Запредельный полет

  Аудио версия: __________


 Проснуться с чувством беспокойства. Разве в этом может быть что-нибудь необычное? Особенно когда тебя с каждой секундой все дальше и дальше уносит от Земли консервная банка с красивой этикеткой «Омега»; когда ты знаешь, что будешь мариноваться в ней еще долгие годы. И это только в том случае если ничего не случится в пути. И даже мысль о том, что ты осознанно купил билет в один конец, не добавляет к этому ощущению каких-то новых трагически-депрессивных ноток.
   Лежать тихо и боятся открыть глаза, чтобы не спугнуть что-то очень важное: забытый сон, убегающую мысль, прячущуюся где-то за углом тень воспоминания. Ощущать  ее близость, гнаться за ускользающим, еле уловимым чувством и, наконец, понять что, нет, оно не даст тебе приблизиться, как бы ты не старался, как не умолял. Открыть глаза и начать новый, но уже безнадежно потерянный день, неотступно преследуемый  чувством неясной тоски. Но не по безвозвратной потере, а от самой невозможности вспомнить и понять, что же это было. 

   Ван смотрел в иллюминатор на проплывающий мимо бурый шарик Марса. Он  совсем не слушал Джил. Как и все остальные, она плохо понимает истинную опасность, подстерегающую их впереди. Ван и сам не до конца был уверен в том, что он осознает это лучше других, но точно знал, что бой будет проходить не снаружи, а внутри: в тонком, невидимом глазу, мире микрокосмоса.
   Да, наверное, это вполне нормально испытывать тревогу на четвертый день полета. Сознание еще не освоилось  и не свыклось с маленьким замкнутым мирком корабля и с огромным, кажущимся теперь бесконечным, сроком заточения. Но почему это ощущение беспокойства не только не ослабевает, а наоборот нарастает с каждым днем, с каждой минутой. Когда же оно запало в душу и стало неотступно преследовать? Наверное, с первого дня полета, когда они стартовали с лунной базы. Пожалуй, что раньше. Да, он отчетливо вспомнил тот момент, когда впервые услышал этот голос, сдавленный, наполненный пронизывающей тоской и бессилием. Ван поежился и отвел взгляд от черной бездны, смотрящей на него своим единственным, налитым кровью, глазом. Неужели никто кроме него ничего не чувствует?
   В небольшом помещении кают-компании собрался весь экипаж, но ни на одном лице нельзя было прочитать следов растерянности или испуга. Все сосредоточенно слушали Джил.
- Мы не можем быть уверены, что враг поджидает нас в поясе астероидов, - спокойным тоном уверенного в себе человека вещала она, - но мы не можем рассчитывать на то, что на этот раз все обойдется. Связь с первой экспедицией оборвалась на пятый день и поэтому мы должны быть готовы ко всему. Нас к этому готовили! У нас есть все необходимое для отражения любой атаки.  Что скажешь Ник?
- Всё оружие в норме, капитан.
- А почему бы не запустить ускоритель сейчас и не проскочить опасный участок, - вставила реплику Энн.
- Хорошая идея, но слишком рискованная. Хотя пояс хорошо изучен, и мы знаем местоположение всех крупных объектов, но остаются тысячи мелких.  А на такой скорости у нас не будет ни одного шанса. Любой метеор размером с мяч наделает в нашем корабле столько дыр, что вызовет мгновенную разгерметизацию, и ты, Энн, даже не успеешь вскрикнуть перед смертью.
Ван внимательно наблюдал за реакцией Энн. Она хотела что-то возразить, даже открыла свой прелестный ротик, но смутилась и опустила глаза.
- Все, хорош болтовни, - подытожила Джил, - Ты, док, заступаешь со мной на дежурство, через 12 часов Ник с Энн сменяют нас. Есть вопросы?
- Капитан, - Ван вдруг понял, что его так беспокоило в поведении экипажа,  - я только хотел напомнить, что в соответствии с распорядком на сегодня намечено обследование всего личного состава.
Все остановились в ожидании реакции капитана.
- Ладно, док, - после минутной паузы ответила Джил, - забирай всех, но через два часа, чтобы был в рубке. 
   Ник скривил недовольную физиономию, но встретившись взглядом с капитаном, поник и поплелся вслед за всеми в лабораторию.

   На лабораторном столе лежал Ник с надвинутым по самые глаза томографом.
 - Вань, а ты в детстве книжки читал?
Доктор Ван вскинул на него взгляд, но убедившись, что над ним не смеются, продолжил свою работу.
 - Да что-то читал.
 - А я очень любил читать. Приключения всякие и особенно фантастику. Помню, попалась мне одна книжка, «Солярис» называется… Вот черт, не помню фамилию автора, длинная такая... Их вроде двое было,  толи братья, толи… еще чего. Так вот в этой книжке прилетели космонавты на планету, а планета вся - сплошной океан. И вот оказалось что эта планета один большой разум. Представляешь?
Он даже вывернул голову из-под томографа, чтобы посмотреть реакцию дока.
- Да не дергайся ты!
- Так вот эта разумная планета потом стала создавать острова. Готовые куски суши сразу с деревьями,  полями, птицами и людьми. Слышишь что-ли?
- Да, да. Я слушаю.
- Вот я сейчас и подумал: а ведь на Земле тоже когда-то был сплошной океан. И может быть всё: и суша, и  животные, и даже люди созданы разумом Земли, как на Солярисе. А? Как тебе мыслишка?
- Интересно, - кивнул доктор, а про себя констатировал: - немотивированные ностальгические воспоминания и бредовые идеи. Надо бы к нему присмотреться.

   Бортовой анализатор не показал никаких отклонений. Он, конечно, не такой мощный, как на лунной базе и может выявить только явные аномалии в коре головного мозга. А отклонения должны быть!  Возможно, это только начальная стадия психогенной депрессии, но ее признаки заметны почти у всех. Как он сразу их не заметил. Может, потому, что они коснулись и его самого? Ладно, тихоня Энн или вечно серьезная Джил. Но Ник? Вечно отпускающий свои солдафонские шуточки,  рассказывающий дурацкие анекдоты, а с самого начала полета ничего, как отрезало. Ни одной шутки, ни одной улыбки, ни одного сдавленного смешка на всем корабле. Человек неопытный предположил бы, что это вполне нормальная человеческая реакция  перед надвигающейся опасностью. Но только не доктор Ванн. Недаром он проработал пять лет психоаналитиком на летной  военной базе. Насмотрелся, как этих вояк начинает распирать перед боем, как даже те, кто был всегда серьёзен,  начинал ржать от любой идиотской хохмы. Адреналин штука безотказная, и  первым делом ударяет мозг.
   Ответа нужно ждать еще полчаса и чтобы как-то убить время Ван включил запись предстартового брифинга. Прокрутил официальные напутствия и прочую болтовню и остановил на том моменте, когда на экране появилось лицо доктора Паульс.
- Мы так до сих пор не пришли к единому мнению о причинах гибели первой экспедиции, - она сделала многозначительную паузу и продолжила, - хотя я лично даже не уверена в том, что они погибли. Тот факт, что пропала связь с экипажем, не дает нам основания считать их погибшими. Но этот вариант заставляет нас задавать много неудобных вопросов, которые так не нравятся нашим военным… Вы все неоднократно прослушивали записи отчетов с «Альфы». Никаких нарушений и ничего подозрительного до самого последнего сеанса связи. Почему они не выходили на связь целых 24 часа, что происходило на корабле в это время мы уже, наверное, никогда не узнаем. Мы даже не уверены кто именно из членов экипажа вышел с нами на связь, а некоторые отчаянные головы даже предполагают, что этот голос вообще не принадлежит никому из команды. Есть желающие его снова послушать? – она пристально посмотрела в глаза каждому, -  я другого и не ждала. Именно поэтому в регламент полёта внесены были по моему настоянию изменения. В случае экстренной ситуации не военного характера управление кораблем переходит к доктору Вану и все должны будут ему беспрекословно подчи…
   Запись неожиданно прервалась, и на почерневшем экране появился текст. «Все психометрические показатели в норме. Никаких отклонений не выявлено. Продолжайте наблюдения»

                ***

   Ван лежал, закрыв глаза. Невидимые глазом миллионы тончайших нитей соединяющие его со знакомыми и давно забытыми людьми вырывались с корнем из сознания. Он даже не догадывался, какое количество незаметных связей с людскими душами тянулось к нему, а теперь клочьями отрывалось, незаметно остужая его душу.
   Открыв глаза, он  тоскливо посмотрел вокруг. Все тоже: серые стены, серый потолок, серые мысли. Кончики пальцев задеревенели от холода. Резким движением он расстегнул ремни, удерживающие его тело, и вылетел из спального мешка. Подхватив на лету магнитные боты, натянул их плохо слушающимися пальцами. Как только ноги коснулись беговой дорожки, стена всколыхнулась красками и расступилась, давая дорогу свету, пробивающемуся через ветви деревьев. Сначала тяжело, потом все легче он начал переставлять ноги. Лес отчего-то раздражал. Он тыкал указательным пальцем по пульту. Калейдоскопом  мелькали и сменяли друг друга: березовая алея, песчаный берег моря, каменистая тропа меж скал, изгиб шоссе и городской парк, с белеющими вдалеке исполинами небоскребов. Все не то! Дыхание стало сбиваться, спина намокла, но долгожданное тепло не возвращалось.
   Скинув боты, Ван залетел в душевую кабину. Дверцы автоматически захлопнулись, и тёплая струя ударила в макушку, но вода не стекала с тела, а собиралась в мутно мерцающие шары. Они плавали вокруг, то ударяясь об стенки кабины, то зябко щекоча кожу.   
   Не хотелось выходить из-под согревающего душа, но Ван точно знал, что ровно через три минуты вода иссякнет, и беснующийся напор воздуха заберёт остатки влаги. Дыхание восстановилось, сердце перешло с рыси и засеменило трусцой.  Ничего же не болит! Значит и не о чем беспокоится, но внутренний голос всё твердил: есть, есть о чем.
   Ван не любил всё, что не укладывалось в его сознании. Если проблему нельзя разложить по полочкам, отбросить лишнее и сделать конструктивные выводы то это уже не просто проблема.
   Струя воздуха ударила с потолка. Жесткая и сухая. Дверцы автоматически расползлись в стороны, а на панели кабины загорелась красная лампа. И теперь, как бы он не умолял, она сменит свой цвет только через долгие двенадцать часов.
   Натренированным движением Ван вплыл в комбинезон и, поймав плавающие в воздухе ботинки, пристроил их на ноги. Постоял, прислушиваясь к кораблю. Тишина! Только звук собственного дыхания и мерные удары крови в висок. Чертова тишина, такая же непроницаемо жуткая и сырая, какая бывает, разве что на гулком дне колодца.
   Создатели корабля, наверное, очень гордятся своим детищем. Бесшумно работающий импульсный двигатель, звукопоглощающие переборки. Генератор напитывающий светом весь корабль не вызывает даже ничтожных вибраций. Совершенство техники! Засунуть бы их в это совершенство на пару недель – побелели бы, как белеют заживо погребенные.
   Проглотив таблетку антидепрессанта, Ван снова прислушался. Тишина! Совсем не такая, какой он мог наслаждаться на Земле. Та тишина никогда не была мертвой. Её оживляли или отзвуки птиц и шелест ветра в листве, или переливы цикад в высокой, обгоревшей на солнце, траве. В той тишине всегда были оттенки, полутона и что-то ещё еле уловимое, но согревающее душу. А запахи! Как приятно было ловить аромат полыни, прелой листвы или насыщенного озоном воздуха после ночного дождя.
   А эта космическая тишина мертва. Абсолютно! Звуки, разрывающие её резки, тревожно-металлических тонов, а запах пластика, проводки и синтетической еды завершают эту тусклую картину. Даже вой сирены или запах гари из выхлопной трубы показался бы сейчас таким родным и домашним.
   Закинув в рот еще пару таблеток, Ван зашагал в рубку. Там наверняка кто-нибудь есть и можно заполнить эту безжизненную тишину единственным живым звуком на корабле - звуком человеческих голосов.
   В рубке  было тепло, даже жарко. Издали были слышен, срывающийся на крик, голос капитана и ругань огрызающегося второго пилота. Первой обернулась на гулкие шаги тяжелых магнитных бот Джил.
- Что, док, маешься от скуки? Не знаешь чем заняться?
- Что вы капитан! – скривил едкую гримасу Ник, - он у нас самый занятой! Ходит всюду - вынюхивает, высматривает. Потом отчеты строчит.
- У вас все в порядке, капитан? – спросил Ван, делая вид, что его не задели слова второго пилота, - судя по всему, вы оба чрезмерно возбуждены, и не исключено, что это не связано с предстрессовой ситуацией. Поэтому согласно инструкции пункт 3.1, я настаиваю на прохождении повторного психометрического обследования.
- А вот это ты видел? – Ник сунул в самое лицо дока кукиш с торчащим, красным от напряжения, большим пальцем.
- Остынь, вояка! – Джил отвела его руку в сторону, - док просто хочет нас защитить. Он думает, что инопланетяне хотят залезть в наши мозги. Боится, что они завладеют нашим разумом. Ведь так, Ван? Ведь об этом вы все время шептались с доктором Паульс?
- Возможно...
- Ну, так вот что я тебе скажу док. Мы здесь с Ником единственные кто занят делом. Именно от нас зависит твоя жизнь. А если тебе нечем заняться, то иди ты в…
- Но, капитан, - еле сдерживаясь, возразил Ван, - пункт 3.1 инструкции…
- Засунь его себе в жопу, - выкрикнула Джил, - я здесь инструкция!… и господь бог!… И запомни: мы прошли все эти ваши чертовы тесты.… И у нас выявлена стопроцентная невосприимчивость к внушению и прочей телепатии. Так что твои инопланетяне обломятся… вместе с тобой!
   Ник, со злорадством наблюдавший за унижением дока, напоследок выкинул  вперед согнутую в локте руку. И усугубил этот жест словами: «Вот вам», обращенными, то ли к доктору, то ли к предполагаемым инопланетянам.
- Тупые идиоты, - бормотал себе под нос Ван, вышагивая по длинному наполненному эхом его шагов коридору.  Теперь придется проводить анализы по данным индивидуальных датчиков, вшитых всем членам экипажа ещё на Земле и беспрерывно сканирующих состояние их внутренних органов.  Он, как болотная цапля, поочередно отрывал ноги от пола. Они думают, что если прошли тесты, то теперь им ничего не грозит. Как бы не так!
   Ван вспомнил, как легко сдавал эти тесты и получал за них высшие балы. Конечно, как ему было не пройти их, если он сам тестировал сотни военных и знал все ответы наизусть. 
 

   Во рту пересохло, в глазах всё плыло, как  сквозь матовое стекло.  Наверное, от долгого смотрения в одну точку. Ван перевел глаза с монитора, но резкость не возвращалась. Поднес к самым глазам циферблат наручного органайзера и по мутным силуэтам догадался, что уже час сидит в ожидании ответа. Целый час. Он попытался вспомнить, о чем думал всё это время и не смог. Может быть, просто дремал. Или… Или уже началось? Закрыв глаза, он со страхом прислушался к себе. Вакуум! Разряженная без единой мысли пустота. Приоткрыв один глаз, он увидел на экране мутную вереницу букв, не складывающихся в слова. Уткнувшись лицом, прочитал по слогам: 
«Психометрические показатели всех членов экипажа в норме. У вас наблюдается некоторые нарушения нейронной активности в гипоталамусе. Рекомендую принимать антидепрессанты группы B.»
- Уже. Уже, твою мать. Уже-е-е!

                ***

   - Ма-ма! Ма-маааа! – тонкий, почти детский крик, наполненный отчаянием, беспомощный, жалобный стон, взывающий в пустоту.
   Третьи сутки без сна. Короткие мгновения забытья и этот крик, поднимающийся их глубин памяти, прогоняет тонкую пелену сна.
   Холод, казалось, шел уже не снаружи, а поднимался откуда-то из груди, ознобом пробегал по всему телу, прятался в суставах и кончиках пальцев.

    Согреться, хоть как-нибудь. Пойти в душ, встать под струю горячей воды и млеть пока не оттаешь весь: до самого нутра, до самой последней косточки.
    Зеленая лампа одиноко тлела на стенке душевой кабине, подтверждая, что уже прошли, отмеренные рачительным компьютером, 12 часов.
    Ван не успел даже размякнуть, как согревающие его тело струи воды иссякли. Не ощущая боли, он остервенело долбил кулаком по мутно-красной кнопке, пока она не расползлась по стене бурым пятном крови. 

   Чернота иллюминатора. Вдали медленно плывет бледный диск Юпитера. За стенками корабля ничто. Вселенский холод. Минус 273 градуса! От осознания этой запредельной цифры сами мысли покрываются инеем и падают замертво, как обмороженные птицы.
   Этот холод, истончая стенки корабля, старается пробраться внутрь, под кожу, в самую душу. Хватает в свои цепкие лапы сердце и сжимает так сильно, что не продохнуть.
   На мутном стекле расцветает цветок и покрывает затейливым рисунком весь иллюминатор. За спиной какое-то движение. Страх обернутся и увидеть нечто ужасное, сковывает мышцы.
- Малыш, ты никогда не мечтал… заняться сексом в невесомости, - Джил возникла как будто из ниоткуда, нагнулась, чтобы расстегнуть застежки на ботах. Пристально посмотрела Вану в глаза и потянула  молнию комбинезона. Повела плечами и выплыла,  покачивая и сверкая наготой, покружившись, порхнула к потолку. Повернулась к нему бледным, бескровным лицом, и,   оттолкнувшись от переборки ногами, устремилась к нему.
 От неожиданности он отпрянул.
- Ванечка, не бойся. Это я, - пропела она ему в лицо, - твоя Энн.
  Ее нежные, с поволокой глаза. Еле уловимый запах ее волос.  Как можно не узнать мою маленькую Энн.
- Согрей же меня. Мне так холодно, - ее глаза были так близко. В них столько нежности и мольбы.
- Бедненькая, ты совсем замерзла…

- Тревога! Тревога! - бесстрастный голос центрального компьютера разорвал тишину красными аварийными всполохами, - орудия приведены в боевую готовность.
 Ван встрепенулся, выходя из болезненно-бессознательного забытья. Страх, вязкий животный ужас всколыхнул его изнутри. Хотелось забиться в угол и там переждать опасность.
Нет, нельзя оставаться здесь одному. Укол в мышцу и бесенята адреналина погнали кровь к мышцам, сжали его кулаки и заставили ноги передвигать тяжелые магнитные боты.
Корабль сотрясался от внутреннего напряжения, а резкие толчки бросали Вана то к одной, то к другой переборке.
Рубка была наполнена едким табачным дымом. Ник сидел в боевом кресле с огромной сигарой в зубах и дымил как паровоз. Из одежды на нем был только, невесть откуда взявшийся, летный подшлемник.
- Вот вам! Что, съели твари, - ожесточенный голос Ника отправлял проклятья невидимым врагам, а побелевшие от напряжения пальцы жали на гашетку.
- Где? Где они?
- А, это ты. Смотри, как я размажу вон ту гадину, - он указал кивком головы на монитор, в перекрестье которого что-то чернело, и снова нажал на гашетку.
Ван схватился обеими руками  за спинку боевого кресла, стараясь разглядеть мишень, по которой неистово палил Ник. Потом достал из нагрудного кармашка парализатор, перевел рычажок на максимум и сунул Нику под мышку.
- А-а-а-а, - взвыл тот и, развернувшись, сжал конвульсирующие пальцы на горле дока, выдохнул ему в лицо, - Ты? Ты тоже один из них.
  Еще разряд  и скрюченные пальцы ослабили хватку. Ван расцепил их и, судорожно дергая подбородком, захлебнулся кислородом. Отдышавшись, он отстегнул вояку от кресла и, покрепче ухватив его под мышки, потащил по коридору.
- Анализы все покажут. Технику не обманешь, - бубнил он себе под нос.
Тяжелые магнитные ботинки Ника издавали визгливо скрежещущие звук от скольжения по металлическому полу. У каюты капитана Ван перевел дух. Автоматические дверцы разъехались и белыми пушистыми хлопьями разлетелись снежинки, кружась и почему-то не тая.
Разгерметизация!? Не может быть.
 Он заглянул внутрь. На ремнях болтается растерзанный спальник и всюду меж белого пуха летающие в беспорядке скрюченные тюбики и блестящие обертки.
- Mars, - прочитал он на подлетевшем к нему обрывке черной фольги. Ниже и чуть помельче: «все будет в шоколаде». Подняв глаза к потолку, он увидел большой белый ком из двух крепко обнявшихся женских тел.
- Джи! Энн! Помогите дотащить Ника до лаборатории.
 Ресницы дернулись, приоткрылись чуть-чуть, и пара глаз холодно уставилась на него.
- Зачем? – чуть слышно спросили губы.
Это был даже и не вопрос. В нем заключался уже ответ и не только на этот, но и на все возможные в будущем вопросы.
- Действительно зачем? - спросил себя Ван и, отпустив свою ношу, поплелся к себе в каюту.
 
                ***

   Пустота пожирала его мозг, а остатки чувств замерзшими червями застывали на дне души. Все что оставалось так это сгусток воли, копошившийся где-то на периферии сознания и требовательно взывающий к инстинкту самосохранения.
Это нужно прекратить, - стучало в голове.
Непослушными пальцами Ван достал инъектор и вдавил острием в свое бедро. Волна тепла толкнулась в сердце и растеклась по всему телу. Бойко застучало в висках. Нужно было спешить. Времени оставалось немного. Ван освободился от пут магнитных ботинок и, толкаясь от стен, как будто плыл под водой, устремился в рубку.
- Центральный компьютер, - твердым, нетерпящим возражений, голосом произнес он, - говорит доктор Ван.
- Да, доктор Ван.
- Протокол 6.1! Пси-атака на экипаж со стороны враждебного разума. Я принимаю командование кораблем на себя.
Тишина…
- Да капитан Ван. Все системы работают нормально. Через триста секунд будет включен в автоматическом режиме электромагнитный ускоритель. Рекомендую всем членам экипажа занять места в компенсационных капсулах.
- Изменение курса! Разворот на 180 градусов. Летим на Землю.
- Невозможно выполнить команду, капитан.
- Как невозможно? Ты - тупая груда железа! Ты должна выполнять мои команды!
- Этот маневр не предусмотрен программой.
 Секунды на мониторе катастрофически таяли, растворяя остатки надежды. Ван, как завороженный, смотрел на расплывающиеся цифры не в силах остановить их сумасшедший бег.
С огромным усилием он оторвал свой взгляд и посмотрел в боковой иллюминатор. Юпитер плавно проплывал мимо.
- Изменение курса. Курс на Юпитер, - в порыве отчаянья вскричал он, - и можешь включать свой чертов ускоритель.
Компьютер молчал.
   В  звенящей тишине на циферблате таяли последние секунды.
   Пять, четыре, три, два, один. Н-о-о-о-ль.
   Корабль ожил и рванул вперед, откинув Вана в пилотское кресло. Ремни безопасности автоматически застегнулись на груди. Светящиеся точки звезд превратились в запятые. Окольцованный Сатурн проплыл мимо и исчез. Крик невыносимой болью застрял в горле.
Истончившаяся от невыносимого расстояния пуповина, соединяющая его с далеким родным миром, не выдержав напряжения, оборвалась. Пустота в глазах сгустилась  до бессмысленности  блеска стекла. Зрачки уже не выражали ни боли, ни страдания, только отблеск безмерной тоски. Гримаса ужаса сбежала с лица и лишь губы изредка разлипались в монотонном, никому не слышном, шепоте.
 
   Состояние здоровья членов экипажа продолжали фиксировать датчики. Послушные им роботы-няньки пополняли тела необходимой для их жизнедеятельности водой и синтетической пищей.
А корабль уносил их вдаль от сгустка жизни с давно позабытым именем Земля.
  _________
   10.2010