Виктор Попов - Одинокое счастье
ОДИНОКОЕ СЧАСТЬЕ
Пьесы
Река Времени
Воронеж
2007
УДК 821
ББК 84(2Рос-Рус)6
П 58
Воронежские писатели: XXI век
Руководитель проекта Евгений Новичихин,
Ответственный редактор серии Екатерина Мосина
Художник серии Алина Мосина
Серия основана в 2007 году
П 58 Попов В.М. Одинокое счастье: Пьесы. – Воронеж: Река Времени, 2007. – 64 с. («Воронежские писатели: XXI век»)
Пьесы Виктора Попова продолжают серию книг «Воронежские писатели: век XXI». Этот проект правления Воронежского отделения Союза писателей России – некоммерческий. Книги этой серии безвозмездно передаются в библиотеки области, где они станут хорошими помощниками для педагогов, библиотечных работников и всех, кто занимается воспитанием молодёжи, литературным краеведением.
Эта серия представляет весь довольно обширный пласт воронежской литературы начала двадцать первого столетия. Две пьесы известного воронежского писателя Виктора Попова рекомендуются для постановочного репертуара народных театров.
© Попов В. М., 2007
© Редакционно-издательское оформление, «Река Времени», 2007
ОДИНОКОЕ СЧАСТЬЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
С е м е н о в П а в е л А л е к с е е в и ч, директор профтехучилища;
М а р и я К у з ь м и н и ч н а, его жена;
Ж а н н а, их дочь;
Н и к о н о в, учитель:
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч, директор предприятия;
Б е л я е в, человек без должности;
Г о л о с а.
Действие происходит в наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Кабинет директора профтехучилища. По кабинету прохаживается директор Семенов. Подходит к письменному столу, давит на кнопку внутренней связи.
СЕМЕНОВ. Позовите Никонова.
ГОЛОС. У нас их два, однофамильцы. Которого?
СЕМЕНОВ. Не завхоза – учителя.
Вскоре появляется Никонов, молодой человек с короткими бакенбардами.
НИКОНОВ. Слушаю, Павел Алексеевич.
СЕМЕНОВ. Что ж, теперь ты слушай... Я снова наслушался. Дошли обрывки из отрывков... Хочешь уйти из училища? Уволиться?
НИКОНОВ. Да, почти решился.
СЕМЕНОВ. Обрадовал... Даже не посоветовался.
НИКОНОВ. Чего ж советоваться?... Дело почти решенное.
СЕМЕНОВ. Очень интересно... А кто здесь будет работать? Другие, глядя на тебя, могут потянуться. Ты об этом подумал?
НИКОНОВ. Я не начальник. У нас есть директор... Пусть начальство думает.
СЕМЕНОВ. Вон как заговорил... Не ожидал! Казался покладистым, рассудительным... В чем дело? Что заставляет?
НИКОНОВ. Вся обстановка.
СЕМЕНОВ. Тебя никто не притесняет. Авторитетный...
НИКОНОВ. Я не обижаюсь. Имею в виду обстановку не в училище, а – вообще... Не вижу просвета. Пока свободный, могу жить кое-как на нынешнюю зарплату. А когда обзаведусь семьей, как тогда?
СЕМЕНОВ. Будешь жить лучше, чем сейчас. Обстановка ... приходит в порядок. Видишь, то и дело зарплату повышают. Тенденция хорошая.
НИКОНОВ. А я вижу эту тенденцию не совсем как благо. Правой рукой зарплату прибавляют, а левой повышают цены. В проигрыше остаются такие, как я. Играют не только с зарплатой. А налоги? А всякие, так сказать, социальные блага? Вижу, как пенсионеры бедствуют из-за тех же лекарств. Что меня ждет? Какой просвет впереди?
СЕМЕНОВ. Грустно... Жить с таким настроением... Не могу понять... Конечно уходи! Передавать подобные мысли своим ученикам... Что у них воспитаешь? А ведь они – будущее, судьба. Уходи!... Не держу. Если бы раньше знал о таком твоем настрое, сам бы выгнал без всяких профсоюзов! Кем будешь работать? Где? Почти везде такая обстановка.
НИКОНОВ. О жизни надо тревожиться, о своей жизни. Раньше, говорят, вдалбливали: партия заботится о каждом, а ныне даже такого обмана не услышишь. Все творится в открытую. Одни пухнут от обжорства, а другие от врачей не отходят, ну и ... Что я предложу своей будущей жене?
СЕМЕНОВ. При таком настрое ничего не предложишь. Лентяй. И в голове дефицит извилин.
НИКОНОВ. Что есть, то и есть... В гастрономах грузчики получают больше, чем мы - учителя.
СЕМЕНОВ. Все, поговорили, выяснили! Не спрашиваю, а знаю: ты за моей дочкой устебываешь. Дело твое. Но своему ребенку я расскажу о нашей... мирной беседе. Пусть знает, уже взрослая; сама определится как быть с тобой. Да и вообще... Уходи! В своих гастрономах внедри что-нибудь, так сказать, из малой механизации трудоемких процессов. (Подходит к окну). Вон твои коллеги по будущей работе, как муравьи, пестуют ящики.
НИКОНОВ. Кому-то надо пестовать... Работа есть работа...
СЕМЕНОВ. Знаю, спасибо за подсказку... Как можно?.. Хорошая профессия, высшее образование и ... завидовать грузчикам?..
НИКОНОВ. Павел Александрович, я могу идти?
СЕМЕНОВ. Не держу! Ступай с Богом!.. Впрочем, стой! Почему я сейчас не поговорю со своей дочерью? Тем более – в твоем присутствии... Не возражаешь? О тебе разговор. И о ней. Да и вообще о ваших отношениях. Не сомневаюсь, сейчас получишь от ворот поворот. Чтоб утихомирился,
понял? (Давит на кнопку на столе). Найди мою Жанну, пусть немедленно ко мне.
ГОЛОС В ТЕЛЕФОНЕ. Да где ж ее?..
СЕМЕНОВ. Не знаю! И знать не хочу! Вынь хоть из-под земли!
ГОЛОС В ТЕЛЕФОНЕ. Хорошо, буду рыть землю. Экскаватор дадите?
СЕМЕНОВ. Лопатой обойдешься... Совковой! Выполняй, что говорят!
НИКОНОВ. Может, мне поручите?
СЕМЕНОВ. Без тебя обойдемся.
Музыкальная короткая пауза.
НИКОНОВ. Мне лучше освободить кабинет. Свидетель семейного разговора... Ни к чему.
СЕМЕНОВ. Мне лучше знать, к чему или ни к чему.
Появляется Жанна, молодая миловидная девушка.
ЖАННА. (Обращается к отцу). Ты меня звал?
СЕМЕНОВ. Звал! Хорошо, что быстро явилась.
ЖАННА. Я шла по коридору... Чего такой взъерошенный?
СЕМЕНОВ. Ничего! Будешь взъерошенный... Женихи мучают!
ЖАННА. (Смеется). Какие женихи? Еще никто не сватал.
СЕМЕНОВ. А вот этот... Он резервный? Или – как?
ЖАННА. Очень просто, – никак.
СЕМЕНОВ. (Обращается к Никонову). Слышал? Проникся? Повторить?
НИКОНОВ. Можно не повторять. Без вас объяснимся.
СЕМЕНОВ. Без меня? Хорошо придумал! Она мне дочь или посторонний человек? Мне не безразлична ее судьба или... куда повернет? Без меня... Судьбу дочери определяет без отца!.. Хорош гусь...
ЖАННА. О чем разговор? Что вы спорите? Я не выхожу замуж. Об этом никакого разговора не было...
СЕМЕНОВ. Вот и хорошо, что не было! Но – может быть! Дело к этому направляется. Душой чувствую. Этот гусь увольняется, ему много денег требуется, не просто для себя, а уже для семьи. Об этом он сам толковал.
ЖАННА. Это естественно, деньги – главная забота у каждого. Время такое.
СЕМЕНОВ. Какая рассудительная стала!
ЖАННА. Конечно, будто живу в вакууме, ничего не вижу, ничего не слышу.
НИКОНОВ. Жанна, я прошу выйти за меня. Без всякой тянучки, временем надо дорожить...
ЖАННА. Да ты что-о? Давно ли созрел? Сколько встречались, а ты даже ни слова...
НИКОНОВ. Все же созрел! Увольняюсь, а без тебя... Моя жизнь нормальной не получится. Уволюсь, конечно, и тебя не смогу так часто видеть, как сейчас...
ЖАННА. Ну, ты даешь!.. Неужели – серьезно?
НИКОНОВ. Считаешь меня болтуном?.. Скажешь – трепач...
ЖАННА. Зачем так? Я к тебе, как привязанная... Но – удивил...
СЕМЕНОВ. Он удивил и меня. Такой человек... Голодранец, а туда же, подавай жену-у...
ЖАННА. Ну и пусть! Сейчас, может быть, голодранец, а что завтра? Не в этом дело! Я, кажется, люблю этого голодранца. Вот – главное! СЕМЕНОВ. Кажется... Перекрестись, вот и не будет казаться! (Подходит к столу, набирает номер телефона). Слушай, хозяйка! Приди немедленно ко мне! Слышишь? Разговор большой! Нет, дома не будет разговора! Тут... люди, не тащить всех домой... Давай на одной ноге!.. Да, горячо! Так еще не случалось!
НИКОНОВ. (Жанне). Если откажешь, то не знаю, что со мной случится...
ЖАННА. Избави Боже! Не говори так!
НИКОНОВ. Как еще говорить о самом главном в моей жизни?
ЖАННА. Я люблю тебя! Повторю: это самое главное, на всю жизнь! Неужели до сих пор не заметил?
НИКОНОВ. Очень даже заметил! Тогда в чем трудность? Дай согласие!
ЖАННА. (Смущенно). Я согласна-а...
СЕМЕНОВ. Вот так фокус... Неужели?..
ЖАННА. Никакого фокуса... Выйду... насовсем!..
Вбегает Мария Кузьминична.
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Что стряслось?!
СЕМЕНОВ. Пока ничего... Но может стрястись! Твоя дочь собралась замуж за этого... за этого голодранца!
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. (Озадаченно). Вот... не хватало... Чего только не ждали, не гадали... Дочка, ты в своем уме?
ЖАННА. Когда-нибудь... надо. Не хочу оставаться в девках...
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Спешишь... Такое приобретение потерять боишься?..
ЖАННА. Не спешу, но и откладывать не намерена. В студентках не вышла, а что же теперь!..
СЕМЕНОВ. Это не все!... Он увольняется! Как семью станет содержать?
НИКОНОВ. Сумею. Руки-ноги целы-ы.
СЕМЕНОВ. Он сумеет... Ты еще не ел жмых вместо хлеба. Не стоял в очереди целыми ночами за черствым куском, да не просто так, а по карточкам! А мы всего хлебнули!..
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Что было, то было... Страх один: как вспомнишь, сердце кровью обливается...
СЕМЕНОВ. Я не хочу своей дочери такой непогоды. Избави Бог! А ты, молодой человек, ее хочешь затянуть!
НИКОНОВ. Да что вы предрекаете? Не пропадем. Я работать буду, найдем вместе что-либо подходящее... Грузчиком, хотя бы! Обойдемся! Но – вместе...
ЖАННА. Обойдемся... Вы пережили с мамой, ваши отношения от тех невзгод не поломались. Даже – наоборот.
СЕМЕНОВ. А я не хочу, чтоб моя дочь заведомо лезла в такую петлю.
НИКОНОВ. Деньги нужны?
СЕМЕНОВ. А как же? Нужны! Куда нынче без денег? Хотя бы на кусок хлеба! Молчишь, невеста... Или твое решение не покачнулось?
ЖАННА. Ты прав... Не покачнулось. Выхожу... Я люблю его. Это дороже денег. На всю жизнь!
СЕМЕНОВ. Эх, вы-ы... Не видите что ль, что кругом делается? Всякая прихватизация... Главное, побольше хапнуть. А такие, как вы, обречены оставаться голодранцами... И откуда тяга к нищете? Молодые, современные, а вытворяете... Как в позапрошлом веке! Или мозги засорились?
НИКОНОВ. Хотите, чтоб и мы хапугами стали?
СЕМЕНОВ. Нет! Я хочу, чтоб не сводили концы с концами, что называется, в натяжку. Чтоб нормально жили! Конечно, с деньгами, но, как говорится, в разумных житейских пределах.
НИКОНОВ. Вот тут наши интересы совпадают.
СЕМЕНОВ. Нет! Пути разные, а интересы... У кого они другие? Только и слышишь, только и видишь по телевизору, кого посадили, на кого покушение из-за денег, кто прогорел - то есть обанкротился... Какие же кругом грамотные, резвые!.. И вы туда же!
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Ты прав, отец. Только и слышишь... Как самое неотложное во всех делах, главнее ничего нет... Дочка, моего благословления на замужество не получишь.
ЖАННА. Мама, как ты можешь?!
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Могу! Счастья тебе желаю, вот и... могу!
ЖАННА. В чем оно, твое счастье?
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. А в том! О нем только что отец говорил!
ЖАННА. Значит, – все?!
СЕМЕНОВ. Что еще? Приданое? Его нет! Ни деревни, ни нынешних крепостных. Чего хочешь?
ЖАННА. Вот уж чего не ожидала...
СЕМЕНОВ. Получай – уж коли невтерпеж... Счастье отыскала... Бери его со всеми потрохами.
ЖАННА. Беру!
Пауза.
СЕМЕНОВ. Где собираетесь жить?
НИКОНОВ. Еще не обсуждали... На вашу жилплощадь не претендую. Так что, не беспокойтесь.
СЕМЕНОВ. А я и не тревожусь из-за своих квадратных метров. Что ж, ищите свободные дома... в том же частном секторе.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Комната у хозяина дома – Беляева. Застолье по случаю вселения молодых квартирантов.
НИКОНОВ. Неудобно как-то... Мы должны поставить все это (показывает на закуски на столе), а получается наоборот.
БЕЛЯЕВ. Ничуть не наоборот. У меня свои порядки. Чтобы никаких церемоний. Ну-с, побудем. Вздрогнем, так сказать.
Чокаются, выпивают.
ЖАННА. А почему без... дамы? Вы холосты?
БЕЛЯЕВ. Как сказать... Считаюсь вроде бы женатым, а на самом деле холост. Живу один. Сбежала. Мои хоромы не по душе. Видите, что возвел? Много труда вложил, но, как известно, Москва не сразу строилась. А ей надо
было сразу и чтобы... все. Не будем об ней, не заслуживает... Мы спешить не станем, но и притормаживать ни к чему. Нальем еще по одной. За ваше хорошее проживание в этом доме!
Выпивают. Беляев пьет сполна, Никонов только пригубил.
БЕЛЯЕВ. За женщин, то есть за вас... Не за мою... Какая у тебя профессия? Где работаешь?
НИКОНОВ. Учитель. Пока без работы.
БЕЛЯЕВ. А вы чем заняты?
ЖАННА. Я тоже учительница и тоже... без дела.
БЕЛЯЕВ. Не очень здорово! Хорошо, что пока без детей, а то бы хлебнули. Впрочем, оно и сейчас не мед, вижу по всему, иначе бы не искали чужой угол. Как думаете расплачиваться? Чем?
НИКОНОВ. Пока есть кое-какие сбережения... Понимаю вас, будем платить исправно, я не способен сидеть, сложа руки.
БЕЛЯЕВ. Кто ж нынче ничего не делает? Пропадешь. Ладно... Что-нибудь придумаем, если сами ничего не подберете.
ЖАННА. Спасибо... Поддержка на первых же днях... Спасибо! А вы где работаете? Кем?
БЕЛЯЕВ. Нигде, никем. Просто живу! Спросите, на какие шиши? Поживете – узнаете. Зачем работать, таким как я? Правда такая: кто не работает, ну, так сказать, официально, те живут лучше, объемистее. И – свобода! О-о, да еще как живут. Куда мне до них... Я и то, видите, какой особняк отгрохал?!
НИКОНОВ. Извините... Коли на то пошло, зачем мы вам?
БЕЛЯЕВ. Скажу откровенно. Одному скучно. Дом, вон какой, а я один. Ну и еще... Все-таки в доме люди, есть, кому присмотреть.
НИКОНОВ. В роли сторожей?
БЕЛЯЕВ. Зачем так поворачивать... Вам будет не все равно, если, допустим, воры или обычные наркоманы заберутся? Вы же подадите свой голос?
НИКОНОВ. Это конечно так. Что ж, закрепим так называемую сделку.
Выпивают.
БЕЛЯВ. В этом коттедже я один. Прихожу, забираюсь наверх, включаю телевизор и... начинается. Меня не мучает одиночество, а все же не покидает мысль: в этом мире я брошенный. Можно спорить самому с собой, почему –брошенный? Скорее всего, я бросил общество. Не разберусь, кто – кого.
НИКОНОВ. Странный диспут с самим собой.
БЕЛЯЕВ. Ничего странного. Можно сказать, обычный человек работает на общество, вкалывает, так сказать. А на какое общество? Какое нынче оно? До недавнего прошлого вырисовывалось как общество вроде бы рабочих и крестьян. А нынче? Пустота в мире, в моей душе, только умею рубли класть на рубли, доллары на доллары. Научился! Нынешняя обстановка заставила мозгами ворочать. Ну и что? Да ничего!
НИКОНОВ. Богатство мучает?
БЕЛЯЕВ. Не мучает, а, считаю, почему-то сделал свою душу почти пустой. В три горла, что ли, мне пихать эти деньги? Я везде, почти везде побывал, насмотрелся, купался в разных морях, месяцами жил на каких-то островах, а как только надоест чужое разнотравье, так тянет домой. Приезжаю, кладу эти самые денежные блоки, опять сколачивается капитал, но – зачем? Что мне им делать? Власть, обладание властью, – мне чуждо; пить? – радость невелика, да и о здоровье не забывай, милейший... Я вытеснен из жизни, эта жизнь для меня как выброшенный временем кусок света. Но он же не бесконечен этот кусок. Когда-то кончится, сил уже... тю¬тю, деньги не потребуются... А для чего они?
НИКОНОВ. Вы – миллионер?
БЕЛЯЕВ. Зачем вам знать? Не нуждаюсь! А терять приобретенное не хочется. Оставаться нищим? Это как многие мои бывшие сослуживцы... Посмотришь на них, – мороз по коже. Копаются, вкалывают, и все из-за какого-то несчастного куска хлеба...
НИКОНОВ. Извините... Я хочу немного размяться.
БЕЛЯЕВ. Разминайтесь на здоровье, гуляйте... Что-то быстро запьянели.
НИКОНОВ. Да... вроде бы ничего, держусь. Скажу прямо: может, найду какую-нибудь другую квартиру. Мне здесь как-то... не по себе.
ЖАННА. Да ты что-о! (Всплеснула руками).
НИКОНОВ. Посиди. Я не надолго... Рядом не один дом.
ЖАННА. Идем вместе.
НИКОНОВ. Не все ли равно? Без тебя быстрее управляюсь.
БЕЛЯЕВ. (Обиженно). Пусть идет, пусть отыщет квартиру получше.
ЖАННА. Только недолго! Хорошо?
Никонов уходит.
ЖАННА. (Смотрит в окно). Странно... Вы так откровенны с нами, по сути – с незнакомыми. Проще простого попасть впросак.
БЕЛЯЕВ. Не боюсь! Я сболтнул что-то плохое? Я же – о себе, только о себе, не покушаюсь ни на чьи интересы, не критикую их. Да и вообще с незнакомыми обычно легко откровенничать, а вот со знакомыми... Они могут повернуть, как им хочется. Неприятно!
ЖАННА. Все равно как-то странно...
БЕЛЯЕВ. (Деликатно наливает в бокалы). Давайте еще... по чуть-чуть. Пить, так пить, сказал котенок, утопая в молоке. (Пьет). А что же вы?
ЖАННА. Я не котенок.
БЕЛЯЕВ. Ладно... Будем считать – кошечка. Чтоб кто-то ухаживал, обхаживал, – все женщины такие! Порода-а!
ЖАННА. Почему вы одиноки? При ваших возможностях... Хотите, познакомлю с интересной девушкой, закончила университет, еще не замужем. Красивая!
БЕЛЯЕВ. Не люблю красивых! Как правило, все они в жизни – артистки, во всем – играют. Я им не верю, потому и разошелся с одной такой. Мне вот кто нравится... Как вы! Такую женщину невозможно разлюбить! И вот передо мной – она! За других не говорю, но за себя ручаюсь – никогда не разлюблю!
ЖАННА. (Смеется). Это как объяснение...
БЕЛЯЕВ. (Высокопарно). Истинной правде не верите? Но это – так!
ЖАННА. Почему же... Верю. Пресыщение женщинами... Наверно, так иногда получается.
БЕЛЯЕВ. Как видите – далеко не мальчик, не кривлю душой...
ЖАННА. Что ж, не надо кривить... Откуда у вас такие деньги?
БЕЛЯЕВ. Сажу честно: у меня бензоколонки. Несколько! Начинал с одной, а потом пошло – поехало. Там управляются директор, бухгалтерия, все необходимые люди... Им создал все для приличной жизни... В другой раз расскажу поподробнее, а сейчас, пока нет вашего... как его... В общем, не разговор комкать! Он же вот-вот пожалует.
ЖАННА. Не объясняйте... Вы просто врете!
БЕЛЯЕВ. Вот именно вы врете, а не я! Какой он муж? Ведь вы еще не записаны!
ЖАННА. А гражданского брака не признаете?
БЕЛЯЕВ. Признаю! Но рекомендовались как муж и жена.
ЖАННА. Мне кажется, такой разговор неуместен.
БЕЛЯЕВ. Все уместно! Мы не дипломаты, чтоб темнить. Допускаю, что может быть, слишком откровенен. Но это не великий грех. Верно?
ЖАННА. Не знаю. Я не специалист по грехам.
БЕЛЯЕВ. Можно подумать, я только и делаю, что грешу. Вы видели целиком мой коттедж? Не без греха вырос он. Но от этого никому не стало худо. Никому! Вот и думайте, очень я грешен или нет?
ЖАННА. Не хочу думать... Не мое дело такие анализы.
БЕЛЯЕВ. Напрасно... А ведь могла быть здесь хозяйкой. При желании; конечно.
ЖАННА. И не подумаю!... Зачем эта болтовня?
БЕЛЯЕВ. Пока пусть будет болтовня... А если – замаскированная правда? Один мудрец написал, что любой человек это тайна. А я скажу конкретнее: каждый человек это кокон. Что у него за внешней оболочкой? Никто не знает! Да и надо ли знать? Я ведь тоже грамотный, книжки читал, диплом на руках.
ЖАННА. Вот о себе правду сказали. Кокон! Настоящий! Мне будет трудно с этим коконом, под его крышей.
БЕЛЯЕВ. Действительно вам трудно... Молодой муж, к тому же, по моему наблюдению, – первый... Куда уж мне?!
ЖАННА. Вы разгулялись... Прекратим этот разговор!
БЕЛЯЕВ. Вы правы, – ни к чему. Человек отказывается от элементарных благ... Ему нравится таскаться по чужим углам, да еще с незаконным, сказать по-нынешнему, гражданским мужем...
ЖАННА. Не трогайте моего мужа! Вы не знаете его, какой он человек!
БЕЛЯЕВ. Извините... Не трогаю. И никогда не буду трогать. Он просто не нужен. А от ненужных вещей обычно избавляются. Но вот как быть с вами... Подумайте, я с вами... Не просто болтовня, а нечто серьезное... Наша жизнь – цепочка случайностей. Вот сейчас у меня и у вас такая случайность. Счастливая! На всю жизнь! Обманывать ни вас, ни себя не намерен...
ЖАННА. Когда же, наконец, вернется мой Никонов?
БЕЛЯЕВ. Соскучилась? Может, пока его нет, осмотрите апартаменты?
ЖАННА. Зачем? Я здесь не собираюсь жить. Ни в коем случае!
БЕЛЯЕВ. Дело ваше... Хорошенько прикиньте все за и против.
ЖАННА. Прикидывать нечего! Где он? Сколько можно ходить? (Смотрит в окно). А почему у вашего коттеджа нет цветов? Кругом камни.
БЕЛЯЕВ. Вы любите цветы?
ЖАННА. Люблю. Даже – очень. Однажды, после успешной экзаменационной сессии у нашей трамвайной остановки, у цветочного ряда, остановилась, как околдованная. Чего только не увидела! Глаза растерялись. Цветы... Можно было купить, но это как-то... Не очень. Красота, мне казалось, не продается. Вижу, молодой человек прикладывается к розам. Я – к нему. Сжала в руке вспотевшую бумажку, говорю, купите и тут же подарите мне. Он оценил меня взглядом, испугался и – едва ли не бегом от меня. Продавщица засмеялась, а мне стало стыдно. И ушла, тоже чуть не бегом. Глупый, конечно, случай, да мало ли что бывает...
Входит Никонов.
НИКОНОВ. Готово! Тут недалеко. Не то, чтобы... очень, но все же... Пенсионеры, старик со старухой, небольшой деревянный домик... Чего ты пригорюнилась?
ЖАННА. Просто так... Думаю... Тут все удобства, а там?
НИКОНОВ. Как принцесса-миллионерша! Переживем, а дальше видно будет. Идем!
ЖАННА. (Не отходит от окна). Подождем маленько... Не хочется. Не созрела на деревянный домик.
НИКОНОВ. Идем! Там дозреешь.
Жанна нехотя уходит за Никоновым. Спустя минуту-другую Беляев тоже уходит. Возвращается с охапкой цветов, ходит по комнате. Вскоре появляются Никонов и Жанна. Беляев церемонно вручает Жанне цветы.
БЕЛЯЕВ. Это вам от вашего молодого человека. Помните, у трамвайной остановки?
ЖАННА. У вас хорошая память... Спасибо!
НИКОНОВ. Вы уже знаете? Когда успели освоиться?
БЕЛЯЕВ. Даром время не транжирил. Береги свою... подругу! Могут увести!
НИКОНОВ. Если могут, значит, такова ей цена.
ЖАННА. Торгаши!.. Посмотрела твой деревянный дом, твою находку. Он мне даром не нужен! С этим коттеджем ни в какое сравнение! Хоть на короткое время, но... поживем по-человечески.
БЕЛЯЕВ. Правильно! К нищете всегда успеете... Решено! Извините, мне надо сделать телефонный звонок. Не уходите... Нет, не помешаете. Это мой друг подбирает квартирантов. А тут без него мозгуем. (Вынимает мобильный аппарат, набирает номер). Алло! Николаич?... Нет, некогда, вот приедешь ко мне, тут поймешь. Насчет закуса сообрази, что поинтеллигентнее, свеженькое... Они здесь, очень приличные молодые люди... Не сомневаюсь! Жду! (К Жанне). Помогите накрыть стол.
Суетятся. Входит Николай Николаевич, попросту - Николаич. Протянул Беляеву тяжелую сумку.
БЕЛЯЕВ. Чего это столько нахряпал? На зимовку собрался?
НИКОЛАИЧ. Собираешься на один день, бери из расчета на неделю.
БЕЛЯЕВ. Знаю, знаю... Знакомься: Никонов, в недавнем прошлом учитель... А это Жанна, его... подруга.
ЖАННА. Не подруга, а жена.
БЕЛЯЕВ. Не все ли равно! А это мой старый испытанный друг Николаич. Садимся, а то мы какие-то неудельные. (Рассаживаются. Беляев наливает, Жанна пододвигает закуску ближе к Николаичу). Значит, такая ситуация... Будут жить товарищ Никонов со своей подругой...
ЖАННА. Женой!
БЕЛЯЕВ. Пусть будет по-вашему, вам лучше знать. Займут одну комнату... Одну, я верно определил?
ЖАННА. Одну, на большее не потянем.
БЕЛЯЕВ. Потянете! С таким хозяином, как я, горы можно свернуть.
НИКОЛАИЧ. Подтверждаю!.. Деловой человек!
БЕЛЯЕВ. На первых порах не стану брать за квартиру ни одного рубля. Разумеется, за небольшую услугу.
НИКОНОВ. Какую? Об услуге не договаривались.
БЕЛЯЕВ. Договоримся, мы нормальные люди. Значит, Жанна, если не возражает, будет ежедневно убирать вот эту столовую и свою комнату. Согласна?
ЖАННА. Конечно! Чего тут убирать?
БЕЛЯЕВ. Отлично! А уважаемого Никонова я беру своим помощником.
НИКОНОВ. (Разводит руками). Странно... Без меня меня женили.
БЕЛЯЕВ. В отличие от своей подруги будете обеспечены жалованьем.
ЖАННА. Жена-а! Прошу не издеваться!
НИКОНОВ. Я в ваших делах профан. Какой из меня помощник?
БЕЛЯЕВ. В армии, знаешь, какой закон? Не умеешь – научим, не хочешь – заставим.
НИКОНОВ. Но у нас не армия.
БЕЛЯЕВ. Чего ты хорохоришься? Знаю, что делаю!
НИКОЛАИЧ. Послушай... А куда меня? Увольняешь?
БЕЛЯЕВ. Ни в коем случае, друзей не предаю. Как был, так и останешься директором. А он – станет помощником, не в твоем, а в моем подчинении. Нужен помощник! В последнее время тяжко становится...
ЖАННА. Из-за денег? Но вы говорили совсем другое... Они не нужны!
БЕЛЯЕВ. Говорил... Ну и что? В нищету, допустим, как вы, не намерен окунаться. Самое минимум надо постоянно держать в своих руках.
НИКОЛАИЧ. У тебя есть! Или растратил?
БЕЛЯЕВ. Все есть!... Объясняться не намерен! Запомни: когда войдешь в чье-либо тяжелое положение, считай – все! Дело пропало! Молоти свою копну, а не чужую. Друг называется...
НИКОЛАИЧ. Извини... запомнил...
БЕЛЯЕВ. Ну-с, давайте закрепим взаимопонимание. (Чокаются, выпивают). Наши порядки остаются прежними. Николаич, моей подписи не ставь ни под каким финансовым документом. Я – хозяин, ты – исполнитель... говорю в назидание своему помощнику.
НИКОНОВ. Моя роль... Куда пошлют?
БЕЛЯЕВ. Это, кстати, неплохая роль, исполняй, и голова не будет болеть. Зато, какую валюту будешь грести! Когда опомнишься, сколько будет радости! Подруге на счастье!
ЖАННА. Жене! Если так будете дальше, то я уйду в соседний деревянный дом.
БЕЛЯЕВ. Ладно, извини, больше не буду. Никонову первое поручение: съездить в Тюменскую область. Знаете где она?
НИКОНОВ. Издеваетесь?
БЕЛЯЕВ. Ни в коем случае! Что-то они с поставкой материала не торопятся. Почему? Время идет! Соперники не дремлют! Выведать, узнать и тут же – домой. И тогда мы примем меры. Понятно?
НИКОНОВ. А – документы?
БЕЛЯЕВ. Все получишь у директора: командировочные, проездные, – все-все, что полагается; мы – солидная организация, а не какая-то однодневка, шайка-лейка. Выехать завтра же! Никакого промедления. Николаич, пойдем, провожу тебя, кое-какие детали обговорим.
Беляев и Николаич уходят. Никонов смотрит им вслед.
НИКОНОВ. Что-то не нравится эта возня... Не пойму, в чем дело... Да и командировка... Как посылать человека, если он еще не в курсе этой, так сказать, солидной организации? Согласиться, значит взять на себя какую-то ответственность... Отказаться? Тогда забирай пожитки, справляй новоселье в другом месте. Может, так и поступим?
ЖАННА. Ты прав... (Задумалась). Сделаем так: уйти отсюда всегда можно. Вернешься из командировки, тогда видно будет, что к чему.
НИКОНОВ. (Целует Жанну). Не жена – мудрец! Еду!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
В комнату входит Беляев, разнаряженный больше некуда. В руках цветы. Вручает Жанне.
ЖАННА. Вы меня балуете... Спасибо!
БЕЛЯЕВ. Я пришел к тебе с приветом, чтоб сказать: билеты куплены.
ЖАННА. Какие билеты? Куда?
БЕЛЯЕВ. На концерт. Приехала эстрадная дива. Одевайся.
ЖАННА. Ни о каком концерте не слышала... Вы постоянно удивляете.
БЕЛЯЕВ. Это хорошо! Не скучно жить! Жизнь, как ты знаешь, полна неожиданностей. Одевайся! А то опоздаем. Я выйду. (Жанна переодевается, торчит перед зеркалом, Беляев через полуоткрытую дверь). Скоро?
ЖАННА. На пожар, что ли?.. Входите.
БЕЛЯЕВ. (Осматривает Жанну). Вот это совсем другое дело... Принцесса!
ЖАННА. Я готова. (Спешит, у порога спотыкается). Ой!..
БЕЛЯЕВ. Что случилось?
ЖАННА. Подвернула ногу!.. Больно-о...
БЕЛЯЕВ. Может, как-нибудь докондыляешь? Такси вызвать?
ЖАННА. Зачем? Вам будет приятно в театре с хромой, однобокой? Срамота-а... Больно как!.. Куда уж мне...
БЕЛЯЕВ. Вот задача-а...
ЖАННА. Сходите... Продайте билеты... Гастролеры обычно дорогие...
БЕЛЯЕВ. Ничего, потеря небольшая... Никуда не пойду! Тогда так: вместо чужого концерта устроим домашний пир. Согласна?
ЖАННА. Вы же не согласовываете... Небось, все решили... Теперь никуда не денешься... Давайте пировать... Хромоножка за столом... Такое еще не случалось.
Беляев носит бутылки, рюмки, закуску, размещает по всем правилам.
БЕЛЯЕВ. Не мое это дело! Но что спросить у инвалидки?!
ЖАННА. Не называйте так! Я замечаю, люди, будто нарочно, наговаривают на себя. Знаю одного знакомого, чуть, где кольнет, тут же ложится на операционный стол. Столько раз его резали и – ничего не находили... В конце концов, приобрел загноение шва... А уж потом получил
вторую группу. Теперь всем знакомым жалуется: врачи попались плохие, болячку проглядели, их судить надо...
БЕЛЯЕВ. Такая... Кровь с молоком... Никакая болячка тебя не настигнет. Гарантирую! Это просто немыслимо допустить! Начнем? Прошу к столу! (С шумом открывает шампанское). Ишь, как разыгралось! А толку? Может, начнем с коньяка?
ЖАННА. Открыли, чего же теперь... За благополучное возвращение моего Никонова. (Пьют).
БЕЛЯЕВ. Что же мы так далеко друг от друга? Как чужие.
ЖАННА. А мы разве близкие?
БЕЛЯЕВ. Ну, не совсем... А хотелось бы поближе. (Садится рядом с Жанной, обнимает за плечи).
ЖАННА. (Сдернула с плеч его руки). Не надо... Ни к чему!
БЕЛЯЕВ. Не обижайся, я же мужчина, в конце концов. Был у меня такой случай. Туристом, в казенном автобусе возили в Чуфут-Кале. Совсем молодой был, кровь играла. Приглянулась одна особа, не ах какая, а все же достойная. Посмотришь, – всего много. Я туда-сюда, а она ни в какую. И это на виду всей публики. Но тоже мне публика! Подумала бы – разъедемся и делу конец. Вернулись из поездки, стали выходить из автобуса, она тут же набросилась на меня и начала целовать. Думаю, чего же ты, дура, раньше так не вела себя? Наверно, договорились бы, что у нас и как могло дальше, ничто ни меня, ни её не обязывало.
ЖАННА. Как знать...
БЕЛЯЕВ. Тут знать нечего! Вот сейчас поцелую тебя и ничто в жизни не измениться. Правда? Ну-с, на брудершафт! Не откажи!
Целуются.
БЕЛЯЕВ. Мало! Хочу еще!
Пауза. Жанна вытирает губы.
ЖАННА. Странно... с чего бы это?
БЕЛЯЕВ. А ни с чего! Просто мы живые люди. Как нынче принято говорить, ничто нам не чуждо. Возражаешь? Мой автобусный случай типичный, особенно для замужних; им, как правило, мужья опостылели, от их поцелуев оскомина, да и целоваться перестали. А тут...
ЖАННА. Вы, наверно, профессиональный сердцеед?
БЕЛЯЕВ. Куда мне до профессионалов! Вот ты мне очень, ну очень нравишься!
ЖАННА. Я на вас не наброшусь.
БЕЛЯЕВ. И не надо! Я сам наброшусь! (Обнимает, тискает).
ЖАННА. Вот этого не ожидала...
БЕЛЯЕВ. Чего не ожидаешь, то и сбывается. Замечала?
ЖАННА. Не знаю... Я уже ничего не понимаю... Муж только что за порог, а я такое вытворяю...
БЕЛЯЕВ. Какой он муж? Нищебродина! У такой красавицы муж должен быть в полном соответствии...
ЖАННА. В каком?
БЕЛЯЕВ. (Петушится). Чуть постарше, солиднее значит, богат обязательно, что это за глава семьи, если он нищий. Ну и чтобы обеспечил семью приличным жильем. И еще, – чтобы не изнывал на работе, иначе какой из него прок, извини, в постели.
ЖАННА. Вот куда повернули! Что еще скажете?
БЕЛЯЕВ. Скажу! Мой коттедж нравится? В деньгах нуждаетесь? А в остальном можете не сомневаться.
ЖАННА. Замуж, что ли, предлагаете?
БЕЛЯЕВ. Да, предлагаю! Будете счастливы!
ЖАННА. А как быть... с любовью?
БЕЛЯЕВ. Стерпится – слюбится. Спросишь – надолго? Навсегда!
ЖАННА. Не предложение, а похоже на торговлю. Слюбится, значит, сладимся... Вы же обманете, так же, как я только что обманула вас.
БЕЛЯЕВ. Меня?! Как... получилось?
ЖАННА. А вот как. С ногой полный порядок. Это я, чтобы не идти в театр. Знакомые встретятся, то да сё... Объясняйся. Зачем это?
БЕЛЯЕВ. Не велик обман. Я подумал совсем о другом...
ЖАННА. О чем? Но ведь это тоже обман. Пусть мелковат, но если в самом начале общего пути.. А что впереди?
БЕЛЯЕВ. Ничего плохого! Не допущу обмана!
ЖАННА. Спасибо! Предложение не принимаю.
Беляев наливает в бокалы, дробно стучит пальцами по столу.
БЕЛЯЕВ. Подумай. Я обедню служу один раз. (Пауза). Хочешь, докажу в своем серьезном намерении?
ЖАННА. Зачем? Да и как докажете верность? А без верности, что за жизнь? Пустота.
БЕЛЯЕВ. Докажу! (Уходит и вскоре возвращается). Вот тебе мой задаток! (Кладет рядом с бутылкой пачку денег). Больше одного миллиона... Можешь посчитать. Если я изменю тебе, то не возвращай.
ЖАННА. Все-таки торг... (Берет деньги, ощупывает их).
БЕЛЯЕВ. Зарегистрируемся, будет все по-порядочному. А то какой-то гражданский брак... Брак он потому так зовется, как и во всем настоящий брак. Не больше и не меньше.
ЖАННА. Хорошо, возьму. Условие, – деньги мои в полном смысле станут лишь после загса. А до этого... Наши, только и всего.
БЕЛЯЕВ. Спрячь куда подальше. Запомни, куда положишь. Могут потребоваться. Я выйду, не хочу видеть твои ухороны. (Уходит. Жанна прячет чемодан и садится за стол). Войдите! (Беляев входит).
ЖАННА. Когда в загс?
БЕЛЯЕВ. Завтра.
ЖАННА. Но там... не сразу. Заявления подать, а потом – ожидать...
БЕЛЯЕВ. Заявления?.. Увидишь, за день все проверну!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Там же. Вечернее время. Приходит Николаич с подарком.
НИКОЛАИЧ. Поздравляю!.. С законным!.. Впрочем, вы, Жанна, до того законная была, или... как?
ЖАННА. Как хотите, так и считайте.
БЕЛЯЕВ. Законная стала, вот самое главное! Поздравляй, коли пришел. (Троекратно прикладываются щеками друг к другу – целуются).
НИКОЛАИЧ. Ну, ты, брат, мастак!..
БЕЛЯЕВ. А то, как же!.. Упускать такую женщину... Надо статью в уголовном кодексе ввести на мужиков, за такие упущения, при наличии подобных красавиц...
НИКОЛАИЧ. Хватит трепаться! Дай поздравить по-человечески. Что у вас, коньяк, водка, самогон?.. Шампанское вижу, но это – несерьезно...
БЕЛЯЕВ. У нас – все! Как другу скажу: до сих пор не прихожу в себя. Она – рядом, она – моя! Чего еще не хватает?
НИКОЛАИЧ. И я также рассуждаю... Но я одинок... В этом отличие с тобой...
ЖАННА. Почему? В наше время – и такая проблема? В загсе видели блондинку, рядом со мной стояла? Подруга. Не замужем. Была, выходила, но мало ли у кого что было. Познакомить?
НИКОЛАИЧ. Погоди, дай я от вашей свадьбы опомниться.
Звонок. Появляется Семенов.
СЕМЕНОВ. Здравствуйте! А где невеста? А-а, вот она... Скажи, дорогая доченька, это правда?
ЖАННА. (Растерянно). Ты что имеешь в виду?
СЕМЕНОВ. Новое супружество. Правда?!
ЖАННА. Вот он – Беляев... Правда-а...
СЕМЕНОВ. Как ты могла-а? При живом муже!
ЖАННА. (Храбрится). Могла! Что еще?
СЕМЕНОВ. Чему я тебя учил? Что воспитывала мать? Как же так?!
ЖАННА. Я стремлюсь к нормальной жизни. Это – плохо?
СЕМЕНОВ. А кто не хочет? Подумала? Я не знаю твоего Беляева, и не хочу знать! Для меня он камень за пазухой, судя по этому поступку, никакой человек!
ЖАННА. Папа, не твое дело давать оценки. Он мой муж, этого мало? Законный! Ну, – мало?!
СЕМЕНОВ. Не знаю, много или мало, не в этом загвоздка. Когда нам соседи сказали, что видели тебя в загсе... Не поверили! У матери сердечный приступ! Много это или мало?!
ЖАННА. (Оторопело). Маму жалко...
СЕМЕНОВ. Вот!.. Как ты могла? Что теперь будет с Никоновым?
ЖАННА. Ничего... Переживет, да и вообще он очень деликатный, терпеливый, слишком мягкий и послушный...
СЕМЕНОВ. Такие вам не нравятся! Не знаете, что главнее главного в семейной жизни!
ЖАННА. Папа, не учи меня жить! Была маленькой – учили, в школе –учили, стала студенткой – опять как наваждение, стала взрослой, – ты учишь. Я уже сама кое-что соображаю...
СЕМЕНОВ. Значит, правда! Так и скажу матери...
БЕЛЯЕВ. Извините, вы нас поздравите? Налить?
СЕМЕНОВ. Эх вы-ы... Поздравить... (Махнул рукой, уходит).
Пауза.
НИКОЛАИЧ. Надо же в торжественный момент... Испортить хороший вечер...
Опять звонок, дверь открывается.
ГОЛОС. Вам телеграмма. Распишитесь.
Беляев расписывается, читает.
БЕЛЯЕВ. Гляньте! Никонов задержан!.. Читай, директор!
Пауза.
НИКОЛАИЧ. Не понимаю... За что-о? Он вообще не при чем!
БЕЛЯЕВ. Нужно голову на плечах носить! А у него, судя по всему, кочан капусты... Там, небось, спросили: что за визит? Понимать надо!
НИКОЛАИЧ. Нет, не кочан... Коли задержали, то, видимо, дело серьезное. По пустякам обходятся без задержаний.
ЖАННА. За что-о?! Как получилось?! Скажите!
БЕЛЯЕВ. Мы знаем столько, сколько и ты. Николаич, придется ехать, выручать.
НИКОЛАИЧ. Лучше бы тебе заняться...
БЕЛЯЕВ. Кто я и кто ты? Тебе карты в руки, – директор!
ЖАННА. Пошлите меня! Хоть узнаю...
НИКОЛАИЧ. Вам лучше сидеть дома и помалкивать.
ЖАННА. Почему я в изоляции?
БЕЛЯЕВ. Она права. Пусть знает. Изоляция, выручалка... Что делать? А что-то придется делать. Соображай, директор, в чем его, несмышленыша, могли заподозрить?
НИКОЛАИЧ. Да, я директор... Прежде всего, надо все наши дела привести в ажур. Чтобы все наличие... Сравнять, сгладить.
БЕЛЯЕВ. Надо признать одну вещь... Никонов даже не знает, что он свое дело сделал. Своим появлением от имени нашей организации... Мы хотели узнать, как они – к нам сейчас, теперь понятно. Вот главное. Ну и соображай, директор. Проба состоялась. Болтать лишнего он не мог, потому что о наших делах ничего не знает. Тебе понятно?
НИКОЛАИЧ. Еще бы!
БЕЛЯЕВ. Надо упредить. Вдруг нашествие? значит, расчистить все ценное и движимое, ну – сейфы, особенно финансовые документы...
НИКОЛАИЧ. Понятно... Береженого Бог бережет. Сейчас же займусь.
Николаич спешно уходит.
БЕЛЯЕВ. Такие дела, моя дорогая...
ЖАННА. Какие? Ничего не понимаю.
БЕЛЯЕВ. Понимать нечего. Судя по поездке Никонова, нас в чем-то подозревают. В чем? Придраться можно ко многому: ошибочное оформление документов, несвоевременная отчетность... Да мало ли к чему!
ЖАННА. Если так, то это пустяки. Ну, снимут с работы, только и всего.
БЕЛЯЕВ. Рассуждаешь верно. Быть бы по-твоему. Но, кажется, не все так гладко. (Наливает себе рюмку). Хочешь? Ну, твое дело. Послушай, у твоего отца можно что-нибудь оставить на сохранение?
ЖАННА. Не знаю... Вряд ли... Ты видел, как рассвирепел? Не возьмет. Если только в самом училище... Но это одно и то же.
БЕЛЯЕВ. К кому еще можно обратиться? Друзей полно, а толку – никакого. Каждый о себе обычно беспокоится, о своем кармане. Получит – и не вернет. Даже под суд... Но и суд в таком случае не сдвинет дело с места. Ладно! Будем ворочать мозгами. Может, Николаич найдет что-либо подходящее... Ты у меня главная хранительница... Искал... Подбирал... Исполнительница чуть не главной роли...
Дверь открывается, входит Никонов.
НИКОНОВ. Здравствуйте!
БЕЛЯЕВ. (Удивленно). Посмотрите на него!.. Откуда? Телеграмму только что получили, а он... вот он...
НИКОНОВ. Самолеты летают быстрее телеграммы... Из аэропорта. Ну, здравствуй. (Направляется к Жанне, обнимает. Она уклоняется).
БЕЛЯЕВ. Успеете, нацелуетесь. Доложи, что случилось? Как?
НИКОНОВ. А вот так! Какую отправку грузов? Что вы мне подсунули? Они же ничего не должны, все сделали в срок! Так заявили мне. Коли так, я приготовился уезжать, попросил отметить командировку, ну – прибыл-выбыл. Они долго мусолили ее, попросили паспорт, сверили фамилии. Достали штатное расписание... И началось! Моей фамилии не нашли. Кто – я, что – я? Оправдывался, – недавно принят, внести в штатное расписание не успели... О какой отгрузке хлопочешь? А я не в дугу! Сказали: проходимец! Паспорт в стол, командировку туда же... Кое-как уговорил насчет паспорта. Думал, вряд ли отпустят, тут же, из офиса, дал телеграмму, а потом испугался, как бы паспорт обратно не отобрали... Без него не уедешь.
БЕЛЯЕВ. Хорошо, хоть о паспорте сообразил... Могли бы милицию вызвать.
НИКОНОВ. А как ты жива? Тебя – молодую квартирантку не обижали?
Жанна берет из шкафа свидетельство о браке. Подает Никонову и отворачивается.
ЖАННА. Читай.
НИКОНОВ. (Читает, губы его дергаются). Как же так? Недоразумение... Да вы что-то?.. (Смотрит на Жанну, Беляева).
ЖАННА. (Вызывающе). Неужели требуется объяснение? Что неясно? Не хочу пресмыкаться по чужим углам!
НИКОНОВ. Что мне говорила?.. Где наша любовь?..
БЕЛЯЕВ. Улетела!.. Тю-тю. Каждый жует свое разумение, нас захлестнули дела важней вашей любви. Живете как в первобытном обществе... Вспомнил – любовь... Ныне она не в моде!
НИКОНОВ. Вы оба, значит, модные? Или как понимать?
ЖАННА. Так и понимай. Лучше, если бы тебя милиция задержала... Пошло бы на пользу, жизнь по-иному воспринял бы.
БЕЛЯЕВ. Зачем, милиция? Он правильно сделал, – удрал. Здесь своей милиции вдосталь.
НИКОНОВ. Больше ничего не добавите? (Обессилено садится). Впрочем, мне уже все равно... Я строил планы на совместную жизнь... Эх, вы-ы!.. (Уходит за дверью что-то бормочет, потом стихло).
ЖАННА. Он всерьез спросил о любви. А ты даже не догадался соврать, хотя бы как обычно врут мужики.
БЕЛЯЕВ. Люблю! Многие не верят, что случается с первого взгляда. У меня так получилось, поверь. Именно так! Не веришь? Опять доказательства ждешь? Хорошо... (Уходит. Возвращается с кейсом). Вот! В нем – наше будущее. А то, гм-м, – какая-то любовь... Тут хватит на так называемую любовь нашим детям, если они будут, и внукам. Еще – доказательства?
ЖАННА. Хватит, доказал. (Гладит кейс). На сохранение?.. Я же не замечена ни в чем... Правильно! Отобьюсь, если что случится. А не лучше ли все это хозяйство держать в банке?
БЕЛЯЕВ. Ты что-о!.. Там все под колпаком, все просматривается. А это – мои!.. Только – наши с тобой!
Появляется Николаич.
НИКОЛАИЧ. Живые?
БЕЛЯЕВ. Вот, как видишь.
НИКОЛАИЧ. Молодцы, так держать! А у меня... Впрочем, ничего особого... Пустяки... Только что на квартире обыск был, сунули бумагу о моем невыезде... Подписал... Поездка Никонова взбудоражила там, вот они, думаю, потому и дали команду... Быстро аукнулось...
БЕЛЯЕВ. Вот это да-а... Ничего особого... Что искали?
НИКОЛАИЧ. Кто их знает! Рылись в тряпье, в бумагах... Ничего не отобрали... Не нашли! Мой совет: смывайтесь!
БЕЛЯЕВ. Как понимать? Скрываться неизвестно от чего?
НИКОЛАИЧ. Они больше знают, чем мы предполагали. Лучше всего тебе, то есть, извините, вам переждать, присмотреться, что к чему, а уж потом...
БЕЛЯЕВ. Меня ни в чем не обвиняют! Не преступник! У меня очень даже высокие деловые связи! Что обо мне подумают? Струсил! Чего испугался? Ага-а, скажут... Как заяц улепетывает...
НИКОЛАИЧ. Ну, хотя бы одного человека, теперь по-простому – жену, убереги от случайностей. На всякий пожарный случай.
БЕЛЯЕВ. Это можно... Действительно, она все движимое может сберечь. Но куда ей деться? Отец ругается, не примет. Скажу откровенно: я на нее с самого начала бракосочетания рассчитывал. Чего только в голову не приходило... Подошел момент...
ЖАННА. К подруге! У меня хорошая подруга!
БЕЛЯЕВ. Согласен. Иди. Не забывай поддерживать нашу связь.
Жанна быстро одевается, хватает дамскую сумочку и кейс. Целует Беляева, пальчиками машет Николаичу.
НИКОЛАИЧ. Судя по репликам этих, кто обыскивал, дело завертелось серьезное. Документы требовали как у директора: какой бензин, откуда, сколько и почему разноголосица в бензиновых марках, почему на трассе дешевле, чем в городах, а по документам якобы все продавалось в городской местности... Не одной заправкой интересовались, – всеми!
БЕЛЯЕВ. Как ты выкручивался?
НИКОЛАИЧ. По-всякому... Брехал, конечно... О деньгах спрашивали. Куда перечисляли, как и когда с налогами рассчитывались... Тут проще: бухгалтерия на все ответит. Там полный ажур. Вижу – не поверили! Но это уже другое дело... Уходил бы по-хорошему, на какое-то время.
БЕЛЯЕВ. Куда-а?
НИКОЛАИЧ. В деревню! В санаторий! На Северный полюс! Не всё ли равно... Пусть твои знакомые думают, что хотят. У тебя голова от этого не заболит, зато – передышка, а, скорее всего, дело само заглохнет. Не без твоего влияния... Доказательств наших нарушений явных, конечно, не отыщут, а это, брат ты мой, уже другая история.
Звонок в двери. Беляев открывает. Голос в открытую щель:
ГОЛОС. Здесь гражданин Беляев? БЕЛЯЕВ. Это я.
ГОЛОС. Вот... ордер.
БЕЛЯЕВ. (Испуганно). На обыск?
ГОЛОС. Нет, на ваш арест. Собирайтесь, машина у подъезда.
Пауза. Затемнение.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Квартира Семенова. Сидят Семенов, Марья Кузьминична и Никонов.
НИКОНОВ. (Откашливается). Прошу вас... принять на работу. На ту же, прежнюю.
СЕМЕНОВ. Наелся свободной и счастливой семейной жизнью?
НИКОНОВ. Куда же деваться... А пока – прошусь. Не обессудьте.
СЕМЕНОВ. Чего уж тут... Как думаешь, Марья Кузьминична? Он почти как блудный сын.
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Жаль его. Никакой он не блудный, а вот наша...
СЕМЕНОВ. Что – наша?! Не хочу о ней говорить!
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Захочешь. Она сейчас придет, у подруги своей справлялась, мы – никуда... Отсутствуем или – где?..
СЕМЕНОВ. Пусть приходит... Выгоню!
Раздается звонок. Потом – еще. Дверь открывается. Входит Жанна, расфуфыренная, платье наимоднейшее, пупок наружи, золото в ушах и на пальцах, камни на шее.
ЖАННА. Здравствуйте! Не ждали?
Молчание.
ЖАННА. Чего ж молчите? Может, мне уйти?
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Пришла так пришла... Кажется, свой человек, своих из дома не выгоняют.
НИКОНОВ. (К Семенову). Вы не ответили мне?
СЕМЕНОВ. Выходи на работу, чего еще... Завтра! Но это в первый и последний раз... Погоди, не уходи. В твоем присутствии я, может, сдержусь, не наговорю глупостей.
ЖАННА. Куда он намерен?
СЕМЕНОВ. А твое какое дело? На прежнее место, вот куда!
ЖАННА. Нашел место... Поискал бы маленько. Мир не без добрых людей.
СЕМЕНОВ. Не всем встречаются добрые. О-о, как еще не всем. Тебе повезло, правда?! Или у тебя по-другому?
ЖАННА. Скажу. Мой законный муж арестован. Вместе с Николаичем, его правой рукой. Был суд, это меня не очень беспокоило. Была вроде свидетеля. А что я знала? Крупное дело... Какие-то махинации... Влепили. Наверно по заслугам... Придется им отбывать долго. Я, конечно, не совсем дура... Ждать, что ль?
СЕМЕНОВ. А кого ждать, если не мужа?
ЖАННА. Получается, ждать своего выхода на пенсию? Спасибо! Пока молодая, надо жить!
СЕМЕНОВ. Ну и как живется в положении соломенной вдовы?
ЖАННА. Я не вдова!.. Мой Беляев приказал через своих тюремных знакомых, чтоб я отдала всего один миллион нужному человеку. Этот человек должен выручить его, создать в тюрьме образцовый климат... Ну, в конце концов, чтоб досрочно выпустить на волю... Нашел дурочку!
СЕМЕНОВ. Не дала? Где ты возьмешь миллион? Когда успеешь заработать? Где?!
ЖАННА. Где? Мое дело. У меня есть не только миллион... Почему я должна отдавать? Сразу после суда, ну – после приговора, я сама подала заявление на развод. Кому интересно жить с преступником? Развели! Имущество разделили. Мне, как законной жене, достался коттедж, ему – дача у реки, так что Беляев после выхода на волю, наверно, не останется без крыши над головой... Вот я и пришла... Переезжайте все вместе ко мне. Жилье – не чета вашим дрянным комнатам. Переезжайте!
СЕМЕНОВ. Ну и фрукт!.. Быстро созрела-а!..
МАРИЯ КУЗЬМИНИЧНА. Нет, деточка, тут мы прожили свою жизнь в семейной суете, тут и будем помирать. Чужие хоромы всегда чужие. Обойдемся.
Пауза.
ЖАННА. Что скажешь ты? Не пора ли нам сойтись?
НИКОНОВ. Такая пора не наступила. Да и наступит ли?!
ЖАННА. Понятно... Все понятно! (Прикладывает платок к глазам, рыдает). Обрекли быть одной... Что плохого вам сделала? Я просто хочу нормальной жизни. Больше ничего-о...
Повторный брак
Комедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА,
они же соседи, они же близкие люди:
М а к а р, 30-летний мужик, заметная фигура на селе, стройный, симпатичный, сообразительный во всех делах.
Д а р ь я, его жена, удачливая женщина.
П а н т е л е й, тоже 30-летний мужик, немного медлительный, полноватый.
М и л а, жена Пантелея, первая красотка на селе, чем гордится.
М и т р о ф а н С е м е н о в и ч , отец Милы, добродушный старик с окладистой бородой.
К с е н и я, тетка Милы, настырная баба, которая всегда права.
Х и р у р г.
Г л а в а сельской администрации.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Обычное село. Сельский дом, простенькая комната. Кровать с двумя пухлыми подушками, над кроватью ковер – целующиеся голуби, шкаф с посудой, стол, стулья, табуретки, окно.
За столом хозяин дома Пантелей сортирует рыболовные крючки, натягивает лески. Входит вальяжно Макар, он доволен собою.
МАКАР. Привет! Чем занимаешься?
ПАНТЕЛЕЙ. Да вот, на рыбалку навострился. Как думаешь, что нынче пойдет: щука, язь, подлещик?
МАКАР. Ничто не пойдет. Делом надо заниматься, а не этой чепухой.
ПАНТЕЛЕЙ. Это тоже дело. Наловлю, тогда сам, без всякого зову, припрешься на рыбку-то.
МАКАР. Ну, если шумнешь… А где же твоя красотка? Небось, скучно без нее?
ПАНТЕЛЕЙ. Шастает, где ж. В ларек поперлась.
МАКАР. Дело, значится, такое, первому тебе говорю. Я провел газ. Понял? Теперь буду обходиться без угля и без всяких дров. И тебе по-дружески советую заняться этим.
ПАНТЕЛЕЙ. Ты что это, на смех, что ль, хочешь меня? Газ еще тянут, а ты городишь черт те что.
МАКАР. Не горожу. Вот я и пришел тебя с Милкой, чтоб ко мне позвать. Чтоб сами увидали.
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, ты даешь… Брехло оно и есть брехло.
МАКАР. Как хочешь… Я – по-дружески… Ты знаешь ихнего прораба иль как его… В общем, – ихнего газового начальника? Ну вот, я подкатился к нему… А он, скотина безрогая, ни в какую! Ловил его у газовых труб, у бульдозера… Уговаривал и так, и этак…
ПАНТЕЛЕЙ. А чего уговаривать? За все заплачено, пускай делают, как полагается.
МАКАР. Эх ты, рыбак несоленый!.. Не кричи гоп, пока не перепрыгнешь. Когда оно сделано, только тогда сделано. А завтра, знаешь, что скажут: ваших денег не хватает… Ну и катавасия начнется, а само дело замрет. Так вот: я уже с газом, а тебе придется еще долго чухаться. Нынче время такое, только и слышишь: нету денег! Нету!.. Потому и учителям да врачам зубы держать на полке.
ПАНТЕЛЕЙ. Это верно. Время – не приведи Господи. Как Мамай прошел, этот разгул прихватизаторов. Все – к себе в карман, а нам, скорее всего, достанется плотвичка. Вовсе не сом, а хотя бы плотвичка!
МАКАР. Вот, а ты сидишь со своими крючками…
ПАНТЕЛЕЙ. Сижу!
МАКАР. Ну и сиди! А я все же подкатил к этому газовику, поймал момент, вижу – один остался, ну и… в лапу ему. Поглядел бы ты! Я опасался, хай подымет, а он без всякого, ну – без опаски тут же пересчитал, хмыкнул – и в карман.
ПАНТЕЛЕЙ. Взял?
МАКАР. Ну, если в карман?! Это же не из кармана.
ПАНТЕЛЕЙ. И сколько?
МАКАР. Сколько надо… Я показал ему свой дом, чтоб знал, кого в первую очередь подключать. Все, дело сделано! А ты… рыбалка, щука с руку, плотвичка… Сначала подкормку надо кинуть, и не куда-нибудь, а в самый омут. Подкормку! А уж потом ловить эту самую рыбку.
ПАНТЕЛЕЙ. Не умею обращаться со всякой подкормкой. Язык не повернется, если что.
МАКАР. Плохо!.. Разве так нынче живут? Неумеха!..
Входит Мила.
МИЛА. О-о, Макарушка-а!.. Рада на тебя поглядеть! Вы чего же тут за сухим столом? Сейчас справлю!
МАКАР. Я тоже рад повидаться. Только сейчас не надо на стол, сейчас уйду. Надо проследить, что там вытворяют газовщики. Ты же ничего еще не знаешь? Ну, какие дела с газом?
МИЛА. А что?
МАКАР. Мой дом подключили! Теперь мне сват не брат!
МИЛА. А нам когда же? Мы вроде бы рядом, не на отшибе живем?
МАКАР. Вам он не нужен, какой-то газ, подумаешь?.. У вас главное рыбка, то есть – рыбалка.
ПАНТЕЛЕЙ. Нынче выходной, воскресенье. Неужели не имею права рыбалкой заняться?
МАКАР. Занимайся, кто ж против. А у меня свои законы, хотя тоже выходной. Нашел, чем козырять!
МИЛА. Не ругайтесь. Просто мой Пантелеюшка не умеет жить. В этом вся беда.
ПАНТЕЛЕЙ. Как умею, так и живу! Зачем выходила за неумеху?! Вышла бы вот за этого делягу. Сватался! Чего же ты?
МИЛА. А вот то самое… Ты дорогу перешел, теперь только и остается завидовать. Шутка ли, газ в доме! Ни угля, ни дров, ни пыли. Живи, чисто княгиня.
МАКАР. Вот что, княгиня. Идемте ко мне, поглядите. Может, потом твой князь зашевелится насчет газа.
МИЛА. Идемте! Собирайся, Пантелеюшка.
ПАНТЕЛЕЙ. Не пойду. Чего я не видел? Трубы, краны… Я в городе насмотрелся. Как хотите, я не пойду.
МИЛА. Ну, как знаешь. Мы сами пойдем! Хорошо, Макарушка?
МАКАР. Если человек не хочет, силой, на веревке, что ль, тащить…
Мила прихорашивается перед зеркалом. Уходят. Пантелей какое-то время сидит, ничего не делает. Потом подходит к окну, отдергивает занавеску. Смотрит, досадливо машет рукой. Входит Дарья.
ДАРЬЯ. Приветик! Ты один?
ПАНТЕЛЕЙ. Как видишь.
ДАРЬЯ. А где же мой ненаглядный? Говорил, что к тебе направился?
ПАНТЕЛЕЙ. Был да сплыл.
ДАРЬЯ. Куда же он сплыл?
ПАНТЕЛЕЙ. К себе домой. Ненаглядной Милке газ показывать.
ДАРЬЯ. С Милкой? Вот зараза!.. Гляди да гляди! А ты чего же? У нас есть что показать. Чуть спичкой и, пожалуйста, хоть щи вари, хоть картошку жарь. Идем!
ПАНТЕЛЕЙ. Без меня, ладно? Хоть щи, хоть картошку… У меня свои дела. Не обижайся, не пойду.
ДАРЬЯ. Ладно, не ходи. На рыбалку, что ль собрался? Возьми меня с собой.
ПАНТЕЛЕЙ. Возьму. Но… в таком виде… Глянь, как на параде. Надо бы попроще, хотя бы штаны какие-нибудь. У меня найдутся, но тебе великоваты.
ДАРЬЯ. У меня свои есть! Я – по быстрому, подождешь? Тут ходу… полтора шага.
ПАНТЕЛЕЙ. Валяй… Подожду.
Дарья быстро уходит. Пантелей возится с удочкой, укладывает снасть, в коробку кладет хлеб, плавленый сырок. Садится на табурет, тоскливо смотрит на дверь, – жаль упускать время без всякого толку. Вскоре вбегает Дарья, она в прежней одежде. Возмущенно вздыхает.
ДАРЬЯ. Ну что ты скажешь, Пантелей? Что скажешь?!
ПАНТЕЛЕЙ. У меня все готово.
ДАРЬЯ. Я не о твоей рыбалке… Стучусь, а они закрылись!.. Стучусь, а они не открывают!.. Что скажешь, Пантелей?
ПАНТЕЛЕЙ. Может, в доме никого? Может, просто на замке?
ДАРЬЯ. Какое там на замке! Я свой дом, что ль, не знаю?! На замке… Тоже мне, скажет такое… Чем они заняты, если закрылись? От кого? Ясное дело, от меня да от тебя! Вот и думай, что хочешь!
Дарья ходит по комнате, смотрит в окно, опять ходит.
ДАРЬЯ. А чего думать? Все ясно! Ну, ясно же!.. Растерзать мало! Все волосенки выдрать! У обоих! Ну, чего ты молчишь?! В стороне вроде бы? Не касается?
ПАНТЕЛЕЙ. Почему же… Касается, да еще как. Ладно, пускай закрылись. Все село узнает… Какая слава пойдет?.. Вот это Макар… Друг называется… Вот это Милка-а, подруга жизни!.. Пойти, что ль? Разгромить дверь, поколоть окна!..
ДАРЬЯ. Пойди! Разгроми! Поколи!.. (Нервно останавливается перед Пантелеем). Нет, не ходи. А кто чинить будет?! Макара уже не заставить. Все, считай, песня спета! На мои плечи все ляжет… На мои-и!..
ПАНТЕЛЕЙ. Какой позор!.. Вот тебе и рыбалка! Поймал, называется…
ДАРЬЯ. Ну, чего мы ждем?! Все на наших глазах… А мы моргаем! Чего ждем?! Не ты, так я одна пойду. Я им расчешу-у, я им устрою!..
ПАНТЕЛЕЙ. Сначала приди в себя. И сам как ошпаренный. Не соображу, куда поворачивать. А куда-то надо! Но – куда?!
ДАРЬЯ. Никуда! Уж мы устроим свиданку!.. Устроим!.. Дом подожгу! Пускай сгорят!
ПАНТЕЛЕЙ. И мы сгорим… Мы же совсем рядом! Чего-то слишком уж разошлась.
ДАРЬЯ. Знаешь, что-о? А что если, как они, так и мы… Займемся с тобой, как они! Не сумеем, что ли?! А то они больно хитрые!
ПАНТЕЛЕЙ. Вроде бы отомстим?
ДАРЬЯ. Конечно!
ПАНТЕЛЕЙ. Чудишь, соседка…
ДАРЬЯ. (Разбирает постель). Ложись! Ну, хотя бы просто так!..
ПАНТЕЛЕЙ. Чудишь!.. Как это лежать с бабой просто так?.. Это, знаешь ли, надо быть очень даже ненормальным.
ДАРЬЯ. А вот ты будешь нормальным! Даю слово! Ложись!
ПАНТЕЛЕЙ. Да ты совсем, что ли?.. Это самое, с крышей у тебя…
ДАРЬЯ. Совсем! Мы – в постели, а тут Милка твоя с хахалем заявится… Ну, и что-о?! Мы, что ли, толкнули их закрываться? Вот пусть сами расхлебывают!
ПАНТЕЛЕЙ. Не пойму… Не соображу… Это как-то, ну, просто не по-человечески…
ДАРЬЯ. Чего ты разговорился?! Сейчас надо поменьше языком болтать. И побольше делать! Милка твоя придет домой, хотя бы для приличия. Придет – и представляешь?.. Мы в постели… Сдохнет!
ПАНТЕЛЕЙ. Пусть живет! Хочет Макара, пускай с ним и живет. Но мы зачем будем впутываться?
ДАРЬЯ. Как это – впутываться? А если – всерьез? Живые люди, нам все полагается!
ПАНТЕЛЕЙ. Не знаю-ю… Скорее всего, не сумеем, ну… не получится. Всякое бывает…
ДАРЬЯ. Со мной – не получится? У меня еще не было осечки! Не каркай!
ПАНТЕЛЕЙ. Я не каркаю. Пытаюсь понять, как это Макар сумел обуздать Милку?
ДАРЬЯ. Она у тебя всегда обузданная! Плохо знаешь свою Милку. Она, как тебе сказать, обходится без всякого обуздания. Она много умеет! Не как ты!..
ПАНТЕЛЕЙ. Что ты знаешь обо мне? Ну, не хочу я тебя! Не хочу такую дерганную!
ДАРЬЯ. Трепло! Сам дерганный! (Раздевается). Захочешь, да еще как… Не остановишь!
ПАНТЕЛЕЙ. (Качает головой). Ты, наверное, любишь бракованные вещи?
ДАРЬЯ. Это ты – бракованный?! Ну и трепло… Милка рассказывала, как у вас с ней кровать ломалась.
ПАНТЕЛЕЙ. То – кровать… Все ж таки, оденься… Слышишь?
ДАРЬЯ. Все слышу! Не буду одеваться! Пускай Милка видит! Пускай соображает, даром, что ли, голая баба перед ее мужиком! Правильно поймет!
ПАНТЕЛЕЙ. Как же это, – даром – не даром… Она меня во всем этом хорошо знает.
ДАРЬЯ. Дело ее! А ты все ж таки не прав, знает – не знает… С тобой только квашню делать, такую – без всякого алкоголя, а то получится больно крепкий самогон.
ПАНТЕЛЕЙ. Самогон… Сам гоню-ю… Ничего я не гоню! Ничего! И не буду знать, каким бы погоняло не было! Да и нынешнее материально, так сказать, техническое положение не позволяет с этим самогоном заниматься…
ДАРЬЯ. Ты даешь… Не позволяет… Нашел о чем толковать. Несмотря на нынешнее тяжелое материально-техническое положение, наши девушки все ж таки рожают.
ПАНТЕЛЕЙ. Ну – то девушки… Они везде поспевают, им, как бы это сказать, положено. (Достает из ящика стола ножи, точит лезвия одно о другое). Я приготовлю подарочек… Уж я им приготовлю…
ДАРЬЯ. Ты что задумал?! Убийства захотел!? Преступления?!
ПАНТЕЛЕЙ. А их обман… Вообще обман, это не преступление?
ДАРЬЯ. О-о, да еще какое! Все равно… Лучше молотком! Ты говоришь, стал как ошпаренный… А их обоих надо, у обоих мозги вышибить! Зачем им мозги?! Ты готов? Пойдем, что ли… Все одно с таким больше не жить! Знай, я завсегда буду рядом, стану передачи носить!
ПАНТЕЛЕЙ. А если у них там ничего нету? А мы кипятимся?
ДАРЬЯ. Как это нету? Для чего закрылись? Я калач тертый, меня не проведешь!
ПАНТЕЛЕЙ. (Откладывает ножи). Нет, погожу.
ДАРЬЯ. Ладно, погодим… Ну и хорош же ты-ы… У него на глазах такое, а он годит!
ПАНТЕЛЕЙ. Не кипи… Остынь… Заодно – оденься…
ДАРЬЯ. Ладно, остыну. (Ходит по комнате). Я остываю… Я остываю… Пантелей, ты же знаешь: клин вышибают клином. Давай все-таки вместе остывать в постели.
ПАНТЕЛЕЙ. Опять о том же… Кончили!
Входят Макар и Мила. Осматриваются, молчат.
МИЛА. Ну и хороша подруга!.. Какой костюмчик! Хороша-а!..
ДАРЬЯ. Что нам еще поведаете?
Молчание.
ПАНТЕЛЕЙ. Язык корова отжевала.
МИЛА. Чего ж говорить? Макарушка меня жалеет.
ДАРЬЯ. Сколько раз пожалел? (Одевается).
МАКАР. Не зарывайся! Мы не на допросе!
ПАНТЕЛЕЙ. Хорош друг… Даже не оправдывается… А все же чем занимались?
МАКАР. Чем? Играли в голопузики.
ПАНТЕЛЕЙ. Молодцы-ы… А ты знаешь, голопузик, на чужую кровать рот не разевай.
МАКАР. Я много чего знаю, не как ты.
ПАНТЕЛЕЙ. Что ж, голопузик, придется рассчитаться. (Угрожающе идет к Макару). Нет, сначала надо получить расчет у своей благоверной. (Направляется к Миле).
ДАРЬЯ. Верно! С нее начинай, она виновата в первую очередь. Проучи!
ПАНТЕЛЕЙ. Это я сумею. (Вынимает из брюк ремень). Это мы причешем в два счета… Проучим… Пускай прилюдно играют в голопузики…
МАКАР. (Становится между Пантелеем и Милой). Выключи свое горло! У тебя промах получится! Пока советую по-соседски… Охолонь, чтоб не на все село…
ПАНТЕЛЕЙ. Храбрец, огласки боится. Ну и храбрец!..
МИЛА. Не хватало, чтоб на все село… Что мы такое сотворили, чтоб на все село? Дело серьезное… Мы с Макарушкой решили связать вместе наши жизни. Так, Макарушка? Скажи!
МАКАР. Именно так.
Долгое молчание.
ПАНТЕЛЕЙ. Решили связать… И сколь давно вяжетесь?
МАКАР. Не твое дело!
ДАРЬЯ. Скажите, пожалуйста!.. И не мое тоже? Я женой считаюсь, бумагу имею, там тебе так и написано: твоя баба.
МАКАР. Насчет бумаги… Выкинь в конуру собачью.
ПАНТЕЛЕЙ. (Обращается к Миле). И нашу тоже? В конуру?
МИЛА. И нашу туда же! Ни к чему она теперь.
Пантелей подходит к окну, открывает створки.
ПАНТЕЛЕЙ. На улице погода хорошая, дышать легко… А тут… (Подходит к кровати, срывает одеяло, выбрасывает в окно).
МИЛА. Ты что творишь?!
ДАРЬЯ. А вот ты что вытворяешь? Чтоб духу твоего тут не было! (Берет подушки, несет к окну).
МИЛА. Не хватай чужое! Это мои подушки, на свадьбе дадены!
ДАРЬЯ. Выкидывай сама! Место высвобождай!
МИЛА. Для твоих, что ль, подушек?
ДАРЬЯ. Для моих! Я тебе высвободила место на своей постели, а тут – для меня! Высвобождай сама!
МАКАР. Вот сороки… Еще подерутся! Пантелей, скажи им, пусть угомонятся.
ПАНТЕЛЕЙ. Говори сам. Кто затеял кутерьму, тот пускай и займется порядком. Значит так: если из-под моих окон сейчас же не уберете свой хлам, то к вечеру отвезу на свалку, в самое низкое дно балки, на самое гнилое место. Понял?
МАКАР. Милушка, уйдем отсюда. Тут добром дело не кончится.
МИЛА. Идем! Давай все перетаскаем.
Макар и Мила уходят. Слышны их голоса из окна.
МАКАР. Чем набиты твои подушки? Давай вместе!
МИЛА. Давай, только не спеши.
ПАНТЕЛЕЙ. (В окно). Поспешайте, поспешайте, голопузики!
Голоса затихли. В комнату возвращаются Макар и Мила.
МАКАР. Плохо получается. Давай договоримся, как нам дальше жить. Это ведь на все село, у всех на виду. А мы – друзья…
ПАНТЕЛЕЙ. Нашелся друг, хуже некуда…
МАКАР. Какой есть, поменяй на другого, если хочешь. Да и наши жены в подругах ходили.
ПАНТЕЛЕЙ. Пусть они сами разбираются, на то они и бабы. А мне с тобой толковать не о чем. Голопузик…
ДАРЬЯ. О чем я с ней, в этой?.. Я больше ее не знаю! И знать не хочу!
МИЛА. Не велика потеря! Гляньте, я так и разрыдалась!
Дарья подходит к Миле, намерение недоброе.
ДАРЬЯ. Как ты ухлестывала за Митькой Даргиным?! Рассказать? Пускай твой, теперешний знает!
МИЛА. А как ты с Егором Матвеевым путалась? Думаешь, в селе не видали? А с этим, как его…
ДАРЬЯ. Ну и что?! А ты замужняя, а вон что вытворяешь!
МИЛА. Помалкивала бы!
ДАРЬЯ. Я вот укладку твою поломаю! Тогда все поймешь!
Макар становится между ними.
МАКАР. Хватит! Перегнули больше некуда. А ну, разойдитесь! Выйдите на улицу, там хоть глаза друг дружке выцарапаете. Только без нас, без понятых. Добром, вижу, не кончится.
Мила и Дарья выходят. Вскоре слышатся их голоса.
ДАРЬЯ. Я из тебя куриные потроха сделаю!
МИЛА. Попробуй!.. А из тебя… Да ты знаешь!..
ДАРЬЯ. Не трожь!
МИЛА. Нужна ты мне… У меня без тебя есть кого трогать!..
МАКАР. Во-о… Пускай трогают… А как мы с тобой – дальше?
ПАНТЕЛЕЙ. Никак. Куда шли, туда и ехали.
МАКАР. Получается… насовсем?
ПАНТЕЛЕЙ. Уже получилось. Забор на меже повыше поставь. Чтоб я не видал больше твою харю. Да и ее тоже.
МАКАР. Тебе нужно, ты и ставь.
ПАНТЕЛЕЙ. Мы на вас не похожие, не такие… Поставим. Но чтобы даже куры твои не зарились на моего петуха. Переловлю, передушу!
МАКАР. О-о как разошелся!
ПАНТЕЛЕЙ. Вот так. И никак по-другому.
Появляется Митрофан Семенович.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Что за шум? Аж на весь порядок? Подрались?
ПАНТЕЛЕЙ. Скоро подеремся. Как наши бабы.
МАКАР. С таким соседом… Он только и способный драться.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. А все ж таки?
ПАНТЕЛЕЙ. Та не видишь, что ли? Твоя дочь нового мужа подцепила. Вот его, соседушку моего.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Хватит брехать. У него своя есть.
МАКАР. Не лезьте в мои сугубные дела!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Как это не лезьте? Жизня моей дочери… Она вовсе не чужая.
ПАНТЕЛЕЙ. Разбирайся, тестюшка, сам со своей дочерью.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Я разберусь, я так разберусь!.. Позор на все село… Этого не хватало!..
Вбегают всклокоченные Мила и Дарья.
МИЛА. Мирить пришел?! Не выйдет!
ДАРЬЯ. С кем мириться? С ней? Да я утоплюсь, если она потянется в мою сторону!
МИЛА. Не потянусь! Нужна ты мне!..
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Вот куры… А ну, рассаживайтесь на свои нашесты. А ну, за мной, обе! Ко мне! Там разберемся!
МИЛА. Идем… А тут и разбираться нечего…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Помалкивай, сорока! Идемте!
ДАРЬЯ. А чего это мне ходить по чужим углам? У меня свой имеется.
Митрофан Семенович, Мила и Дарья уходят.
МАКАР. Как мы разойдемся? Обмоем событие? Я сбегаю, это я по быстрому. Закрепить наши отношения следовало бы.
ПАНТЕЛЕЙ. Закрепляй, с кем хочешь. Уматывай отсюда! Чтоб я больше твоей ноги на моем пороге не видел. Понял?
МАКАР. Все понял. Тебе хуже будет, сосед называется…
ПАНТЕЛЕЙ. И так хуже некуда. Это еще хорошо, детей не завели. Вот была бы задача… Мотай, соседушка. Больше нам с тобой гутарить нечего.
МАКАР. Ну, если нечего, то – нечего. Бывай!
Макар уходит, Пантелей закрывает окно, садится за стол, обхватывает голову руками.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Обстановка та же. Пантелей вяжет рыболовную сеть. Появляется Дарья.
ДАРЬЯ. Как поживаешь, холостяк?
ПАНТЕЛЕЙ. Вроде бы – ничего… приноравливаюсь к новой жизни. А как ты управляешься?
ДАРЬЯ. Кое-как… управляюсь. Без мужика, сам знаешь, тяжеловато. Как ни говори, – хозяйство. Зашел бы… Глядишь, гвоздь вобьешь, и то подмога.
ПАНТЕЛЕЙ. Зайду как-нибудь.
ДАРЬЯ. Это мы знаем «как-нибудь». Напрасно отнекиваешься. Меня ты знаешь, я тебя знаю, ну и что у нас поперек дороги?
ПАНТЕЛЕЙ. Ничто.
ДАРЬЯ. В том-то и дело! А мы как неприкаянные.
ПАНТЕЛЕЙ. Дороги нету, такие у нас пироги… Нету никаких пирогов! Поперек некому, да и незачем переходить.
ДАРЬЯ. Напрасно, напрасно. Все еще ждешь свою Милку? Не дождешься! Ни одна нормальная баба от начальника не уходит. Вот и Милку трактором от Макара не оттянешь.
ПАНТЕЛЕЙ. (Смеется). Давно ли Макар стал начальником?
ДАРЬЯ. Пока еще не стал, но – станет!
ПАНТЕЛЕЙ. Ну и пускай становится кем хочет, по-нынешнему – фермером, ну хоть начальником скотного двора… Ну и что-о?
ДАРЬЯ. Хватай выше! Иль не слыхал?.. Понятно, отделился от всего села, зарылся в своем углу!.. В селе скоро главу нашей администрации выбирать будем. Ну вот, Макар намылился стать этим главой.
ПАНТЕЛЕЙ. Не слыхал… Какой из него глава? Он же необразованный.
ДАРЬЯ. Нынче это стало вовсе не обязательным. Макар такой, он пробьется куда захочет, уж это я знаю. Ну и куда же Милка от него? Никуда! Так что и ты вольный, и я вольная!
ПАНТЕЛЕЙ. Дела-а… Да я первый подниму руку против!
ДАРЬЯ. Ты в селе не один. Он уже этих самых, как мы с тобой, начинает спаивать. Самогону, сказывают, нагнал – тьма-а!.. На каждый двор хватит! А ты сидишь…
ПАНТЕЛЕЙ. Сижу! И самогон не гоню! И гнать не буду!
ДАРЬЯ. Знаю… Не очень пьющий. А все-таки иногда балуешься!..
ПАНТЕЛЕЙ. Не буду спорить. Неужели впрямь Макар намылился?
ДАРЬЯ. Я что ж, брехать буду? Многие говорят, на Свищевке, в Новиках, даже на Выселках, – прямо вслух, никто не таится. А уж Макар, знамо дело, ни перед чем не остановится. Жить умеет, тут уж ничего не попишешь. Вовсе не как ты… Вроде бы – ничего, если со стороны глянуть, а на самом деле – лапоть.
ПАНТЕЛЕЙ. Зачем же на этот лапоть заришься?
ДАРЬЯ. Одной жить хуже! Хоть лапоть, да мой. Не хорохорься! Нынче вовсе нетрудно моложе меня поймать, но – какую?! Нынче, знаешь, какие они, молодые?.. Да и я не совсем еще старуха. Самое пара! Вот потому и прилипла Милка твоя к Макару. Видит она – будет он во главе села! Ну и куда ж теперь ей? Искать хорошее от очень хорошего? А мне чего ждать?
ПАНТЕЛЕЙ. Жди… У моря погоды, наверно.
ДАРЬЯ. А то, как же! Чтоб на бобах остаться?! Слушай: мы одни, потому можем говорить без утайки. Нынче никто в селе не знает о наших с тобой намерениях… Самое дело делать, без сплетен чтобы.
ПАНТЕЛЕЙ. Какие намерения? Кто их придумал?
ДАРЬЯ. Жизня придумала! А когда мы сойдемся, тогда что бы ни говорили, для нас все одно, – живем! Семья! Ну и конец всяким там…
ПАНТЕЛЕЙ. Получается вроде какого-то обмена мужьями и женами.
ДАРЬЯ. Такое и раньше бывало, не нам свои законы устанавливать. Ну, договорились? Я сейчас же постель приволоку!
ПАНТЕЛЕЙ. Погоди с постелью…
ДАРЬЯ. Зачем тянуть? Мы же рядом! Перекидаю через забор, вот и все дела.
ПАНТЕЛЕЙ. Не кидай… А то раскидаешься.
ДАРЬЯ. Ты что-о? Иль не хочешь?
ПАНТЕЛЕЙ. Не хочу! Не намерен! Дай сначала от одной отдышаться.
ДАРЬЯ. Какой же ты-ы… О своей Милке забудь! Была да сплыла! Никчемная баба!
ПАНТЕЛЕЙ. А ты лучше?
ДАРЬЯ. Узнаешь – поймешь… Не хвалюсь, а – поймешь!
ПАНТЕЛЕЙ. Дарья! Тебе не кажется, что наш разговор пустяшный?
ДАРЬЯ. Нет, не кажется! Это же не пустяк – совместная жизнь! А ты что городишь?
ПАНТЕЛЕЙ. Вижу, тебя не переговорить.
Дверь тихо открывается, осторожно входит Митрофан Семенович.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ты живой? Давненько… Можно войти?
ПАНТЕЛЕЙ. Коли вошел, зачем спрашивать.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. (Оглядывает Дарью, комнату, долго не решается заговорить). Дело такое… Ходит слух, ты корову хочешь купить. У меня на примете хорошая имеется, не меньше ведра дает.
ПАНТЕЛЕЙ. С чего это взял? Не собираюсь я коровой обзаводиться.
ДАРЬЯ. Чую, мешаю вам… Я пошла, слышишь, Пантелей? О моем деле не выкидывай из головы.
ПАНТЕЛЕЙ. Будь здорова.
Дарья уходит, Митрофан Семенович преображается.
МИРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ушла? Скатертью дорога. Никакой коровы я не предлагаю. Это – просто так, чтоб шума в селе не наделать. А то эти бабы растрезвонят… Пантелей, дело у меня серьезное. Я насчет дочери моей, Милки, и насчет зятя, то есть получается насчет тебя.
ПАНТЕЛЕЙ. А чего обсуждать? Все сделано. Пускай живут…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. В том-то и дело, не будут они жить, не получится у них, я же много вижу.
ПАНТЕЛЕЙ. Мне-то что?
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Тебе… конечно. У тебя вроде бы теперь хата с краю. А вот у нее… Моя дочь!.. Душа изболелась!.. У тебя выпить нету?
ПАНТЕЛЕЙ. Нету. У Макара, говорят, этого товару полно.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ладно, обойдемся. Дело, значит, такое. Я конечно добра хочу своей дочери и тебе. Ну, наделала глупостей, с кем не бывает…
ПАНТЕЛЕЙ. Я не заставлял!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Это понятно. Он, Макар то есть, знаешь, резвый какой? О-о, Милка такого нарассказала!.. Даже не верится. Он на главную должность в селе навострился!
ПАНТЕЛЕЙ. Хоть выше села! Хоть во всем районе будет главным! Мне все равно.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Тебе конечно-о… Ты вроде бы не при чем. А с Макаром жить… А вот сельским начальником станет, тогда уж совсем… А он будет начальником, попомни мое слово.
ПАНТЕЛЕЙ. Чего же ты хочешь от меня? Будет – не будет, мне все это, знаешь ли…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Дык, она моя дочь! Как ты не понимаешь? С тобой жила, как за каменной стеной. Дюже хорошо! А это оказывается не совсем хорошо. Вот нос и воротила… А с ним… оё-ёй! Возьми обратно Милку! Я с ней уж гутарил. Согласная.
ПАНТЕЛЕЙ. Странно, она молчит, а ты вроде бы свата.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Это она попросила, потому и пришел. Ей самой неловко. Совестно!
ПАНТЕЛЕЙ. Надо раньше об этом думать.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ну, пока ишшо не поздно.
ПАНТЕЛЕЙ. Поздно!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Это что ж, отказываешься? Гляди, это я для нее и для тебя старался. Ладно, так и скажу: нечего соваться.
ПАНТЕЛЕЙ. Так и скажи!
Митрофан Семенович мнется у двери, раздумывает и уходит. Тут же стук в дверь. Входит Ксения.
КСЕНИЯ. Сосед! Пришла глянуть, чего это он не показывается?
ПАНТЕЛЕЙ. Смотри, вот он, весь перед тобой. Дело какое или просто так?
КСЕНИЯ. По-суседски просто так нельзя? Спросить хочу: жениться не собираешься? У меня из моей родни такая деваха имеется…
ПАНТЕЛЕЙ. Не собираюсь. С меня хватит одного раза, тоже была видная… Дюже видная!
КСЕНИЯ. Ну и правильно! Отдохни… (Озабоченно). Значит, пока не собираешься?
ПАНТЕЛЕЙ. Чего ты привязалась? Еще раз говорю: не собираюсь!
КСЕНИЯ. Вот и хорошо… Вот и хорошо… Ежели без скандалу, то мы с одним человеком к тебе сейчас…
ПАНТЕЛЕЙ. Хоть с двумями… Дверь открыта!
Ксения уходит. Вскоре появляется с Макаром. У Макара в руках литровая бутылка с самогоном. Ставит на стол, потирает руки.
МАКАР. Попробуем? Первач!
ПАНТЕЛЕЙ. Пробуй сам. Зачем приперся?
МАКАР. Значит, есть зачем. Хочешь, я – сразу, без всякого там разговору?
ПАНТЕЛЕЙ. Валяй, не тяни.
МАКАР. (Вынимает из шкафа граненые стаканы, наливает). Не станешь, что ль? Мы ж не враги на всю жизню. Верно?
ПАНТЕЛЕЙ. Не знаю. Чего тебе надо?
МАКАР. (Пьет, подсовывает стакан Пантелею, потом – Ксении). Ну, давай, иначе разговор не получится.
ПАНТЕЛЕЙ. (Раздумывает, а потом резко махнул рукой, выпил одним духом). Ну и что теперь?
МАКАР. А то!.. Я вознамерился командовать сельской администрацией. Выборы скоро, вот я и включаюсь.
ПАНТЕЛЕЙ. Что ж, включайся… Я-то при чем?
МАКАР. А при том… Какая слава обо мне по селу? Иль я ничего не слышу? Отбил жену у своего друга… Ну и все такое. А ежели Макар станет главой села, то всех девок перепортит… Вот такие разговоры.
ПАНТЕЛЕЙ. Это же правда! От правды никуда не уйдешь.
МАКАР. Все ж таки послушай. Когда стану главой, прежде всего родне и всем друзьям будет много перепадать. Всякие возможности появятся. Власть! Об этом не стоит говорить… Первый кусок кому попадет? Знамо дело – тебе. Нам вместе жить, как бы ты ни брыкался.
ПАНТЕЛЕЙ. Я, что ль, брыкаюсь? С кого началось брыканье?
МАКАР. Ну-у, за старое взялся… Давай-давай…
ПАНТЕЛЕЙ. Даю… Что ты хочешь от меня?
МАКАР. Хочу вот чего: возьми свою Милку обратно.
ПАНТЕЛЕЙ. Ого-о!.. Быстро надоела-а?
МАКАР. Нет, не надоела… Жизнь заставляет… Понимаешь, как-нибудь выберу момент, ну – собрание там или еще что-нибудь, ну и повинюсь перед всем селом. На колени стану, – виноват, скажу! Бес попутал! Склоненную голову, как говорится, меч не сечет. Народ это любит, он доверчивый. Уверен, – моя повинность по душе придется. Вот тогда и начну толковать насчет должности главного на селе.
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, артист!
МАКАР. Обзывай как хочешь. Даю верное дружеское слово: после всего этого я до твоей Милки ни единым пальцем не дотронусь. Клянусь!
КСЕНИЯ. Чего ты перед ним пластаешься? Не хочет, ну и пускай! Мы ее на Выселки отдадим, там мужиков пруд пруди.
МАКАР. Выселки… Это можно, да не нужно. Мне вовсе не выгодно. Тут я и с другом помирюсь, и на селе увидят, что я очень даже стоящий человек.
ПАНТЕЛЕЙ. Вы чего это… на пару взялись обрабатывать меня?
КСЕНИЯ. Ну, а если на пару, что плохого?
МАКАР. (Ксении). Не мешайся в наши дела!
КСЕНИЯ. Как это не мешайся? Я вовсе не чужая, поди родная тетка нашей Милушке!
МАКАР. Ясно, что не чужая, а все ж не мешайся!
ПАНТЕЛЕЙ. Вот что!.. Убирайтесь оба отсюда!
МАКАР. Эх, ты-ы… Родная тетушка, а поломала такое дело…
КСЕНИЯ. Сам поломал!
ПАНТЕЛЕЙ. Вам как? Сумеете дверь раскрыть или помочь?!
КСЕНИЯ. (Пятится, крестится). От какой, оказывается… А на вид тихоня-я… Откуда что взялось… Ну и соседушка-а…
ПАНТЕЛЕЙ. Вы, наконец, уйдете? Иль обоих кнутом выгонять?!
МАКАР. Уйдем. Не ори. А то все село сбежится.
Ксения и Макар уходят. Пантелей глядит в окно, нервно ходит по комнате. У стола из оставленной Макаром бутылки наливает стакан, пьет, рукавом вытирает губы. И опять – к окну. В дверь постучали, входит Ксения, одна.
КСЕНИЯ. Ты уж не дуйся, Пантелеюшка. Я же по-простому, не считай, что я чего-то задумала…
ПАНТЕЛЕЙ. Не считаю. Зачем вернулась?
КСЕНИЯ. Как зачем? Чего ж воду в ступе толочь? Об Милке, об чем же кроме…
ПАНТЕЛЕЙ. Ладно! (Решительно). Пускай засылает сватов!
КСЕНИЯ. (Оторопело). Это, каких же сватов? Ты что ль невестой стал?
ПАНТЕЛЕЙ. Каким был, такой и есть.
КСЕНИЯ. Как же это… Засылать сватов… Вы же муж и жена…
ПАНТЕЛЕЙ. Были мужем и женой… А теперь если хочет, то пускай все начинает заново!
КСЕНИЯ. Не понимаю…
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, когда поймешь, тогда и приходи. Ясно?
КСЕНИЯ. По-чудному что-то творится… Ведь ты мужик, за мужиков, я не слыхала, чтоб сватались…
ПАНТЕЛЕЙ. А теперь вот услыхала!
КСЕНИЯ. (Долго молчит). От людей неудобно, осудят…
ПАНТЕЛЕЙ. Боишься? А мне вовсе не стыдно… Ни на что другое не соглашусь, неужели опять неясно?
КСЕНИЯ. Как сказать, вроде бы ясно, а все ж таки… непонятно.
ПАНТЕЛЕЙ. Чтоб все было понятнее, пускай сам Макар сватается. Я и так иду на попятную.
КСЕНИЯ. Ой!.. Не согласится он!..
ПАНТЕЛЕЙ. Ежели так, тогда разговор окончен. Запускайте Милку на Выселки иль еще куда. Дело ваше. Кончили!
КСЕНИЯ. Какие Выселки… Они с Макаром никого не хотят окромя тебя. А ты – Выселки… Скажет такое, неудобное…
ПАНТЕЛЕЙ. Так ведь не вы мне нужны, а я – вам. Вот и сватайтесь!
КСЕНИЯ. О-от какой оказывается?! Жена сватается за своего мужа… Совсем по-чудному делается…
ПАНТЕЛЕЙ. Мы с тобой даром время транжирим. Мне пора на рыбалку.
КСЕНИЯ. Успеешь со своей рыбалкой! Я, конечно, выскажу Макару все. И Милке тоже. А, по-моему, это для всяких кривотолков по всему селу. Люди, они всякие, кто как поймет…
ПАНТЕЛЕЙ. Меня кривотолки не пугают. Давай кончать. Если хотят, пускай приходят, да чтобы недолго. У меня дела кроме вашего сватовства… Да и другие занятия имеются…
КСЕНИЯ. Поняла… Так и скажу…
Ксения уходит. Пантелей опять наливает стакан, но не пьет, подходит к окну, ставит стакан на подоконник. Думает. Вскоре появляются Макар и Ксения. Пантелей ждет, что они скажут, потом ставит высокий стул посреди комнаты, садится, как на трон. Макар топчется у порога, Ксения подзуживает.
КСЕНИЯ. Вот он… Вот и поговорите…
ПАНТЕЛЕЙ. С чем пожаловали?
МАКАР. Ты же все знаешь.
ПАНТЕЛЕЙ. Знаю. А все же с чем пожаловали?
МАКАР. Как с чем? Вроде бы… свататься.
ПАНТЕЛЕЙ. Но ты же не сват. Ты, как бы точнее сказать, продавец товара. Если хочешь, то засылай настоящих сватов.
МАКАР. Где ж я их возьму, настоящих?
ПАНТЕЛЕЙ. Дело твое… Ищи… А пока не о чем толковать. Прощевайте, гостечки дорогие.
Макар оглядывается, пятится, выходит. За ним поспешила Ксения. Пантелей берет стакан с подоконника, пьет и опять водружается на «трон». Стук в дверь. Входит Митрофан Семенович.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. (Не говорит, а прямо-таки поет). Здрассте, хозяин дорогой! Слыхали, у тебя товар, а у нас купец…
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, товар так товар… А свататься надо по всем правилам. У вас получается, как разведка, вынюхиваете, – не передумал ли? Время даром терять не намерен. Начинайте заново.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ладно, наши деревенские законы ишшо живут. Надо с продавцом потолковать.
Митрофан Семенович уходит. Появляется Макар.
МАКАР. Та-ак… О чем мы?
ПАНТЕЛЕЙ. Все о том же. Ты, наверное, забыл обычаи села? Напомню. Во-первых, – выкуп, во-вторых, – приданное…
МАКАР. Интересно… Корову, что ль, захотел?
ПАНТЕЛЕЙ. Зачем она мне? Кто будет доить? Значит, насчет приданного… Для начала… пускай Милка идет с подушками. Это часть приданного…. Она же их забрала.
МАКАР. Помню.
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, за амортизацию подушек полагается… приварок.
МАКАР. Ты… как это? Что мы с этими подушками делали?
ПАНТЕЛЕЙ. Не знаю, что делали. Но они были в работе, выходит, уж стали не такими, какими раньше… Так что, – гони за амортизацию.
МАКАР. Ну и ну… Еще что полагается?
ПАНТЕЛЕЙ. А еще, дорогой сват, полагается за амортизацию Милки.
МАКАР. Ну ты даешь… Это как же понимать?
ПАНТЕЛЕЙ. А вот как!.. Сейчас Милка… Это пирожок с твоей начинкой.
МАКАР. С какой начинкой?! Ты что-о…
ПАНТЕЛЕЙ. Вот то самое… Выкармливать чужого ребенка я не намерен; надеюсь, своего заимею, пока что в состоянии… Еще вот что: могу доверить тебе, если справку от докторов дашь. Пускай напишут: у нее все в порядке, то есть пирожок ни с чем.
МАКАР. Ну, ты даешь…
ПАНТЕЛЕЙ. Даю, что умею… А ты как бы хотел? Как завсегда, – захотел чужую бабу, – взял, обдумался, – вернул. Что вздумаешь, то и ворочаешь.
МАКАР. О-о, прямо-таки профессор! Все у него по полочкам. Но я не обижусь. Лучше сразу поругаться, сразу – и на виду; я не терплю тягомотину, настроение гниет, и никому от этого ни жарко, ни морозно.
ПАНТЕЛЕЙ. Получается, что договорились. Точка!
МАКАР. Какая ж точка? Надо Милку спросить. Как она отнесется к подушкам, ну и… к пирожкам.
ПАНТЕЛЕЙ. Это ваше дело. Больше не в чем ковыряться. Да и сколько можно?!
МАКАР. Понимаю… Ты меня знаешь, я упрямый, не отступлю. У меня большая задача, это – главное, вот ее и стану молотить. А уж ты как хочешь, так и издевайся. Меня этим не проймешь! Сидишь, как царь на троне. Командуешь.
ПАНТЕЛЕЙ. Командую! И буду командовать, пока твоя гниль не уйдет с моей дороги.
МАКАР. Самогоночку мою попиваешь! А туда же, командир нашелся.
ПАНТЕЛЕЙ. Попиваю. А зачем ты ее принес? Чтоб глядеть на нее?
Макар подходит к окну, кричит:
МАКАР. Мила-а!.. Ну, Милочка-а! Тащи подушки-и! На подушках легче договариваться! Поскорее!
ПАНТЕЛЕЙ. А я не велел возиться с подушками.
МАКАР. Дело оно такое… Подушки – в дом, а не из дома. Это две большие разницы.
ПАНТЕЛЕЙ. Три разницы, ты обсчитался. Милка третья. А еще, гляди, четвертая заявится. Они все около моих окон дежурят.
В окне появляется Мила, с трудом всовывает подушку, Макар подхватывает. Вбегает Дарья.
ДАРЬЯ. Сосватали?! Пантелей, как же это? Мы с тобой договорились…
МАКАР. И вы – тоже?..
ПАНТЕЛЕЙ. Не лезь в наши дела. Ты получил подушки, – распоряжайся, а в посторонние дела не суйся.
ДАРЬЯ. Как мне быть? С кем жизню устрою?
МАКАР. Со мной… Не на Выселки ж тебя спроваживать…
ДАРЬЯ. С тобой?! Ни за что! Лучше быть с чужим, на Выселках!
Входят Митрофан Семенович и Ксения.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ежели дело дошло до подушек, то в самый раз пропивать… Такая задача: кого пропивать? Жениха или молодую? А как разобрать, кто нынче жених, а кто вроде бы невеста… Ладно, разберемся. Мы тут принесли кой-чего. (Выкладывает на стол провизию).
МАКАР. (Пантелею). Выходит, у вас с моей женой шуры-муры? (Пантелей молчит). Я тебя спрашиваю?
ПАНТЕЛЕЙ. А какое твое дело?! У тебя есть Милка, вот и живи с ней, а уж как у меня… С кем у меня?..
МАКАР. Какая Милка? Я отдаю тебе. У меня была и остается своя, законная! Так что, не лезь в мои семейные дела!
ПАНТЕЛЕЙ. Убирайся отсюдова! Ты в моем доме, а раскомандовался!
Ксения всплеснула руками.
КСЕНИЯ. Это что ж такое?! Все шло по путю, подушками занялись, а получается опять… Макарушка, ты бы потише, помягче…
МАКАР. Да я чего-о?.. Я – ничего. Он захотел мою жену увести… Ну и фрукт, ну и овощ…
КСЕНИЯ. Он не вредный, он хороший… На него даже колорадский жук не садится. Правда, Пантелей? (Режет огурцы на столе). Стаканы в этом доме найдутся?
ПАНТЕЛЕЙ. Обойдемся без стаканов, без вашей выпивки.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Как же без выпивки? Пропиваем жениха – и без выпивки? Тут надо в два раза больше наливать, чем когда невесту пропивают. Я это хорошо знаю.
ПАНТЕЛЕЙ. Можно подумать, не впервой мужика пропиваешь.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Хоть в десятый раз. А порядок кто устанавливает? Мы – сами, так и будем делать, как я велю.
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, так и пропьем тебя, а не меня?
МАКАР. Брось ты, хватит топорщиться. Дарья, чего же ты молчишь? Расскажи, женушка дорогая, как ты обучала нынешнего жениха.
ДАРЬЯ. Как тебя, так и его.
МАКАР. Вона как!..
ДАРЬЯ. А как ты – с Милкой? Секрет?
КСЕНИЯ. Пошло в новую!.. Выясняли бы у себя дома.
Пантелей встает со стула, из шкафа выставляет стаканы. Митрофан Семенович тут же суетливо разливает самогон.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ну, побудем! И чтоб не задирались больше!
МАКАР. Да я что-о?.. Я – ничего-о…
ПАНТЕЛЕЙ. (Чокается с Дарьей, больше – ни с кем). Что ж, побудем!
МАКАР. (Указывает на Пантелея). Мужик он видный, с ним завсегда хорошо…
ДАРЬЯ. А чего же… Ты один, что ль, такой на белом свете?
МАКАР. Интересно… Скажи-и… Скольких ты знаешь?!
ДАРЬЯ. Это мое дело! Скольких захочу, стольких и узнаю!
ПАНТЕЛЕЙ. Перестань чепуху городить. Уж больно многих знает… Ничего она не знает! Нечего трепаться! А где же мой… жених?
Макар подходит к окну.
МАКАР. Милочка-а! Поспешай к нам, дело есть!
Входит Мила, осматривается.
МИЛА. Кто же подушки на пол кидает?! (Поднимает одну подушку, укладывает на кровать, поднимает вторую). Зачем шумел?
МАКАР. Выпить с тобой захотелось.
МИЛА. Эт можно…
МАКАР. Считай, сосватали… Жениха пропиваем…
МИЛА. А жених чего-то смурной… Недоволен?
ПАНТЕЛЕЙ. Страх, как доволен! Ржать от удовольствия охота!
МИЛА. Можешь и поржать… Иль против, чтоб я вернулась?
ПАНТЕЛЕЙ. Давай не выяснять при свидетелях.
КСЕНИЯ. Какие же мы свидетели? Кругом – родня!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Суд, что ль, собрался? Сплошная родня, с какой стороны ни зайди. По два слоя родня получилась!
ПАНТЕЛЕЙ. Ну, родня так родня, дело нехитрое ежели таким Макаром… Ну, таким манером родню плодить…
МАКАР. Не плоди!
КСЕНИЯ. Потише, Макарушка! Ну – не плоди, ясное дело…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Что ж, Милочка, поздравляю тебя! Это большое дело. Теперь, вот что… Теперь горько мне… Горько-о!
Мила подходит к Пантелею.
МИЛА. А тебе не горько?
ПАНТЕЛЕЙ. Сладко-о!
Мила обнимает Пантелея, целует. Садится рядом.
ДАРЬЯ. Коль такое дело… Мне тоже горько-о. Или, Макар, тебе тоже стало сладко?
МАКАР. Как хочешь, так и поступай. Ну, горько, совсем горько-о!
Дарья целует Макара.
ДАРЬЯ. Чтоб все эти… такие свадьбы – в первый и в последний раз! Понял, мой дорогой?
МАКАР. Давно понял. Жизнь пошла такая!
ДАРЬЯ. Гляньте, на жизнь сваливает… Ты ее кромсаешь, эту жизнь, а туда же – виноватых ищешь.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Слава Богу, кажется, помирились. Вот за это мы ишшо разок осушим. Хотя молодым не полагается перед первой новобрачной ночью… Не полагается!
МИЛА. Нам все можно, все полагается. Правда, Пантелей?
ПАНТЕЛЕЙ. Уже не разберешь, где правда, а где… не совсем.
МАКАР. Начет нашей правды… Надо дело делать, а то мы останемся… при своих. Сейчас самое позвать сюда моих верных избирателей, – Егора, Ивана Семенка, Мишку Кукина, ну – всех с нашего порядка. Кто пойдет? Поговорим и сразу определимся, кто выдвинет меня, кто просто поддержит. Это обязательно! А я сбегаю за горючим, чтоб всем хватило. У меня приготовлено.
ПАНТЕЛЕЙ. Может, обойдемся?
МАКАР. Да ты что-о? А если не хватит? Обиды не оберешься!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Что ж, я пойду к мужикам, они меня послушаются. (Смотрит в окно). Эй, Петровна! Газеты разносишь? Дай-ка… что там про погоду? Дождик требуется, земля вся в трещинах. Это наша, районка, «Верный путь»? Н-нда-а… Где ж эта сводка?..
МАКАР. Потом дочитаешь. Не трать время, кличь мужиков.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Иду… Успею… Вот прочитай-ка…
МАКАР. (Долго читает, морщится). Черт те что!.. Гляньте, что творится?! Во всем районе, во всех селах выборы связывают с выборами в Думу всего государства… Чуете, куда это? Отсрочкой пахнет, не меньше чем на два года! Не меньше! Вот дела-а…
МИЛА. Потерпим, подождем…
МАКАР. Как же это – терпеть?.. Они еще что-нибудь придумают! Они, видите ли, на этом деле намерены сэкономить… На моих, на наших нервах! Это – ни в какие ворота!
МИЛА. Вот задача… И зачем я подушки вернула?..
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Брось ты со своими подушками! Какую копну мы теперь будем молотить?
МАКАР. Любую! Какую хочешь! К какому разговору звать мужиков?
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Знамо дело, разговор получится пустой. Что ты сделаешь против власти? Ничего! Она вон какая, на всю Россию!
МАКАР. Еще бы!.. Вот и составляй план! Ни во что верить нельзя! Ни во что-о!..
МИЛА. Все поломалось, Макарушка! Все наши с тобой наметки!
МАКАР. Ты же все видишь… С нашей властью, в селе, еще как-то можно совладать, а уж там, наверху… Ее нынче с нашими мужиками да с голыми руками не изменишь. Вот и живи!.. Вот и надейся… М-да-а-а… Что-то надо делать… (Макар в раздумье). А что-то надо… Иначе заклюют!..
ПАНТЕЛЕЙ. Кто тебя клюет? Сам кого хочешь заклюешь! Трепло-о!..
МАКАР. Понимал бы! Сидишь в своей конуре, вот и сиди!
ДАРЬЯ. Ты бы сам тоже сидел бы, не петушился. Если так уж загорелось, – подожди. За два года остынешь, а там видно будет.
МАКАР. Конечно… Можно так остыть, что потом не загоришься.
МИЛА. Ничего-о… Я подожгу!
ПАНТЕЛЕЙ. Молодец! Начинай снова вытаскивать подушки.
МИЛА. Думаешь, я вовсе чокнутая? Как жили, так и будем жить. Ему, Макару то есть, помочь надо. Вы же друзья!
ПАНТЕЛЕЙ. Были друзья, да сплыли! Ты, женушка, рано подушки расположила, просушить бы надо.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Чего сушить? Зачем? Только начни, потом не остановишь.
ПАНТЕЛЕЙ. Если мой друг сам не остановится, то конечно-о… Все его мысли в подушки влезли! Хотя бы проветрить!
КСЕНИЯ. Насчет подушек… Я больше вас всех понимаю. Ничего там нету! Я все вижу! Пока не без глаз!
МАКАР. Стоп, губерния! Нашли о чем, о каких-то подушках… А почему нам, одним селом, не провести свои выборы?! Неужели не сумеем?
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Как же это? У нас уже имеется, он тоже выборный.
МАКАР. Мало ли кто у нас есть! Сковырнем и все! Потом, как водится, – досрочно-о…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Специалист… Откуда силу возьмешь ковырять?..
МАКАР. Силу-у… Умом надо, умом! Допустим, снять его за моральное разложение. Село такому не доверяет, вот и все! Как думаешь, Мила? Подойдет такое расположение?
МИЛА. Не понимаю твои карты. Не вижу ни одного козыря.
МАКАР. Увидишь! Вот ты к нему и так, и сяк, дескать, милый, дорогой… Перед тобой ни один мужик не устоит. Ты – вон какая! На что уж я – кремень, и то вон что получилось! А этот, нынешний хлюпик, только и слышишь «извините», «пожалуйста», «извините, если можете»…
ПАНТЕЛЕЙ. Деловой человек Макар! Слова на ветер не кидает… Иди, Милочка, не отворачивайся, Макар плохому не научит…
МИЛА. Вижу, не научит… А вот ты за кого меня считаешь? И твой друг Макар – за кого? Он думает, я всегда такая…
ДАРЬЯ. Именно такая! Куда уж больше!
МИЛА. Тебя не спрашивают! Именно тебе сподручнее подмазаться к сельскому главе, ты все сумеешь обтяпать.
ДАРЬЯ. Сумею, иль нет – дело мое! А вот ты уже сумела!..
МАКАР. Хватит, куры! Раскудахтались. Вижу, с вами нормальную брагу не сваришь… А что, если по другой дороге?.. Да, пожалуй, лучше, если по другой… Соберу мужиков верных с нашего порядка, объясню, уговорю, ну и нынешнему «извините, пожалуйста» устроим темную… Как вы все на это?
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Опасная затея… Убийство получится, а потом – тюрьма!
МАКАР. Ну, не до конечной погибели, а просто так: ночка темная, мешок ему на голову, ну и… ребра посчитать ему или что еще под руку подвернется… Может, вторую группу инвалидности схлопочет, а такому уже не сподручно служить на какой-либо работе…
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Не знаю, не знаю… Я против. В наше время такое не творили.
МАКАР. В ваше время тысячами косили! И все вы восхваляли этих самых, кто косил, чуть ли не до самого неба! Читать надо! В ящик глазеть! Тогда больше знать будешь. А тут, подумаешь, прибрать к рукам какого-то «извините, пожалуйста»…
ПАНТЕЛЕЙ. Я тоже не согласен…
МАКАР. А ты-то куда-а?.. Кто тебя спрашивает? Сейчас соберу своих мужиков, посоветуемся…
ПАНТЕЛЕЙ. Собирай, где хочешь, только не в моей хате. Понял? Тут не место для сборищ!
МАКАР. Гляньте-е!.. Кроме твоего этого кильдима найдем! Верно, Дашенька? У нас соберемся!
ДАРЬЯ. Куда спешишь? Зачем горячка?
МАКАР. Дело надо делать! Дело-о… Впрочем, стоп, губерния!.. Сначала следует узнать, когда и куда поедет наш «извините, пожалуйста». Потом уж собирать людей, направлять к цели. Да и на стол для мужиков надо сообразить пораньше. Действуй, Дарья!
Дарья и Макар уходят. В комнате тишина. Мила мнёт подушку, Ксения расправляет ковер, Митрофан Семенович сморкается и чешет бороду, Пантелей смотрит в окно. Вскоре вбегает встревоженная Дарья.
ДАРЬЯ. Макар упал! На пороге в контору!
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Подумаешь… Не он первый. Ступеньки-то из мрамора… Начальство делало, чтоб как на верхах, в городе. Скользко…
ДАРЬЯ. Он спешил… Нога подвернулась!.. Кровищи!.. Наверно, открытый перелом!..
ПАНТЕЛЕЙ. «Скорую» вызвали? Докторам в район звонили?
Мила бросается к двери, убегает.
ПАНТЕЛЕЙ. «Скорую» надо-о!..
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Районная больница. Макара принимает хирург.
ХИРУРГ. Слушаю. Что привело?
МАКАР. Что-что… Наш сельский лекарь не лечит и справку не дает. Тоже мне – лекарь… Таких надо гнать в три шеи!
ХИРУРГ. Говорите о своем деле.
Макар засучил штанину, показал грубо забинтованную ногу.
МАКАР. Вот… перелом.
ХИРУРГ. Странно… А ходите без костыля… Снимок с собой? Были на рентгене?
МАКАР. Вроде… не знаю. Наверно, нет еще.
ХИРУРГ. Тем более… Что ж, развяжите. Снимите бинт.
МАКАР. Зачем? Без всякой булды все видно.
ХИРУРГ. Ничего не видно. Снимите!
Чертыхаясь, сдерживая сопение, Макар начинает развязывать. У него не получается марлевая скатка, он мнет ее, передергивает, мотает обратно и… опять не получается скатка. В конце концов, резко сдергивает всю марлю.
МАКАР. Вот!..
Хирург наклоняется и мнёт лодыжку.
ХИРУРГ. Странно… Не болит?
МАКАР. Все давно переболело.
ХИРУРГ. Уважаемый… Никакого перелома. Просто ссадина.
МАКАР. Был перелом! Я знаю похлеще всякого доктора. Нога моя, вот я и твердю!.. Сам вижу!
Хирург отстранился от Макара, всмотрелся в его лицо.
ХИРУРГ. Что вы от меня хотите?
МАКАР. Справку!
ХИРУРГ. Какую? Я врач, не более того.
МАКАР. Справку! Был перелом! Вот и все!
ХИРУРГ. Н-нда-а… Видите ли, уважаемый, зачем вам справка, не знаю. И знать не хочу. Идите к главному врачу, может, он соизволит.
МАКАР. Никуда не пойду! Я не мальчишка, чтоб по вашей деревне бегать.
ХИРУРГ. Та-ак… Разговор окончен. Ко мне очередь… Видели?
МАКАР. А я не уйду! Вот не уйду и все тут! Ладно… Понимаю. Сухая ложка рот дерет. Просто так ничего не делается, нынче время такое. Сколько дать? А, может, поросенка притащить?
ХИРУРГ. Верблюда!
МАКАР. Нечего смеяться. Поросенка – могу, верблюда – нет.
ХИРУРГ. Уважаемый, все же зачем вам справка?
МАКАР. Этот разговор уже по делу. Чтоб в суд подать, вот зачем. Глава нашей сельской администрации… таким образом спустил меня с крыльца. Это еще хорошо, я легко отделался.
ХИРУРГ. Странно… Хорошо знаю вашего главу. Бывший директор школы, интеллигентный человек…
МАКАР. Все мы такие! Но когда коснись… Откуда что берется. Вроде бы не драчливый, а ноги людям ломает.
ХИРУРГ. Очень странно… До свидания, уважаемый.
МАКАР. Это – все?!
ХИРУРГ. Будьте здоровы.
МАКАР. В последний раз, – это все?!
ХИРУРГ. Да… в последний раз: освободите кабинет. Будьте трижды здоровы. Вот что, уважаемый, советую: не ломайте свою душу. Не делайте этого. То перелом ноги, а то и перелом совести… Подумайте. Вы молоды, жить да жить… Но не с переломами.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Вечер. Макар дома. Входит Митрофан Семенович. За ним - Ксения с Милой и Пантелеем. Садятся.
МАКАР. Значится, дело такое… Мне нужны свидетели. Ясно? Они своими глазами топорщились, как нынешний глава всего села скинул меня с порога сельсовета.
МИТРОФАН СЕМЕНОВИЧ. Ды как же это?.. Чистая брехня…
МАКАР. А вот так же… Свидетели – своими глазами, понял? И я теперь увижу, кто мне друг по-настоящему. Кругом, куда ни глянь, сплошная брехня, а я что – святой? Как вокруг меня, так и я. Митрофан Семенович и ты, Ксения, обойдите мужиков нашего порядка, так, мол, и так, – чтоб каждый подтвердил, – было такое дело на пороге сельсовета. Это дело судом пахнет.
ПАНТЕЛЕЙ. Меня не попросишь?
МАКАР. Нисколько не попрошу, – не надежный.
ПАНТЕЛЕЙ. Что ж, и на том спасибо. Избавил. Дышать легче.
МАКАР. А вот Милу попрошу!
Мила заерзала на стуле, отвернулась к окну.
МИЛА. Н-нет… не получится у меня. Люди все, очень даже все, знают о наших делах с тобой, обзывать начнут.
МАКАР. Ну, смотри, дело твое. Согрешила, что ж теперь – вешаться? Мне казалось, уж ты-то не отвернешься от меня. Ладно… Итак, договорились?
Все расходятся. Макар в задумчивости ходит по комнате.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Утром с тракторного гула на улице начался рабочий день. Глава сельской администрации в своем рабочем кабинете сидит за столом, вертит в пальцах ручку. Приглашает жестом Макара присесть к столу.
ГЛАВА. Извини, что так рано… Как говорится, кто рано встает, тому Бог дает.
МАКАР. Знаю, слыхал. А что мне Бог даст?
ГЛАВА. Что-нибудь даст… Извини, конечно, давай говорить без выкрутасов, напрямую. Хорошо?
МАКАР. А как иначе? Я – человек прямой, ну и со мной надо напрямую.
ГЛАВА. Не станем обсуждать, кто какой человек, для этого выберем другое время. Вот что, Макар, дошел слух, что ты намерен судиться со мной… Чтоб – сковырнуть.
МАКАР. (Оторопело). Это кто же притащил такую брехню?
ГЛАВА. Неважно кто. Судись, если невтерпеж. Ты все равно проиграешь. Ложь редко дает положительный результат. Ну, это, извини, просто к слову. А теперь – к делу. Выборы у нас все же будут, так что напрасно нервы тратишь.
МАКАР. Я не трачу, с чего бы это?
ГЛАВА. Хорошо, пусть будет так. Ты – молодой, энергичный, почему бы, в самом деле, не возглавить село?
МАКАР. Ого-о!.. Я не против!
ГЛАВА. Об этом и разговор. Никто не против, в том числе и я. Вернусь в школу, там моя профессия. А пока – выборы. Скажу, как ты просишь, напрямую: на выборах, скорее всего, ты проиграешь, – у меня больше возможности. Да и – опыт…
МАКАР. Понятно… Наверно, так оно и есть.
ГЛАВА. Да, так и есть… Но ты мне нужен, очень кстати подвернулся. Давай вместе идти на выборы.
МАКАР. Это как же – вместе?
ГЛАВА. Очень просто. Моя кандидатура и твоя… За кого больше… тот и пан.
МАКАР. Значит, или пан или пропал?
ГЛАВА. Не совсем пропал. Если я проиграю, то – не пропаду, – есть школа. Если ты проиграешь, то все равно никакой потери. Как был уважаемым Макаром, таким и останешься. Никто ничего плохого…
МАКАР. М-м-да-а… Значит, заведомо соваться на поражение.
ГЛАВА. Никакое не поражение. Нынче у нас во всем, как и в данном случае, игра – не больше того. Такая демократия. Ты – умный человек, взвесь что к чему: у меня шансов больше… Чтоб не доводить дело до полного краха, то есть до итогов голосования, сделаем так: за несколько дней до выборов ты снимешь свою кандидатуру. Я останусь в бюллетене один. И, пойми, – какое у тебя благородство! Село оценит, тебя на руках будут носить.
МАКАР. Ну и ну-у… Зачем тогда огород городить?
ГЛАВА. А затем… Это – выборы! Соблюдаем правила! Понял? После этого ты будешь моим надежным другом, а я – твоим. А это, хочешь знать, немало. Не как твои… на кого рассчитывал.
МАКАР. Это кто же? Кто ранехонько успел настучать?
ГЛАВА. Не буду говорить, кто да что. Как видишь, было дело. Тебе этого мало? Они и на выборах могут отвернуться.
МАКАР. Да-а… Вот чего не ожидал…
ГЛАВА. Мы много чего не ожидали, а приходится расхлебывать, вынуждены химичить. Ты же все видишь: мы копируем верхние слои, ничего нового не изобретаем. Неужели не понятно?
Макар не знает, куда деть руки, суёт их в карманы, но тут же начинает вытирать нос. Ему трудно дышать. Наконец, он хрипло говорит:
МАКАР. С-с… согла… сен…
На улице гремит машина – кто-то приехал.
Содержание
Одинокое счастье…………………………
Повторный брак…………………………..
Об авторе
ПОПОВ Виктор Михайлович (р. 25.11.1926, с. Танцырей Новохоперского уезда Воронежской губ.), прозаик, член Союза писателей СССР (1970), заслуженный работник культуры РСФСР (1981), почетный железнодорожник, лауреат воронежской областной премии им. А.П. Платонова (1999), премии ЮВЖД им. А.П. Платонова (1999), призер литературных конкурсов журнала «Наш современник» и газеты «Гудок». Окончил Борисоглебский лесной техникум (1944), Всесоюзный заочный лесотехнический институт (Ленинград, 1954). Работал в г. Ивдель Свердловской области (1944-48). Около 30 лет отдал работе на ЮВЖД: специалист по лесозащитным насаждениям, начальник путеизмерительного вагона, сотрудник газеты «Вперед», собкор газеты «Гудок». Главный редактор журнала «Подъем» (1973-88). Председатель правления Воронежской организации Союза писателей России (1995-2007). Печатается с 1951. Член городской комиссии по историко-культурному наследию. Автор книг романов, повестей, рассказов, в том числе: «Я вижу небо» (Воронеж, 1958), «Циклон» (Воронеж, 1969), «Живая защита» (Москва, 1979, 1983), «Глухой неведомой тайгою» (Воронеж, 1998), «Туман» (Воронеж, 2001).
(Из «Воронежской историко-культурной энциклопедии»).
Воронежские писатели: XXI век
Литературно-художественное издание
Попов Виктор Михайлович
Одинокое счастье
Пьесы
Свидетельство о публикации №211031300304
Попов В.М. Одинокое счастье: Пьесы. – Воронеж: Река Времени, 2007. – 64 с. («Воронежские писатели: XXI век»)
Перед нами книга «Одинокое счастье», содержащая две пьесы известного воронежского писателя Виктора Попова. Автор включил их в серию «Воронежские писатели: XXI век». Средства на издание выделили его друзья-железнодорожники, где Виктор Михайлович проработал изрядно. Лично Константин Михайлович Симонов, лидер местных профсоюзов, отнёсся к выпуску пьес с пониманием и тираж весь забрал для того, чтобы передать книгу в свои, железнодорожные, библиотеки, которых насчитывается предостаточно по всей ветке ЮВЖД. И поэтому круг распространения издания не ограничился только одной нашей областью.
И вряд ли теперь воронежские читатели не железнодорожных библиотек будут иметь возможность ознакомиться с неизвестным дотоле Поповым-драматургом. Может, точнее при этом будет сказать – комедиографом, поскольку одна из пьес отнесена автором к жанру комедии.
Постараюсь хотя бы частично компенсировать этот пробел в читательских познаниях.
Не буду удивлена, если мне зададут вопрос, вполне естественный, ребром: да кто же это пьесы читает? Только режиссёры? Или есть любители? Вопрос на фоне общего состояния читательской культуры вполне имеет место быть.
Осторожно хочу напомнить, что фраза «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте» – из пьесы. «Самого, понимаете, Вильяма Шекспира». И другие известные его произведения – тоже из жанра драматургического. И поклонников у Шекспира предостаточно во всём мире. Значит, драматургов читают: и Шекспира, и Эсхила, и Еврипида, и Брехта, равно, как и Чехова, Грибоедова, Островского и Вампилова... Думаю, что и на книгу «Одинокое счастье» воронежского писателя В. Попова также найдётся свой читатель. И, логически будет предположить, что и постановщик тоже найдётся. Иначе, какой смысл писать пьесы?
Уже известно, что книгу «Одинокое счастье» с большими надеждами встретили режиссёры народных театров. Можно предположить, что им классический репертуар отрабатывать сложно, поскольку есть масса постановок на профессиональной сцене, и зрителя завоевать на их фоне уже труднее. А постановки новых пьес, ещё нигде не показанные, – это несомненный шанс привлечь нового для театра зрителя талантливой постановкой, некой режиссерской изюминкой. Для этого и созданы пьесы Попова.
Сюжет «Одинокого счастья» вполне жизненный: современные Ромео-Никонов и Джульетта-Жанна поженились против воли родителей невесты, поскольку жених безродный голодранец, учитель без работы. Они приходят в коттедж к одинокому гражданину Беляеву, чтобы снять комнату. Современный крутой бизнесмен даёт им приют, угощает их шампанским и рассуждает о жизни: «Можно сказать, обычный человек работает на общество, вкалывает, так сказать. А на какое общество? Какое нынче оно? До недавнего прошлого вырисовывалось как общество вроде бы рабочих и крестьян. А нынче? Пустота в мире, в моей душе, только умею рубли класть на рубли, доллары на доллары. Научился! Нынешняя обстановка заставила мозгами ворочать». Тут напрашивается естественный вопрос к герою: как? Как можно так ворочать мозгами, чтобы быть таким умным? Но Беляев опережает. «Ну и что?» – задает он риторический вопрос. «Да ничего!» – резюмирует сам свою пламенную речь.
Нетрудно догадаться, что после столь «высокоинтеллектуальных» рефлексий Беляева, человека без должности – как его определяет сам автор пьесы, Жанна-Джульетта, современная молодая безработная учительница, уже по-иному начинает смотреть на своего Никонова-Ромео. Её глаза как бы разбегаются: один ещё взирает на молодого мужа, но другой уже подмигивает «крутому бизнесмену». Потому как при таком интеллектуальном уровне действующих лиц пьесы, так и должно быть: любовь легко можно продать за кейс с долларами. (Бедняга Беляев очень даже переплатил). Таковы законы жанра: всё совершается быстро и должно уложиться в один акт пьесы.
Не стану много говорить о комедии «Повторный брак». В ней либо всё надо принимать, либо отвергать. Эта комедия – тоже мерило интеллекта, но теперь уже зрительского, а в данном случае – читательского.
Со всякой театральной условностью при интересной постановке можно согласиться, но при этом нельзя не заметить и условность литературную: перед нами новые произведения маститого писателя, только в несвойственном его творчеству жанре. Бывают у писателей проходные – условно литературные – вещи. И писатель чувствует, что заинтересуют его новые работы немногих. Но он считает, что их нужно издать. В том числе и для будущих исследователей его огромного творческого наследия...
Давно известна истина: то, что сегодня ругают, завтра могут хвалить. Некоторые кинофильмы советского периода, в свое время получившие признание миллионов, сейчас вызывают только недоумение: как это вообще можно было ставить. И сентиментальные «ахи» любительниц ретро – самая лучшая им похвала. С пьесами Виктора Попова тоже вполне возможна метаморфоза. Ведь сюжеты, им показанные, в жизни встречаются сплошь и рядом.
Катерина Мос 15.03.2011 05:14 Заявить о нарушении