Муза и рынок

               
Талантам  нынче жить можно. Просто в творчестве надо не музе потокать, а голос рынка слушать. Я знаю, что говорю. У меня друг художник. Всю жизнь рисовал. В школе – стенгазеты, в институте – плакаты, в армии – альбомы дембельские. Неплохо жил.
        Потом стал по вдохновению творить: как прижмет, так создает чего – нибудь. Ну и живет соответственно – в перспективе, в долг, значит. Сильный художник. Морально – то силен, а материально я  помогаю – друг все – таки. Я ему и жениться помог, дурак… на сестре.  Сестра нормальная  была, а с ним  тоже к творчеству приобщилась, к народному правда. Частушки современные собирать стала. Хорошо, хоть не анекдоты.
         С работы придет, отдохнет на кухне, с пылесосом  развеется. Потом он краски из ничего  изобретает… да из всего, в  общем, а она фольклор по  цензурному признаку сортирует. Идиллия!... Племянников жалко.
         Сестре деньги даю, он не берет – гордый… да боится, что таланта не хватит долг отдать.
          У меня  самого дар – я госслужащий. Звезд с неба не хватаю, но на земле крепко стою, да и сижу не хуже.
          Друга осенью тоже к земле пригнуло. Буквально. На улице минус пять – это до метра от земли, выше – то холодней. А у него рост метр восемьдесят, а тепла всему хочется – в пиджаке же, галстук тоже не шарф. Походил, походил пополам  сложенный, да картину нарисовал  « Иван Грозный убивает сына». Укавказцев на рынке на нее пуховик выменял. Те гарантий потребовали: « Оригинал мол?» А друг им: «Сам делал, сам».
          Они у себя в ближнем зарубежье попались. У них картину было музей купил, да подделку обнаружил.
           Вернулись они, друга нашли, он и не прятался, Ему бы пуховик вернуть, а нечего – расползся тот. Поговорили. Друг теперь в профиль, как они,- орлом смотрится.
          Он после такой истории на современности сдвинулся. Триптих написал: «Россия меняет курс. Россия меняет приоритеты и Россия меняет нефть на памперсы». Шедевр получился! Успех колоссальный! Жена его чуть из дома не выгнала. У них соседи весь пол на кухне затоптали (он картины там выставил). Из соседнего дома посмотреть приходили. А никто ж не разувается – боятся, видно, обувь перепутать.
            Потом представители какой-то партии пришли. «Мы, - говорят, - в оппозиции, продай для наглядной агитации». А он, видно, сам еще не налюбовался  - послал их… к жене. Она, мол, вам частушки даром напоет, успевайте записывать. Агитируйте!
            Партийцы магнитофон принесли. Сестра моя часа два в роли Кадышевой душу отводила. Накипело же! Еще бы пела, да кассеты кончились. Довольные ушли.
             У хозяйки творческий подъем в депрессию перешел, когда узнала, что муж картину мог продать. Он же вместо этого им благотворительный концерт устроил… Продюсер доморощенный. Как разошлась! «Дожили, всех круп, вместе взятых, на одну кашу осталось, а он не то принципами тешится, не то у симпатий на поводу».
              Но друг сильный – картины отстоял. Еще месяц держался, пока, в самом деле, крупы не кончились.
              Он картины взял тогда и в штаб партии пошел. А там они от политической борьбы в эстрадную деятельность ушли. Фольклорный  ансамбль организовали, и процветать уже начали.
              Друга художником в ансамбль пригласили афиши писать. И про жену не забыли – солисткой взяли. В общем, всем хорошо, тем более, что одной партией стало меньше.
                1995г.