось. Вспомнились омуты и...змеи, которых в пойме реки было полно.

Теперь уже каждое тёмное пятно впереди казалось омутом,в котором я сгину без следа, а каждая палка, несомая течением, - гадюкой, готовой впиться в мою шею.

    Глаза  привыкли к темноте, и в лунном свете я различала прибрежные заросли черёмухи,  огромные сосны и пионерские лагеря, тянувшиеся друг за другом по левому берегу. Вот имени Александра  Матросова, вот Зои Космодемьянской, Павлика Морозова... В каждом из них я отдыхала в пору своего пионерского детства и знала расположение дачек. А вот и "Спутник". Здесь река делает поворот.

     Речной изгиб и спас меня. Прибило к чужой купальне. Изодрав о шиповник руки и ноги, я вылезла на берег.

  "...Стеньки Разина челны" причалили! Ноги блаженствовали, чувствуя под собой твёрдую опору. Руки лихорадочно пытались освободить талию от надутой резины. Куда там! Круг покидать моё бренное тело не хотел ни за что. Так вместе с ним я и полезла через забор, отделяющий лагерь от соседнего. Идти вокруг босиком по тёмному лесу не представлялось возможным.

    Первый забор я одолела. Карабкаясь на второй, зацепилась за гвоздь. Круг с громким шипением выпустил воздух и облегчил моё передвижение. При штурме третьего забора залаяла собака, и я замерла в позе кукарекающего петушка. Собака прибежала и встала внизу, разглядывая меня и не переставая лаять. На её тявканье вышел из сторожки человек. На ходу надев очки, он приблизился к забору, уставился на меня и вдруг заорал: "Тома!Ты? Как ты здесь? Почему? Откуда?"

    Это оказался Валерий Васильевич, преподаватель музыки из моей родной школы, в старших классах он занимался с нами хоровым пением, а здесь устроился на лето сторожем и баянистом.

   Учитель стащил меня с забора, не переставая задавать вопросы. Поставив в свет от окна, долго хохотал над моим видом. Особенно его восхитила мокрая резиновая "юбочка". Потом мы пили горячий чай с портвейном в его сторожке, и я, одетая в чужой спортивный костюм и кеды не по ноге, чувствовала себя в полной безопасности.

   На рассвете Валерий Васильевич проводил меня в лагерь. К моей великой радости он сам всё объяснил педсовету из начальницы, физрука и медички. Они как раз, сидя на лестнице, решали, куда сообщать об исчезновении старшей вожатой и обнаружении её одежды на берегу.
 
   Утренняя линейка в тот день впервые проходила без меня. А на вечернюю, выспавшись, я пришла, как ни в чём не бывало. Только поцарапанная очень.

   "...и за борт её бросает в набежавшую волну" - с тех пор я точно знаю, что чувствовала несчастная персиянка, брошенная в воду Степаном Разиным.Хотя, говорят, на самом-то деле никого он за борт и не бросал.
 

На снимке: река Пышма.