Воин, академик, поэт

       Проходя мимо знаменитого Мраморного дворца, не всякий петербуржец сможет сказать, кто был его владельцем на рубеже веков—в ту эпоху, которую ныне мы именуем серебряным веком русской культуры. И немудрено—его имя долгие десятилетия хоть и не было под запретом, но тщательно замалчивалось. Помню, в 1970-е гг. купил я у букиниста томик его стихов—тогда это было еще по карману—и похвастал одной сотруднице Пушкинского дома, уже имевшей степень доктора филологических наук. В ответ услышал недоуменное: «А кто этой такой?»
     Речь идет о великом князе Константине Константиновиче, подписывавшем свои стихи скромной монограммой К. Р. В 1980—90-е гг. о нем появилось множество публикаций, стали переиздаваться его стихи. Однако мое понимание личности и творчества К.Р. отличается от того, что выражено в большинстве публикаций. Это и побудило меня взяться за перо и написать еще одну статью на эту тему.
     Великий князь Константин Константинович родился 10 августа (ст. ст.) 1858 г. в Стрельне (дворец, где он появился на свет, наконец-то отреставрирован). Его отец, великий князь Константин Николаевич, младший брат Императора Александра II,  был широко образованным, умным и сердечным человеком, отличавшимся либеральными воззрениями. Будучи генерал-адмиралом и морским министром, он в течение 25 лет возглавлял русский флот. Он успешно справился с возложенной на него нелегкой задачей—возродить флот после поражения в Крымской войне. Принял он парусный, а оставил паровой, броненосный флот. Один из ближайших сподвижников Императора Александра II  в деле освобождения крестьян, великий князь Константин Николаевич оказался не у дел при Александре III, который, после злодейского убийства отца, вынужден был повернуть в сторону более умеренной и консервативной политики. Мать Константина Константиновича, дочь герцога Иосифа Саксен-Альтенбургского, отличалась, по воспоминаниям современников, недюжинным умом и редкой красотой.
     С детства Константина Константиновича готовили к службе на флоте. Не случайно его первым воспитателем был лейтенант Илья Александрович Зеленой (впоследствии генерал-лейтенант и заведующий двором Его Высочества). Уже в 12-летнем возрасте Константин Константинович отправился в первое плавание; в дальнейшем молодой великий князь посетил многие страны Европы, а также Северо-Американские Соединенные Штаты, где ему и сопровождающим его лицам был оказан чрезвычайно теплый и радушный прием.
     19-ти лет от роду, во время русско-турецкой войны 1877—79 гг. великий князь Константин Константинович получил боевое крещение. Будучи мичманом фрегата «Светлана», он отличился в деле под Силистрией—спустил брандер на турецкое транспортное судно под сильным вражеским обстрелом, за что был награжден орденом Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени. Командование отметило его исключительное хладнокровие, выдержку и стойкость, а одна из газет того времени писала: «Поведение Великого Князя отличалось таким героизмом, который свойственен только вполне испытанным и хорошо обстрелянным военным людям» .
     После окончания войны великий князь Константин Константинович оставил службу на флоте и был зачислен в лейб-гвардии Измайловский полк, где семь лет командовал ротой Его Величества. С офицерами полка его связывали отношения войскового товарищества в духе лучших традиций Русской Армии. Все офицеры-измайловцы, оставившие какие-либо записки, с большой теплотой вспоминали своего августейшего сослуживца. По инициативе одного из офицеров полка Ю. В. фон-Дрентельна было создано литературное общество «Измайловские досуги», председателем которого был единодушно избран великий князь Константин Константинович, к тому времени уже известный поэт. На заседаниях общества декламировались стихи, читались сообщения по изящной словесности и научным предметам, звучала музыка, ставились пьесы. Одной из постановок на «Измайловских досугах» были сцены из трагедии Шекспира «Гамлет», в переводе К. Р., где главную роль играл автор перевода. Излюбленной формы работы «Измайловских досугов» были поэтические состязания: каждый член общества должен был сочинить стихи на заданную тему. Так, например, было написано одно из наиболее известных стихотворений К. Р.—«Розы». Никто из участников этих конкурсов, кроме самого К. Р., профессионализма в литературе не достиг, но «Измайловские досуги» и не ставили перед собой такой задачи. Цель общества была совсем иной—позволить каждому его члену прикоснуться к священному источнику поэзии и, в меру своих сил и возможностей, приобщиться к литературному творчеству. Поэзия—это священнодействие, считали с древнейших времен. К такому священнодействию августейший поэт стремился привлечь и своих однополчан, даже не претендовавших на то, чтобы быть настоящими поэтами:

Собравшись, как жрецы на жертвоприношенье,
Перед художества священным алтарем,
Служа искусству, мы свои произведенья
На суд товарищей смиренно отдаем.

     К солдатам великий князь Константин Константинович относился очень гуманно, всегда прислушивался к их нуждам, всячески стремился облегчить им тяготы армейской жизни. Только глубокое проникновение в душу простого солдата позволило поэту создать свои лучшие стихотворения из цикла «Из полковой жизни»—«Умер» и «Уволен». Оба они достаточно велики по объему, оба повествуют об очень драматичных событиях. Сюжет первого стихотворения—болезнь и смерть молодого солдата—возможно, основывается на действительном происшествии, свидетелем которого мог быть сам поэт:

Умер, бедняга! В больнице военной
Долго родимый лежал;
Эту солдатскую жизнь постепенно
Тяжкий недуг доконал…

     Несмотря на некоторые огрехи, это стихотворение нашло сильный отклик в сердцах читателей. В сокращенном и несколько переработанном виде оно стало народной песней, причем некто еще при жизни автора умудрился включить ее в песенник в качестве «старинной рекрутской».
     Стихотворение «Уволен» более отточено по форме, нежели предыдущее. Его сюжет—возвращение уволенного в отставку унтер-офицера в родную деревню, где он находит свой дом пустым и не видит никого из родных. Томимый недобрыми предчувствиями, он идет на сельское кладбище, видит там свежие могилы, читает надписи на них… И дальше—очень сдержанно, но чрезвычайно проникновенно—поэт описывает горе простого человека:

Ему те надгробные строки сказали,
Что счастье погибло навек,
Что некому высказать лютой печали,
Что лишний он стал человек,
Что тех, кто так дороги были и милы,
Ему не видать никогда,
Что в мире остались ему лишь могилы,
Лишь горе, да злая нужда…

     Финал стихотворения—призыв к примирению человека с суровой, подчас жестокой действительностью, примирению, возможному только при условии религиозной веры, общения человека с Богом:

Смеркалось… Ударили в церкви к вечерне,
И тихий послышался звон,
Лились, замирая вдали, эти звуки,
Как зов милосердый Того,
Кто дал человеку душевные муки
И в горе утешит его.

     «Между обоими стихотворениями существует крупная разница,—констатирует Г. Нелюбин, один из первых биографов и исследователей творчества К. Р.—«Умер» производит цельное, законченное впечатление, автор рассказывает нам вещи, хорошо ему известные, в которых он принимал непосредственное участие. Не то в стих<отворении> «Уволен». В нем чувствуется, остро режет ухо—незнание условий той среды, которую изображает нам поэт. На пространстве нескольких лет на долю героя выпадают многочисленные удары судьбы—все его близкие умирают, нет ни родных, ни знакомых… Затем изображение погоста в глухой деревне не соответствует действительности. Автор говорит о надписях на них (на могилах.—А. Р.), но мы знаем, что в действительности их никогда налицо не имеется. Нет ни души близких, но на всех могилах и кресты, и надписи… Однако, эти невольные промахи автора естественно стушевываются тем глубоким чувством сострадания, которое автор питает к обездоленному судьбою и обойденному счастьем героя своего гуманного рассказа. изобразить судьбу несчастного, вызвать к нему ваше сострадание, читатель, пробудить в вас чувства добрые—такова была цель поэта, цель, которая им вполне достигнута» .

* * *
     В 1891 г. великого князя Константина Константиновича производят в полковники и назначают командиром лейб-гвардии Преображенского полка. Через девять лет. Уже в генеральском чине, великий князь был отчислен от командования полком, но с оставлением в списках. В его прощальном приказе, между прочим, говорилось: «Я невыразимо счастлив, что из командира, обязанного не только хвалить и награждать, но также иногда порицать и карать, я становлюсь вашим товарищем и мне теперь возможно всеми силами души только любить дорогой наш полк и каждого из его доблестных чинов, позабыв для неизбежной для начальника, подчас тяжелой ответственности и необходимой строгости. Я счастлив, что не прощаюсь с вами, господа офицеры, родные мои сослуживцы. Счастлив, что, пробыв в голове полка около 5-ти лет, близко узнал и полюбил вас… От полноты сердца спасибо и вам, молодцы нижние чины, от старейшего из фельдфебелей до последнего молодого солдата. Вы знаете, как я любил вас… столько лет живя радостями полка и деля его печали, я привык видеть в нем родную семью и надеюсь, что все чины его и впредь будут считать меня своим» .
     В 1900 г. великий князь Константин Константинович получил должность Главного начальника военно-учебных заведений (с 1910 г.—Генерал-инспектора всех военно-учебных заведений). «Мне и радостно, и страшно начинать новую деятельность,—писал он сестре королеве эллинов Ольге Константиновне,—но я твердо надеюсь, что мои молитвы и молитвы других помогут мне справиться с трудной задачей» .
     Великий князь Константин Константинович был решительным противником всякого формализма, рутины и казенщины. К кадетам и юнкерам он относился с любовью и теплотой, и они отвечали ему тем же. Августейший начальник не только инспектировал вверенные ему кадетские корпуса и юнкерские училища, но также разрабатывал новые методы обучения и внедрял их в жизнь, всемерно стремясь к улучшению кадрового состава Русской Армии, к повышению культурного и нравственного уровня офицерства. Выпускники военных учебных заведений того времени, уцелевшие и в первой мировой, и в братоубийственной гражданской войне, оказавшиеся в эмиграции, с любовью и благодарностью вспоминали великого князя. Часть их воспоминаний вошла в «Сборник памяти великого князя Константина Константиновича, поэта К. Р.», изданный в Париже в 1962 г. Эти воспоминания интересны не только тем, что дают богатый материал для биографии августейшего поэта, но и тем, что помогают современному читателю представить жизнь и быт военных учебных заведений той поры.
     «Тогда, в те безмятежные времена, мы, естественно, не могли оценить всего, сделанного для нас великим князем,—пишет в предисловии к этому сборнику председатель общекадетского объединения во Франции А. А. Геринг.—Как ныне,—думали мы,—так было и всегда, во все времена так воспитывались будущие военные. Но теперь, по прошествии стольких лет, проделавши длинный жизненный путь и как бы со стороны взирая на прошлое, мы ясно видим, сколь много сделал великий князь для воспитания будущих офицеров, сколько нового и ценного внес он в это горячо любимое им дело. И на его ласку, любовь и заботу мы, молодое кадровое офицерство, почти целиком вышедшее из его школы,—ответили ему своей любовью, преданностью и кровью, пролитой на страшных полях сражений Великой войны» .
     Военно-педагогическую деятельность великий князь Константин Константинович успешно сочетал с научной. В 1889 г. он был назначен на должность президента Императорской Академии наук, которую возглавлял до конца жизни. За время его президентства в стенах Академии сосредоточился почти весь цвет русской науки, в том числе такие замечательные ученые, как И.П.Павлов, В.И.Вернадский, А.Н.Крылов, В.А.Стеклов, А.М.Ляпунов, А.Н.Пыпин и многие другие. Были реорганизованы многие академические лаборатории и музеи, как, например, Кунсткамера, преобразованная в Зоологический музей, который стал гораздо более доступным и привлекал до миллиона посетителей в год. Была создана широкая сеть обсерваторий в разных концах Российской Империи; снаряжено много научных экспедиций, в их числе—геологическая экспедиция И.Д.Чернявского и Э.В.Толля, Русская полярная морская экспедиция, экспедиция по градусному измерению на островах Шпицбергена, археолого-лингвистическая экспедиция С.Ф.Ольденбурга в Китайский Туркестан; реорганизована Библиотека Академии наук, новый директор которой, А.А.Шахматов, значительно расширил ее читательские круги. Вот далеко не полный перечень академических мероприятий, проведенных при прямом или косвенном участии и содействии ее августейшего президента.
     Приведем лишь два факта, наглядно иллюстрирующих деятельности великого князя Константина Константиновича на посту президента Императорской Академии наук.
     В 1897 г. знаменитый флотоводец адмирал С.О.Макаров представил в Морское министерство разработанный им проект ледокола «Ермак», казавшийся в то время настоящим чудом техники. Морское министерство, однако, не заинтересовалось проектом и отказало в его финансировании. Тогда С.О.Макаров обратился с ходатайством к президенту Академии наук. Тот горячо поддержал С.О.Макарова и предоставил ему возможность выступить с докладами в конференц-зале Академии наук, в присутствии множества крупных ученых, в том числе Д.И.Менделеева. На основании отзыва последнего министр финансов С.Ю.Витте ассигновал необходимую сумму на осуществление проекта. Так был построен первый в мире ледокол, способный форсировать тяжелые льды и обеспечивать безопасную проводку судов. Совершивший первое плавание в Арктику в 1899 г., ледокол «Ермак» сыграл немалую роль на Балтике во время Великой отечественной войны и находился в эксплуатации вплоть до 1963 г.
     Другой пример связан с деятельностью А.В.Колчака, тогда еще лейтенанта. Как теперь широко известно, он был не только одним из вождей белого движения, но и отважным исследователем Арктики, ученым-гидрологом и магнитологом, участником нескольких полярных экспедиций. В 1900 г. он отправился в составе экспедиции барона Э.В.Толля к Новосибирским островам. Экспедиция кончилась трагически для ее руководителя: в 1902 г. барон Толль и четверо его спутников пропали без вести. Вернувшись в Петербург, А.В.Колчак незамедлительно поставил вопрос в Академии наук об организации поисков пропавших товарищей. Академия сначала ответила отказом, так как сочла, что повторить путь, проделанный Толлем—значит обречь себя на верную гибель. Но Колчак упорно настаивал, и великий князь Константин Константинович дал-таки ему согласие и выделил средства на снаряжение поисковой экспедиции. И хотя экспедиция скорее всего могла только подтвердить гибель барона Толля —что в действительности и произошло — президент Академии дал Колчаку возможность сделать все, что было в его силах, чтобы использовать шанс для спасения пропавших товарищей.
     Несколько позже, когда началась русско-японская война, А.В.Колчак, несмотря на то, что его здоровье было подорвано четырехлетней северной эпопеей, не счел себя вправе оставаться в тылу в военное время. Поскольку Колчак находился в распоряжении Академии наук, он обратился к ее президенту с просьбой перевести его обратно в Морское ведомство. Просьба была удовлетворена, и Колчак тут же был направлен в Порт-Артур, где мужественно сражался против японского милитаризма.
     В начале 1899 г. президент Академии наук возглавил комиссию по подготовке юбилейных торжеств, посвященных столетию со дня рождения А.С.Пушкина. Было предпринято юбилейное издание его сочинений и другие издания, в том числе «Песни о Вещем Олеге» с замечательными иллюстрациями В.М.Васнецова; устраивались пушкинские чтения для народа; учрежден Пушкинский фонд для публикации произведений русских писателей; выкуплено и предоставлено в общенациональное пользование имение Пушкина Михайловское. До 3000 рублей в год увеличили пенсию дочери Пушкина М.А.Гартунг (которая, напомним, умерла от голода в 1919 г.) К пушкинским торжествам были приурочены выборы в почетные академики крупнейших отечественных писателей, среди которых—Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, В.Г.Короленко и сам К.Р.
     Кроме того, в период президентства великого князя Константина Константиновича Академия занялась совершенно новой для себя деятельностью, а именно—благотворительностью. Из ее бюджета стали поступать щедрые вспомоществования нуждающимся ученым, литераторам, публицистам и их вдовам и сиротам.
     За свое четвертьвековое пребывание на должности президента Академии наук великий князь Константин Константинович внес весомый вклад в ее развитие, о чем свидетельствует расцвет Академии, крупные достижения в разных областях науки и появление целой плеяды замечательных ученых.

* * *
     Хочется сказать несколько слов и о семье великого князя, потому что судьба многих ее членов была необычной, некоторых—даже трагической. Его родная сестра Ольга Константиновна была замужем за греческим королем Георгом I (титуловалась королевой эллинов). Отношения нежнейшей дружбы и любви связывали брата и сестру, и их редкие встречи приносили обоим большую радость. Сохранились письма великого князя к сестре (частично опубликованы). Он посвятил ей несколько стихотворений в форме посланий, из которых выделается небольшой цикл «Письма про алые цветы». Образ прекрасных экзотических цветов, которыми любовались брат и сестра в Афинах, вырастает в могучий символ любви и преданности, неподвластных расстояниями; а когда приходит пора разлуки, цветы поникают, склоняют головки, потому что…

Чувствуют они и понимают,
Что день и ночь, всю жизнь горюешь ты
По дорогой Отчизне; что не может
Их прелесть заменить тебе цветов,
Под пеленою северных снегов
Рожденных; что тебя всечасно гложет
Тоска по Родине… Они грустят
И знают, что тебе твоя Россия
Дороже, чем блестящий их наряд,
Чем страны южные, тебе чужие…

     Близкие отношения связывали Константина Константиновича с двоюродным братом, великим князем Сергеем Александровичем—участником русско-турецкой войны, который некоторое время командовал лейб-гвардии Преображенским полком, а затем был назначен московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа. Его жизнь трагически оборвалась 4 (17) февраля 1905 г. в Кремле: он был разорван на куски от взрыва бомбы, брошенной в него террористом Каляевым. На месте этого варварского убийства был водружен выполненный по рисунку В.М.Васнецова крест, который был безжалостно уничтожен вскоре после октябрьского переворота по личному указанию Ленина и при его непосредственном участии.
     К.Р. посвятил своему кузену несколько стихотворений. В них нашло выражение не просто чувство родственной привязанности, но крепкая, бескорыстная мужская дружба, которая зиждется прежде всего на родстве душ, а не только на семейных узах:

О, сохрани же мне дружбу глубокую!
Я так нуждаюся в дружбе твоей.
Вместе мы в будущность будем далекую,
Сильны друг другом, смотреть веселей.

     Великий князь Константин Константинович был женат на принцессе Елисавете Саксен-Альтенбургской, принявшей в замужестве титул и имя великой княгини Елисаветы Маврикиевны. Брак был заключен по глубокой взаимной любви, подобно браку последней российской Императорской Четы. Глубокое и чистое чувство, переполнявшее сердце поэта, отразилось в одном из самых знаменитых его стихотворений, которое положил на музыку П.И.Чайковский:

Уж гасли в комнатах огни…
Благоухали розы…
Мы сели на скамью в тени
Развесистой березы.

Мы были молоды с тобой!
Так счастливы мы были
Нас окружавшею весной;
Так горячо любили!

     Немногочисленные стихи К.Р. о любви резко отличаются от любовной лирики его младших современников—поэтов-декадентов «серебряного века». Ей совершенно чужда экзальтированная эротика или болезненное сладострастие, как у К.Бальмонта или Ф.Сологуба, не говоря уж о М.Кузмине. Это тихое, нежное и долговременное чувство, не перестающее от этого быть сильным и глубоким. Его любовная поэзия отличается необыкновенною скромностью и целомудрием. В понимании К.Р. главное в любви, ее основа—это духовная близость любящих.
     Еще одна мысль, совершенно чуждая лирическому герою К.Р. — это то, что любовь между законными супругами невозможна и что брак—это могила для истинной любви. Возникнув на исходе средневековья, эта порочная идея тлела в поэзии всех последующих эпох, ярко вспыхивая, когда общественная нравственность достигала нижней отметки (как это было в предреволюционное десятилетие). Любовь для К. Р.—это не только радость и наслаждение, не только источник вдохновения, но и основа для крепкой семьи. Кстати, еще великий немецкий философ И. Кант говорил, что любовь, не приводящая к заключению брака, лишена всякого смысла. О том, что взаимная любовь супругов с течением времени не померкла, не поблекла, не потеряла свежести, а просто из пылкого и пламенного чувства стала более спокойным и уверенным, хотя столь же радостным и сильным, свидетельствует стихотворение «В тени дубов», написанное на седьмом году совместной жизни.
     Если супружеская любовь не так уж часто удостаивалась внимания поэтов, то у К.Р. это основная тема любовной лирики. Супружескую любовь поэт не отделял от любви родительской. У К.Р. есть несколько проникновенных стихотворений, обращенных к детям (их было у него девять—шесть сыновей и три дочери, из которых одна умерла во младенчестве). Наиболее удачных из них нам представляется «Колыбельная песенка», которую поэт посвятил своему малолетнему тогда сыну, князю Иоанну. Она исполнена теплого отеческого чувства и глубокой нежности:

Спи в колыбели нарядной,
Весь в кружевах и в шелку,
Спи, мой сынок ненаглядный,
В теплом своем уголку!

В тихом безмолвии ночи
С образа, в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко глядят за тобой.

Сколько участья во взоре
Этих печальных очей!
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей.

     В самом начале первой мировой войны пятеро сыновей великого князя ушли на фронт. Один из них, князь Олег, пал на поле брани 29 сентября 1914 г. в возрасте 21 года. Гибель сына ускорила кончину отца, который пережил его менее чем на год. Он скончался 2 июня 1915 г. и похоронен в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора. Его надгробие недавно восстановлено.
     За несколько дней до кончины великого князя Константина Константиновича война принесла в его дом еще одну горестную весть. 19 мая 1915 г. был убит на фронте его зять, князь Константин Александрович Багратион-Мухранский, вдова которого, Татьяна Константиновна, в скором времени приняла монашеский постриг с именем Тамары. Погребена она в Иерусалиме. Другая дочь поэта, княжна Вера Константиновна, окончила долгий жизненный путь в Америке в начале 2001 г. обе они написали интересные воспоминания об отце.
     Ценные мемуары, озаглавленные «В Мраморном дворце», оставил и его сын, князь Гавриил Константинович. Вот как он характеризует личность и деятельность своего августейшего родителя:
     «Светлый образ отца стоит перед моими глазами: большого роста, с русой бородой и очень красивыми руками, с длинными пальцами, покрытыми кольцами… Отец много читал и писал. Он внимательно следил как за русской, так и за иностранной литературой и прочитывал по возможности все новые книги. Всю свою жизнь он вел дневник, который писал в тетрадях в желтых кожаных переплетах, и завещал напечатать его через девяносто лет после своей смерти… Когда у него бывали неприятности, он переживал их молча, «носил их в своем сердце»,—потому оно и не выдержало долго. Такой я видел жизнь отца в течение длинного ряда лет, но—надо сказать прямо—жизнь его выходила далеко за пределы семьи, основное в его жизни было вне ее. Он принадлежал России» .
     Трое сыновей великого князя—Иоанн, Константин (младший) и Игорь—сподобились мученической кончины 18 июля 1918 г. в Алапаевске, вместе с другими членами Российского Императорского Дома. В их числе была и великая княгиня Елисавета Феодоровна—вдова великого князя Сергея Александровича и сестра Государыни Императрицы Александры Феодоровны, причисленная Русской Православной Церковью к лику святых. За несколько дней до гибели, не ведая, но предчувствуя свой жребий, августейшие страстотерпцы пели песню «Умер» на стихи К. Р. Младший брат поэта, великий князь Дмитрий Константинович, был расстрелян во дворе Петропавловской крепости вместе с четырьмя другими великими князьями. Их имена недавно увековечены не мемориальной доске.
     Старший брат поэта, великий князь Николай Константинович, умер от воспаления легких в 1918 г. в Ташкенте, где по сей день сохранился его скромный дворец, построенный в виде охотничьего домика. Дочь его Дарья после революции служила секретарем у популярной в свое время писательницы Мариэттой Шагинян. Лишь недавно стало широко известно, что бесстрашная мотогонщица Наталия Андросова—внучка великого князя Николая Константиновича…

* * *
     Известный своей многогранной общественной деятельность, занимавший видные посты в государстве, призванием своим великий князь Константин Константинович все-таки считал поэзию. Его поэтическое наследие невелико по объему, но достойно самого пристального внимания. Сразу отметим, что августейший поэт решительно не хотел использовать свое высокое положение для стяжания литературной известности, напротив, с самого начала он подписывал свои стихи инициалами К. Р. Уже первые его литературные опыты обратили на себя внимание читателей и критики, но кто их автор—для всех оставалось загадкой. И лишь через несколько лет выяснилось, что за монограммой К. Р. скрывается великий князь Константин Константинович. Он действительно стремился целиком отдать свое поэтическое дарование на службу народу, а не просто приобрести известность как занимающийся литературной деятельностью член Императорской фамилии:

Но пусть не тем, что знатного я рода,
Что Царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь,
Но тем, что песни русские, родные
Я буду петь немолчно до конца
И что во славу матушки России
Священный подвиг совершу певца.

     Эти вдохновенные строки—красноречивейшее опровержение измышлений об «антинародном» характере российской монархии, об «антагонизме» между народом и аристократией и тому подобных благоглупостей. Впрочем, исходило это не из уст народа, а из уст «народных витий», которых гневно обличал А.С.Пушкин в известном стихотворении «Клеветникам России» и М.Ю.Лермонтов в тщательно замалчиваемом стихотворении «Опять, народные витии…», где, между прочим, есть такие строки:

Безумцы мелкие, вы правы,
Мы чужды ложного стыда!
Так нераздельны в деле славы
Народ и Царь его всегда.
Веленьям власти благотворной
Мы повинуемся покорно
И верим нашему Царю!
И будем все стоять упорно
За честь его как за свою.

     К.Р. причислял себя к приверженцам чистого искусства—вместе со своими старшими современниками А.А.Фетом и А.Н.Майковым. Звездой мне служит путеводной любовь и красота—эти строки К.Р. можно считать его поэтическим девизом. Красота родной природы—один из источников его вдохновения. Поэтому у К.Р. так много пейзажной лирики, объединенной в довольно обширный цикл «Времена года».
     Красота и любовь—понятия нерасторжимые с древнейших времен. Любовью ль сердце разгорится—о, не гаси ее огня!»—так начинает К. Р. другое свое стихотворение. Любовь—не просто украшение жизни; это состояние души, придающее жизни смысл. Великий князь Константин Константинович был глубоко верующим человеком, а христианство—это религия любви: «Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога; и всякий любящий рожден от Бога. Кто не любит, тот не познал Бога; потому что Бог есть любовь» (1 Иоан. IV, 7—8). Как просто и проникновенно звучит стихотворение «Молитва»:

Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу Тебе посвятить,
И всю жизнь с каждым сердца биеньем.

Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердую волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.

Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью,
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить!

     Основные нравственные требования христианства, общая суть заповедей Божиих изложена Господом нашим Иисусом Христом так: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Матф. XXII, 37—39). Любовь к Богу и любовь к ближнему неразделимы, немыслимы одна без другой: «Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Иоан. IV, 20). Августейший поэт это хорошо понял и прочувствовал, как видно из стихотворения, посвященного П.И.Чайковскому, с которым неоднократно встречался и который написал цикл романсов на стихи К.Р.:

О люди, вы часто меня язвили так больно,
Слезы нередко мои с досады текли
И все-таки вас люблю я невольно,
О, бедные дети земли!

Виновники скорби своей, творите вы злое,
Множа печаль на земле неправдой своей,
Но, если поздней скорбите вы вдвое,
Мне жаль вас, как малых детей.
     Искренняя любовь к людям, бескорыстное стремление помогать им, умение сострадать и радоваться вместе с другими—все это выражено во многих стихотворениях К. Р. доброта и незлобивость—черты характера поэта, воплотившиеся в его поэзии.
     Евангельская притча о динарии кесаря (Мф., ХХ, 15—22; Мк. XII, 13—17; Лк. ХХ, 20—26) говорит, что мы граждане двух градов—земного и небесного. Мы живем в земной отчизне, но нам обещана и отчизна вечная, небесная. Но крайне важно отметить следующее. Как невозможно любить человечество, не любя отдельных людей, как нельзя любить Бога, не любя ближнего—точно так же нельзя возлюбить обетованную небесную отчизну, не проникнувшись любовью к земному своему отечеству. Патриотизм—любовь к Родине, к своему народу, к родной земле—одно из благороднейших человеческих чувств, и горе тому народу, в котором это чувство иссякнет! К. Р. был пламенным патриотом, и его любовь к отечеству была активной, что видно из его многотрудной деятельности во благо России. В черновиках поэта было обнаружено и посмертно опубликовано маленькие стихотворение, как нельзя лучше характеризующее его отношение к Родине:

Дай мне быть тебя достойным,
О, возлюбленная Русь!
С сердцем чистым и спокойным
Я за труд опять берусь…
Жизнь и душу полагая,
Для тебя тружуся я ,
Для тебя, страна родная,
Русь державная моя…

     Особняком стоит в поэтическом наследии К.Р. довольно большое стихотворение «Будда»(особняком в том смысле, что при делении его поэзии на циклы его невозможно отнести ни к одному из них). Будда (в переводе с санскрита—просветленный, святой), о котором идет речь в стихотворении—вовсе не царевич Сиддхартха Гаутама, основатель буддизма, а просто подвижник-отшельник, плод фантазии поэта. Актуальность стихотворения определялась широко распрострагнившимся в конце XIX столетия увлечением восточной философией и культами (вспомним хотя бы взгляды Е.Блаватской), а также популярностью философии А.Шопенгауэра, некоторые положения которой оказались близкими к буддистскому миросозерцанию. Восточный отшельник, проводивший долгие годы в непрерывной молитве, застывший в неподвижности на скале, достиг столь высокой степени отречения от мира, что каждый год ласточка безбоязненно вьет гнездо в его иссохшей ладони. Но вот опять наступает весна, и праведник, хоть он и считал себя победившим все желания и чувства, с волнением и трепетом ждет, когда же снова прилетят ласточки:

Иль не все еще живое
Страшный подвиг в нем убил?
Или тщетно истязанье?
Или… Чу! не шум ли крыл?
Он глядит: в лучах восхода
Мчится с дальней стороны
Стая ласточек,—всё ближе
Провозвестницы весны,
Ближе!.. Но к нему не вьется
Ни единая из них…
Стая, мимо проплывая,
Тонет в безднах голубых…
И у праведника, руки
Простирающего к ней,
Слезы градом полилися
Из померкнувших очей.

     Этот фантастический случай, описанный К.Р., исторг слезы не только у Будда, но—в чем можно не сомневаться—исторгнет слезы у многих читателей, настолько проникновенно написано стихотворение. Оно, помимо прочего, служит красноречивым предостережением адептам восточных вероучений—как современникам К. Р., так и нашим современникам, показывая истинную сущность нирваны, которую еще Вл. С. Соловьев определил как физическое и нравственное самоубийство.
     К крупным произведениям К.Р. относятся драматический отрывок «Возрожденный Манфред», поэма «Севастиан-мученик» и драма «Царь Иудейский». Критик и литературовед С. А. Венгеров очень точно определил главную черту этой пьесы—иконописность .
В самом деле, наши старинны иконописцы были ограничены в своем творчестве канонами, которым обязаны были неуклонно следовать, но это не мешало им создавать глубоко самобытные и оригинальные творения, которыми мы теперь так восхищаемся. То же — у К.Р., который ни на йоту не отступал от евангельского повествования (в отличие, скажем, от М. Метерлинка в его пьесе «Мария Магдалина»), но на каждой ее странице мы видим и чувствуем неповторимую поэтическую индивидуальность автора. Драма «Царь Иудейский» неоднократно переиздавалась, но была поставлена всего несколько раз, и на то сцене Эрмитажного театра, где видеть ее мог только очень ограниченный круг зрителей—несмотря на высокое положение автора ,—подчеркивает С.А.Венгеров. Музыку к спектаклю написал А.К.Глазунов. Сам поэт играл в этой постановке роль Иосифа Аримафейского, проявив при этом, по свидетельству современников, незаурядные актерские способности.

* * *
     В публикациях последних лет великого князя Константина Константиновича нередко называют поэтом «серебряного века». В действительности он принадлежит к этой эпохе лишь хронологически—по времени, но не по духу. Декадентский флер, болезненно-утонченная атмосфера, формалистические изыски чужды поэту. В творчестве К.Р. выражено чувство, а не игра в чувство, красота, а не красивость, любовь, а не эротика, глубокая вера, а не «новое религиозное сознание». Очень удачное сравнение нашел для него Н.Я.Стечкин, автор брошюры о его поэзии: «К.Р. не океан, не горный поток, а именно родник» . Стихи К.Р. в какой-то мере отразили его эпоху, но в основном поэт обращался к вечным, непреходящим ценностям—тем, которые сильно девальвировались в наши дни. Поэтому его поэзия интересна и нужна современным читателям.

Опубликовано: История и культура. Актуальные проблемы. Сборник статей в честь 70-летия профессора Юрия Константиновича Руденко. СПб.: Наука, 2005.