Ловушка... Глава 5 Естественно-научная

Нейтринная обсерватория в Садберри (Канада). Та самая ионизационная камера (фото из Яндекса)
*****
На дне безжизненного карьера, где сквозь серый от пыли снег просвечивалась рыжая порода, среди паутины черных нитей дорог, редких низкорослых  деревьев и немногочисленных автомобилей, припаркованных тут же, доисторическими  мастодонтами возвышались рыжие промышленные строения, похожие на ангары.

Канада. Британская Вирджиния. Именно тут Натх собирался найти научное объяснение своим способностям, а также их общему с Настей феномену. Мрачный индустриальный пейзаж  вызвал у Насти, которая с детства лазала с мальчишками по заброшенным стройкам и шахтам, скорее интерес, но уж никак не скуку и подавленность. Свою роль в предстоящем действе она приняла с тем ледяным спокойствием, от которого самой становилось жутко, и готова была выполнить все, что от нее требуется. Слабым утешением служило то, что Натх пообещал ей после отдых на экзотическом острове, вдали от цивилизации, и первую брачную ночь. Возражать Натху она не хотела, и сил для борьбы с ним не осталось вовсе. С отчаянием смертника отмечала все больше общего между собой и Натхом и осязала каждой клеточкой тела, как невидимые нити их связи, сладкие и ноющие, сплетаются столь тесно, что разорвать их можно будет только по живому. Постоянно терялась в догадках, что легче – смириться и следовать своей природе, стать с Натхом одним целым, или продолжать противостоять ему, разрываясь  напополам. В любом случае, будущее легким ей не представлялось.

- Никелевые рудники, - пояснил Натх сразу же, как поймал Настю, едва она собралась  выпрыгнуть из кабины пилота с полутораметровой высоты. Был ли этот жест следствием его джентельменской выправки, либо заботы о ней, как слабой части себя самого, она могла только догадываться. - Крупнейшее в мире месторождение медно-никелевых сульфидов. Но нас интересует нейтринная обсерватория, которая расположена тут, в пустых выработках, на глубине шести тысяч футов. - Натх обвел взглядом карьер, и серый городишко, расположенный вдали и сливающийся со свинцовым небосводом, и скудную растительность на склонах карьера. – Эти  Присли почти сотню лет уговаривают меня начать разрабатывать залежи цинковых руд на территории Вексхемского леса. Любители зверюшек в третьем поколении… А вот и Саймон!

  Тяжелой поступью по серому талому снегу к ним приближался рослый мужчина в защитном костюме, заляпанном грязными подтеками, и белой каске.

 - Саймон Дюбуа, физик, специалист по квантам, бозонам и прочим неуловимым частицам, - представил его Натх после крепкого рукопожатия.

- Какая прелесть – девочка с косичкой, – голос Саймона оказался приятным и низким, а из-под каски на Настю смотрело чумазое лицо с парой любопытных небесно-васильковых глаз под ободом ресниц угольной черноты. И улыбка в уголках бледных чувственных губ - ласковая, игривая, соблазнительная. Настя невольно улыбнулась в ответ. - Я и не знал, что такие очаровательные девушки до сих пор бывают. - Саймон изящным движением поднес ее руку к губам, прикосновение которых оказалось на удивление нежным.

За невинной любезностью кипит любопытство – подсказывало чутье, которое заострилось в последнее время. Впрочем, - Настя улыбнулась, - любопытство и удивление она вызывает у всех, кто знаком с Натхом.

-  Я рад тебя видеть, - внимание Саймона перетекло на Натха. И снова – та же любезность под слоем серьезности. - Вчера, сразу после того, как у меня было видение, я все подготовил, оформил пропуска на две персоны.

В середине одного из строений они получили два таких же костюма, как и на Саймоне, каски с подсветкой и специальные наушники от шума. Настя вместилась в черный с белыми отражателями скафандр вместе с курткой и ботинками. Вниз они спускались в клети в компании бригады шахтеров. Клеть дребезжала, скрипела и грохотала металлом. Несмотря на риск развалится по ржавым ошметкам и болтам еще в пути, опустилась она довольно быстро. И когда с чудовищным лязгом остановилась, Настя намертво вцепилась в Натха и забилась к нему под руку, чтоб ее от удара по облупленным ржавым стенам не размазало. Затем они последовали по тусклому коридору, выдолбленному в породе. Сверху капала вода, стены туннеля кое-где  поблескивали ледяной коркой, а идти приходилось по щиколотку в скользкой мутной жиже. Создавалось впечатление потусторонней ирреальности, когда пар с шипением вырывался из труб,  проложенных в туннеле, густыми кольцами тумана заполнял все обозримое в слабом свете шахтерских ламп пространство и, клубясь, уползал в гулкую тьму туннеля. Многократным эхом от стен отражался грохот падающего металла, рев вентиляторов, и скрежет невидимых вагонеток в недрах рудника. 

- Все-таки ты здорово придумал привезти сюда с молодую жену, - Саймон едва  перекричал грохот, когда Натх едва успел подхватить поскользнувшуюся в своем неуклюжем костюме Настю. – Теперь я знаю, как избавляться от больно назойливых дамочек.

Натх, что-то пробурчал в ответ, но его тихий голос тут же был заглушен металлическим лязгом где-то в глубине шахты. Далее, до самого входа в лабораторию, Натх крепко удерживал Настю за локоток. У дверей они обмыли из шланга свои заляпанные костюмы, и наконец, оказались внутри. Теперь можно было снять громоздкие комбинезоны, вытереть с лица налипшую в туннеле грязь и до стерильности очиститься под струей воздуха.
Когда  Саймон выбрался из комбинезона и протер чумазое лицо бумажным полотенцем, то оказался мужчиной молодым и весьма привлекательным, темноволосым,  с тонкой бледной кожей, сквозь которую на лбу, под упрямой челкой, просвечивалась синяя пульсирующая венка. Едва заметная сутулость указывала на его преимущественно сидячий образ жизни, связанный с работой, но вовсе не портила впечатления от его высокой фигуры, поджарой, но с достаточно мощными плечами, которых не мог скрыть идеально скроенный костюм темно-синего цвета. В нос ударил мускусный аромат с легкой примесью машинного масла. Томные васильковые глаза остановились на Насте, которая еще не могла отдышаться после получасовой прогулки по туннелю, и соблазнительно сверкнули. Саймон улыбнулся Насте самой обворожительной улыбкой, которую она видела в своей жизни, и пригласил на чашечку кофе с круасанами в буфете неподалеку. Проигнорировав недовольную физиономию Натха и заботливо придерживая Настю за руку, Саймон повел ее за собой по узкому коридору с белыми пластиковыми стенами и сотней переплетающихся труб, объясняя по дороге, как сложно устроена лаборатория и сколько работы проводится, чтобы уловить несколько нейтрино в сутки. Тут, под землей, и кремниевые пластины изготавливают, и деревья растят.

Уже через пять минут Настя потягивала кофе по-французски, а Саймон с неизменной улыбкой рассказывал ей что-то из области квантовой физики, не забывая осыпать ее милыми комплиментами и успевая при этом любезничать со всеми женщинами, которые оказывались поблизости. Внимания его на всех хватало, с избытком. Натх молча пил свой зеленый чай без сахара и с ломтиком бекона, ничем не напоминая о своем присутствии. Он всегда был скуп даже на обычные человеческие слова, не то что на комплименты. В своих потертых джинсах и с волосами, заплетенными в косу, рядом с Саймоном, искрящимся любезностью, Натх смотрелся хмуро, дико и слегка высокомерно.   

Незаметно для себя Настя попала под обаяние Саймона, улыбалась ему в ответ, смеялась над его шутками, позволяла ему кончиками пальцев трогать свою ладонь. И скоро узнала о том, какие у нее красивые бездонные глаза и удивительно нежные руки, к которым хочется прикасаться снова и снова, а также о том, из чего состоит космическое излучение, чем частица отличается от поля и как устроен детектор на тяжелой воде, вокруг которого и создана лаборатория.

Детектор элементарных частиц располагался в просторной пещере, все стены которой, пол и высокие своды были укрыты слоем белого пластика, который, помимо прочих мер защиты, также служит препятствием для излучения из вне. Чтобы не нанести в лабораторию пыли, которая может оказаться радиоактивной, перед тем как попасть к детектору, пришлось облачиться в белые стерильные комбинезоны и такие же каски. Посреди  пещеры с потолка свисала гигантская фасеточная сфера, внутри которой, под слоем обычной дистиллированной воды и массой электроники, находилась ионизационная камера, заполненная тоннами тяжелой воды. Тут Натх и наделся получить ответы на вопросы, которые Насте покоя не давали. Ради этого оборудования он и летел в Канаду.   

Саймон выпроводил на обед засидевшегося за компьютерной игрой оператора, отыскал еще два стула и, легонько придерживая Настю одной рукой под локоток, другой - за талию, помог ей умоститься в кресло. Мельком она встретилась со взглядом Натха, от которого чудом не загорелся пластик на стенах, и ей стало не по себе. Не человек,  -стучало глубоко внутри. Даже Саймон, который рядом с ним казался теплым и живым, поглядывал на него с опаской.

Из металлического шкафа Саймон вынул аптекарскую стограммовую гирю и отдал ее Натху. Очарование, которое он создал завораживающими интонациями баритона, игривыми васильковыми взглядами и беззаботными, ничего не значащими прикосновениями, осталось по ту сторону двери.

-  С процедурой ты знаком. Помести массу в то самое место по ту сторону детектора, что и в прошлый раз. Для удобства на потолке рядом с этим местом я нацарапал крест. Видишь?
Саймон был с Натхом одного роста, смотрелись они ровесниками, если в отношении них вообще можно было говорить о возрасте, и общались они без условностей, понимая один другого с полуслова. Но уверенность Натха лучше всяких слов подчеркивала его старшинство.

Натх кивнул, хотя ничего рассмотреть с такого расстояния было невозможно, даже если бы детектор не закрывал обзор. Гиря с быстротой молнии вылетела с его ладони в сторону гигантской сферы, и через мгновение скрылась с глаз. Настя даже подпрыгнула в своем кресле от неожиданности и восторга.
- Сейчас начнется отчет. Время замера – тридцать минут, - кончиком шариковой ручки Саймон указал, где на мониторе, следует ожидать результатов, и уже через пару минут датчик зафиксировал первый импульс.
 И все топтался беспокойно вокруг Натха, то и дело, убирая падающую на глаза длинную челку своей старомодной прически, и тень надежды, смешанной с неуверенностью, скользнула по его  бледному лицу. 
– Знаешь, Натх, я давно хотел с тобой встретиться, но ты не шел на контакт. Все эти годы, пока мы с тобой не виделись, я много тренировался. Мне удалось очистить рассудок от внешнего влияния, успокоить чувства и увеличить накал сил. Чувствуешь жар? – Саймон протянул вперед ладонь. Она горела – тепло, которое от нее шло даже Настя, которая сидела чуть подальше Натха, смогла почувствовать.  - Но надо, чтобы меня кто-либо направлял.
- Я не гожусь на роль наставника, Саймон. Прости, - ухмылка едва коснулась лица  Натха. 
– Напрасно ты так скор в решениях. Смотри, что я умею, - Саймон сделал пас рукой в сторону, и все лампы в лаборатории погасли, горели только включенные мониторы. Мягкое свечение бледно – голубого цвета окутало Саймона с головы до пят, вместе с его комбинезоном и белой каской. Он раскинул руки, и на лице его распустилась улыбка, наполненная счастьем и отрешенностью. Будто воспаряя на потоках ветра, он поднялся вверх и завис на высоте трех - четырех метров.

- Ну как? – раскаты баритона Саймона вместе с бледным свечением заполнили всю пещеру, отражаясь от ее высоких белых сводов.
 
- Красиво, - Настя залюбовалась. – Словно в сказке.

- Плохо, - скептически отрезал Натх.

- Но почему? – допытывался сверху Саймон, освещая  все вокруг своей волшебной аурой. - Что у меня выходит не так?

- У тебя проблемы с подсветкой. В следующий раз обвешайся галогенками – будет намного эффектнее.

Саймон рассмеялся весело, заливисто. Свечение вокруг него часто замерцало, переливаясь многочисленными бликами на белых стенах, а потом и вовсе погасло.  В темноте раздался грохот, как раз под тем местом, где Саймон хвастался своим умением. Через миг включились  сами собой обычные лампы. Саймон поднялся с пола и, хромая, добрался до ближайшего кресла.

- Это ведь магнитные поля были? – шепнула Настя, чтоб только Натх расслышал. – А под одеждой у него спрятана металлическая пластина. Как в цирке. А я чуть не поверила… 

- Не все так просто, маленькая, – сказал Натх так же тихо и крепко сжал ее ладонь. – Тут аппаратура не задействована.  В девятнадцатом веке мы пытались свести природу таких явлений к магнетизму. Сейчас же Саймон утверждает, что это похоже на поток частиц, сходных с нейтрино.

- Так ты еще и летаешь? – Настя покосилась на Натха и вздохнула обреченно. Он с недоумением пожал плечами и отвернулся.

- Нет, он без галогенок не взлетит, - съязвил Саймон, который все еще растирал ушибленную ногу. – Натх, неужели ты не балуешь свою очаровательную жену маленькими чудесами?

- Он поднимал силой мысли шарик от светильника, - призналась Настя.

Саймон рассмеялся мило, как ребенку. Баритон его вновь обволакивал соблазном.
 
- Сплошное очарование! Знаете, миссис Присли, ваш муж  – довольно скучный человек и не любит демонстрировать свои возможности. А он умет многое. Но если захотите, я сам покажу вам нечто потрясающее, с чем вы никогда не сталкивались в обычном мире.
   
- Помнится, одной подружке ты показывал свои умения, – вмешался Натх. Похоже, все эти чудеса удовольствия ему не оставляли. -  Я говорю о том, как ты с Пьером пробрался в морг оживлять ее умершую бабушку. Вудуист выискался! Вашими стараниями старуха скончалась снова, на сей раз от испуга, когда над ней кричала невменяемая от страха внучка, а вокруг лежали покойники. Ты хотя бы навестил несчастную в психбольнице, куда она по твоей милости попала.

- Я ее навещал один раз, - Саймон буравил взглядом пол. – Она меня боится, и врачи запретили мне приходить. Меня некому было наставить на путь истинный. Вот если бы ты мне помог… Ты должен передать свой опыт как можно большему числу людей. Лама Чанд  в свое время даже имел собственную школу.   
 
- А потом скрывался в горах от своих воспитанников, - Натх скептически покачал головой. - Нет, я не занимаюсь обучением.

- Его последователи немало дали миру.

Они сидели друг против друга, две сущности, похожие на человека. В одной из сущностей что-то еще теплилось что-то мягкое, живое, способное меняться. В другой же все выгорело, стало черной сажей, темнотой, молчанием, ничто, возможностью сжатой  и непроявленной. Эта темнота уже пустила в Насте корни, вплела свой холод в ее кости, стала ей родней всего на свете, тем, без чего она засохнет и умрет.
 
- Его использовали политики и демагоги для удовлетворения своего тщеславия, - заговорил Натх тихо. – Такие имена всегда гремят. Лама Чанд много раз успел пожалеть, что увлекался дискусами в древности. Наверно, забавлялся тому, как толпа умников спорит о том, что ни один из них не видел. При этом, каждый  в непознанном хотел себя увековечить. Они верили, будто бы уже достигли цели – свободы и всесилия. Хвастали  способностями, раздувая их в меру своей фантазии. Тогда любили поговорить об отречении, но о таком, чтобы насладиться его плодами была возможность. Ты тоже упивался тем, что происходило внутри тебя, и победами, каждый раз, как удавалось погрузиться глубже и слой очередной пережитого сбросить. А после снова его к себе приклеивал – снаружи без него нельзя. Еще ты чувствовал эйфорию от недостатка кислорода и отравления продуктами распада. Ощущение блаженства и скрытого всесилия! – Натх рассмеялся горько и беззвучно. – Но только ощущение – из внутреннего мира наружу ты свои блестящие иллюзии не мог вынуть. Многие от всего внешнего в такие моменты и отказываются. И ты так поступил, когда уехал на Аляску и почти пять лет прожил в лесу отшельником. А результатов не было! Ты  сны смотрел и управлял ими, не более. Занятие это ты освоил прекрасно и в помощи моей не нуждаешься. На этом следует остановиться, как многие до нас и делали. Были и те, кто мир называл обманом, одной из тех иллюзий, которые ты сам и порождаюешь. Наверное, и ты бы так считал, если бы не тот несчастный случай, когда ты умер. В момент смерти ты погрузился еще глубже. И встретил там все свои кошмары, собранные в одной точке вне пространства-времени. И бессилие. На свет явились твои собственные демоны, до которых тебе добраться раньше было не под силу, а потому тебе неподконтрольные. Тогда и пригодились накопленные ранее умения управлять посредством воли  физиологией на том уровне, в который сознанию вмешиваться не положено. Ты овладел собой,  потому сумел что-то отбросить, или приобрести – неважно - разные религии свои метафоры используют. Мне не приходилось встречать того, кто самостоятельно был бы способен погрузиться в те глубины. А попытавшись выбраться, ты понял, как зависим от собственного тела, которое столько времени стремился игнорировать.

- Я не помню ничего, что было там, - шептал Саймон. На лице его играло то же счастье, как и тогда, когда он поднимался в воздух. 

- Я стал помнить, что происходило, только после восьмого погружения. Далее настал момент, когда страдания перестали для тебя существовать. А с ними зеркальное их отражение – наслаждения, даже те, которые ты получал, когда готовил себя к блаженству и освобождению. И все же волю ты не отбросил, иначе мы с тобою бы сейчас не говорили. А когда ты выбрался наружу, то понял, что стал другим. Пережить страдание и стать сильнее – говорит учение народа твоей матери. Ты один раз это пережил – с каждым разом тот, кто там был, меняется. Ты что-то приобрел, но можешь воспользоваться приобретенным умением только тогда, когда самосознание твое не действует. Какая в этом радость, если желание и вкус пропали? Результатов ожидаешь? Я никому не пожелаю получить их таким путем. Ты прожил шестьдесят два года, половину из них  в полном здравии и удовольствии – о времени, когда больного и тщедушного ребенка в индейской школе избивали все, кому придется, а он уходил в себя, и его лечили долго, принудительно, болезненно, я не говорю. И проживешь, по крайней мере, столько же, но полноценно, без болезней и старческой дряхлости. Ты делаешь карьеру, о какой мечтал, и у тебя есть уйма преимуществ перед обычными людьми, которыми ты пользуешься. Таких плодов тебе достаточно?

Саймон молчал. Натх рассмеялся и хлопнул его по крепкому плечу.

- О каком пути ты говоришь, матерый ловелас? Расскажи лучше свою теорию вот этого – Натх указал на монитор, где высветился очередной импульс.

Саймон немного поворчал по поводу того, что о его существовании вспоминают только тогда, кода Натху и ему подобным нужен доступ к нейтринному счетчику – в возрасте шестидесяти двух лет такое старческое брюзжание простительно. Потом  переключил свое внимание на скучающую Настю, и его лицо вмиг расплылось в соблазнительной кошачьей улыбке.

- Все-таки Натх - законченный материалист. Он не допускает даже доли чуда в том, что он способен сотворить, разве только в рамках квантовой неопределенности. Вот они и принуждают меня строить всякие необоснованные теории, - Саймон с деланным возмущением покосился в сторону Натха, а тот незлобно ухмыльнулся. – Хотя, все они – разумные люди и понимают, что посредством философских рассуждений, к коим относится и математика, можно  доказать, либо опровергнуть все, что угодно. Современная физика, столкнувшись с тем, что человек не может ни наблюдать, ни описать с помощью привычных понятий, вновь обращается к учениям Платона, буддизма и индуизма, возвращаясь к истокам, из которых она возникла много веков назад…

И Саймон долго рассказывал, что частицы, из которых состоит все сущее – это всего лишь энергетические сгустки в неком возбужденном в пространственно-временных координатах поле. И в феномене жизни магнитные, торсионные и Бог еще знает какие поля,  играют не менее важную роль, чем осязаемая материальная оболочка. То, что люди называют душой, имеет природу слабо взаимодействующего, подобно неуловимому нейтрино, поля. Обычно  это поле несбалансированно, и одна его часть подавляет активность другой, заточая себя внутри материальной оболочки. Совершенно иначе обстоят дела у людей, которые однажды достигли состояния самадхи…

 Слово, которое Саймон произнес на выдохе, понизив голос, шелестящее, подобно шуму листвы, неосторожно потревоженной в диких зарослях, было родом из тех мест, опаленных солнцем, что и Натх. Зимними лондонскими вечерами, развлекая Настю восточными сказками, он не раз упоминал о самадхе. В это состояние полного покоя погружались мифические подвижники, которые силой, полученной в результате своих испытаний, могли творить чудесные вещи. И ограничить их возможности, не могли ни могущественные боги, ни безликий Абсолют, и только собственные страсти вели их к погибели. Но сейчас не мудрые старцы из древних преданий всплыли в воображении Насти, а то растительное созерцание, которое было запечатлено на черно-белой фотографии, подаренной ей Гонсалесом.

- Эти люди способны упорядочить свои поля, подчиняя их воле и разуму, - никто еще не рассказывал о серьезных вещах столь обворожительно, таким чувственным голосом,  как это делал Саймон. – А направленная сила воздействия такого поля, способна влиять на материю посредством биффоркаций и менять ход естественных событий. Организованная  полевая структура  может выходить за пределы оболочки из плоти и некоторое время существовать самостоятельно. А если человек сумел далеко продвинуться по пути самадхи, его мощное упорядоченное поле  размывает материальную структуру оболочки,  и материя приобретает волновые свойства. Такие люди могут преобразовывать мир вокруг себя по своему желанию.
- О том, что происходит это посредством поля, вопрос спорный, - вмешался Натх. – Предполагают, что механизм тут гораздо тоньше, переходной уровень между идей и энергией. Потому, даже если я подниму массу в тону, самый чувствительный на сегодняшний день датчик зафиксирует не более десятка импульсов.   

-  То есть, вы можете принимать любую форму и проходить сквозь стены? – спросила Настя. Древние легенды переплетались с квантовой неопределенностью, и Настя уже не знала, существует ли сама она в том виде, в каком она привыкла себя видеть, либо вся ее жизнь – иллюзия, песчинка, приснившаяся вечно юному Вишну в тот час, когда он покоится на лотосе, который вырос из пупа Брахмы; а может она – лишь одна из бесчисленных слагаемых вселенской волновой функции, которая, подобно безумному танцу Шивы, создает и разрушает миры. Настю ничего уже не удивило бы, даже если  Саймон растворился бы в воздухе на ее глазах.

Но он лишь рассмеялся, а Натх ухмыльнулся и легонько сжал ее теплые пальцы.
  - Нет, ну что вы, мы вовсе не волшебники, а обычные живые люди, – продолжал Саймон. – Никому еще не удавалось разложить большую массу вещества до состояния поля - никуда не денешь этот пресловутый метаболизм. Даже если заниматься убиением плоти - прекратить принимать пищу и замедлить дыхание, то избавиться окончательно от клеточного взаимодействия с окружающей средой нельзя. Состояние полной самадхи, когда человек целиком преобразуется сначала в волну и, в конце концов - в невозбужденное поле и сливается со Вселенной, когда он есть, и в то же время его нет, когда он везде и нигде одновременно - это скорее бесконечный предел, достигнуть которого человеку из плоти и крови вряд ли представляется возможным. Но не стоит принимать всерьез все то, что я сейчас рассказал – это всего лишь гипотеза, которую невозможно подтвердить опытным путем. Натх знает истинное положение вещей, но молчит. Невозможно рассказать о том, что слова описать не могут. Легче всего согласиться с тем, что лама Чанд определил еще в древности – истинная суть вещей находится за пределами человеческого сознания. 

- Тот святой человек, который забрал тебя из семьи, был лама Чанд? – предположила Настя, снова услышав это имя.

- Нет, маленькая. Я повстречался с ним, будучи в зрелом возрасте. В то время лама Чанд давно уже прекратил свою просветительскую работу и, скрываясь от последователей,  занимался разведением яков в восточном Тибете как самый обычный крестьянин. Мы с ним много общались – я порой гостил у него по нескольку лет.  Он был самым старшим из нас, наверное, ровесником самих гор, в которых родился. Такому мягкому и доброму человеку, как он, не удалось глубоко пройти по пути самадхи, но он был мудрейшим из нас. Он утверждал, что достиг состояния самадхи одним лишь созерцанием, но я не верю в такой легкий путь – наверное, по доброте душевной, он о чем-то умалчивал. В конце жизни он стал избегать людского общества, а шестнадцать лет назад добровольно прекратил свое земное существование. Все случилось так, как он решил еще тогда, более пяти тысяч лет назад, когда только распространял свое учение, дающее надежду каждому.

- Почему он ушел из жизни? – допытывалась Настя.

- Наверное, таким образом, он решил навсегда избавится от преследований своих многочисленных сторонников, - ирония Натха порой граничила с цинизмом.
 
   Саймон объявил об окончании замера. Гиря вернулась назад, и Натх положил ее Насте в раскрытую ладошку. За время замера датчик уловил одиннадцать импульсов – на целый импульс больше, чем при прошлом приезде Натха сюда, и довольно много для  лаборатории, где обычно фиксируется не более десяти нейтрино в сутки. 

-  Это могут быть какие угодно полевые флуктуации, слабо взаимодействующие с материей. Пока их видно только с помощью этой камеры. – Саймон указал на подвешенную к потолку пещеры сферу и вздохнул. - А мои способности еще настолько малы, что датчик их не фиксирует. Как-то раз он показал на два импульса больше, и я три дня был сам не свой. Потом пришли данные из обсерватории в Японии – оказалось, что в то время наблюдалась вспышка сверхновой.

- А если поток увеличится в десятки раз, ты сможешь что-нибудь сказать  его природе? – Натх пропустил ворчание Саймона мимо ушей.

- Ну, этого в обозримом будущем не случится, - заверил Саймон.

Натх повернулся к Насте, взял ее руку в свою, легонько перебирая ее тонкие пальцы.
- Дорогая, - сказал он. – Нужна твоя помощь. Необходимо приоткрыть врата. Поток частиц при этом должен быть намного сильнее, и это может прояснить картину. Ты же хочешь знать, какова природа нашей силы. Не бойся, маленькая, я приоткрою врата всего на полчасика, и буду рядом с тобой. Ничего страшного не случится.

Настя  с мольбой заглянула в его громадные колдовские глаза, и тело ее покрылось мурашками. Никакими усилиями она не могла скрыть свою слабость и унять  мелкую дрожь в  пальцах.

- Это и будет состояние полной самадхи, когда мы растворимся, превратимся в поле, и нас не станет? – спросила Настя.

- Посмотрим, - едва заметная ухмылка коснулась губ Натха.

- А ты уверен, что, войдя в эти врата, мы сумеем потом вернуться назад?

- Я лишь немного приоткрою…

- Почему ты думаешь, что там мы сохраним себя настолько, что  у нас еще останется желание вернуться назад? Быть может, там у нас не будет вообще никаких желаний и ничего другого, что делает человека мыслящим и живым.

Натх поднес ее ладони к  своему лицу, согревая их дыханием, будто через тепло ей могла передаться вместе с его уверенностью и частица его самого.

- Рано или поздно нам придется сделать это, - его негромкий, но твердый голос  не оставлял выбора.

Настя более не противилась, иначе Натх бы сделал все что нужно и без ее на то согласия, неумолимо ломая ее хрупкую волю и не замечая разницы между нею и своими неугодными желаниями. Потому Настя тихим голосом попросила лишь, чтобы длилось это недолго. 
 
- Мы уменьшим время измерения… -  Натх после недолгого спора с педантичным физиком сошелся на пятнадцати минутах.

 - Сейчас мне или Анастасии может стать плохо, - предупредил Натх Саймона. – Если она потеряет сознание, приведи ее в чувство. А я сам позабочусь о себе.

Саймон лишь рассеяно кивнул.

Натх опустился перед Настей на корточки, заглянул ей в глаза, парализуя остатки воли, и в тот же миг нереальная сила окружила их со всех сторон и тихо пульсировала, стараясь не раздавить своей мощью. Настя сквозь ставшие в один момент проницаемыми стены увидела подземную лабораторию со всеми комнатами, коридорами, механизмами, увидела, как ходят по комнатам люди. Чуть напрягла внимание, и в мозгу всплыли их мысли, невыносимым бременем захлестнули все ее существо. В один момент Настя стала каждым из этих людей, все заботы, вся боль – явная, либо приглушенная уже многие годы, терзания их и радости стали и ее частью, чудом не вытеснив ее неокрепшую душонку. Объять это все было не в человеческих силах. Натх помог ей отвлечься, увлек ее к другой цели, и чужие заботы оставили ее голову. Небольшим усилием воли – уже не своей, но и не подконтрольной Натху всецело - Настя подняла гирю в воздух и отправила туда, где Саймон на потолке нацарапал крест. Его Настя не видела  привычным зрением, но при этом ощущала его так же явственно, как и следы пребывания не так давно в том месте под потолком очаровательного физика, который со слепой настойчивостью заточил себя в подземелье, надеясь хотя бы тут подавить свое упрямое живое естество. А оно  вновь и вновь оживало, влекомое каждым встреченным красивым женским личиком. И ни самоуничтожение, ни пережитая когда-то боль, которую обычный человек вытерпеть и не сойти при этом с ума не способен, ни часы медитации над сложнейшими физическими трактатами, ни осознание своих маленьких побед воли над плотью,  не смогли убить в нем здоровое природное влечение, древнее, как сама жизнь. Настя это знала – его мысли минуту назад шептали в ее голове, как и мысли многих других людей в этой подземной лаборатории.

- Натх, я ничего не понимаю, - сказал Саймон,  глядя на экран, где уже минут пять как должна была отразиться лавина обещанных импульсов. – Сигнала нет совсем, хотя ты удерживаешь массу в воздухе. И где же твое чудо?

- Это не самадха, - произнес Натх тихо, почти по слогам. – Я так и предполагал. Саймон, у тебя есть еще какая-либо теория?

– Еще все это можно объяснить выходом за пределы сущего, за грань пространства – времени и причинно-следственных связей. Или чудом Божьим…   

В те моменты Настя была несоизмеримо ближе Натху, нежели тогда, когда он держал ее в своих объятиях.  Настя протянула к нему руку, и он сделал то же самое. Их ладони встретились, соприкоснулись, и реальность разлетелась на бессчетное множество точечных осколков. Боль разрываемого на атомы тела стала неважна. Ладони легко, без всякого сопротивления, слились в одну, немного большую, нежели ладонь Натха. Кожа ее отдавала кобальтовой синевой. «У нас есть определенная форма» - непонятно было, кому из них двоих пришла в голову эта мысль. Дальнейшему соединению помешала одежда. Натх мысленно пообещал продолжить эксперимент после, в более интимной обстановке.  Настя, не отрываясь, смотрела Натху прямо в глаза. Так смотрят не на любимого человека, а на свое отражение. Стала проникать в воспоминания Натха так же легко, как в свои. «Не надо, - молил он. – Там нет ничего интересного. Тебе не нужно это переживать». Но остановить Настю он не смог, ведь сейчас он не был сильнее ее. И его воспоминания, яркие, ноющие, отчетливые настолько, что их невозможно было отличить от ее собственных, и так непохожие на чужие мысли, которые ей уже довелось пропустить через себя, унесли ее в прошлое, когда Натх становился таким…

Вот она, то есть - он, вышел из глубокого транса. Сильная боль разлилась по всему телу, кожа была покрыта волдырями ожогов, сгорели все волосы на голове. Чтобы не потерять сознание от боли, он опять стал входить в транс, но не такой глубокий, как прежде, чтобы можно было обгоревшими худыми руками судорожно разгребать пепелище в поисках старого сиддху, которому он прислуживал уже много лет. Безумно хотелось пить, растрескавшийся язык не вмещался во рту. Натх руками стал рыться в еще горячем пепле, пока, наконец, не откопал обгоревшие кости - все, что осталось от сиддху Видьяхара. Он оказался слабее своего несчастного ученика. Чувство облегчения и свободы на миг возникло в его раскалывающейся на части голове, но скоро его вытеснило более сильное чувство одиночества и безысходности. Напрасно повторяли обожженные губы: «Все это преходяще. Все не неважно». Он остался совершенно один на всем белом свете,  неприспособленный к жизни, пугающийся людей, а теперь еще и калека.

Уже много лет он странствовал по свету с суровым старцем, беспрекословно ему подчинялся. Люди их сторонились, но почитали за умение предсказывать судьбу и врачевать.  Вдвоем они жили на подаяния, занимались знахарством и лечением больных. Сиддху обучил Натха санскриту, фарси и заставлял наизусть выучить древние книги, которые зазубрил когда-то сам. За малейшую провинность сиддху избивал его, постоянно морил голодом – очищал от скверны его слабое тело для того, чтобы оно готово было принять бога. Сейчас Натх не ел почти тридцать дней, хотя все это время успел поработать носильщиком на рынке и несколько раз переплывал реку, чтобы посмотреть, что творится в храме слононоликого бога Ганеша на другом берегу. Несколько дней назад полная женщина, увешанная тяжелыми драгоценностями от лодыжек до самой макушки, столкнувшись с ним на ступенях храма, не удержалась и вскрикнула: «О Рам! До чего же он страшный!»,  и приказала молодой служанке, чтобы она дала длинному тощему ободранцу горсть фиников.
 
            - Возжелай тела моего, ног! Возжелай глаз, возжелай бедер! Глаза твои и волосы, вожделеющие ко мне, да пожухнут от любви!* - пропел Натх мысленно.

Девушка, прикрывая краем яркого сари лицо, так что только черные подведенные глазенки с вызовом смотрели на Натха, брезгливо бросила ему фруктов и убежала за хозяйкой, позвякивая тонкими серебряными браслетами на ногах. Как ему хотелось тогда получше рассмотреть ее дерзкое личико! Если бы ни финики, небрежно брошенные ему маленькой ручкой, возможно, Натх не пережил бы недавнее испытание.

Сил совсем не было, и никакие духовные практики не питали его истощенное тело. Богу пристало входить в изнеженные тела принцев, которые забылись в созерцании, гуляя по прекрасному саду, но не в эту изуродованную плоть, которая зябнет по ночам, свернувшись калачиком у стены, неподалеку от сточной канавы. Натх тихо ненавидел старого сиддху, но тот был единственным близким ему человеком. Родные Натха – братья и сестры, к тому времени уже успели обзавестись сворой ребятишек и состариться – люди в тех местах угасают быстро - не признали в истощенном подростке с испепеляющим взглядом того мальчика, которого много лет назад увел из их семьи бродячий сиддху. Более в том, родном до боли в сердце, но ставшим для него чужим селении Натху бывать не доводилось. Обычные люди столь долго не живут, а они со старым сидху все почему-то не умирали. Уже много лет он оставался тощим нескладным подростком, хотя на его глазах многие люди – обычные, а не такие отшельники, как он с сиддху Видьяхаром - родились, выросли, состарились и умерли.
 Их обоих выловили слуги раджи, которому сиддху Видьяхар недавно составлял гороскоп. Предсказания не сбылись, раджа потерял армию в битве с моголами и был взбешен. Старого отшельника, и Натха заодно, он обвинил в сговоре с неприятелем – а сиддху действительно не гнушался развлекать своими предсказаниями и мусульман. Их обоих привязали к столбу, обложили хворостом и подожгли. Чтобы лучше горело, хворост посыпали китайским порохом.
Натх долго перебирал обгоревшие кости своего учителя, с боязнью представляя, как он будет дальше жить, пока не услышал конский топот  и угрожающие человеческие голоса - это слуги раджи заметили в предрассветной дымке его, сидящего на пепелище, и с мечами наголо мчались прямо на него. Натх вскочил на свои длинные худые ноги и побежал, заглушая ненавистными мантрами ту сильнейшую боль, которую причиняло ему каждое движение, и от которой хотелось, наконец, умереть. Впереди ему преградили путь еще несколько всадников. Преследователи, опьяненные погоней, жаждали его мучений и смерти – Натх ясно ощущал в их беспорядочных мыслях злость и предвкушение удовольствия от того, как они снова будут его убивать. А еще видел, как  сильно они удивлены, что он сумел выжить после вчерашней изощренной казни. Не выдержав боли, Натх упал на камни, которые острыми краями беспощадно раздирали его обгоревшую плоть. Двигаться более сил не оставалось. Под железными копытами все сильнее тряслась растрескавшаяся под палящим южным солнцем земля, ударами пульса отдавая в тяжелой ноющей голове  и тонком бессильном теле - всадники уже совсем рядом…
 
Настя покрылась холодным потом, ничего не замечая вокруг, и лишь сжалась в комок,  с ужасом ожидая, когда на нее опустится уже занесенный кривой меч, который  своим блеском в утренних лучах ослепил ее, мешая рассмотреть лицо неприятеля.

- Настенька, - прошептал Натх с нежностью, совсем по-русски, лишь с небольшим акцентом.
 
Языки ему давались легко – достаточно было на долю секунды проникнуть в сущность его носителя, но тело, упрямое, неповоротливое, не способно правильно произносить незнакомые слова. Настя вцепилась дрожащими пальцами в волосы Натха, тихо вскрикнула, и ее измученное сознание не смогло удержаться в теле.

 Негромкий хлопок - гирька, которая удерживалась в воздухе по ту сторону детектора,  разлетелась вдребезги и покрыла тончайшим слоем металлической пудры все вокруг. В этот же миг внизу, в глубине шахты что-то грохнуло, затряслось, и через мгновение колебания достигли лаборатории. Тотчас погасло освещение. Натх, который в полузабытьи уткнулся лицом в колени Насти, понемногу стал приходить в себя, и только через несколько минут, когда заработал резервный генератор, уже мог воспринимать окружающую действительность. Саймон же с воплями ужаса носился вокруг датчика, заглядывал в шкафы с электроникой и, на чем свет стоит, ругал бестолковых шахтеров, которые так неудачно обрушили пласт породы, либо – о ужас! -  вздумали проводить взрывные работы и привели, в конце–концов к порче дорогого оборудования.

Натх уложил бесчувственное тело Насти себе на колени, прислушиваясь к ее дыханию. Саймон прекратил, наконец, носиться по комнате и причитать над испорченной аппаратурой, принес нашатырь. Когда Настя открыла глаза, сознание еще не вернулось к ней полностью, но увидев Натха, она заплакала, а в глазах ее, обычно полных стального звенящего холода, была  лишь жалость и сочувствие.


- Я же говорил, что там нет ничего приятного, - прошептал Натх, едва касаясь остывшими губами ее лица. - Испугалась, маленькая?

 Но Настя не могла воспринимать его слова.

- Мы уходим, -  Натх взвалил ее, не ожившую еще после пережитого, себе на плечо, и попрощался с Сайманом. - Сейчас тут начнется такой переполох…

В туннеле стояла густая темень, не слышно было лязга и грохота, лишь гулкое эхо шагов, звук падающих капель и редкое шипение пара поглощалось многокилометровой глубиной шахты. Натх не включал ненужного ему освещения, потому Настя не видела, как он пробил брешь в верхней части подъемной клети, которая без электричества стала бесполезной грудой металла, и как взлетел вверх – иначе выбраться на поверхность было невозможно.

 В самолете его прикосновения помогли Насте вернуться к реальности. Она посмотрела вниз, на оставшуюся позади шахту, потом – на Натха, сидящего рядом, в кресле пилота.

- Ну вот, маленькая, - начал было он. – Одним неосторожным движением мы испортили Саймону дорогую игрушку…

Но Настя не хотела слушать. Пережитый недавно смертельный ужас все еще стоял перед ее глазами.   

- Как ты сумел спастись от них? – спросила она, подавляя слезы, застрявшие в горле.
- Я тогда научился летать, - тихо сказал Натх.

Настя бросилась к нему, прильнула всем телом, погладила по смуглой щеке и легонько поцеловала в губы, вложив в это всю свою зарождающуюся нежность. Натх, придерживая за тонкую талию внезапно ставшую ласковой Настю, продолжил поцелуй, от которого она забыла обо всем на свете и только льнула к нему, то перебирая тонкими пальцами с прозрачными ноготками его выбившиеся из косы волосы, то упираясь в его вздымающуюся грудь.
   
- Я буду любить тебя, - пообещала она, блаженно уткнувшись Натху в плечо. 

- У тебя нет иного выбора, маленькая, - в его тихом голосе было столько твердости, что по спине Насти пробежала легкая дрожь.
_______________
*Атхарведа (Перевод Т. Елизаренковой)



Благодарю за помощь в описаниии состоянии смерти автора Алек По http://www.proza.ru/avtor/kodder


Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/03/07/2052

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/03/11/1936