Молчание ряб

На конкурс в Клуб "Пирамида"
в конкурсную номинацию «ФИЛОСОФСКАЯ СКАЗКА и ПРИТЧА».

(байка для взрослых)

      Жила-была одна замечательная семейка, но не полная, а в частичном составе. У дедушки Либерала и бабушки Монархии была внучка Руся. По паспорту она была бы Марусей, но как в детстве назвала себя когда-то, так и прилепилось. Позже она возьмёт себе звучный псевдоним Федерация, но в интернете предпочитала называться Олигархией. Тоже красиво. Правда?
      Занимались они огородничеством и постоянно сажали репку. Ко времени сбора урожая обычно приезжала в гости городская тётка Диктатура и наводила свои порядки. Нашумит, грядки потопчет, надёргает недозревших репок и свалит куда подальше, а в семье вздохнут над убытком и снова сажают... Что? Репки бывают только яровые, а озимых нет? Так это сказка, ребята! Тут всё бывает.
      Говорит однажды бабушка Монархия Русе: "Сходи-ка, внученька, на самую нашу пенитенциарную грядку, погляди, как там элитные сорта посаженные, хорошо ли сидят. А я пока по сусекам поскребу, колобка печь буду."
      Пошла Руся осматривать репки, а перед уходом сказала бабушке: "Баба Моня, не читай ты больше криминальные хроники! Ладно? А то лексикончик у тебя становится очень уж непонятный, хоть и прикольно. А колобка не пеки, пожалуйста! Опять сбежит за кордон. Лучше блинчики - плоские не укатятся, а тоже на солнышко похожи. Ну, я пошла..."

      А мимо хутора нашей семейки проходили Ходорки. Ходили они по миру, побирались, рассказывали встречным ходокам о либерализме и справедливости интересные байки, а кто слушал, тот их и одаривал всем, что не нужно, а чужим авось пригодится. Тем и жили Ходорки, меняя лишнее на потребное, но меж собою вели разговоры о тайне земного сока, собираемой в чудесный корнеплод гигантских размеров. Когда простой народ и обычные ходоки по дорогам не могли слышать их речи, употребляли они научные слова "резервуар", "стратегический запас", "мировые и внутренние цены", "инфляция с девальвацией", иногда сбиваясь на "шконки" и "параши". Но последние слова их печалили и говорили их редко, хоть и с чувством.

      Руся осмотрела грядки с элитным сортом да галопом прибежала к бабке с дедкой, и кричит: "Чудо на грядке! Пошли глядеть! Выросла репка большая-пребольшая! Ботва до неба, а плоды... Во!" И растопырила руки неохватно, стараясь показать небывалую мощь любимого наедка.
      На шум прибежали все, кто был. А были: рыжая сучка Чуба, пятнистый чёрно-белый кот Мур и серая мыша, которую бабка с дедкой называли Наружкой, а Руся зачем-то прозвала Дивайсом. Пол грызуна так и не выяснился, так что оно прибегало на оба имени, а ещё быстрее на сыр. Гласность в избе обеспечивал домашний воробей Телик. Он всегда вещал одно и то же, зато так часто и помногу, что привыкли: "Чер! Чер! Чир-р-рик!". Последнее он выдавал изредка, зато "Чер!" - всегда. А курочка Ряба с насеста не сошла, на шум не сбежалась. Другие у неё были в это время дела - чисто куриные. При куре неусыпно бдел избяной-домовой, чьё имя никто не знал, а до этого дня его и не видел-то почти никто из членов семьи, кроме Рябы. Ряба же  имя знала, но избяному это было не опасно - точно не разболтает, что Вольфыч и в родстве с оборотнями. Курочка Ряба была молчалива и скромна.

      Захотелось удачливым огородникам в полной мере ощутить своё достижение и решили они одну репку выдернуть, вкусить и возрадоваться. Да не тут-то было - тянут, потянут, а вытянуть не могут. Согласно завету предков тянул за ботву первым дедка, в тылу у него пристроилась тянуть бабка, а третьим нумером Руся пыхтит. Чуба прибежала, тоже подключилась к процессу, только успела пару раз взвыть от избытка настроения: "Вау! Вау!". Тут Телик подлетел, но тянуть он никак не смог и поддержал песнями: "Чер! Чер!"
      Это "тянут-потянут" всё тянулось, а репа всё не поддавалась. Прибежал Мур, вцепился Чубе в хвост и тоже тянет. У Чубы пасть подолом Руси занята, взвыть от муровской мелкозубой хватки ей сложновато, только и остаётся, что тянуть сообща, а как вытянут, ужо с Муром разборка будет. Так что тянут... А никак! И мышка Наружка впряглась, не утерпела.

      В воротах уже стояли Ходорки и выражали понимание проблемы. Был у них главный ходорковский говорун и впечатлитель. Вот он и выступил перед тянущей группой с умной сочувственной речью: "Наша шайка с горечью и печалью переживает ваши трудности, уважаемые, - начал он речь и образцово пригорюнился, потупясь,  - Проблемы изъятия полезного и вкусного ископаемого нам близки и знакомы, как родные! Мы полны решимости осуществить инвестицию в ваш проект и предлагаем доверить разработку данного места рождения чудо-репы нашей трудолюбивой компании Ходорков, - продолжил, на что дедка сразу ему прошептал что-то типа на-ко-ся-ю-ко-си, - А вам предлагаем взамен прав на добычу ещё более сладкую радость - ничего не тянуть, не париться, а получить от нас "Вискас" и "Чаппи", радостную жвачку с возможностью выдувать пузырики, кино на диске сериального достоинства и либеральную идею в красивой книжке, и даже конопляное семя дадим, но не для курения, а воробушку. О курении потом и особо. Лады? Сыр тоже будет. Рокфора не обещаем, но вонять будет не хуже портянок дедушки Либерала!"

      Услышав, про редкое лакомство, Чуба выпустила подол Руси и взвыла своё "ВАУ!!!", даже забыв про зубки Мура, а Телик так раскричался, соблазнившись предстоящим клеванием семени, что к каждому "ВАУ!!!" Чубы успевал добавлять по несколько своих "ЧЕР!!! ЧЕР!!!" и даже метко нагадил вёрткой Наружке на хвостик прямо слёту.
      Баба Моня представила количество серий на диске и аж заколдобилась, а дед выпустил из трудовых рук ботву, почесал репу, да не корнеплоду, а свою, ту, что на плечах, и крепко задумался. Любил он поразмыслить об идеях и идеалах - что было, то было.

      Тем временем один из Ходорков, прославившийся чуткостью обонятельного анализатора, принюхался к временно не вытянутой репе, да уж так явно вытаращил другой анализатор, зрительный, что все Ходорки без лишних слов поняли: соков земли в чудо-репке навалом, а самих чудо-репок на грядке - тьма!

      Мышка же Наружка, очищая хвостик от эмоционального выплеска Телика, осваивала мысль о сыре, не уступающем знаменитому рокфору ароматом. В подполье и за границами хуторка мышиная раса регулярно бредила и мечтала о легендарном удовлетворителе ненасытных вкусовых рецепторов и вести о китайской версии продукта передавались от мышки к мышке на манер гриппозной инфекции, доводя до исступления. Доводили и Наружку, заставляя витиевато бегать по избе, на что дедка с бабкой считали возможным подозревать наступление брачного периода и опасаться мышиного инфаркта.
      Руся нафантазировала себя жующей на глазах потрясённых подружек, а потом выдувающей пузырик... Картинка получалась феерическая! Завершал сюжет элегантный "чпок!", когда пузырь лопался, а подружки вздрагивали и восхищённо завидовали... Это вам не репу трескать, хоть и вкусно. Да разве репой кого удивишь?

      И начался в семье великий гомон и дебат. Все члены семьи, включая самых мелких, пожелали выступить с одобрением, затмевая напором и аргументацией народных избранников с недавнего Съезда, а будущая Дума со своим набором депутатов, случись ей присутствовать, так просто обзавидовалась бы, глядя на такую активность. На звуки азартной дискуссии выглянула Ряба, подумала было снести яичко, да не простое, но так и не выбрала, кому. С тем и вернулась на место. Ряба ни разу не сказала "ко-ко", даже на возбуждение Вольфыча, под шумок вышедшего из невидимости и вовсю хулиганившего в толпе реповладельцев и Ходорков, промолчала. Не спроста...
      А шум-тарарам привлёк на подворье ещё кой-кого, да парой. В ворота вошли Два Бориса...

      Большой Борис имел фигуру, большое лицо с маленькими глазами, большую семью и большие  заботы о ней, ещё большое желание лидировать, а не имел одного пальца на руке, правда, не большого - старая травма. Большой также любил попить из больших ёмкостей, любил дирижировать, но не умел, а под настроение с допингом и сплясать мог. Особенно, когда припрёт. Что припирало, мало кто знал, диковинно плящущий староста Большого Села и окрестных хуторов считался просто весёлым и своим в доску. Балбесом, конечно, как ни крути, но свой в доску балбес милее, чем индюк надутый, что дело знает, но не свой ни в какую доску, понимаете ли, хоть и толкает привлекательные прожекты про яблоневый сад за сто дней. Такая вот загогулина...
      При нём мельтешил Меньшой Бориска. А ведь был ещё и третий Боря, но проворовался и с тугой мошной сдриснул куда подальше, чтоб обратно не отобрали. Но про это уже почти забыли. Приятно, что ли, о жуликах помнить?

      В самый разгар тарарама из-за ходорковского посула вспомнили, что без власти с обменом прав на разработки и добычу репки на гостинцы никак не получится. Дедушка уже видел себя читающим занятную книгу о справедливости, добре и милом сердцу либерализме, а бабка радовалась, что с дивидюхи насмотрится сериалов до сладких обмороков и наплачется, милосердно жалеючи непутёвых красавиц и страдающих красавчиков. Перебои с трансляцией и показ в самое неподходящее время ей теперь не помешают, а то заинтригуют да прервут на самом душещипательном, реклама опять же.
      Мыша только-только очистила хвостик, как на него в суете наступили. Больно... Наружка опять разочаровалась в качестве жизни и думала навязчивую мысль. Сто раз уже хотела воссоединиться с массами мышиной расы за пределами хуторка, да всё надеялась, что сыра перепадёт. А что? И перепадало! Но редко.
      Кот рассудил, что до конца шурум-бурума корма не дождаться и задремал в сторонке, даже сон увидел, но странный. Как-то когда-то он приметил выкрутасы избяного, но виду не подавал, наблюдал и раздумывал. И додумался! Муру снилось, что он порыжел, как Чуба, сидел почему-то по шею в противной воде и терпел насмешки Вольфыча. Тот заявлял, что Мур тоже в родстве с какими-то то ли погаными, то ли погонными оборотнями и постоянно неуместно восклицал, что это "однозначно". Было мокро и холодно, а от Вольфыча болела голова. И рыжая масть раздражала. Всё было плохо, хоть не спи. Вдруг сквозь сон Мур учуял крысиный запах и с мыслями об атаке организованной крысятности проснулся. От ворот до порога горлопанило спонтанное вече, кто-то с матерными интонациями вопил про конституцию, а про пустую кошачью мисочку так никто и не вспомнил. Утешала только малость - Чубе тоже не дали пока. Меньшой Бориска углядел избяного и обозвал "предрассудком", и ещё говорил что-то обидное, попутно заигрывая с Русей на предмет светлой перспективы и взаимности.

      Ряба сидела в старой корзине с соломой и обижалась. Наступало время клевать зёрнышки и пить водичку, а ни зерна, ни воды свежей, хоть из лужи пей. Тут ещё снестись приспичило, а клевать нечего. Против природы не попрёшь однако! Ряба тужилась помаленьку, но приближения удовлетворения не ощущала. А явление борисов только прибавило сомнений в грядущей сытости. Странное ощущение хуторской идеи пробило Рябу от гребешка до окорочков и полезной хуторянке стало ясно: яйцо будет не простое. Такое не грех и насидеть до вылупливания. А показать достижения общественности захотелось до невозможности - уж очень они упёрлись в свою сказочную репку.
      От ворот доносились хоровые выкрики Ходорков о сырьевых проклятиях, изношенности сетей и неуправляемом росте цен, что очень нервировало Чубу и мешало Рябе. Яйцо выходило крупное, а всей клоакой кура ощущала его шероховатость и тяжесть. Казалось, что на скорлупе что-то выдавлено или даже наоброт - выпукло, как барельефчик. Тут Меньшой Бориска что-то вякнул о корпоративном сговоре монополистов и союзе правых сил в целях внедрения в быт отечественных тарантасов, но его одёрнул Большой Боря и уволил из сдержек, назначив тут же противовесом. Вольфыч, рассвирепевший на вяканье Меньшого о силах поплам с предрассудками, наладился было метать в Меньшого Бориску стаканы с компотом, но был замечен Чубой и укушен. Не так, чтобы опасно, но обидно. И Вольфыч промахнулся, а стаканы закончились. Вольфыч, помня о рябином помёте, метнулся к насесту за объектами метания.

      "Поздняк метаться!" - заявил вдруг староста. "Ходорки умелые - им приоритет и пусть столько, сколько смогут!" Никто не заметил, как Ходорок-говорун горячо шептал Большому Боре что-то, а Большой вдруг вспомнил про сдриснувшего Бомку, стырившего муниципальную казну, да так и не поделившегося. Большая Семья Большого Бори была большой головной болью, а тут Ходорки... Идеи прихватизации репок показались привлекательными, только обосновать бы хуторской конституцией...
      Ряба любовалась на свой рекорд - яйцо золотистого цвета с клеймом и тяжёлое, как два, а то и три, красиво лежало в соломе, когда в сарай ворвался Вольфыч. Закричав что-то доходчиво-невразумительное, Вольфыч цапнул яйцо и кинулся к толпе, выцеливая Меньшого Бориску. Тот в это время уже отошёл от Руси и заискивал перед Чубой, предполагая новые покусы вредного избяного, а ещё предлагал объединить силы, почему-то напирая на на то, что они правые. Чуба принюхивалась к правой длани Меньшого и виляла хвостом - вкусно пахло. Бориска протянул ладонь в откровенном жесте, но там было пусто, только костный дух шибал в чуткий чубин нос. "Нано-косточки? Нано-хрящики?" - подумала Чуба и сказала любимое "ВАУ!", а почти охрипший Телик рефлекторно добавил свои чириканья: "ЧЕР! ЧЕР!"
      Тут и метнул Золотое Яйцо окончательно озверевший избяной в Меньшого Бориску выкрикивая: "Вот тебе пережиток, вот тебе суеверие!!!".  Большой Борис выхватил ракетку и сбадминтонил яйцо в пространство, спасая сателлита от верной шишки. Все замерли...
      Яйцо разбилось, едва отскочило от ракетки старосты. Белки с желтками испарились и унеслись золотистым облачком, а скорлупки полетели в разные стороны. Самый крупный фрагмент подняла Руся и пригляделась.
      "Смотрите-ка! Тут гламурная жопка крестиком какает!" - вскрикнула потрясённая Руся, глядя на барельефчик скорлупный, а речистый Ходорок улыбнулся ей и погладил по голове. Но себя. А дедка только глянул, как всё понял, и говорит: "Руська, переверни! Это ж корона! Корона Империи!"
      Тут и стало всем понятно, что Золотое Яйцо - это что-то типа Национальной Идеи, потому и имперский символ на нём. Повисла немая пауза, только из-за рощи слышался натужный рёв двигателя - к хуторку приближалась тётка Диктатура, да не одна, как обычно. На заднем сиденье заслуженной "копейки" играли в тяпки-ляпки её сыновья-близнецы. Драчливый Вовка лупил по ладошкам медлительного, но умного большеголового Митьку и обзывал "медвепутом"...

      Ряба всё слышала, но опять промолчала. Какие тут "ко-ко-ко"? Куриное общество с харизматическим лидером во главе могло бы высказаться и даже потребовать разбирательства. Не каждый день удавались такие яйца, а что ж теперь же ш...
      Хуторяне глазеют на скорлупки, визитёры умозаключают и озвучивают, а Рябе надо дело делать. Раз уникальное не ко двору, надо им простое. Пусть...
      Двигатель шумел уже за ближайшим бугром, Ряба вернулась к корзине. Тётка сменила "ушастого" запорожца на жигуля недавно, но голос мотора запомнился. Последний наезд тётушки Диктатуры закончился не только топтанием гряд. Были гостинцы. Хуторская курочка ценилась горожанами высоко. Гастрономически.
      Дети Диктатуры росли и нуждались во вкусной здоровой пище. Харизматический лидер даже кукарекнуть не успел, как стал увесистой тушкой. Его идеи всехуторского перманентного окурячивания и трудовой армии пернатых когда-то развлекали Рябу и  помогали нестись, но это был не первый горластый певец зари на её памяти и так ошалело внимать, как неопытная молодь из последнего стада, кура Ряба себе не позволяла. Обновление куриного общества случалось и раньше, а Ряба считалась ветеранкой. Её спасала репутация - неслась безропотно и опять уцелела. Молодой петушок и юные инкубаторские товарки появятся после ярмарки, предстоят хлопоты по адаптации молодёжи. Великий жизненный цикл, позванивая на ходу пищевыми цепочками, покатится дальше по скользкой дороге прогресса.
      Заглянув в корзину с сеном-соломой, Ряба грустно посмотрела на имитацию яйца, выточенную из куска мела, помечтала о пшеничных зёрнах и колодезной водице, ещё раз вздохнула и пошла поискать хоть дохлых мух. Найти бы червяков... Куриная память о замечательном золотистом достижении уже не докучала, а белокаменная дурилка в корзине напомнила о предназначении.  Где-то внутри уже созревало новое, но простое.  Авось это воспримут...

      Избяной Вольфыч отчаянно ревновал. Меньшого Борю в роли противовеса он искренне считал болтливым бездельником и "противовесом" без веса. Меньшой просто шустрил в свите, но чем-то глянулся Большому Борису. Возможно, именем и гибким хребтом, но это для деятеля межхуторского масштаба не самые выдающиеся качества. Вольфыч представил себя "сдержкой" и зажмурился от ослепительной перспективы. Уникальные загогулины праздничными салютами вспыхивали в сознании домашней нечисти и Вольфыч понял, что только что перерос масштаб. Волостным, а то и уездным стать можно! Только голоса не жалей и не прячься в тенях. А это по силам! Интутитивно, но не гласно, Вольфыч превратил загогулины в зазюганины, подивился своевременности и уместности своего неологизма и взялся за дело.

      Большой Борис дал Меньшому шпаргалки с проектом Хуторской Конституции и велел ознакомить присутствующих. Меньшой заголосил, получая иногда тычки от Большого, чтобы не сбивался на комментарии с правым уклоном, а Чуба принюхивалась. Мур пока гулял сам по себе, но подумывал вписаться в процесс. Из выкриков Меньшого Бориски  было понятно, что быдло доить будут,  а молокопродукт - основа жизни. Мысли о справедливом обустройстве хутора не занимали Мура ни капельки. Природный закон всё устаканит, сколько ни надрывайся с громкими мечтами - вот мудрость генов. Тут Мура никто бы не переубедил. Из фрагментов проекта Хуторской Конституции следовало: кто смел, тот и съест. Это Мур одобрял. Под сметанку можно и послушать. Не повредит.
      Дедушка Либерал услышал в проекте своё и впечатлился. Ему вдруг показалось, что вслух читают из любимых книг о свободе и справедливости, а это намного приятнее, чем утомлять глаза чтением самому.  Супруга его Монархия поразглядывала кудрявого чтеца и вспомнила старый сериал про несчастного царя и кровавых мальчиков в глазах. Большой Борис неплохо смотрелся бы в роли и в мономаховке. Хроники времён царя Бориса были трагические, бабка смахнула жалостливую слезу и из всего проекта усвоила только артистические интонации.
      Меньшой со шпаргалки читал виртуозно. Даже после очередного тычка Большого Бориса он оставался видом, как настоящий энтузиаст. Раскраснелся, будто читал собственное сочинение. А Руся отвлекалась.  Мудрёные словосочетания румяного голосистого деятеля  казались ей подозрительными, но интимные речи его о светлой перспективе и взаимности не выходили из головы. Пыхтеть, тягая репу за ботву, не хотелось. Понятно, что надо, но... не хотелось.
      "Что, старая? Как тебе идейки?" - поинтересовался дед, а бабка оценивающе оглядела Большого Борю ещё раз. Большой постукивал по травмированной кисти, точнее, по ладони, чуть припачканной ракеткой и значительно выделялся фигурой, изредка кивая на чтение проекта седой головой. Со скипетром или жезлом он смотрелся бы лучше, но и так не плохо. Бабка одобрительно покивала: "Звучно. Зычно и со смыслом. Длинновато, но можно!"

      Голосовали за проект сумбурно, кто считал голоса, не понятно. Вспыхивали споры, Вольфыч наскакивал с аргументами на Меньшого, Мур развлекался, гоняя Наружку, Телик с воздуха поддерживал воплями Чубу, а Чуба не соглашалась кусать Вольфыча. На всякий случай рычала и скалилась, но наскакивать ему не мешала. Наружка окончательно разочаровалась и мигрировала за пределы хутора. Телик жалел - на бреющем метать помёт стало опаснее. Объекты оставались большие, конечно, но могут и от кормушки отлучить, а Чубу с Муром лучше вообще не задевать. Гласность гласностью, но способны и слопать.

      Въехавшую тётку с чадами сперва даже не заметили. Но не все. Ходорки быстро на пальцах объяснили городской родне хуторян суть дела и Диктатура вникла, как кто на свете богатеет, когда простой откат имеет. И почему не нужно золота ему. Теоретически золота в самом деле было не нужно, но по привычке хотелось. Эквивалент на зуб не положить, конечно, но на то он и всеобщий, что... Тут тётка отвлеклась от размышления, так как заметила, что принятый большинством голосов проект оказался самой Конституцией.
      Хуторяне удивились, но так увлеклись сделкой с Ходорками и дуэтом Чубы и Телика, что даже проглядели миграцию Наружки. Тут не до прожектов-проспектов! А в предвкушениях даров Ходорков тревожная мысль о превращении проекта в непроект как-то затерялась. Новое яйцо Рябы было воспринято, как заурядное, и пошло по обычному пути в закрома.  Ходорки обмеряли грядки рулетками и сладко замирали сердцами, оценивая земные соки в привлекательных телах реп. Хуторяне обсуждали будущие дивиденды, а Ходорки прикидывали перспективы. Маячила возможность пригласить заезжих на репный труд, поскольку здешние совсем одискуссились и слишком хорошо помнят, кто репу сажал и возделывал.

     День проскочил незаметно, вечер прокрался на цыпочках. Наступала ночь новой жизни.  Хутор бурлил, сон не шёл. Даже Вовка с Митькой не дремали, а тётка рвалась навести свои порядки. Очень уж она не любила спонтанные волеизъявления и если кто попало примется глотку драть. Во всём должен быть порядок! Большой Борис исподволь приглядывался к племени младому - к Вовке с Митькой. А на Меньшого Бориску бросал сомневающиеся взгляды. Меньшой разрывался между окучиванием Руси и заигрываниями с Чубой, успевая отвечать неугомонному Вольфычу не по существу, зато от души. Порученец выглядел суетливо, не солидно. И вообще его интерес к Чубе вызывал недоумение. То ли дело Руся...

      ...На лысой верхушке ближайшей возвышенности два волка наблюдали весь хуторской  процесс с самого утра. Периодически прокрадывались к изгородям и пользовались сумятицей, собирая сведения. Была бы луна, сейчас спели бы, но безлунность позволила обсудить виденное и волки обсуждали, привычно вглядываясь в лесистую окрестность и чутко настраивая уши.
      "С востока стали появляться вараны. Считают себя драконами и жрут больше нашего!" - поделился волк из дальней стаи. "Вы тут можете без корма остаться, а там и до нас докатится. Вам помочь нашими одиночками или ресурсов?" - продолжил он агитацию, а его местный коллега слушал и только поблёскивал горящим взглядом, едва слышно добавляя выдоху рык. "Хуторяне - подходящая добыча!" - высказал гость главное и пожалел, что нет луны. Эмоции распирали. "Что будешь делать?" - закончил пришлый. "Резать, как баранов!" - ответил местный волк. "Сейчас там псы уже не те. Вот Полкан и полканчата были... Это противники! Чуба же даже гавкает редко, а уж нам-то не соперница. С Муром договоримся. Или сожрём. Диктатура напрягает. Да, подгони своих, не помешают. Когда Патрикеевна попалась в прошлом году на курятине, тётка её палкой гнала чуть не сюда, до горы." Пришлый покивал: "Да-а... Её предок Патрик был ловчее. Обрабатывал Хутор столько лет, а ни разу не попался. Только следы лап и оставлял. Да пух с перьями!"...

      Кура Ряба вздрогнула и проснулась. Когда надоевшее вече стремительно превратилось в вечеринку с самогоном и плясками, ей повезло найти червяков, а то так бы и осталась голодной. Этот страшный сон с волками ей уже снился и казался вещим. На насесте было тепло, брёвна сарая отсекали хуторянский разгул, а в плодоносном теле назревал очередной продукт. Ряба подумала о скорлупе. Быть бы ей крепкой, как топор или лемех, чтобы никакой ракеткой не сбадминтонили. Вот такое бы сюда и много! Дневной продукт уже извели на яичницу и закусили пойло. А на бронескарлупке бы барельефчик с имперским символом, но не пустым. Хорошо бы корона империи смотрелась на голове харизматичного лидера хуторянской стаи. И пусть это будет не певец зари, а человек. Внешность деда Либерала подошла бы, но характер нужен, как у тётки, а доброе сердце, как у Руси. Сердобольность, как у бабки, а клыки не хуже чубиных. Чтобы ловкий был, как Мур и летал лучше Телика. Уж такое  лицо Ряба согласилась бы насиживать даже без еды. Жизни не пожалела бы, только бы вылупился!
      Мистические силы забродили в рябином теле. Клетки организма начали копить молекулы для кристаллических решёток скорлупы, рассредоточенный по всему организму проект обретал очертания и шанс получить непорочно оплодотворённую яйцеклетку отразился в мозгу засыпающей снова Рябы пониманием. Не зря она ветеранка! Не зря она в который раз осталась одна из всех. Она не не для супа...

      Прошло время. Пришли новые привычки, новые проблемы и новые хлопоты, а старых хлопот с проблемами меньше не стало. Лисята из новых помётов любили курятину, как их предки. И уж точно не меньше чад тётки Диктатуры. А на всех не хватит. Куда хуторянину податься? Можно напрячь воображение, но без спонсоров на одних фантазиях долго не протянешь!

       "Помнишь, старая, как нас глючило? Ты муку со спорыньей не выбросила?" - спросил дедушка Либерал бабушку Монархию как-то утром, заметив очередную убыль в курятнике.
       "Ой! Нет... Забыла я. Старость не радость..." - загрустила баба Моня и опять заскучала по Русе.

      Когда Большого Бориса ушли на заслуженный отдых, Меньшой оказался в оппозиции. Он бы охотно встал в любую позицию, да не брали, пришлось встать в "оп-". В отместку Меньшой свёл со двора Чубу и повадились они обгавкивать. Когда просто прохожих, а бывало и не простых, но не всех. Перед Ходорками виляли оба, кто чем мог.
      Мур, представьте себе, считал, что это Чуба переметнулась и грамотно развела Меньшого Бориску на политику, но знанием не делился. Мр-р-р... Пожилой мальчик-на-побегушках и рыжая сучка зажигали на митингах и гремели в уездных сферах. Что ж ... Когда гуляешь сам по себе, к компромату относишься бережливо. Это Мур всосал с молоком мамы Мурки и умел приберегать информацию лучше всех на хуторе.
      Бывало, в семействе случались непонятки, но разбирательства часто заканчивались ничем из-за нехватки улик или ещё какой недоказанности, или даже отсутствия убедительного состава неприятности. Кот всегда отличал подозрения от точной версии. Пожалуй, кроме Мура, никто так досконально не знал подноготной, но Мур помалкивал до поры и всё как-то само собой сходило на нет. Часть информации устаревала, но актуального котяра помнил тоже достаточно. Груз правды мешал долго смотреть в глаза домочадцам и игру в гляделки Мур всегда проигрывал, делая вид, что уютно жмурится. Особенно быстро он сдавался Русе. А той это нравилось. Заблуждения бывают добросовестными. Учтём это. Да?
      Историю со спорыньей Мур помнил. Тогда кончилась мука и скребли по сусекам, шарили в закромах, спорили о сомнительной гуманитарной, даже пососкребали все остатки в квашне и закваски оказалось больше обычного. Но спекли что-то, что только люди едят, а нормальному коту разве что лапой покатать со скуки. Большой круглый хлебобулочный продукт остужался на подоконнике, малый пробный продуктик дед с бабкой продегустировали и сели ждать возвращения Руси от подружек из гостей. Тут-то и стряслось!
      Говорили старики хором и оба чепуху, разглядывали то, чего нет, а кота не видели вообще. Полная дурка! Подозрительная мука только чуток пошла в дело, а то бы осиротела Руся окончательно. Мур понял, что зараза в той булке и спихнул круглую плохую еду с подоконника на двор, а там и погнал хлебный мячик до дыры в заборе и дальше к опушке до ближайшего зайца. Крупный был косой, такого не словишь, сам  словить можешь лапой по котовскому лицу, да и домой пора. Ушёл  Мур с гордым хвостом, а зловредная еда осталась озадачивать зайца.
      Дома же бабка с дедкой всё страдали и только через пару дней свели все свои  глюки к понятному сюжету. Выходило, что траванулись они какой-то благотворительной спорыньей, а Русю от беды спасло чудо - колобок ожил и сбежал. Типа кончился. Туда ему и дорога! А тут и муку в лавку подвезли и в сусеках скребсти не надобно больше. А пакет той подозрительной забугорной  мучки хотели выбросить, да забыли.
      Смешная версия события развлекала Мура до чеширских улыбок! Выходило по-стариковски, что галлюциногенную благотворительность прислали для внушения видимости либерального процесса, а на самом деле отравленная ядовитой халявой общественность должна была не заметить реставрацию тоталитаризма на очередном витке исторической спирали. Потому не заметить, что всех сглючит. За такие глубокомысленные слова дедушки Либерала Мур старого особо зауважал и даже потёрся о голень, но потом старики увлеклись идеей бабы Мони.
      Монархия считала: хуторянам скинули то, что и так выбрасывать бы пришлось, а хлебный голем образовался из пропечёного теста под влиянием мистической силы. И в люди образовавшийся многозлачный случайномучной голем ушёл, чтобы по совершении добрых дел стать человеком на манер Пиноккио. Или избяной спёр! Но мистическая хуторская сила старикам нравилась больше. Они воображали покровительство высшего разума или его первейших и наиглавнейших помошников, поскольку и репа чудесная, и Ряба не простая, и ... И вообще!
       Когда вспоминали репку, настроение падало. Ходорки загадили часть двора репоперегонными механизмами, всюду мешали пройти трубы и часто воняло. Да и обещанную книгу дед не получил. Ему объяснили, что таких уже не издают, а только в журнальном варианте. Дедка поразмышлял и согласился на пожизненную подписку. И прогадал. С двенадцати номеров сократилась либеральная радость до трёх в год, картинки потеряли цвет, объём худел, а статьи укорачивались и часто повторялись. Баба Моня же всё никак не могла досмотреть начальные сто серий любимого кино. То первые забудет, то некогда, то актёры уже другие, а сама история всё глупее. А вследствие какого-то вселенского поганства каждая серия начиналась с рекламы. "Палево!" - авторитетно оценила Руся и постаралась хоть как-то утешить бабушку байками про шконки для Ходорков, но почти не помогало.
      Да и какое тут утешение? Уходя, Большой Борис сказал: "Дорогие хуторяне..." Потом говорил душевно, но не в тему, а в конце назначил преемниками близнецов тётки Диктатуры. Первым заправлял старший, хоть и отличался рождением на какие-то минутки. Потом они затеяли меняться у кормила, а никакой ревизии старого курса не учиняли.  Только лживые шепталки речистого Ходорка маменьке в самое ушко припомнили жулику и определили ему место возле параши. Хотя могли бы и замочить, но не стали. На этом гуманизм иссяк и все стали выживать по-своему.

      У домашнего воробья прорезался талант - он научился копировать звуки, потом быстро перешёл к словам и в последнее время освоил фразу из прилипчивой песни. Сто раз каялась Руся, что напевала: "Всё будет хорошо! Всё будет хорошо! Я это знаю, знаю, знаю!.." Мало того, что по радио эту фигню давали, так ещё и сама запела. А воробей выучил почти весь припев, кроме слова "будет" и доставал всех заявлениями. Что там он может знать воробьиным умишком-то? Но пел. Особенно, когда скучал, а это бывало часто. Подружка-Наружка не патриировалась, пикировать не на кого. Скучно!
      Телик всегда считал наружкину жизнь неправильной.  Ещё желторотиком, едва встав на крыло, повадился целить помётом в голый хвостик, что Наружке-Дивайс не особо вредило, хоть и огорчало. Миграция мышки Наружки делала жизнь пустее и хотелось  привычно метать гуано. Да в кого же? Хоть не летай! Конопляное семя просроченное кончилось давно, а если уж клевать нечего, то хоть развлечься бы. А с этим тоже туго. Воробей скучал, летал у изгороди, мечтая о новых целях или возвращении старой. И мечта сбылась - встретил таки Наружку! Но принесла она такие вести, что Телик даже забыл про голый мышиный хвостик.
      Мышиная общественность гудела в норах о серии актов терроризма в лесу и на опушках. Пищала, конечно, как сказало бы любое крупное существо, но мыши не сомневались, что гудят. Местный крупный грызун, как родня, поведал мышиному сообществу про появление Ибен Оладя. Заяц был сердит, не всё в его лексиконе было понятно и даже нормативно, от нервов лечился сильно косой непрерывным грызением капустного листа, да и в нормальном состоянии с дикцией у него бывало не супер. Выходило, что круглый, как мячик, Оладь в колобковом камуфляже напал на Зайца в лесу и сбежал, но не весь.
      С "колобка" отпала пара крошек, их-то Зайка и съел. С первой крошки случилось у него косоглазие в нужную сторону - своё родное от отравы исправилось. Обрадовался бывший косой и сгрыз вторую, но тут его постиг передоз - окосел сильнее прежнего и гнаться за Оладем-Колобком уже не смог. Позже он секретно поделился с зайчихой, что обдолбанная булка горланила неприличную песню и так петляла... Одним словом, посчастливилось не съесть придурка, а то точно лапы откинул бы!
      Мыши всем сообществом догадались, что это происки Лисы Патрикеевны, пожелавшей  погибели мышиному племени. Вот батяня её Патрик по-честному мышковал, а таких инфернальностей себе не позволял! Но дальнейшие события опровергли версию и были страшнее своей алогичностью. Оладь нападал на всех встречных, атаковал последовательно Волка, Медведя и ... Вконец озверев, напал на саму Патрикеевну! Всем жертвам пел издевательские куплеты, грозился и пребывал в злой уверенности, что не поплатится. Патрикеевну вообще поразил в самое лисье лицо... Пардон, в морду! Даже в две... За что и был неоднократно загрызен по одной версии, а по другой - пропала Патрикеевна или даже совсем с ума сошла. С тех пор Оладя не видали, но его боевой клич и куплеты раздавались регулярно и почти везде. Самого нет, а следы повсюду! Апокалиптический признак... Мыши решили, что наступили Последние Дни, а Наружка сбежала туда, где сумасшествие роднее, а сыр чаще.

      "Мы близнецы! И дух наш молод! Куём мы счастия ключи!" - пели Вовка с Митькой, заехав на хутор с ревизией. Или на экскурсию - они ещё не решили, но курятину вспомнили со сладкой ностальгией. И были услышаны.
      "Однояйцевые?" - заинтересовалась Ряба. "На вид мы два, а так одно," - загадочно ответили близнецы хором и переглянулись, -  "А тебе какая разница?"
      Пришлось Рябе рассказать про последний вещий сон.

      Сон был сюрреалистичен, что не очень удивляло. Зато был чётче реальности и даже с запахами. Рябе снилась беременность революцией, угроза выкидыша глобализации и жертвы аборта. Что такое беременность, кура знала только со слов - у кур это не так, как у млекопитающих, но во сне она ощущала себя именно беременной, причём яйцом небывалой формы и загадочного содержания. Яйцо было кубическим! Удивительно было ощущать его внутри и одновременно созерцать уже снесённым. На каждой грани было два имперских символа, сросшихся крестиками так, что впору представить себе сиамских близнецов, то ли слипшихся задницами, то ли тем, что из этих поп торчало. Уточнить было невозможно! Разглядывание поочерёдно то правым, то левым глазом, давало непохожие картины. Во сне Ряба с восхищением и ужасом вглядывалась в странное кубическое, понимая, что эти воображаемые "сиамцы" на гранях поместились не целиком - только местами, какими срослись. Их ягодицы были усыпаны драгоценностями, а всё, что бывает выше поясницы, было за гранью. Самым пугающим и одновременно восхитительным было содержание яйца - оно НИЧЕГО не содержало, однако имело сложное устройство - типа кубика-рубика. Кура лапами пыталась передвинуть детали, чтобы получить другую картинку, но на грани упорно возвращались "гламурные жопки", как вскрикнула когда-то Руся, только крестиками они уже не "какали". Рябе казалось, что крестики были не выкаканы, а заглочены, а срослись они четырьмя ягодицами уже после заглота, а не до появления на свет, как обычные уродцы. Представить себе применение её нового достижения в качестве символа национальной идеи Ряба так и не смогла. Во сне сильно болело в районе гузки, в брюшке, в окорочках не только болело - имелось ещё томление и мурашки, а в куриной душе поселилась уверенность... Даже страх. Ряба вдруг осознала, что снеслась в последний раз и...  и...
      Дальнейшее - молчание.