78. Бёклин и Штук

В Швейцарии и Германии было как минимум два художника, которых я предположительно идентифицировала бы как кентавров немецкого происхождения (разумеется, человекоподобных). Национальные различия в данном случае не имеют значения, поскольку оба мастера принадлежали к немецкой культуре в широком смысле этого слова.

Арнольд Бёклин (1827—1901) широко прославился своей картиной «Остров мёртвых», украшавшей в конце 19 – начале 20-го века едва ли не каждую гостиную в европейском интеллигентном доме в виде копии, репродукции или фотографии. Видя такой успех, сам художник изготовил несколько авторских вариантов, слегка отличающихся деталями и цветовой гаммой.
Нам ныне трудно понять всеобщее помешательство людей эпохи модерна на мистическо-кладбищенской теме. Я бы такое у себя вешать на стену не стала, но это дело вкуса; кого-то, возможно, оно наводит на философские мысли, что, разумеется, полезно, а порой и продуктивно. Сергей Васильевич Рахманинов даже симфоническую поэму написал — «Остров мёртвых» (1909), чем плохо?.. Правда, тут есть нюанс. Рахманинова, по его собственным словам, вдохновила чёрно-белая репродукция, а когда он увидел полотно в цвете, оно его оставило равнодушным. Возможно, нецветной вариант воспринимался чутким музыкантом как фотография «оттуда», как таинственное окно в иной мир. А картина в золочёной раме, висящая в галерее — явление совсем другого сорта, чистое художество, да ещё и декадентское.


Но, наряду с «Островом мёртвых», у Бёклина есть и другой остров, куда более весёлый, называемый по контрасту «Островом жизни», однако эта жизнь протекает там либо в совсем незапамятные времена, либо уже после всех времён, и, конечно, неотъемлемой частью изображённой там реальности предстают кентавры. Я не в восторге от этого произведения (на мой вкус, довольно аляповатого), но не могу не оценить благих намерений автора попытаться воссоздать утраченную гармонию хотя бы посредством художества.

 http://kentauris.livejournal.com/29012.html

Принято считать, что Бёклин, обучавшийся ремеслу в Германии (а именно, в Дюссельдорфе и Мюнхене), много путешествовавший и влюблённый в природу и античное прошлое Италии, куда неоднократно возвращался (и где, в конце концов, умер), использовал античные образы и сюжеты для выражения символистского содержания. Поэтому, не будучи по-настоящему великим живописцем (его критиковали и за изъяны в рисунке, и за диковатый колорит, и за прочие технические огрехи, — всё это в «Острове жизни» налицо), Бёклин оказал сильное воздействие на многих современников.

Однако всякому кентавру ясно, что полотна Бёклина, связанные с античным миром, выражают прежде всего наш, кентаврический, взгляд на вещи и на природу, и именно этим они для нас ценны. 
Кое-какие из вещей Бёклина я уже вставляла в моё повествование, и неспроста: с их помощью можно восстановить те драгоценные детали истории и нравов двусущностных, о которых молчат словесные источники или недоговаривают.  Собственно кентавров на полотнах Бёклина не так уж много, но вкупе с Паном, сатирами и разного рода нимфами, земными и водяными, все они образуют богатый и органичный мир, — мир, ничем не напоминающий академические представления 19 века (как на картинах прекрасного живописца Вильяма-Адольфа Бугро, которого я тоже люблю и ценю, хоть он и не являлся кентавром).
Возможно, наиболее академично раннее полотно Бёклина, на котором кентавр увлекает нимфу в чащу могучего пышного леса, но и здесь нет «лакировки действительности», и растительность источает почти ощутимые запахи и шумы, одновременно манящие и опасные.

 http://kentauris.livejournal.com/17242.html

Знаменитый бёклиновский «Пан в тростниках» явно написан существом, для которого этот мир – родной. Бог не подпустил бы так близко чужого, да и кто из обычных людей рискнул бы сунуться в эти дебри? В те времена, когда жил Бёклин, экологический туризм ещё не был известен, и по глухим зарослям могли разгуливать разве что охотники или прячущиеся от властей преступники. Но эту публику наши боги не жаловали и старались её отвадить.
 

Сухой тростник под стопами смертного издавал бы громкий треск, и, как бы ни был Пан погружён в игру на свирели, он не мог бы не среагировать на незваного гостя. И, скорее всего, хорошенько бы его пугнул, как пугнул незадачливого пастуха на другой картине Бёклина.

 http://sr.gallerix.ru/1528058901/B/1203231704/

Иное дело, если послушать музыку подошёл кентавр или братец-сатир. Пан мог взглянуть на него краешком глаза, молча кивнуть и продолжить вить задумчивую мелодию. А двусущностный тихонько расположился бы по соседству и упоённо внимал бы сладостно-печальным звукам.
Восхитительны и бёклиновские кентавры, занятые исключительно мирными делами или приятным ничегонеделанием – один является в деревенскую кузницу подковаться, другой лежит и следит за мальками на мелководье… Я уже приводила эти картины в главе, посвящённой классификации кентавров, но не удержусь показать блаженствующего братца ещё раз – в виде эскиза.

 http://kentauris.livejournal.com/16525.html


Мои догадки о кентавричестве Бёклина сугубо предположительны, и я уверена, что эти свойства его натуры оставались не до конца понятными ему самому. В конце концов, он мог принадлежать и к потомкам сатиров (хотя мне это кажется куда менее вероятным), но сознавал себя, несомненно, человеком – разве что с некоторыми странностями, объяснявшимися его художественной одарённостью.  То, что Бёклина всю жизнь тянуло в Италию, которую он любил как свою истинную духовную родину, для меня является лишним подтверждением его связи с нашим народом. Видимо, он действительно был потомков той ветви кентавров, которые, теснимые людьми, удалились когда-то из Италии на север, сумели перейти через горные хребты и поселились на землях теперешней Швейцарии. Их было немного – возможно, всего один род, и они были обречены на вымирание или ассимиляцию даже при дружественном отношении к ним местного населения, поскольку подобных им в окрестностях просто не было, а близкородственные союзы чреваты вырождением.

Замечу также, что, кроме полотен Бёклина, в швейцарском искусстве никаких заметных произведений, связанных с кентаврами, не обнаруживается. На некоторых старинных храмах (например, в Базеле) присутствуют декоративные фигуры кентавров-стрельцов, как и повсюду в Европе, без особой оригинальности. А перед музеем города Лугано – абстрактная скульптура, отдалённо напоминающая силуэт кентавра. Может быть, где-то есть ещё что-нибудь, только вряд ли выдающееся.

     http://kentauris.livejournal.com/190361.html

Разве это сравнишь с разнообразной, глубокой, парадоксальной и вдумчивой немецкой кентавристикой конца 19 — 20 веков? Так что случай Бёклина выглядит на этом фоне исключительным.

Франц фон Штук (1863--1928), на мой взгляд, являлся не латентным, а явным кентавром, который знал о своих корнях, гордился ими и, в общем-то,  не особенно их скрывал, хотя и не афишировал в своих словесных высказываниях.
Уже самое начало его биографии (сын деревенского мельника из Баварии)  заставляет предположить, что семья была не такой простой, как это может показаться непосвящённому. Ибо мельники всегда считались причастными к тайнам иносущностных и слыли на селе колдунами либо людьми очень даже себе на уме, знающими куда больше, чем говорят. Разумеется, я никоим образом не желаю бросить тень на нравственную репутацию родителей художника. Однако среди его предков (быть может, весьма давних) затесался кентавр, и в семейных преданиях, тщательно оберегаемых от слуха посторонних, сведения об этом могли сохраниться. Бавария с её лесистыми горами и озёрами – место загадочное и вполне подходящее для кентавров, которые имели возможность там выжить даже в Новое время, но в конце концов ассимилировались, перейдя в человекоподобную форму. 
О том, что Штук превосходно знал, кто он такой, говорит его автопортрет с кентаврическим бордюром на стене мастерской – эта деталь очень важна для всякого сведущего. Более того, если мы посмотрим на картину Штука, изображающую молодого Хирона, то мы убедимся, что это тоже автопортрет, причём в кентаврическом облике. Ведь в праисторической древности ни у двусущностных, ни у людей не было в обычае брить бороду, оставляя только усы. Совпадает и всё остальное: стать, черты лица, разлёт бровей, форма ушей, и так далее.

http://kentauris.livejournal.com/125478.html
   http://kentauris.livejournal.com/203626.html

Что касается фигур на бордюре, они изображают погоню кентавра за кентавридой (левая пара) и охоту кентавра на двусущностного мутанта – человекооленя или человеколося. У Штука имеется отдельная картина на эту тему; она страшна своей жестокостью, но притягательна первозданной таинственностью. Что там случилось между двумя детьми леса, неведомо. Я не думаю, что гиппокентавр убивает собрата ради того, чтобы съесть его мясо; это совсем не в наших обычаях. Скорее всего, тут какой-то серьёзный повод – может быть, ссора из-за кентавриды, а может, рогатый убил кого-то из родственников гиппокентавра, который, в свою очередь, мог покуситься либо на самку, либо на детёныша своего соперника… Тёмная история, однако произойти она могла именно в Баварии; пейзаж и колорит – совершенно не античные. Художник, видимо, знал, в чём было дело, но не считал нужным пояснять это людям.

http://kentauris.livejournal.com/213800.html
 
 
Вообще образы поединков с участием кентавров представлены в творчестве Штука довольно широко, причём нередко причиной конфликта являются именно женщины. Классический сюжет о Геракле, Деянире и Нессе – лишь самый очевидный пример.
Тут, кстати, перед нам едва ли не единственный случай достаточно убедительной трактовки расположения участников разыгравшейся любовной драмы. Обычно, показывая картины с этой троицей, я всегда обращаю внимание на то, что художнику невероятно трудно изловчиться и выбрать ракурс, при которым ранение Несса выглядело бы естественным. Чаще всего стрела либо должна пролететь мимо, либо велик риск попасть в Деяниру, либо ещё что-то не так. 

 http://kentauris.livejournal.com/36302.html

Существует картина, где Штук изображает двух кентавров, борющихся за любовь кентавриды, спокойно наблюдающей за их поединком со стороны. Вероятно, ей нравятся оба, и она готова отдаться сильнейшему – а таковым почти наверняка окажется тот, что сверху. Он явно старше и во всех отношениях опытнее.

 http://kentauris.livejournal.com/145760.html

Более редкий случай, запечатленный Штуком – битва кентавра и амазонки. Агрессия, очевидно, исходит от воинственной дамы, вооружённой копьём; кентавр пытается нейтрализовать её броском огромного камня, однако другого оружия у двусущностного нет. Поединок не совсем равный, однако предсказать его исход я не берусь; обернуться могло по-всякому (про амазонок мы поговорим как-нибудь в другой раз). Кстати, лошадь под всадницей, похоже, не горит желанием выполнять её приказы и скорее подчинится кентавру, чем хозяйке.

 http://kentauris.livejournal.com/15615.html

  Но, помимо воинственных сцен, отражающих историю гонений на кентавров и их полную опасностей жизнь в человеческом окружении, творчество Штука рисует и другие эпизоды природного бытия двусущностных – не только нашего народа, но и братцев-сатиров, и сестриц-нимф. Кое-что я уже показывала на страницах этой своей книги. Музицирующие, праздно бродящие по лесу, предающиеся любовным играм, они счастливы и самодостаточны. Художник показывает мир, каким он мог бы стать без людей, которые превратили наш общий дом в мир без кентавров.