Ирка

 
 
           Ирка всегда была страшно красивой бабой. То есть сначала, конечно, девицей, а уже потом – года через полтора – бабой. Красоту ее не заметить было невозможно. Это многие признавали.
           Вообще-то, честно говоря, красавицей Ирка была на любителя. Немного огорчали плоский вислый зад и коротковатые ноги, подолгу ожидающие очередной эпиляции. На шее множились досадные папилломы. Не доставало парочки зубов по краям открытой улыбки. Больше недостатков не было.
           Зато в активе имелись два тяжелых пулемета четвертого размера, солидный золотой обвес от турецких производителей, ну и, наконец, обволакивающий медоточивый голос, что так гармонировал с душноватым, но сто тысяч раз проверенным Испаханом.
           — Ну ш-ш-т-о-о, мой мальчик... – обычно нараспев здоровалась Ирина. Мальчику могло быть как пятнадцать, так и семьдесят пять. С девочками Ира вела себя более сухо. Такая вот женщина.
           Да, стоп. Еще глаза. Зеркала Иркиной души были действительно яркими и удивительными. Их зеленоватая радужная оболочка будто подсвечивалась изнутри. Подобное наблюдалось разве что у Орнеллы Мути. Внимательный собеседник мог увидеть в этих глазах многое. Они пронизывали, завораживали, таили скорбь об утраченной юности. Обещали сказку.
           Да чего уж там, скажем больше. *лядские глаза были у Ирины Константиновны, руководителя маленького, но, как говорят, сплочённого женского коллектива. Что-то там, кажется, по линии собеса.
           Еще у Ирки были муж-скотина и дочь, семнадцатилетнее милое мамино продолжение. От супруга за долгую семейную жизнь Ирке перепало немало. Чего стоила одна редкая и глупая фамилия Жебрак. Были и другие многочисленные презенты помельче. Муж по-хозяйски тащил в дом все что ни попадя – и хламидию, и гонококк (ну когда ты, сволочь, обзаведешься резинками!). Были и два-три десятка выяснений. С оплеухами и тумаками.
           Но ведь были, были и золотые кулончики, и колечки, и цветы. И походы на вещевой рынок. Частенько, правда, как откупные за маленькие мужские грехи.
           А вообще, хорошая красивая пара. Она на шпильке, он в плаще. Если вопще.

           Иркин супруг Серега был брутален и крут. Прикид и манеры копировал с героев любимых киношедевров. "Однажды в Америке», «Крестный отец». Пальто до щиколот, кашне белое. Появилась плешь – обрил голову, очки исключительно черные, и повсюду.
           Перебарщивал, понятное дело. Казаки с цепями обувал к плащу. Горло напрягал, чтобы хрипло звучать. Да и очки свои, как у Базилио глухие, в помещении почти никогда не снимал: терпел. Зато никаких сомнений, Жебрак перед вами. Для своих можно Серый.
           Немного только странно, что эти курицы в жениной конторе не плывут и не текут. Не сохнут  и не ведутся. Хуже. Шугаются, дурочки, когда он за Иркой заезжает на большом антрацитовом Ленд Круизере. Ну на то они и курицы. Мозги соответствуют.
           Хотя… В0-он та молодая овца, что у жены на подхвате, правильно  посмотрела. На досуге нужно подумать. Зацепил, зацепил деваху. Если срастется, то и Ирка на крючке будет.
            Эх, джип-то хорош. Главное, почти уже без долгов. А что пятнадцатилетний, ну извините. Техпаспорт всем показывать не обязан. Вон кузов как наполирован; так что фильтруй базар, завистник.
           Бывало что Жебрак, после мимоходом брошенного «я на фирму», являлся домой через сутки-двое – усталый, помятый, с букетиком гвоздик. Пресекая в зародыше стопудовый скандал, атаковал сразу, с порога.
           — Ну что ты уставилась. Я по каждой командировке отчитываться должен? Устал как собака, блять, горячее дома есть? Чем ты тут вообще занималась, тетя!
           Ирка, скрестив руки на своем четвертом размере, убийственно тихо выдавала:
           — Горячее будет. После справки из кожвена. Козляра... Даже помаду этой прошмандовки как следует не стер. Горячее ему.
           Серый багровел и, хрипнув «ща поссу, разберемся», ретировался в санузел.
           — Разводит, как последнего лоха, – бормотал он, подолгу разглядывая в зеркале ощетинившуюся шею. — Нет ни хера. Нашла мальчика.
           Затем, кряхтя, Жебрак усаживался на унитаз. И параллельно с делом придирчиво изучал натруженного и бесчувственного василия. «Трахать Ирку в темноте…» – шепотом давал себе Серега установку. Он опасался профессионально-подробного осмотра женой своих причиндалов.
           Повздыхав, Серый натягивал штаны и, на всякий пожарный, осенив седеющую грудь крестом (Жебрак любил считать себя слегка набожным), делал глубокий выдох и выходил из сортира.
           Как ни удивительно, но цветы уже находили свой приют. И не в мусорном вам ведре, а в вазе. Да и на столе жизнеутверждающе улыбалась большая папина тарелка пресловутого первого. Серый недоверчиво хмыкал, в мозгу щелкал тумблер высокоскоростной реакции. Головной компьютер в долю секунды пробрасывал калейдоскоп кадров и версий.
           «Не врубилась… Простила… Так быстро? Или бабки где-то просрала. Нет, похоже, сама вильнула».
           Неподвижно уставившись в тарелку, Жебрак сосредоточенно молотил челюстями. Мозговые извилины скрипели почти так же громко. «Наверное, влезла в кредит на какую-нибудь хрень. Ну и любит меня, не дура же. Такими мужиками не разбрасываются», – подводил окончательный итог Жебрак.
           Отодвинув пустую посуду, Серега деликатно, согласно моменту - вполсилы, отрыгивал. И бросал на супругу фирменный жебраковский взгляд. Взгляд самца, мачо, того самого  Серого.

           А ночью они любили друг друга. Любили, как умели. Как научились за эти годы дома и не дома. А может, и ненавидели, кто знает. Любовь и ненависть в обнимку, старая история.
           Ирка царапала Серого, шипела в ухо:
           — Сволочь. Бычара. А-х-х-а, о-х-х-о, давай, ну давай. А-х-х-х-а, да тише ты. Соседи опять трындеть будут.
           Жебрак, роняя крупные капли пота на разбежавшиеся по бокам Иркины полушария, хрипел:
           — А пош-ш-шли … х-х-о… они… х-х.. нах-х…
           После кульминации Серый поднимался и, как есть, Аполлоном, шлепал на кухню оросить парой пива пересохшее нутро. Проходя коридором мимо детской, прикладывал ухо к двери. Оттуда доносились звуки работающего dvd-проигрывателя. Соблюдая приличия, оповещал дочь:
           — Эй, малая, пока не вылазь. Мне тут, знаешь, трусы зашить надо.
           — Да знаю я, знаю. Иди, пей свое пиво, – доносилось из-за двери. — Достал уже своими трусами.
           Ирка же какое-то время оставалась в прострации. Плотно сжав бедра, она прислушивалась к медленно угасающей в недрах пульсации. Горячему телесному базису немного не доставало высокой духовной надстройки. Ирка возводила ее, вспоминая пронырливые руки и неутомимый язык Геннадия Викторовича, тридцатилетнего дочиного худрука из школы бальных танцев.
           — Это не Жебрак. Не животное, – подогревала себя Ира. — Это… чувства.
           Так они и жили. А что, кто-то живет по-другому?

           Утро понедельника у большинства населения традиционно ассоциируется с неизбежным злом. И неспроста. Впрягаться на неделю, когда пролетевшие выходные, столь ожидаемые и заранее напичканные радужными планами, принесли не отдых, а банальный алкогольный перегруз и усталость…
           Разве можно сравнить восемь утра понедельника, скажем, с шестнадцатью часами милой сердцу пятницы. Шиш. И тут не поспоришь.
           Поспорить, пожалуй, могла бы Ирина Константиновна Жебрак. Были тому основания.      
           Сегодня в понедельник – в одиннадцать часов – начальник службы объявит на совещании об увеличении бюджета организации. Вот что значит внимательно следить за гороскопами. Последний был, ну… просто идеальным. А звезды не врут. Это ж таки светила, а не лампочки в подъезде.
           Объявились инвесторы, будет хорошее дополнительное финансирование. Вопрос уже решен, причем в немалой степени ее, Иркиными, стараниями.
           Можно теперь к лету выбросить из кабинета допотопный БК-1800 и установить, наконец, приличную сплит-систему. Заказать зеркальный шкаф-купе и светлый ламинат на пол. Можно поменять скрипучий стул на кожаное вращающееся кресло руководителя. Можно…
           Ирина Константиновна задержалась у зеркала и еще раз отметила, что ей-то выходные пошли на пользу. Никаких тебе отеков, лопнувших сосудиков. Красивая молодая женщина, а красота, как известно, страшная сила. Еще чуть-чуть туши, губы поярче, и можно выдвигаться на службу.
           Не удержавшись, она приподняла юбку. Захотелось в полном объеме еще раз полюбоваться новыми золотистыми колготками (девки умрут). Медленно провела рукой по внутренней поверхности бедра, наконец, обулась, набросила норковый полушубок и вышла из квартиры.

           Жебрак уже ждал на месте и грел салон. Он был с утра немного не в духе и, значит, Иру на работу не подвезет, а подбросит. Разница не особо существенная; она пройдет пешком сто метров по переулку.
           И замечательно. Двадцать минут в запасе, пять градусов ниже нуля, если верить показаниям дисплея на панели Ленд Круизера. Доброе тихое утро плюс прекрасное настроение.
           Доехали быстро. Ирка коснулась пальцами свежевыскобленной Серегиной щеки. Серебряный Эгоист отозвался очередной ароматной волной. Супруг парфюма не жалел, разве что не умывался им. Душиться, оно и значит от души. Ленд Круизер тоже верно хранил устойчивый хозяйский запах.
           Серега от прикосновения чуть поморщился, но Ирка не заметила. В мыслях она была уже не здесь. Как пришлось ей месяц назад укатывать  инвестора... Тот еще энимал. Ну да напугаешь Мурку сосиской.
           Ирина Константиновна не глядя просунула ладонь под пальто Жебрака и пару раз крепко сжала его мошонку.
           — Ёптыть! Охренела? – выдохнул Серый. – Давай чеши уже, я опаздываю.
           — Смотри у меня, – Ирка захлопнула дверцу и, улыбаясь, двинулась навстречу приятностям.

                ***

           Ах, каким же замечательным был этот понедельник. Какой чудной задалась вся неделя. Триумф, ликование, шампанское…
           Банкет со спонсорами решено было устроить в самой большой комнате конторы. Ничего, пока конторы. Через пару месяцев, глядишь, и станет полноценным офисом. Столы, за которыми трудились полдюжины девочек, выставили буквой Т. Продавленные диваны для посетителей сдвинули к стене.
           — Так, ягодки мои, кто у нас шубу готовил, – переживала Ира. – Вы, Вера Дмитриевна? Вон туда поставьте, к рыбке.
           — Танечка, картошку накрой быстренько. Остынет ведь.
           Уж постарались ягодки. Все домашнее, все своими золотыми ручками. Вкуснотища.
           Стали подтягиваться мужчины. Первым, как и следовало ожидать, пожаловало родное начальство – Иван Христофорович, руководитель службы (еще бы старый пердун не прибежал раньше всех).
           — Девочки, как у нас вкусно пахнет… Водочку в холодок поставили?
           Вслед за ним нес здоровенную потертую коробку dvd–караоке водитель Леша (такой милый мальчик!) Замыкал шествие заведующий АХЧ, лысоватый, средних лет дядька с жалостливой фамилией Сирота.
           Стало шумно. Число соприкосновений в комнате увеличилось. Взгляды сновали между блюдами, настенными часами и снова блюдами. Мужчины стали сглатывать, как при наборе самолетом высоты. Женщины прихорашивались, устраняя какие-то только им заметные неточности.
           Наконец, с десятиминутным джентльменским опозданием появились главные гости. У Ирки тут же возникло желание сделать поярче свет. Гостей было четверо.
           Глава строительной компании, он же основной объект, Игорь Валентинович Дзюба держал в руках букет дорогих бордовых роз. Розы явно предназначались Ирке и были так хороши, что казались ненастоящими. Кто-то ахнул.
           — Ну-у, ш-ш-то, мальчики! – традиционно пропела Ира и, театрально протянув обе руки, приблизилась к Дзюбе. Эффект Орнеллы Мути залучился в ее глазах в полную силу. Все умиленно любовались увертюрой.
            — Супер, – вручил цветы Игорь Валентинович. Он расцеловал Ирку и скользнул взглядом по ветхому интерьеру конторы. «На соточку-полторы выйдет» – услужливо подсказал спрятавшийся внутри профи.
            — Ну что же, повернем нашу жизнь к лучшему, – подытожил вслух Дзюба и стал представлять спутников.
            — Борис Львович – наши финансы, – подержал он за плечи пожилого, страдающего одышкой толстяка. Иван Христофорович тут же поспешил к финансам с рукопожатием.
           — Любит рыбку... А это Славик и Костя. Мои руки, – не менее пафосно добавил Игорь Валентинович. — Успешно делают реконструкции как раз вот таких... домиков. Если, конечно, трудятся в благоприятной обстановке, – подмигнул он девочкам.
           Танечка заулыбалась. Костя ей понравился.
           — Ребята, ну-ка, что там у нас?
           Парни стали выкладывать гостинцы из больших ярких пакетов – паштет, копчености, фрукты, икру.
            — Для девочек, – объявил Славик, извлекая из картонного ящика бутылки с шампанским.
           Девочки немедленно захлопали в ладоши. В помещении стало заметно теплее. С шумом отодвигались стулья, из динамиков про девушку Марджанжу пел Шуфутинский. Праздник стремительно набирал обороты.

           Да, погуляли наславу. Впечатлений хватило на добрых полмесяца. Каждому было что вспомнить.
           Иван Христофорович влез галстуком в горчицу. Борис Львович не давал проходу Вере Дмитриевне. Танечка впервые в жизни попробовала дорогущий Хеннесси. Сирота уснул на диване после четвертого тоста. Ну и так далее.
           В конце концов, состоялось главное – стороны убедились в обоюдной привлекательности, обсудили планы сотрудничества и качественно прилили это дело.
           Неглавное было укрыто от распахнутых глаз трудового коллектива и происходило в архивной комнате.
           Игорь Валентинович, возложив пухлую ладонь на Иркину макушку, руководил действом. Со стороны композиция могла бы напоминать сцену благословления, если бы коленопреклоненная Ирка прекратила вдруг ритмичные движения головой. Дзюба периодически задирал кверху подбородок, словно пытался сквозь унылую штукатурку потолка разглядеть созвездие Козерога.
           — М-м-м… М-м-м… Да, да. Давай, Ирочка, давай. Ручками еще немного.
           — Между прочим, Игорёк, ты мне Египет обещал, – Ирка в который раз попыталась поддеть ногтем прилипший к гортани волос.
           — Ну, само собой, не вопрос… Продолжай, куколка. Да, вот так, вот так.
           Куколка продолжала. Мобильник Игоря Валентиновича, вместе с брюками оказавшийся внизу, где-то возле ботинок, довольно органично в пятый или шестой раз натренькивал бетховеновскую «К Элизе». Хотелось смеяться и плакать от счастья. В архивной царила гармония.
           Чувство, переполнявшее Дзюбу, вскорости материализовалось, и плеснуло в Иркин рот вязкой субстанцией. Привычно сглотнув, женщина провела пальцами по всей длине поскромневшего дзюбика, выдавливая последние капли, как это делают хозяйки с пустым тюбиком майонеза. Сняла языком и их.
           Кончив дело, Ира подняла глаза и томно улыбнулась:
           — Игорёк, а может… вдвоем в Египет?
           — Нет-нет, никак не получится, Ирочка. Совсем нет времени, много дел, – Дзюба сноровисто заправлялся. – Слетай пока без меня. Выбери сама число и отель, зайка.
            Он поправил узел галстука, приблизил Иркины губы и дважды поцеловал ее. В правую и левую щечку.
            — Я первая, – Ирка ущипнула Дзюбу за ягодицу и выскользнула из архивной. Минуту спустя оба были в гуще разгоряченных танцующих тел и наравне с остальными вовсю отжигали под аббовские «мани-мани».
            Никто ничего не заметил. А может просто не подал виду. Хотя такое ли уж большое это имело значение.

           Что может быть приятнее в конце плодотворной рабочей недели для ответственной женщины, чем ожидание теплого семейного вечера, субботнего похода по магазинам, встречи с давней подругой… Разумеется, только сборы на египетский курорт.
           Одна лишь мысль о сказочных отелях и пляжах, – мысль, которой касаешься нежно, как капельки росы на листке, – приводит в сладкий трепет. Хочется потянуться всем телом, губы непроизвольно растягиваются в счастливой улыбке. А эти волшебные слова – трансфер, дайвинг, ресепшен, пять звезд…
           Как приятно, черт возьми, слегка сдвинув брови, озабоченно пробормотать:
           — В Шарм-эль-Шейхе нас должен встретить гид.
           Или:
           — Жаль, что в школе нам преподавали французский, а не английский. Английский сейчас по всему миру.
           И неважно, что из уроков тридцатилетней давности в памяти уцелели жалкие бонжур, оревуар и мерси. Ну еще, спасибо актеру Боярскому – мерси боку. Немногим более осталось бы и от уроков английского. Но ведь зато – настроение, аура, тонус.
           Серый, преданно глядя в глаза супруге, как будто признавая сегодняшнее ее первенство, принимал распоряжения, и раз от разу вставлял свои восхищенные «ептыть» и «ебипетская сила».
           — Так, Жебрачок. Новый купальник. Нет, два купальника, закрытый и открытый. Кремы, босоножки, сумочку… что еще?
           — Мать, у тебя ж есть закрытый. Может не надо? – пытался отбиваться Серега.
           — Да? Столетней давности. Там же и-но-стран-цы. Вот крохобор. Соскам своим небось не пожалел бы, – Ира была непреклонна. – Давай шуруй за машиной. Едем по магазинам. Завтра в десять утра вылет, времени в обрез.
           — Ир, а это… Ты назад когда?
           — В следующий четверг, девятнадцатого, – Ирка приложила к груди незнакомую Серому блузку.
           — Но это точно? Ну, в смысле… не сократят там, типа, путевку? – Серега сосредоточенно обводил пальцем узор на диванной обивке.
           — Жебрак. Ты о чем там думаешь, кобелина ты старый!
           — Да нет, ептыть, я же… ты же… Короче, классно тебе, ебипетская сила…
           По правде, домой Ирина Константиновна собиралась вернуться восемнадцатого числа, да только вот взаимные проверки давно уж стали частью привычного быта.
           Наконец, кремовый чемодан на колесиках застегнут на последний замок и стоит у порога в прихожей. Большущая кастрюля борща остывает на плите, но аппетит куда-то пропал. В доме тишина, время к полуночи. Легкая грустинка нет-нет и кольнет под ребрышко. Утром аэропорт, утром счастье.

                ***

           Заморский Египет оказался вовсе не таким далеким, каким его рисовало воображение. Всего-то около трех часов лету. Ирка даже немного расстроилась – до Киева скорым в пять раз дольше.
           Слева и справа успокаивающе звучала русская речь, многие летели не впервые.
           «А нам-то чего?» – Ира постаралась придать лицу выражение бывалой путешественницы и после посадки одной из первых зацокала каблучками по длинному тоннелю-кишке, к которому ловко пристыковался лайнер.
           Рядом, опережая друг друга, разноцветным бисером катились соотечественники; никому не хотелось оказаться в хвосте очереди на контроль. В кишке, едва ли не через каждые десять метров, стояли служащие аэропорта с профессиональными приклеенными улыбками и жестами указывали верное направление движения – вэлкам!
           «Баранами нас считают», – подумала Ирка. – «Какой дурак, интересно, развернется обратно, чтобы снова попасть в самолет».
           Когда с таможенными формальностями было покончено, пассажиры рассеялись по огромному зданию аэровокзала. Прилетевшие высматривали встречающих, те разглядывали прилетевших. Найти друг друга было нетрудно: на листах формата А-4 в руках загорелых людей легко читались жирно набранные названия – Нувейба, Дахаб, Шарм-эль-Шейх, Таба.
           Ирка быстро сориентировалась и через минуту уже вовсю знакомилась со «своими»:
           — Ира, очень приятно. Ира.
           Своими оказались молодая, лет двадцати пяти, пара молодоженов, пузатая тетка в лосинах, зрелая супружеская чета и несколько мужиков разной масти.
           — Шарм-эль-Шейх, проходим к автобусу, – скомандовал смуглый, слегка азиатской внешности парень. Все оживленно устремились на выход, к залитым солнцем парковочным площадкам.
           Стоило миновать покрытые тонировкой стеклянные двери, как глаза зажмурились сами собой. После приглушенного света помещений солнце ослепило, как электросварка.
           «Вот вам и зимушка-зима», – Ира приостановилась и стала рыться в чемодане, пытаясь выудить футляр с солнцезащитными очками. Конечно же, те оказались на самом дне. – «Представляю, что тут творится летом. Как они, непонятно, вообще раньше тут жили. До кондеров».
           — Сумки в багажник, рассаживаемся, как кому удобно. В салоне работает кондиционер, – успокоил публику азиат. И, не теряя времени, тут же принялся за обкатанные гидовские мантры:
           — Государство Египет своими корнями… столица Каир… население… Язык… Валюта… Религия…
           Ирка слушала вполуха. Накопившееся стартовое волнение и перелет сделали свое дело. Стала накатывать легкая дремота.
           — …женщинам за пределами отеля не рекомендуется ходить поодиночке, носить вызывающую и слишком открытую одежду. Не следует улыбаться местным мужчинам, принимать их подарки и приглашения.
           — Щ-щ-а-з-з, – Ирка усмехнулась. Она забросила руки за голову и потянулась, до хруста выгнув уставшую спину.   
           Автобус незаметно снизил скорость и, наконец, въехал на территорию отеля.

                ***

           Удивительный край этот Ближний Восток. Природа, или Всевышний, похоже, немало поломали голову, прежде чем создать великий Египет. Уходящая вглубь Африки обширная площадь пустынна, выжжена неутомимым солнцем и совершенно непригодна для сносного человеческого существования. Летом дневная температура подскакивает к сорока пяти. Случается и выше; но зато ночью падает к нулю.
           Деревни бедуинов, коренных жителей страны, столь же редки на этой земле, как и обычный нормальный дождь более северных широт. Перерывы между дождями могут длиться по два-три года. А когда, в конце концов, небо, божьей милостью, прольет скупые слезы, о событии на первых полосах пишут центральные газеты.
           С высоты взора Создателя египетская пустыня наверняка выглядит, как кожа старика. Высохшая, коричневатая, с вековыми морщинами и несколькими бородавками древних пирамид.
           Но есть еще и другая часть страны. В противовес пустыням Египта, восточное побережье Красного моря, а также Синайский полуостров, отделенный от Африки рукотворным Суэцким каналом, представляют истинный рай для туристов. По всей линии берега растянулась плотная вереница курортов, отелей, пляжей.
           Яркая картинка с пальмами, золотым песочком и бирюзовым морем, висящая перед клерком в офисе на стене, чудесным образом здесь оживает, становится явью. Картинку можно потрогать и стать ее фрагментом.
           Это сюда стремится избалованный цивилизацией народ. Так называемый массовый потребитель. И это здесь чужестранец просто по определению обязан быть счастлив. Пускай лишь неделю-другую. Да вот они, черным по белому, гарантии туроператора – «все включено».
           Счастье, наверное, тоже.
            
           Когда первое потрясение от окружающего рая постепенно сменяется комфортным чувством умиротворения, наши в Египте начинают испытывать смутное дежа вю. Что-то когда-то подобное со мною уже происходило.
           Ну да, кормят от пуза, солнечные ванны вам, морские погружения с аквалангами. Непривычная глазу экзотика: пальмы, верблюды, подводный мир удивительной красоты. Отличные номера и вышколенные отельные горничные – совсем неожиданно, мужики-арабы. Все это в диковинку.
           Но вот и что-то знакомое до боли. Задорные затейники-аниматоры берут в руки инициативу, выстраивают пляжников в веселенькую шеренгу.
           — Раз-два, три-четыре! Ножкой – раз, плечиком – два.
           Лайф из лайф, на-на  на-на-на, – басят колонки.
           — Слушаем музыку! Раз-два, три-четыре. – Народ старательно копирует незамысловатые телодвижения. Лица озарены детскими улыбками.
           — В двадцать часов всех приглашаем в центральный корпус на зажигательную дискотеку. Не пропустите! – увещевают аниматоры.
           — Нежелательно покидать территорию отеля, – напоминают гиды.
           — Ни в коем случае не снимать с руки пластиковые браслеты…
           — Опасно ночью заходить в море…
           — Медицинский корпус находится…
           «Не помешала бы стенгазета или еженедельный День Нептуна», – лениво подумала Ирина Константиновна.
           Четыре дня пролетели на одном дыхании. И никакой тут не лагерь, все просто супер. Вот сейчас она окунется на мелководье и, пожалуй, выпьет в пляжном баре стаканчик свежевыжатого охлажденного сока. Все включено.

           — Дэушк, дэушк! Ты ошен карасивий, как тибе завут? – тень очередного арабского Ромео легла поверх Ирки. – У тибе кожа белия. Нада кирем болши помазат.
           Конечно, это вовсе не первый охотник за белой кожей на здешнем пляже. Вон их сколько. Фотографы, массажисты, инструкторы-дайверы, продавцы, да кто угодно. Слащавые, смуглые, пахнут по-ненашенски, а на русском чешут – будь здоров.
           У этого хоть голос приятный; Ирка приоткрыла один глаз. Фигура хорошая, симпатичный. Выглядит лет на двадцать семь-двадцать восемь.
           — Сейчас муж придет, расскажет тебе, как меня зовут, – Ирина Константиновна поправила волосы, мимолетно посожалев, что до отъезда не успела подкорректировать маникюр.
           — У тибе нет здес муж.
           — А ты что, следил за мной? – видали, как оно поворачивается!
           — Силидил, – легко согласился Ромео. Или, может, Отелло? — Пойдем, я тибе маска сделаю. Кирем харашо памажу, масаш на пилечи и руки. Спасибо скажешь. Абдель все знают. Потом снова пиридешь.
           — Да-а? А маску из чего делать будешь? Из верблюжьей лепешки?
           — Какой-такой лепешка? Бальзам делаю, масло. Домой пириедешь, муж ошен обрадоваться будет. Сильно гладкий кожа будет, – Абдель почувствовал поклевку.
           — А сколько возьмешь? Мани, – Ирка быстро созревала.
           — Мало возьмешь. Как тибе завут? – повторил стартовый вопрос Абдель.
           — Ира зовут. Ладно, где твой кабинет. И смотри мне, не вздумай приставать.
           — И-и-ра… Ира, – Абдель попробовал имя на вкус. – Там. Четвертый корпус. Комната двацат. Он протянул руку в направлении детского бассейна с горкой.
           — Хорошо, сейчас приду. Ишь ты. Аб-дель... – Ира собрала пляжную сумку и пошла к себе в номер.
           Минуту-другую она разглядывала отражение в зеркале, вытягивая губы трубочкой и распахивая-сощуривая глаза. Затем, чуть помешкав, достала из чемодана упаковку презервативов, сунула в шорты. Так, что еще?
           Ирка прошла в ванную. Просторно так, свет хороший. Не то что дома, в блочной девятиэтажке.
           С удовольствием присев на сияющий унитаз, Ирка пописала, быстренько ополоснулась под душем и, окинув люкс придирчивым взглядом, поспешила на процедуру.
           Перед кабинетом под номером двадцать Ира остановилась, разглядывая табличку с английским текстом. Чуть ниже, приклеенная кусочком скотча, висела половинка обычного тетрадного листка. «Массаж» – значилось на бумажке.
           Дородный дядя с обгоревшими веснушками на плечах, проходя коридором, заинтересованно оглядел Ирку и что-то сказал на немецком. Как ей показалось, одобрительно. На всякий случай она никак не отреагировала.
           Немец, насвистывая, пошел дальше. Ирка коротко постучала и вошла.

           В просторной комнате главное место занимала пара массажных топчанов, огороженных шелковыми, веселых расцветок ширмами. Немного поодаль стояло кресло, знакомое по визитам в стоматологическую клинику – правда, без наводящего ужас инквизиторского механизма с визжащим бором. Письменный стол с открытым ноутбуком. Кондиционер под потолком. Пожалуй, все.
           Из-за приоткрытой двери в смежную комнату послышался плеск; там, видимо, была небольшая подсобка с умывальником или душевой кабинкой. Что ж, прилично.
           — Э-эй, хозяин дома? – Ирина Константиновна посмотрелась в висящее на стене зеркало и поправила ноготком помаду в углу рта.
           — Да-да, иду, – выскочил Абдель. Он уже успел переодеться в голубой медицинский костюм. Влажные черные волосы тщательно расчесаны на пробор – мальчик был во всеоружии.
            — Ну, ш-ш-то-о, мой дорогой,  давай рассказывай, – Ира подошла к Абделю поближе, давая ему услышать таинственный Испахан.
            — Можно делат маска на шея и лица. Можно массаш на фигура, – начал тот, но, как видно, не подвел Иркин парфюм. Парень быстро перешел на комплименты. – Ты такой карасивый дэушк, Ира. Твои глаза похожи на дарагоценные камни, волосы, как волны от море. Каждый слово у тибе вылетает, как карасивий птичка…
           — Ну ладно, ладно. Все вы тут петь мастера. Посмотрим, что ты делать умеешь, – приостановила Ира поток, хотя хотелось слушать и дальше. – Давай-ка мне массаж для начала. Расслабляющий. А дальше уже расскажешь про свои маски-шоу. Смотри, больно мне не сделай. Аб–дэллль…
           Ирка прошла за ширму к массажному столу. Рядом лежала стопка из нескольких белоснежных наглаженных простыней. В верхней части топчана имелось овальное отверстие для лица, с мягким кожаным валиком в форме подковы – под лоб и щеки.
           «И дышать удобно, и голова прямо», – догадалась Ира. – «А вообще на сиденье унитаза похоже».
           Вынырнувший из-за спины Абдель проворно расстелил простыню и молча отступил в сторону.
           — Ну, так … раздеваться, что ли? – Ирка на секунду замешкалась.
           — Раздева-аться… – елейным голоском подтвердил Абдель, черные глаза подернулись масляной пленочкой. Он сглотнул и сделал вид, будто отвернулся.
          Ирка стянула майку, купленную вчера в отельной лавке. Сверкнули бритые подмышки с белесыми следами шарикового дезодоранта. Естественно, ни о каком бюстгальтере на курорте не могло быть и речи. Это удел пигалиц с нулевыми прыщиками.
           Из шортов Ирина Константиновна выползала, женственно вращая задом вправо-влево. А вот трусики-стринги оставила. Как последний бастион женского целомудрия.
           Ну и все. Ира улеглась на топчан, поочередно распластав в нужном ракурсе – по бокам – половины богатого бюста, и приготовилась к релаксу.

           Первое прикосновение рук, особенно если это мужские руки, для женщины всегда интимно и неповторимо. Ира ждала его, однако Абдель не спешил.
           Он накрыл второй простыней Иркину попу (ну не дурачок?) и выдавил ей на спину зигзаг крема с незнакомым запахом. Получился знак Зорро. Наконец, растер ладони и взялся за дело.
           Ловкие руки быстро размазали Зорро по всей доступной территории; сразу появилось ощущение прохлады. Но ненадолго. Уже через несколько минут энергичные движения – растирания, надавливания, похлопывания – заставили кожу покраснеть и нагреться, отдавая тепло. Стало приятно.
           Абдель чуть сбавил темп. Он теперь только мягко оглаживал женскую спинку. Очевидно, готовилась следующая массажная атака. Ирка перестала кряхтеть и лишь легонько мурлыкала, глядя в пол.
           Время от времени мужские пальцы касались ее выступающих наружу грудей, и тогда где-то внутри ударяла сладкая волна.
           — Мне уже жарко, Абдель. Ну что ты меня укутал, – Ирка потянулась назад и стянула никчемушнюю простыню.
           Будто невзначай, она коснулась Абделя локтем в области паха. Все в порядке, довольно ощутимая эрекция.
           — Ой, прости…
           Ира сложила ладони вместе, умостила на них подбородок (сколько можно пялиться в унитаз!) и, едва заметно, самую малость, развела бедра.
           Мальчик не сплоховал. Продолжая поглаживания одной рукой, другую осторожно положил на Иркину ягодицу.
           — Ступай, запри дверь, – вот и все, пупсик.
           Абдель бросился выполнять приказание.
           — И подай мне шорты.
           — Шорты? Зачем! – пупсик, оторопев, замер на месте.
           — Давай-давай, – Ирка перекатилась набок и застыла в ожидании с простертой рукой. Вылитая рембрандтовская Даная.
           Испуганный взгляд ромео вызвал у Ирки улыбку сочувствия. Она тряхнула шортами, на топчан выпала упаковка с резинками. Ирка щелчком направила ее в сторону Абделя. Дурачок.
           Парень показал себя молодцом. За мимолетные полчаса дважды оседлал кобылку. Возможно, назрело бы и еще одно восстание, да кто-то слишком уж настойчиво барабанил в дверь.
           «Жрут, наверное, что-то такое», – сделала свой вывод Ирка, натягивая шорты. Коленки дрожали. «А хорошо!»
           Собрав волосы в хвост, – заколка в зубах, – обернулась к Абделю:
           — Ну ш-што-о, мой мальчик… Ты ничего не хочешь мне сказать? – с физикой обстояло нормально, не доставало лирики. — Пригласил бы девушку куда-нибудь, поухаживал.
           — Ира, ты ошен… как это… ошен…
           — Знаю. Красивый. В общем, так. Запиши мой мобильный. Вечером после ужина можешь найти меня.
           — Ира, нада… Понимаешь, нада денги заработат. Нельзя уйти. У тибе ест денги?
           До Ирины Константиновны кое-что стало доходить. Ах ты, сучонок. Проститутка…
           — Конечно, есть. Я же не нищая, – мысли неслись галопом. «Та звидки в жебрака гроши», – хорошо так пошутилось. К моменту.
           — Это харашо, Ира. А ты сищас…
            — Так. Не гони верблюдов. Успеется. До двадцатого еще почти целая неделя. Жду звонка.
           Ира провела ладонью по смуглой щеке, полоснула взглядом, и твердой походкой вышла из кабинета. Две пожилые леди у входа, поджав губы, раздвинулись, уступая дорогу молодости.

           Что самое главное в нашем деле? Правильно. Вовремя уйти. Но, скажите, зачем при этом отказывать себе в маленьких человеческих радостях?
           Он ведь хороший, по-своему. Самэц. Вчера бусы купил. В парке гуляли, лабудой приторной угощал – от души. Кальян курили… Не забыть такой Жебраку купить. Дочке – духи. Девчонкам с работы трусов дешевеньких, бижутерии.
           Эх, Абделька. Пупсик ты мой. И чего ж ты сволочь-то такая. Ну кто тебя – эфиоп твоя мать – этому учил. Достал ведь, Ромео ты мой, Отелло. «Ира, нада денги. Нада денги дават».
           Или сунуть ему полсотни… Сотку жалко, двадцать мало.
           Нет уж, перебьется. Хрен ему, в его заморскую задницу. Правильно, Сережа? Завтра в шесть утра автобус и – ку-ку, Гриня. Дорога, аэропорт, воздушный поцелуй с высоты  птичьего полета.
           Египет, Египет… Были мы в вашем Египте. На морском песочке пирамидки лепили. У нас в Крыму, небось, поинтереснее будет. Шашлычок, компания. А ночью все вместе – в море голяком. Может и Дзюба к лету созреет. Игорюнчик. Вот уж кто не станет канючить – деньги давай, деньги давай.
           Это за любовь. Позорище. Нет, ну виданное дело, чтобы так над женщиной издеваться…
           И все-таки кла-ассно тут. Девки лягут.

                ***

           Видавший виды Боинг – 737, слегка хрустнув суставами, коснулся бетонки и приступил к торможению. По традиции последних лет большинство пассажиров зааплодировало. Началась возня с ручной кладью.
           Щелчки отстегиваемых ремней безопасности, возмущенные упреки бортпроводниц; все было родным, знакомым, приятным. Разноголосыми рингтонами запиликали мобильники – появился роуминг.
           Ирка неохотно вынула из кармашка дорожной сумки маленький, похожий на пудреницу Самсунг. Ого, девять пропущенных от Абделя. Два от дочери. Что же муженек: дышим не надышимся последними глотками свободы? «Иди ко мне, зайка. Уси-пуси, зайка. Завтра моя ненаглядная прилетает».
           Ирина Константиновна еще раз пролистала список последних звонков и, немного подумав, отключилась от сети.
           Загорелый народ толпился у выхода. Самые нетерпеливые привставали на цыпочки, вытягивали шеи – пытались разглядеть поверх голов лица близких. Казалось, убери контрольные барьеры, все тут же галопом понесутся к выходу. Шурша куртками, наступая друг другу на ноги и растягивая до ушей рты в радостных гримасах.
           Ира не спешила. Она катила вдоль киосков и лотков чемодан, пытаясь навести порядок в голове. Сплошные парадоксы. Вчера лето, сегодня зима. Там – солнце, пляж, шведский стол. Абдель.
           — Молодой человек, стартовый пакет МТС, пожалуйста, – Ирка приостановилась на минутку у витрины с мобильными телефонами.
           Оставалось заскочить в туалет и можно двигать домой. Она направилась к дамской комнате.
           Дверь с эмблемкой, изображающей женский силуэт, была открыта настежь. Пожилая угрюмая женщина орудовала шваброй.
           — Можно?
           — Ну куда, по мытому, – уборщица враждебно глянула на Ирку. — Ходят… В мурской вон иди.
           Вот и прилетели. Вот и опустились на родную землю. Ира нашла кабинку с исправным шпингалетом, – есть, есть в аэропорту такие кабинки, – аккуратно закрыла дверцу. Итак, мобильник. Как он тут раскрывается… Ага. Сим-карта. Красный квадратик с ноготок.
           Женщина подержала карточку на ладони. Когда-то, триста лет назад, точно так она держала октябрятскую звездочку. И влезет же в голову такое…
            Ирка бросила симку в унитаз и спустила воду.

                ***

           Ключ в замке следует поворачивать тихо и аккуратно. Не нужно греметь связкой, топтаться, пыхтеть, шаркать сумками по двери. Если, конечно, вы хотите появиться сюрпризом, этаким веселым привидением. Вас не ждут, но обязательно будут очень рады. Это ведь ваш дом. Родная гавань. И вы, притом-привсем, вернулись не из булочной, а с Синайского, простите, полуострова.
           Не ждали, на сутки раньше? Простите, женщина есть женщина. Перепутала числа.
           Ирка вошла в прихожую и застыла, прислушиваясь.
           Каждый из нас прекрасно знает и хранит в памяти звуки своего дома. Скрип половицы или барабанящие в подставленный таз капли из вывешенного белья. Бормотание компрессора в холодильнике и вздрагивание стекла от ночного трамвая. Мы всегда знаем на слух, что происходит, и сразу отмечаем чужие уху сигналы.
           Помните, как однажды, глубокой ночью вы скушали конфетку? А через минуту в полной тишине вдруг услышали непонятное пугающее  потрескивание. Это, оказывается, разворачивается скомканный фантик в мусорном ведре.
           Тревожных знаков в квартире не было. Комплект обуви традиционный и ничего не сдвинуто. Дочь наверняка ночует у подружки: из ее комнаты ни звука. В спальне работает телевизор, идет футбольный матч. Значит, наш Жебрачок дома, милый мальчик. Вероятность жаркого супружеского поединка близится к ста процентам.
           Ирка повесила дубленку на плечики и, мягко ступая, направилась в спальню. Комментатор кричал о сорванной атаке, но Серый не реагировал. Серега плотно давил на массу.
           У дивана скучал накрытый газетой табурет с остатками немудреного холостяцкого ужина. Недоеденная сарделька и кусок батона. Между ними, как рефери в ринге, возвышалась ополовиненная Балтика. Парочка ранее приговоренных убежала в домик. Под стульчик. Разбежались по полу и виновато съежились мышиные комочки-носочки. В комнате добротно пахло мужчиной.
           Ира щелкнула пультом и вынесла табурет на кухню. Немного посидела за столом, улыбаясь. Хорошо дома. А доця – молодец: посуда намыта, в ванной чистота. И Жебрак, надо признать, заслужил бонус.
           В спальне Серый, по-прежнему, уверенно и мощно, надувал виртуальные шары. Ира приблизилась, коснулась взмокшей проплешинки; муж зачмокал губами и легонько траванул воздух. Ирка засмеялась. Милый, хороший и родной Сережа…
            Погасив свет, она тихо легла и прижалась к Сережиной спине. Сердце женщины полнилось нежностью и теплом.