Из Невельского мешка

  Утром позвонил редактор  и сказал:"Быков будет выступать перед школьниками.Представишь его."  Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы непременно заартачилась, но представлять детям Дмитрия Павловича Быкова для меня огромная честь. Это мой самый любимый ветеран Великой Отечественной войны во всей Тюменской области, а, может, и в России.
 
   ...Трех месяцев не доставало ему до 18 лет, но в августе 1942-го это не имело
значения, его призвали. В войсках не хватало среднего командного состава - взводных, тех самых командиров, которые всегда должны быть рядом с солдатами, вести за собой в атаку и первыми подниматься из окопов, если рукопашная неизбежна.

   Командовать его учили в Таллинском пехотном училище, эвакуированном в Тюмень.
Боевое крещение он принял на Курской дуге.

...На рассвете комбат повел своих бойцов в атаку. До немецких окопов метров 300. Не успели преодолеть и половины, фашисты открыли ураганный огонь из всех видов оружия. Пришлось вернуться на свои позиции, подобрав раненых. Когда обстрел утих, снова поднялись в атаку. И опять безрезультатно. Окопались и под палящим солнцем пролежали до вечера, пока не подтянулись артиллеристы.

  Под их прикрытием снова и снова повторяли атаки и только с темнотой ворвались
на вражеские укрепления. Во время рукопашной на бруствере взорвалась граната. Раненый осколками в руку и лицо, оглушенный взрывом, лейтенант Быков продолжал сражаться. В том бою погибли и комбат,и ротный, и некому было представлять к наградам солдат и офицеров, хотя каждый проявил мужество.

  Какой-то фронтовой статистик подсчитал: при активных боевых действиях солдат-пехотинец может оставаться невредимым трое суток, взводный командир - шестеро, а ротный может протянуть и девять. Быков имел возможность убедиться  в этом. Провалявшись полтора месяца  госпитале, он вернулся на передовую и попал в отдельный лыжный батальон.

   Бойцы (  в основном сибиряки и алтайцы ) вскоре поняли, что по белорусским болотам, утыканным кочками, пройти на лыжах невозможно. К тому же наши войска попали в "невельский мешок", который оказался настоящим адом. Холод, голод, вши...От батальона осталась лишь половина. Съели всех лошадей. Выдохлись. Но перед каждым сражением словно
какой-то неистребимый огонь загорался в сердцах, появлялись силы, руки сжимали автомат, и остановить атакующих могла только смерть.

  31 декаюря, как раз под новый 1944-ый год, немецкий автоматчик в бою "прошил" ротного командира Быкова. Две пули - в ногу и в руку - на вылет, а третья, пробив в нагрудном кармане блокнот и комсомольский билет, застряла в ребре. И снова два месяца в том же госпитале, в Великих Луках.

  А потом опять фронт, кровопролитные, тяжелые бои...Шаг за шагом все дальше, на запад. И, наконец, тот бой, самый памятный для 20-летнего капитана.

... Снова август. Сражение под Ригой.  Дмитрий Быков заменяет убитого пулеметчика. Он сидит со станковым посреди дороги и стреляет без остановки, не обращая внимания на вражеские снаряды, которые ложатся совсем близко. Взрыв! И его вместе с пулеметом отбрасывает под сосны.

  Очнувшись, пытается встать. Никак. Вроде, ноги целы. Схватился рукой за древесный корень, подтянулся, увидел сбоку чью-то руку, дотронулся,ощутил дикую боль, понял: своя рука, только перебита, неизвестно, на чем держится, безжизненная вовсе. Почувствовал, как быстро намокает гимнастерка на груди...

  Из боя  его на плащ-палатке вытащила старшина-санинструктор, жена начальника штаба, оказала первую помощь и на крестьянских дрожках отправила в медсанбат. Трясясь на ухабах, он ловил ртом горячий воздух и дрожал от холода - слишком много крови потерял.

  Две недели капитан Быков числился в смертниках, его не отправляли в госпиталь, знали, что не доедет. Лишь время от времени подходила медсестра и огромным шприцем откачивала жидкость из легкого.

 Наконец, хирург принял решение ампутировать руку, иначе гангрена. И тут артналет. Все бросились в укрытие, Быков остался в операционной.
 
  О чем думал беспомощный, распластанный на столе  среди грохота взрывов молодой офицер? Может, хотел умереть, чтобы не испытывать больше мучительной боли, не кусать губы во время перевязок, не терять сознание? Нет! Он хотел жить! Жить во что бы то ни стало. За себя и за тех парней, что остались на поле боя, что покоятся в братских могилах от Волги до Прибалтики. Их так много, не живших еще как следует,не целовавших девчонок, не державших на руках собственных детей!

 После бомбежки  Быкова вернули на койку, стол потребовался для вновь прибывших. Лишь на третьи сутки очередь дошла до него. Когда везли в операционную, жажда жизни снова переполняла его.

 - Смотри-ка, а опухоль спадает, и краснота не распространяется дальше,- заметил один хирург, зачем-то понюхав руку. - Может...

 - Быстро хлороформ! - скомандовал другой. И уже спокойнее - пациенту: -Дыши, браток, дыши!

  Сосед в палате встретил вопросом: - Ну что, отрезали?

   Дмитрий с опаской взглянул на бинты, на торчащие из белой "куклы" пальцы. Обрадовался : рука на месте.

   Немалых трудов стоило заставить непослушную конечность работать. Мышцы, вырванные осколком, конечно, не наросли, но сквозь рукав мундира не заметно.В уральском военкомате пожилой полковник заметил:

 - Будешь ты, мой друг, служить ещё много лет, как медный котелок!

  И правда, без малого 70 лет носит Дмитрий Павлович Быков военную форму. Уже в мирное время к его орденам Отечественной Войны и боевым медалям прибавилась высшая советская награда - орден Ленина.  За участие в серьезных внешнеполитических акциях.