Франсишку Родригиш Лобу поэтика и идеология

Биография одного из крупнейших португальских поэтов и прозаиков XVII столетия Франсишку Родригиша Лобу (Francisco Rodrigues Lobo) изучена слабо. Впрочем, внешними событиями она и не богата.
Исстари бытует легенда, что год рождения Родригиша Лобу совпадает с годом кончины Камоэнса. Если это верно, то годом рождения Р. Лобу следует считать 1580 (хотя и дата смерти Камоэнса точно не установлена). Его родной город — Лейрия, что на берегу реки Лис (Lis), который он неоднократно воспевал как в стихах, так и в прозе. Отец его Андре Лазару ди Лобу (Andr; L;saro de Lobo) был крещеным евреем, возведенным в дворянское достоинство (escudeiro-fidalgo), мать, Жоана Бритту ди Гавиан (Joana Brito de Gavi;o) — полуеврейкой. Из-за этнической принадлежности семья находилась на подозрении у инквизиции, перед трибуналом которой предстал его брат Мигел Лобу (Miguel Lobo) — то ли по обвинению в тайном отправлении иудейского культа, что было поставлено вне закона, то ли из-за его предполагаемого авторства подпольных антииспанских памфлетов . К писателю судьба оказалась более благосклонной. Образование он получил в Коимбрском университете, где изучал право, однако юриспруденцией никогда не занимался, судейских должностей не занимал, а перешел в духовное звание, приняв малое посвящение , что упрочило его материальную независимость, но лишило возможности обзавестись семьей. В студенческие годы Р. Лобу выпустил поэтический сборник «Романсы» (Romances), где ощутимо влияние Гонгоры и других поэтов испанского барокко. Вошедшие в эту книгу романсы, написанные в основном на испанском языке, живописуют жизнь коимбрского студенчества той поры. Молодым поэтом заинтересовались его однокашники-аристократы, открывшие ему впоследствии доступ ко двору герцогов Брагансских (сын дона Теодозиу, главного его покровителя, в 1640 г. взошел на португальский престол под именем Иоанна IV). Большую часть времени Р. Лобу проводил в родных местах, наездами бывая в Лиссабоне у своих меценатов. Одна из этих поездок оказалась для поэта роковой. В 1621 или 1622 г. судно, шедшее в Лиссабон по реке Тежу, затонуло, и вместе с ним погиб находившийся на его борту на его борту Франсишку Родригиш Лобу.
Время, в которое жил и творил Р. Лобу, было исключительно тяжелым для Португалии. Вся недолгая жизнь писателя пришлась на период утраты Португалией национальной независимости, на время испанской оккупации. Объективности ради отметим, что далеко не все португальцы лелеяли мечты о восстановлении независимости — многие мирились с испанским владычеством. Какова же была позиция Р. Лобу? Постараемся найти ответ в его сочинениях.
Уже отмечалось, что Р. Лобу дебютировал как испаноязычный поэт. Надо сказать, что билингвизм был распространен в португальской поэзии и до испанской оккупации. Но тогда поэты пользовались этим приемом, чтобы обогатить свой творческий арсенал. По словам А. М. Косс, «культура Испании и культура Португалии, стран сопредельных и тесно связанных исторически и политически, были “взаимопроницаемыми” благодаря близости языков . Примечательно, что в некоторых пьесах той поры реплики на испанском языке использовались для снижения речевой характеристики персонажей.
Ситуация изменилась с потерей Португалией независимости. Положение провинции в испанском королевстве привело к тому, что и португальская словесность приобрела провинциальный характер. Выдающийся португальский литературовед Ж. Праду Коэлью прямо утверждал, что «в XVII в. мода слагать стихи по-испански нанесла значительный ущерб отечественной литературе, особенно лирике» . Иначе ставит проблему И. А. Тертерян, отмечавшая «сложность вопроса об испанском влиянии на португальскую литературу XVII в.» . По словами исследовательницы, «антииспанская направленность характерна не только для подпольной, но в той или иной мере и для ученой литературы того времени. Однако это не отменяет определяющей роли испанских влияний в процессе формирования стиля португальской литературы XVII в. Все литераторы писали тогда на двух языках (в том числе и Ф. Родригиш Лобу). Жанр романса (стихотворения по образцу народного романса с единой ассонирующей рифмой) широко использовался как в ученой поэзии, так и в подпольной сатире, обращение к этому жанру означало проявление патриотического чувства» . Именно с романсов, хотя и в основном испаноязычных, начинал литературную деятельность Р. Лобу.
Историки португальской литературы единогласно признают, что Р. Лобу — переходная фигура в словесности своей страны. В его творчество сочетаются черты отживающего Возрождения и нарождающегося барокко, влияние Камоэнса и Гонгоры.
Стремясь продолжить традиции Камоэнса, в 1610 г. Р. Лобу публикует эпическую поэму в 20 песнях «Коннетабль Португальский» (Condestabre). Ее герой — знаменитый португальский полководец XIV в. Нуно Алвариш Перейра (Nuno ;lvares Pereira), нанесший несколько сокрушительных поражений испанским войскам, в том числе в битве при Алжубарроте, а под конец жизни удалившийся от мирских дел и принявший монашеский постриг. К его образу обращались многие позднейшие португальские писатели, в том числе Алмейда Гаррет (Almeida Garrett, 1700 — 1854), создавший его образ в исторической драме «Сантаренский оружейник» (O Alfageme de Santar;m), и Оливейра Мартинш (Oliveira Martins, 1845 — 1894), написавший его беллетризованную биографию.
Не вызывает сомнения, что выбор темы далеко не случаен. Р. Лобу не продолжил тематику «Лузиад», не стал воспевать Великие географические открытия, а изобразил военные действия против Испании. Тем самым поэт весьма откровенно и смело выразил свою антииспанскую позицию, недовольство оккупационным режимом и надежду на восстановление национальной независимости Португальского королевства.
К сожалению, художественными достоинствами поэма «Коннетабль Португальский» не блещет. Бразильский литературовед С. П. Люфт характеризует ее как «рифмованную хронику» и «монотонное повествование» , где, впрочем, выделяются такие эпизоды, как борьба героя с испанцами в Алкантаре во время осады Лиссабона, битва при Алжубарроте и гибель графа Андейру (фаворита королевы Леонор).
Впрочем, вина автора здесь минимальна. Здесь дело прежде всего в самом жанре эпической поэмы, освященной канонами Возрождения, а затем классицизма. По мнению поэта-переводчика С. В. Шервинского, «искусственные героические эпопеи не часто встречаются в истории литературы, — античность, оплодотворенная народным гением Гомера, потратила, однако немало сил на этот трудно оправдывающий себя род поэзии: в III веке до н. э. появилась «Аргонавтика» Аполлония Родосского, поэта александрийского направления; вслед за поэтами-историками и за Вергилием Лукан во второй половине I века создал в Риме свою «Фарсалию». Жанр искусственной эпопеи не оказался счастливым и в новые времена. Даже величественно-скучная португальская поэма «Лузиады» не может соперничать с подлинно народными эпопеями, а такие произведения, как «Франсиада» Ронсара или «Россиада» Хераскова, так и ветшают в поэтическом забвении» .
С. В. Шервинского можно упрекнуть по крайней мере в двух существенных неточностях. Во-первых, «искусственные эпопеи» в литературе Возрождения и классицизма встречаются гораздо чаще, чем ему представляется (кроме упомянутых сочинений, сюда следует отнести «Африку» Петрарки, «Генриаду» Вольтера, а также множество сочинений, забытых еще при жизни авторов). Во-вторых, вряд ли допустимо именовать «величественно-скучной» поэму Камоэнса (даже его имени С. В. Шервинский почему-то не упоминает), которая издавна стала настольной книгой каждого образованного португальца. Однако С. В. Шервинский верно отметил искусственный характер позднейших эпопей, т. е. появившихся после Гомера и Гесиода. Дело в том, что эпическая, героическая поэзия соответствует иной стадии этнокультурного развития, когда человек в первую очередь ощущал себя частью людской общности и лишь во вторую — автономной личностью. Так было в архаической Греции, а затем в эпоху раннего средневековья. Поэтому в иные эпохи создание эпических поэм превратилось из живого художественного творчества в стилизаторство и было обречено на неудачу. По этой же причине Петрарка и Ронсар прекратили работу над своими эпопеями: художественное чутье безошибочно подсказало обоим поэтам, что со своей задачей им не справиться. Поэтому остается лишь подивиться могучему гению Камоэнса, которому не оказалась тесны даже узкие рамки искусственной эпопеи. Но это — одно из редчайших исключений, в число которых никоим образом не входит героическая поэма Р. Лобу «Коннетабль». В тому же эта поэма представляет собою двойную стилизацию — Вергилия и Камоэнса.
Гораздо совершеннее пасторальная трилогия Р. Лобу — «Весна» (Primavera, 1601), «Пастух-странник» (Pastor Peregrino, 1608) и «Разочарованный» (Desenganado, 1614). Сам факт обращения к буколической прозе предполагает прямое или косвенное влияние пользовавшего колоссальною популярностью на всем Пиренейском полуострове романа «Диана» (1558), автор которой Хорхе де Монтемайор был к тому же выходцем из Португалии — Жоржи ди Монтемор (Jorge de Montemor). «Весна, — констатирует И. А. Тертерян, — как и другие другие повести Родригиша Лобу, уступает «Диане» Монтемайора в напряженности повествования. Фабула тут проще и статичнее. Разумеется, характеры пастухов условны, и повести эти вернее было бы назвать не пасторальными, а сентиментальными, поскольку не прелести пастушеской жизни, но различные оттенки чувств (любви, ревности, разочарования), переживаемые и обсуждаемые героями, составляют объект изображения. Обсуждение, спор (например, о двух типах ревности, о некрасивых женщинах и т. п.), многочисленные парадоксы — все это направлено к выявлению диалектики чувств, их противоречивости, переходов от одного чувства к противоположному. По сути, споры в повестях Родригиша Лобу уже напоминают конструкцию образа в консептистской поэзии XVII в. В творчестве Ф. Родригиша Лобу осуществляется, таким образом, переход к искусству нового типа, искусству барокко» .
Проза в творчестве Р. Лобу перемежается стихотворными вставками, которые, по единодушному мнению исследователей, в эстетическом отношении превосходит прозаический текст. Метрически эти стихи чрезвычайно разнообразны за счет того, что автор использует как средневековые и народно-песенные, так и возрожденческие размеры и строфику — в том числе терцины, октавы и сонет. Специфические черты его поэзии точно подмечает И. А. Тертерян. По ее мнению, «португальскому лиризму с самых его истоков присуща своеобразная доминанта — это легкая, сладкая грусть, томление, неясное и неопределенное, но щемящее чувство (обозначаемым португальским словом saudade). Тон нежной и меланхоличной грусти — ведущий в португальской лирике во все века ее существования. И Родригиш Лобу с песнями-серранильями его тоскующего и разочаровавшегося в любви героя Лерену принадлежит к наиболее характерной и глубинной линии португальской поэзии. Многие строки этих песен стали афоризмами: “Если бы я не жил грустя, то бы умер”, “Я живу, потому что радуюсь моей грусти, и чем больше грущу, тем больше радуюсь жизни”» .
В качестве примера приведем сонет из романа «Весна»:

Fermoso rio Lis, que entre arvoredos
Ides detendo as ;guas vagarosas
At; que ;as sobre outras, de invejosas,
Ficam cobrindo o v;o destes penedos;

Verdes lapas, que ao p; de altos rochedos
Sois morada das Ninfas mais fermosas,
Fontes, ;rvores, ervas, l;rios, rosas,
Em quem esconde Amor tantos segredos:

Se v;s, livres de humano sentimento,
Em quem n;o cabe escolha nem vontade,
Tamb;m ;s leis de Amor guardais respeito,

Como se h;-de livrar meu pensamento
De render alma, vida у liberdade,
Se conhece a raz;o de estar sujeito?

Прекрасный Лис, теченье мирных вод
Среди лесов, и легкое волненье;
У резвых волн ревнивое стремленье:
Какая первой валуны зальет?

Высокая скала, зеленый грот,
Где Нимфы счастливы в уединенье;
Ключи, деревья, скалы, роз цветенье,
Где укрывает столько тайн Эрот!

Коль вам неведомы людские нужды
И помышленья горестные чужды,
Но всё же чтите вы Любви закон —

То мне с моим желанием упорным
Одной любимой быть во всем покорным
Как совладать, коль дух порабощен?

Сонет представляет собою весьма органичный сплав лирического пейзажа и стихотворения о любви. Одна из причин обращения автора к форме сонета — это декларация преемственности по отношению к Камоэнсу и отчасти к Са ди Миранде, тем более что в поэзии Р. Лобу попадаются реминисценции из того и другого. Из их лирики перекочевала в творчество Р. Лобу тема одухотворения природы и олицетворения ее объектов, в том числе рек. В первом катрене любезный сердцу поэта Лис, словно живое и даже разумное существо, течет, сдерживая медлительные воды (detendo as ;guas vagarosas), а его волны, спешащие накрыть валуны, характеризуются эпитетом завистливые (invejosas). Во втором катрене перечисление реальных элементов пейзажа — гроты (lapas), скалы (penedos), ключи (fontes), деревья (;rvores), травы (ervas), лилии (l;rios), розы (rosas) перемежается с мифологическими персонажами: — Нимфами (Ninfas) и Амуром, или Эротом (Amor): возрожденческий культ античности сохранился отчасти и в эстетике барокко.
Первый терцет — обоснование психологического параллелизма. Общее между безнадежно влюбленным героем и описанными объектами природы в том, что и он, и они чтут закон Любви (;s leis de Amor guardais respeito). Это позволяет плавно перейти к переживаниям героя, описанных во втором терцете. Однако его содержание, мысль, заключенную в нем, трудно понять с первого прочтения. Вот подстрочный перевод последнего терцета: как мне побудить мысль подчинить душу, жизнь и свободу, если она <мысль> знает, почему я покорен? Это роднит автора с последователями испанского барокко — но уже не с гонгористами, или культистами, а с консептистами, т. е. представителями не «темного», а «трудного» стиля.
Во все времена и у всех народов влюбленные неудачники винили судьбы и считали, что удача им изменяет. Герой пасторальной трилогии Р. Лобу исключения не составляет. В первой книге романа «Пастух-странник» герой разражается сонетом:

Inimiga, cruel, despiedosa,
Injusta, cega, v;, n;scia, atrevida,
Falsa, vil, lisonjeira e fementida,
Intrat;vel, soberba e rigorosa.

Pr;diga, avara, pobre, cobi;osa,
Rica, inconstante, firme e repartida,
Arrogante, cobarde e destimida,
Acanhada, insolente e invejosa.

Ventura, ou sem-raz;o, que ; natureza
Tiras o ser, o pre;o, a honra e a gl;ria,
Que queres a esta vida, se inda dura?

Ou me mata, ou me deixa, ou me despreza,
Perde-me j; da vista ou da mem;ria,
Mas ai que o que te eu pe;o era ventura.

Враждебная, жестокая, слепая,
Неправедна, безжалостна, мрачна,
Коварна, лжива, льстива, неверна,
Предерзостная, грубая, тупая.

И расточительная, и скупая,
И нераздельна, и расчленена,
Бесплодна, и ничтожна, и страшна,
Завистливая, низменная, злая.

Удача, сколь несправедлива ты!
Отнять и честь, и славу, и мечты
Сбираешься, а жизнь мою — тем паче!

Оставь меня, иль презри, иль убей,
Иль вычеркни из памяти своей,
Но я прошу тебя лишь об удаче.

Оба катрена представляют собою набор прилагательных, поставленных в женском роде единственного числа, изредка разбиваемых союзом е (и). Лишь дойдя до терцетов, читатель узнаёт, что все эти полные гнева эпитеты относятся к олицетворенной удаче (ventura) — с этого снова начинается первый терцет. Упреки в адрес удачи завершаются парадоксом: герой требует удачи от удачи. Парадокс подчеркивается тем, что слово ventura не только открывает первый, но и завершает второй терцет и, следовательно, весь сонет. Такая усложненность тоже роднит рассматриваемый сонет с поэзией консептизма, или «трудного стиля».
И все же вершина творчества Р. Лобу — не поэзия, а прозаическое произведение с труднопереводимым заглавием Corte na Aldeia e Noites de Inverno. И. А. Тертерян предлагает дословный перевод «Двор в деревне» . Этот вариант явно неудачен. Ввиду многозначности русского существительного двор читатель, впервые встретив это заглавие, наверняка подумает, что речь идет, о определению С. И. Ожегова, о «крестьянском доме со всеми хозяйственными постройками, отдельном крестьянском хозяйстве» . Между тем слово corte переводится как двор в смысле придворные, свита , а метонимически — как местопребывание двора, т. е. столица. Герои книги — столичные жители, выехавшие на отдых в деревню, где зимними вечерами ведут беседы. Поэтому присоединимся к мнению Е. А. Ряузовой, предложившей перевод «Деревенская ассамблея, или Зимние вечера» . Правда, и этот перевод нельзя признать эквивалентным, адекватно отражающим содержание книги. Дело в том, что в посвящении, обращенном к дону Дуарте, дяде будущего короля Иоанна IV, автор сетует, что минул золотой век Португалии, что португальского королевского двора более не существует, и считает, что следует создавать его малые подобия в загородных имениях влиятельных сеньоров.
Непросто оказалось определить и жанр этого сочинения. И. А. Тертерян называет ее «трактатом», что неверно, ибо жанр трактата находится за пределами изящной словесности. Предложенное Е. А. Ряузовой словосочетание «собрание бесед» грешит расплывчатостью. Наиболее подходящее, с нашей точки зрения, определение для жара этой книги — роман в диалогах.
Сюжет этого романа, опубликованного за три года до гибели автора — в 1619 г. — несложен. Действие происходит в деревне под Лиссабоном — судя по описанию, в Синтре. Там, в доме у местного старожила, бывшего придворного Леандру (Leandro) коротают зимние вечера несколько образованных лиссабонцев. Это благоразумный и просвещенный доктор Ливиу (Dr. L;vio), занимавший высокие правительственные должности; молодой аристократ дон Жулиу (D. J;lio), отважный воин и заядлый охотник; прилежный студент Пиндару (P;ndaro), не чуждый не только наукам, но и поэзии; лукавый старец Солину (Solino). Позже проявляются второстепенные персонажи, тоже участвующие в диалогах — некто Фелисиану (Feliciano) и местный приор (Prior). Они ведут оживленные диалоги (всего их шестнадцать), где обсуждают разнообразные вопросы, занимавшие тогда образованные круги португальского общества. Темы их диалогов — воспитание, хорошие манеры, любовь и семья, искусство писать письма, круг чтения, поэтическое искусство, а также некоторые другие.
Исследователи португальской литературы в один голос утверждают, что последняя книга Р. Лобу во многом ориентирована на появившееся столетием раньше сочинение Б. Кастильоне «Книга о придворном» (Il Libro del Cortegiano). Проиллюстрируем это единственным примером. Развивая тему любви, о которой у Кастильоне рассуждает знаменитый кардинал Бембо, Р. Лобу устами доктора Ливиу в VI диалоге в проникновенной, образной форме рассуждает о «Различии между любовью и вожделением», ссылаясь на то, каковы их аллегорические изображения у древних:

Pintaram pois o Amor, menino, formoso, com os olhos tapados, despido, com asas nos ombros e armado de arco e setas: menino, por f;cil e fagueiro; formoso, porque a beleza ; o objecto dos amantes; despido, porque se n;o pode encobrir; cego, porque n;o v; nem conhece a raz;o; com asas nos ombros, por ligeiro e mud;vel; armado, por forte, poderoso e cruel. A cobi;a pintaram mulher, despida, com os olhos tapados e asas nos ombros; despida, pela facilidade com que por seus efeitos se descobre; cega, porque n;o v; nenhum respeito humano em raz;o do que deseja; com asas, pela velocidade com que segue aquele objecto que debaixo da esp;cie de proveito se lhe representa.

«Любовь (Amor) изображали прекрасным младенцем с завязанными глазами, обнаженным, с крыльями за спиной, вооруженным луком и стрелами: младенцем, ибо она простодушна и ласкова; прекрасным, ибо красота есть цель влюбленных; обнаженным, ибо любовь невозможно скрыть; слепым, ибо она не знает и не замечает доводов разума; с крыльями за спиной, ибо любовь легка и переменчива; вооруженным, ибо любовь сильна, могущественна и жестока. Вожделение изображали обнаженной женщиной с завязанными глазами и с крыльями за спиной: обнаженной, ибо вожделение творит дела, которые легко обнаружить; слепой, ибо вожделение не видит, что предмет его запретен; с крыльями, из-за быстроты, с коей следует за своим предметом» .

Наибольший интерес представляют III и IX диалоги, где отразились эстетические взгляды Р. Лобу. Краткость, ясность, выразительность, умеренное употребление иностранных заимствований и латинизмов, остромыслие и изящество — вот основные требования, предъявляемые автором к словесности. Отказываясь от культистского, гонгористского украшательства речи, Р. Лобу настаивает на том, чтобы трудным для понимания была не форма, а содержание, идея, мысль, для чего он часто использует парадоксы и неожиданно смещение понятий. Это типичная эстетика культизма — недаром испанский теоретик этого течения Б. Грасиан необычайно высоко ценил «Деревенскую ассамблею», именуя ее «вечной книгой». Выше мы показали, как Р. Лобу использовал принципы консептизма в поэзии. Не будем, однако, забывать, о влиянии Гонгоры на его ранее творчество. Действительно, многие стихотворцы той поры сочетали в своей поэзии черты и консептизма, и культизма. В этом можно видеть свидетельство широты взглядов Р. Лобу, которому была чужда идейная нетерпимость.
Хрестоматийной стала «похвала португальскому языку» из I диалога:

E verdadeiramente que n;o tenho a nossa l;ngua por grosseira, nem por bons os argumentos com que alguns querem provar que ; essa... <...> A pronuncia;;o n;o obriga a ferir o c;u da boca com aspereza, nem a arrancar as palavras com veem;ncia do gargalo. Escreve-se da maneira que se l;, e assim se fala. Tem de todas as l;nguas o melhor: a pronincia;;o da Latina, a origem da Grega, a familiaridade da Castelhana, a brandura da Francesa, a eleg;ncia da Italiana.

«Поистине, нельзя считать наш язык грубым, и неправы те, кто так полагает... <...> Произношение не ранит нёба грубостью и не заставляет силою вырывать слова из гортани. Пишется всё так же, как читается и как говорится. Он сочетает лучшие качества всех языков: латинское произношение, греческие истоки, испанскую непринужденность, французскую мягкость, итальянскую изысканность» .

В этом фрагменте очевиден скрытый протест против испанизации Португалии и ее литературы, против попыток навязать ей испанский язык.
Подведем итоги. Несмотря на то, что ни в «Деревенской ассамблее», ни в других сочинениях Р. Лобу — поэтических или прозаических — политические вопросы не затрагиваются, антииспанская направленность большей их части очевидна. Косвенно об этом свидетельствует и близость писателя ко двору герцогов Брагансских, где наверняка уже вынашивались планы отделения Португалии от Испании, начиная по крайней мере с 1610-х гг., когдв антииспанские настроения в Португалии резко усилились. Вместе с тем национальная замкнутость в вопросах литературы и культуры была ему чужда. Соединение в его творчестве традиций Камоэнса и гонгористов, а также консептистов о преломлении в его творчестве не только двух художественных систем — Возрождения и барокко — но и лучших достижений двух национальных культур — португальской и испанской.


Resumo

Andrey V. Rodossky

Francisco Rodrigues Lobo: Est;tica e Ideologia

Toda a vida de Francisco Rodrigues Lobo caiu sobre a perda da independ;ncia nacional de Portugal. Sabe-se que nem todos os portugueses da ;poca eram contra o dom;nio espanhol: havia muitos que o aceitaram. A an;lise do esp;lio liter;rio de Francisco Rodrigues Lobo mostra que o autor n;o pertencia a estes ;ltimos. Francisco Rodrigues Lobo nunca abordou quest;es pol;ticas na sua obra, mas ; evidente que era partid;rio de D. Teod;sio, Duque de Bragan;a, pai do futuro D. Jo;o IV. Outra confirma;;o desta ideia ; o famoso Elogio ; L;ngua Portuguesa no 1° di;logo da Corte na Aldeia.
Contudo, a influ;ncia espanhola enriquecedora nunca foi alheia a Francisco Rodrigues Lobo. Basta notar que come;ou a sua carreira liter;ria com os Romances em espanhol. Na sua onra existe uma s;ntese da est;tica renascentista e da barroca, ou seja, da camoniana e da gong;rica.

Опубликовано: Петербургская иберо-романтистика. Памяти профессора О. К. Васильевой-Шведе и академика Г. В. Степанова. СПб., СПбГУ, 2008.