84. Фламандцы и голландцы

Понятие «гражданин мира» возникло лишь в 18 веке, однако люди подобного склада ума, характера и темперамента появлялись и раньше. Питер Пауль Рубенс (1577—1640) – как раз из таких. Семья его происходила из Южных Нидерландов, но бежала в Германию от испанских репрессий, и будущий художник родился на чужбине. Потом судьба направляла Рубенса то в Антверпен, на родину предков, то в Италию, то во Францию, то в Испанию, то даже в Лондон (помимо живописи, обаятельный, эрудированный и красноречивый фламандец промышлял дипломатией), — а умер он всё-таки в  Антверпене, завершив предначертанный круг.
 
Я не буду утверждать, будто Рубенс мог быть как-то связан с кентаврами, но то, что он не был обычным человеком, для меня очевидно. Да, многие тогдашние художники, и голландцы в том числе, любили пожить и повеселиться, и их идеал красоты — вовсе не сухощавая аноректичка с ханжески потупленным взором, а  мощная тётка со сдобным телесами и вулканическим темпераментом. Но Рубенс всё-таки резко выделяется своей прямо-таки языческой неуёмностью — буйством форм, красок, движений, объектов. Пуссен рядом с ним кажется занудным академистом, хотя, вроде бы, тоже писал полуодетых нимф и развесёлых вакханок.
И потому не важно, текла ли в жилах Рубенса кровь земных потомков олимпийских богов, или кровь двусущностных: в нашем мире он был своим, да и сам любил этот мир гораздо больше, чем то, что его окружало в реальности. Реальность была обставлена огромным количеством этикетных требований (самым свирепым был испанский этикет), а тяжесть и многослойность тогдашнего выходного платья требовала от людей изрядной физической выносливости (во всех этих тяжёлых складках, корсетах, брыжах, перьях, кружевах нужно было не только позировать, но и танцевать, фехтовать, ездить верхом или заниматься каким-то делом).
То ли дело — милая сердцу античность, где боги и люди не стеснялись здоровой наготы, и никакие тряпки и побрякушки не мешали наслаждаться обществом себе подобных и азартно предаваться хоть любовной игре, хоть вакхической пляске, хоть драке!
Даже Геракл представлен у него не грозным громилой, а буйным гулякой, окружённым козлоногими братцами и сестрицами (и, кстати, златокудрая сатиресса – просто милашечка, а совсем не уродец).

 http://kentauris.livejournal.com/648562.html

Картин с кентаврами у Рубенса, правда, не очень много. Зато каждая достойна отдельного рассмотрения.
Начнём с самой, на мой взгляд, традиционной.
В мадридском музее Прадо висит «Битва лапифов» -- откровенно антикентаврическая и достаточно формальная по концепции.

 http://kentauris.livejournal.com/115023.html

Не менее традиционен эскиз гобелена, на котором Хирон везёт на охоту мальчика Ахилла. Собственного отношения художника здесь не прослеживается; возможно, вещь делалась второпях, и не самим Рубенсом, а его учениками.

 http://kentauris.livejournal.com/168892.html

Иное дело – «Любовь кентавров» из Музея Гюльбенкяна в Лиссабоне, которую я уже показывала, но не грех показать ещё раз, ибо именно этот сюжет встречается очень редко. Несмотря на некоторую фривольность картины, речь в ней идёт действительно о любви, а не о случке полуживотных. То, что акт происходит практически  у всех на глазах, означает не распущенность или бесстыдство, а особенную ситуацию – возможно, один из великих праздников плоти и плодородия, которые в древности отмечались всеобщими вакханалиями. Сохранились карандашные наброски к этой картине (они находятся в Лондоне, в галерее Курто); они куда более физиологичны, чем получившееся в итоге полотно, суть которого, повторяю, не в шокирующей скабрёзности, а в прославлении любви как первоосновы жизни.

 http://kentauris.livejournal.com/198821.html

Гимном любви звучит и дуэт Несса и Деяниры, также запечатленных кистью великого фламандца. Рубенс всегда склонен оправдывать эротическое влечение, ниспосланное богами и благодетельное для всего сущего. В данном случае оно имеет характер запретности и потому волнует ещё сильнее; Деянира явно хочет быть похищенной – и Несс это чувствует… Ах, бедные, бедные… Но в это мгновение всё у них, как кажется, впереди, и нет ничего невозможного.

 http://kentauris.livejournal.com/486493.html

Самое же интересное и загадочное у  Рубенса – это странная связь одного кентаврического эскиза и картины, которая сюжетно вроде бы не имеет к нему никакого отношения.
Существует рисунок, сделанный Рубенсом с известной луврской статуи кентавра с Эротом на спине. Сама статуя — копия античного шедевра с виллы императора Адриана в Тиволи; подражаний её несть числа — от садовых композиций до настольных безделушек.

   
Искусствоведы считают (да это, впрочем, и профану заметить нетрудно), что данный рисунок может рассматриваться как эскиз к глубоко серьёзной картине Рубенса «Христос в терновом венце» (она находится в Эрмитаже).

http://kentauris.livejournal.com/158333.html
 

Поза и поворот корпуса Христа отчётливо напоминают положение тела кентавра, донимаемого шаловливым божком. Что это – неожиданный взгляд гения, вовсе не свидетельствующий о какой-либо связи между двумя героями? Или для Рубенса такая связь вовсе не исключалась?.. Я не знаю ответа и не берусь о нём даже догадываться.  Однако один из любимых христианских постулатов, чтобы не сказать, лозунгов — Бог есть Любовь — наводит на мысль, что художник видел больше, чем прочие смертные.

Меня, признаться, несколько озадачивает явное пристрастие фламандцев и голландцев к сатирам. У того же Рубенса они заметно многочисленнее кентавров, и показаны они с куда большей достоверностью, симпатией и даже восхищением. Кентавры бывают «не настоящими», то есть срисованными из старинных книг или скопированными с античных статуй, сатиры же как будто писаны с натуры. В них веришь, и всё тут.
А собственно, почему бы рядом с людьми-кентаврами не существовать и людям-сатирам? Я не занимаюсь здесь историей братского народа – это особая тема, и пусть в неё углубляются те, кто имеет на это право или питает к козлоногим особое пристрастие (а такие есть, я знаю), --  но думаю, что кое-какие процессы развивались параллельно, и судьбы наших народов не просто пересекались, а иногда и сливались воедино.

Помимо Рубенса, самые тёплые чувства к сатирам питал его младший современник и земляк Якоб Йорданс (1593-1678). Картин на сюжет «Сатир в гостях у крестьянина» у него даже несколько. Они сходны по композиции (сатир всегда помещён за столом слева), но отличаются деталями и, главное, образами двусущностных: иногда это молодой парень-весельчак, иногда – седобородый дедушка.
Да, скорее всего, эти картины имеют отношение к сюжету известной басни Эзопа про сатира и человека, дующего то на холодное, то на горячее, а многократность их появления объясняется заказами. Но всё равно, ясно же, что художнику нравится сама ситуация, и он не столько морализует, сколько живописует и нехитрый быт, где рядом с людьми — скотинки и куры, и простую здоровую снедь, и лесного рогатого гостя…

 http://kentauris.livejournal.com/151986.html
 
А йордансовский портрет сатира и девушки? Ну да, почти вакхический мотив. Однако совершенно лишённый академического флёра! Впечатление, будто художник сам нечто подобное видел. Где, когда?.. А ведь веришь, что так и было.   
 
http://kentauris.livejournal.com/152125.html

И всё-то Йорданс знал про сатиров. Братцы у него то нянчат юного Зевса или Диониса, взахлёб сосущего вымя козы, то обхаживают улыбчивых нимф, то пляшут под бубен…

 И даже строгая Диана, отдыхающая со своими нимфами после удачной охоты, не гонит прочь козлоногих братцев, несущих ей свои вкусные подарки и развлекающих богиню байками, шутками и задорными песенками.
То, что кентавров тут нет, не случайно: нрав у нас не столь лёгкий и не особенно компанейский.

А вот кентавров у Йорданса немного; в моей коллекции – только две картины, причём  одна -- на дежурную тему о битве с лапифами. Однако она и не формальна, как у Рубенса, и не трагична, как у Пьеро ди Козимо, а декоративна и полна всяких забавных деталей, напоминая скорее пьяную драку, чем катастрофу со смертоубийствами. Так, одна из женщин держит в руках инструмент с бубенчиками (вроде систра), неловко пытаясь ткнуть в кого-то древком. Кто-то дерётся разбитым горшком, в котором ещё плещутся остатки молока, кентавр же замахивается горящей головнёй, -- ну, какая же это битва, если ни у кого нет настоящего оружия? Одежды ярки и пестры, телеса пышны, колорит сочен, лица не искажены гримасами… Не страшная картина, совсем не страшная – на взгляд художника, после такой драки вполне можно было бы вместе выпить и забыть обиды (до следующего раза).

 http://kentauris.livejournal.com/186727.html

Одна из плафонных росписей, выполненных Йордансом, изображает знаки Зодиака. Стрелец показан совершенно не традиционно: во-первых, это не Хирон с луком, а Несс с Деянирой (или Эвритион с Гипподамией), во-вторых же, невероятен сам ракурс: кентавр прямо-таки выскакивает из рамы, и то ли перенесётся через голову зрителя, то ли рухнет прямо на ротозея.

 Но, несмотря на виртуозность письма, я почему-то уверена, что Йорданс, как и Рубенс, никогда не видел ни одного живого кентавра – а вот в отношении сатиров я бы скорее рискнула предположить обратное.

После великолепных полотен Рубенса и Йорданса во Фландрии и Голландии ничего подобного больше не появлялось. Кентавры и сатиры практически исчезли из местного искусства, вернувшись туда лишь в 20-м и 21-м веках, когда, разумеется, встретиться с уцелевшим двусущностным где-нибудь в Брюсселе, Антверпене или Гааге стало абсолютно невозможно. Поэтому вряд ли можно говорить о какой-то единой традиции, ведущей от мастеров раннего барокко к художникам современности. Да и образы кентавров представлены теперь большей частью у скульпторов, а не у живописцев.

Так, Харо оп хет Вельд (1926—2006) создал в 1984 году целую серию небольших бронзовых скульптур под общим названием «Кентавромахия». По отдельности каждая фигура не производит впечатления чего-то выдающегося. Интересно – и не более того. А вот когда смотришь на всю серию  в совокупности, причём в разных ракурсах, возниает удивительное ощущение какого-то кентавробалета. Так что это не совсем кентавромахия (хотя некоторые братцы и сестрицы держат копья и прочие штуки), а скорее боевой танец. Замечу также, что представлены кентавры обоих типов - с передними человеческими ногами и с конскими.

        http://kentauris.livejournal.com/158034.html


Упомяну ещё Тео ван де Ватхорста, создавшего два изображения Хирона с его любимым учеником Асклепием. одно из этих изображений – надгробный рельеф (я его уже поканывала, говоря об Асклепии), другое – скульптура. Хотя образ Хирона выглядит совсем не канонически (лысый, толстоватый, явно не слишком резвый), статуя излучает не только юмор, но и сердечное тепло.


http://kentauris.livejournal.com/52926.html
(Тео ван де Ватхорст. Хирон и Асклепий)

Всё это очень симпатично, хотя и без претензий на глубину или волнующую экспрессию.
Думаю, появись ныне настоящий гиппокентавр на улице Амстердама или Лейдена, его бы восприняли совершенно спокойно или, быть может, приняли бы за ряженого. Наверное, нашлись бы сердобольные хлебосолы, которые угостили бы его кофе или чем покрепче.
Но – поздно. Кентавры там уже не появятся.
А их двуногие потомки, прибывающие в те края в качестве туристов, вполне могут купить себе кофе сами.
Как лично я и сделала.

 

   


Рецензии