Символ как итог

          «Ну что, - сказал президент сидевшему напротив министру обороны, - считаю необходимым завершить реформу армии победным аккордом!»
          Министр не успел облегченно вздохнуть, как глава государства продолжил:
          «Хватит мириться с пережитками прошлого, с наследием Красной Гвардии и Советской Армии – с этими сомнительными по происхождению звездами на танковых башнях и самолетных крыльях. Есть мнение, - президент взглянул на потолок (хотя было непонятно, на кого он таким образом намекал, ибо по не действующей, но все еще не отмененной Конституции источником власти в стране являлся вовсе не Господь Бог), - есть мнение отразить в военной символике присущую нашему народу духовность, неразрывную, так сказать, связь времен, не забывая притом о мультикультурности нашей страны…»

          Летчики, всегда славившиеся чувством юмора, среагировали первыми. Набитые по трафарету восьмиконечные православные кресты с полумесяцем (вверху справа) и звездой Давида (вверху слева) назывались пилотами не иначе как «Ночной погост». Молодые и необученные так и остались «духами», старослужащие отныне величались dead’ами, а дембели, возвращавшиеся домой, переименовались в «зомби». Соответственно, разные неприятные истории, изредка случающиеся в отдельных частях и сопровождающиеся убылью личного состава, совокупно приобрели пристойное, почти академическое звучание «death’ляция».
          Комитеты солдатских матерей, правозащитники, а также офицеры и прапорщики, уволенные из рядов Вооруженных сил по сокращению штатов, находили в проявлениях армейского устного творчества множество глубинных философских смыслов. А некоторые считали новую эмблему наилучшим способом изображения итогов реформы.