Наперекор судьбе. первые университеты

Это подлинные воспоминания польского еврея Мордехая Брауна (1923 -2014гг). Юность и молодость его совпали с военным и послевоенным временем. Ему пришлось испытать на себе все ужасы войны, немецкой оккупации и сталинских лагерей, но необычайное мужество и жизнелюбие помогли выстоять и выжить.
Лишь в зрелом возрасте он смог жить полноценной жизнью - иметь семью, дом, работу...
Последние годы жизни Мордехай провел в Израиле.
Удивительной и необычайно тяжелой судьбе этого человека посвящается книга.

Первые "университеты"

Первого сентября 1939 года, без объявления войны, фашистская Германия начала агрессию против Польши.
Мне было тогда 16 лет. Я работал учеником на переплеточной фирме "Рабинович". Трудиться мне пришлось с одиннадцатилетнего возраста у многих хозяев-кустарей. Первый урок я получил у дамского портного, к которому отец определил меня бесплатно на полгода. Я постигал азы профессии и одновременно бегал с поручениями хозяина по разным магазинам Варшавы. Мне вверялось в обязанность поставлять готовую продукцию купцам, а также приносить измагазинов ткани, пуговицы, меха на воротники и подклад. Швейная мастерская помещалась в жилой комнате. Наряду с мебелью стоял в ней большой закройный стол, за которым хозяин кроил, шнуровал, сметывал и утюжил. За швейной машиной сидел молодой человек лет 20. Когда он уходил на обед, мне удавалось немного учиться шить. У меня неплохо получалось, хотя пальцы иногда попадали под машинную иглу. Ручную работу выполняла женщина средних лет. Она меня многому научила. Полгода ученья прошли быстро и незаметно. На работе над такими, как я, детьми, взрослые всячески издевались ради развлечения. Нап ример, посылали тебя в магазин за "серобуромалиновыми" нитками. А в магазине приказчики тебя высмеивали. Было обидно и больно, но приходилось терпеть все издевательства... Еще мама предупреждала, что хозяева могут во время уборки мастерской подбросить деньги для проверки. Вскоре я убедился, как права была моя мама! Я нашел в мастерской 20-грошовую монету и торжественно вручил ее хозяину, мол, "знай наших"! Парень, работающий на швейной машине, пошил своей сестре зимнее пальто из красивого зеленого "букле". Шалевый скунцовый воротник, как нельзя лучше, шел к нему. Мне доверили подшить шелковую подкладку. Завернутое в простыню пальто я с шиком доставил заказчице, за что и получил чаевых 50 грошей. По тем временам это были большие деньги. Я смог покататься на пони и на "американских горках" в Лунапарке. Мне приходилось выполнять еще всякую работу в доме хозяина, помогая его старушке-матери. Она заменила овдовевшему сыну хозяйку. Этот портной все время был в долгах. Однажды чиновник из финотдела даже описал его мебель и швейную машину. Вовремя данная взятка спасла от разорения. По уговору, по окончании моей учебы хозяин должен пошить мне костюм. Вместо этого он мне уплатил всего 12 злотых. Отец был очень недоволен и сказал, чтобы моей ноги не было больше у такого обманщика. Так из меня портного и не получилось!
Потом были еще и еще разные работы. Малолетних детей всячески эксплуатировали, платя им гроши. Правда, закон запрещал использовать детский труд. Но, видимо для этого и существуют законы, чтобы их обходить.
Обычно мои места работы часто менялись. Все зависело от моды и сезона. У пана Акермана я работал на обтяжке каблуков целлюлоидом для дамских босоножек. Приходилось таскать мешки с каблуками от столяров в мастерские. Хороши каблуки из липы-они легкие. Зато дубовые- тяжелые. Я надрывался, таская дубовые каблуки на 6-й этаж, где жил мой хозяин... Когда мода на целлюлоидные каблуки прошла, Акерман всех уволил, кроме меня. Видно я ему понравился!
Пан Акерман страдал сахарным диабэтом,
который приобрел в австрийском плену. Он сам себе делал уколы инсулина. Хозяйка готовила дома очень вкусно и обильно, но едок он был плохой. Двое его детей учились в школе и я им завидовал. Дочь была моя ровесница. Мы с ней хорошо ладили. Она расказала мне о пожаре в их доме. Они чудом спаслись, ведь ацетон и целлюлоид хорошо горят. Пожарники вытащили их через окно из горящей квартиры. Оставшись вдвоем, мы с паном Акерманом изготовляли пластиковые сосуды для химической лаборатории. Вскоре и эта работа закончилась. Получив расчет, я снова подыскивал себе занятие. Следующее место моей работы-мастерская по изготовлению школьных ранцев. За тремя шорниковыми "козлами" сидели мастеровые и тачали ранцы. Они работали 20 часов в сутки. Не за горами был учебный год и нужно было сделать много ранцев. Я относил готовую продукцию в магазины, а у кожевников забирал заготовки для мастерской. Моя одежда, руки, волосы-все пропахло юхтовой кожей.
Когда работа была в самом разгаре, мастеровые объявили забастовку. Хозяева, прижатые к "стенке", вынуждены были уступить требованиям рабочих и повысить зарплату. И снова закипела работа.
В то время газеты писали, что французкие рабочие добились 40-часовой рабочей недели. А наши шорники шутили, что у нас это выходит 2-е суток. Семья была у хозяина небольшая. Дочь его, 17-ти лет, эдакая здоровая "дылда", недавно вернулась из летнего лагеря сионистской молодежной организации "Ашомер ацаир". Ко мне она относилась с явным пренебрежением, как дочь моего хозяина. И здесь закончился сезон... Снова нужно искать работу...
Шорник предложил мне работу в переплетной фирме пани Рабинович. Они были земляками. Я согласился и начал работать учеником белого переплетчика, получая 8 злотых в неделю. В мои обязанности входила доставка готовой продукции в магазины канцтоваров. Изготовлялись на фирме альбомы для фотографий, бювари, филигранные кожаные переплеты, а также переплеты из сафьяна, бархата, шелка с дарственными адресами м монограммами из драгоценных металов. На фирме работало 14 человек, не считая бухгалтера. Он работал только в конце месяца, занимаясь отчетностью. Кроме нас, наемных рабочих, работали дочь хозяйки Белла и ее муж - пан Ежи. Дочка занималась делопроизводством, а пан Ежи был комивояжером. Мне часто приходилось сопровождать его в поездках по шикарным магазинам Варшавы. Он демонстрировал новые образцы фирмы и заключал сделки на поставку продукции. Деловитость и изысканность речи пана Ежи была достойна подражания. Эти качества способствовали успешному получению выгодных заказов фирме, а рабочим иметь постоянное место работы.
Пани Рабинович жила до революции в Киеве, где ее муж создал переплетную фирму. В 1920 году Польская армия захватила город Киев. Рабиновичи переезжают в Варшаву и возрождают свою фирму. В 1932 году скончался хозяин. Пани сама стала руководить производством, и небезуспешно. Ко мне хозяйка относилась с особым любопытством. Пользуясь своим превосходством надо мной, поучала уму-разуму. Хотя я был воспитан в трудолюбии и добропорядочности, она решила сделать из меня "человека". Воспитание, основанное на вере, помогает быть нравственно устойчивым и дисциплинированным. Проработав год рассыльным, я стал приобщаться к ремеслу. Прилежания мне было не занимать, что ускорило мое освоение профессии. Также мне очень хотелось учиться. Поступив в вечернюю школу в 5 класс, я успешно занимался своим образованием. Насыщенная работой и учебой, жизнь, фактически, лишила меня детства и отрочества. Рос я в бедной многодетной семье. Родители просто не имели возможности уделять мне достаточно внимания и заниматься моим воспитанием. Бедная моя мама! Она разрывалась между домашним хозяйством и воспитанием детей. А роды! Сколько на них нужно было сил и здоровья! Слава Богу, у нас в семье было семеро. Отец не помогал маме в домашней работе. В его задачу входило обеспечить семью материально. Он был инвалидом войны. В 1917 году в Карпатах ему оторвало осколком снаряда кисть правой руки. Другой осколок "сидел" в голове над правым ухом. Отец не мог нормально спать и очень страдал. В 1926 году ему извлекли осколок, сделав операцию.
Папа получал небольшую пенсию по инвалидности. Работал в собственном киоске по продаже табачных изделий.
Пока дети были маленькими, родители еще кое- как сводили концы с концами. Когда же мы повзрослели, стало очевидным, что отцу одному не прокормить семерых детей. Нужно было работать старшим детям, чтобы помочь. Таких примеров было много - бедных семей хватало.
Я пристрастился к чтению книг. Брал их в многочисленных библиотеках города. У пани Рабинович можно было почитать периодическую печать. Она получала ее из разных стран и на многих языках. Приобщаясь к мировой литературе и к языкам, я развивал свой интеллект. Даже сейчас удивляюсь, как можно было все это успевать делать? Приходилось читать при лунном свете. Мама экономила электричество, которое стоило дорого. Хозяйке казалось, что я не совсем загружен работой, и велела помогать на кухне домработнице. Ее звали Янина, ей было 30 лет. Она мечтала выйти замуж. Хозяйка ее очень ценила - Янина умела хорошо готовить, а пани любила вкусно поесть. Недаром она весила 120 кг.
Прошел незаметно год. Я повзрослел, окреп, сталобращать внимание на девушек. Особенно мне нравилась подружка пани Беллы. Она приходила в гости и часто оставалась ночевать. А утром бегала по коридору в одной комбинации. Солнце золотыми лучами просвечивало ее наряд... Это было так волнительно, что после, по ночам я видел сладостные сны...
Пани Рабинович приняла на работу нового курьера. Это был деревенский паренек моих лет. Звали его Вацек. Очень необтесанным оказался Вацек и пани Рабинович занялась его просвещением по-настоящему. Парню часто щедро попадало от нее. Вообще, ей очень нравилось всем давать советы и поучать. Я жалел Вацека. Недавно приехавшему из деревни, ему было несладко в большом городе с новыми порядками и другим укладом жизни. Кроме многодетной тетки, у него здесь не было никого.
С появлением нового курьера меня перевели в ученики и стали приобщать к навыкам профессии. Перед Новым годом всегда было много работы. Ведь на Новый год принято дарить подарки. А что может быть лучше фотоальбома в подарок! Мы работали сверхурочно, получая двойную зарплату. В самый разгар работ появился представитель профсоюза и призвал нас объявить забастовку. Рабочие выдвинули требование - повысить зарплату, улучшить условия труда. Шли переговоры с переменным успехом. Фирма терпела убытки из-за невыполнения договорных обязательств, что могло бы привести к банкротству. Хозяйка вынуждена была частично удовлетворить наши требования, и мы возобновили работу. Забастовка наложила плохой отпечаток на наши отношения. Пани Рабинович стала пренебрежительной и высокомерной, что свойственно богатым при общении с бедными.
В начале 1939 года стали сгущаться тучи над Польшей. Бесноватый фюрер, чувствуя свою вседозволенность, выдвигал безумные требования к стране, а в случае отказа, грозился нападением. Все говорило о том, что будет война. Польше грозила катастрофа, если не будут выполнены 10 условий Гитлера. Власти начали принимать подготовительные меры к войне. На улицах города появилось множество военных - началась тихая мобилизация резервистов. Был выпущен новый полумиллиардный заем для укрепления обороноспособности страны. "Мы должны быть сильными, объединенными и готовыми отразить агрессию фашистов!" - такими лозунгами успокаивали общественность. После работы ходили рыть окопы и противовоздушные "щели". Вечерами посещали "курсы молодого бойца" и обучались военному делу.
Мои родители стали часто шептаться, что вызывало беспокойство и тревогу. Гебелевская пропаганда распускала разные слухи, вызывая у местного населения состояние, близкое к панике. Немцы не гнушались ничем, лишь бы ослабить волю народа к сопротивлению и подавить
потенциал Польской армии. Англия и Франция заявили, что в случае нападения на Польшу, они немедленно объявят войну Германии. Однако, немцев это не остановило, и подготовка к войне продолжалась. Неожиданный визит Рибентропа в Москву подействовал на всех, как гром среди ясного неба. Он перечеркнул последнюю надежду народов на мир. Война стала свершившимся фактом! Никто не мог ожидать от Москвы такого резкого изменения политики. Быть авангардом в борьбе с нацизмом и в то же время пойти на сделку с Гитлером. Это было предательство интересов антифашистского движения!