Александр Деренталь о португальской литературе

АЛЕКСАНДР ДЕРЕНТАЛЬ: ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ГЛАЗАМИ ДИЛЕТАНТА

       Русская дореволюционная португалистика крайне скудна. Из посвя-щенных португальской словесности публикаций самой серьезной следует признать статью М. В. Ватсон, урожденной Де Роберти де Кастро де ла Серда «Португалия и ее литература», напечатанную в московском журнале «Русская мысль» (1890, кн. 8 — 9).
     Незадолго до революционных событий в «Энциклопедическом словаре Гранат» появилась статья «Португалия», написанная А. Дерента-лем.
     Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь родился 27 марта 1885 г. в Томске, где, скорее всего, получил университетское образование. По происхождению он еврей. Перебравшись в Петербург, он вступил в партию эсеров, был членом ее «боевой дружины», участвовал в подготовке террористических актов и в убийстве японского агента, провокатора Гапона. Эмигрировав после поражения так называемой первой русской революции, Деренталь занялся журналистикой, стал корреспондентом газеты «Русские ведомости». В начале первой мировой войны он записался добровольцем во французскую армию, хотя о его участии в боевых действиях сведений собрать не удалось. Вернувшись в 1917 г. в Россию, Деренталь близко сошелся с Б. В. Савинковым, стал его ближайшим помощником и активно включился в борьбу с большевиками. В 1919 г. он снова эмигрировал — на сей раз в Польшу, откуда местные власти депортировали его в Чехословакию вместе с Савинковым и другими эсерами. В 1924 г., также вместе с Савинковым, Деренталь вер-нулся в Советский Союз, причем, согласно позднейшим признаниям Г. Г. Ягоды, этому способствовала «очень красивая женщина, работающая на ГПУ», которая впоследствии стала его женой. Вскоре по возвращении Де-ренталь был арестован, однако после гибели Савинкова, последовавшей 7 мая 1925 г., освобожден. В дальнейшем он работал в Обществе культурных связей с заграницей и редактором бюллетеней наркоминдела, в чем его бывшие единомышленники усмотрели доказательства его тайных связей с ГПУ. После падения Ягоды, в 1937 г. его вторично арестовали и отправили на Колыму. В 1939 г. Деренталь был расстрелян, а его вдова Любовь Ефимовна после 5 лет лагерей и 17 лет ссылки в Магадане умерла в 1970-х гг. в Мариуполе (этот город тогда назывался Жданов).
     Деренталь — автор нескольких художественных произведений, в том числе повестей «В темную ночь», опубликованной в журнале «Русское бо-гатство», №№ 9 — 11 за 1907 г., и «Сингапурская красавица», вышедшей в 1923 г. в Берлине отдельным изданием. Из его публицистики упомянем очерк «Силуэты Октябрьского переворота», включенный в сборник «Пережитое» (М., 1918).
     Живо откликавшийся на революционные события современности, Де-ренталь не мог не заинтересоваться тем, что творилось в начале ХХ в. в Португалии. Как известно, 1 февраля 1908 г. король Карл I (иначе — дон Карлос или дон Карлуш), столь сочувственно описанный Т. Манном в незавершен6ном романе «Признания авантюриста Феликса Круля», был злодейски убит брошенной в его экипаж бомбой, о чем издевательски писал Ленин в заметке «О происшествии с королем португальским». Не прошло и трех лет, как в Лиссабоне началась новая смута, спасаясь от которой, 20-летний король Мануэл II, чудом уцелевший при взрыве, 4 октября 1910 г. уехал в Англию, после чего в Португалии была провозглашена республика, вскоре приведшая к анархии и президентской чехарде, а впоследствии — к почти полувековой диктатуре Кармоны — Салазара — Каэтану. Статья Деренталя «Современная Португалия», посвященная португальской революции, полная восторгов по отношению к революционерам и язвительных насмешек в адрес португальского королевского дома, была опубликована в 3-м томе «Истории нашего времени», изданной товариществом Гранат.
     Гораздо больший интерес представляет упомянутая статья Деренталя «Португалия», особенно раздел «Португальская литература», которою он заинтересовался, по-видимому, в связи с бурными политическими изменениями в этой стране.
     Первое, что обращает на себя внимание при чтении этой небольшой статьи — это нестандартность подхода. Действительно, за семь десятилетий засилья марксистско-ленинской идеологии, особенно пагубно сказавшегося на гуманитарных науках, отечественные ученые привыкли к так называемому материалистическому пониманию истории, которое сводило всю политику к «концентрированному выражению экономики» и «борьбе классов», а духовную культуру ставило в полную зависимость от социально-политической обстановки в той или иной стране. Другой штамп, хотя и не столь въевшийся — это упорная попытка сблизить португальскую литературу с испанской, хотя сами португальцы всячески стремятся дистанцироваться от испанцев в культурном отношении.
     Вот как начинает свою статью Деренталь:
     «Португальская литература, в противоположность испанской, пред-ставляющей собой описание сильных и ярких порывов, титаническую борьбу страстей и т. д., вся точно соткана из нежных, мягко и изящно переплетающихся нитей. Меланхолические нюансы в ней преобладают. Описываются глубокие душевные стремления, серые сумерки неудавшейся жизни, тоскливое стремление к чему-то далекому и неопределенному, к какому-то прекрасному в своей недостижимости, заоблачному идеалу» .
     Обратим внимание на последнее предложение. Если заключенная в нем мысль верна — а нам представляется, что так оно и есть, — то это одна из причин долговременности и живучести португальского романтизма. действительно, романтическая эстетика проникла в Португалию довольно поздно, как и во все романские страны, из-за сильнейшей укорененности классицизма . Первым португальским поэтом-романтиком был Ж. Б. Алмейда Гаррет, опубликовавший в 1825 г. поэму «Камоэнс», а последним — Том;ш Рибейру, доживший до ХХ в. и переживший португальскую монархию (умер в 1912 г.) О Гаррете у Деренталя содержится немало сочувственных высказываний, в том числе о Жуанинье — героине романа «Путешествие по родной земле», которая стала «классическим изображением молодой португалки на фоне ме-ланхолического деревенского пейзажа» . Правда, высказывание о Гаррете как о «писателе, проведшем полжизни в политическом изгнании»  не соот-ветствует действительности, ибо его изгнание длилось всего семь лет, и свидетельствует о недостаточной осведомленности автора. О Том;ше Рибейру Деренталь не упоминает вовсе — то ли по неведению, то ли не признавая его выдающимся поэтом. Если последнее предположение верно, то Деренталь недалек от истины .
     «Характернейшею особенностью ее (португальской литературы. — А. Р.), — продолжает Деренталь, — является “saudade” — слово непереводимое, приблизительно означающее собой: “горькое наслаждение своим страданием”. “Saudade” проходит неизменным, основным мотивом через всю португальскую литературу со времен легендарного короля-трубадура Диниса и до наших дней» .
      Отметим, что до Деренталя подобной точки зрения придерживался профессор Казанского университета архимандрит Гавриил (Воскресенский), который в своей шеститомной «Истории философии» сделал поражающее своей афористичностью заявление: «Португалец запечатлен меланхолиею» . И в наши дни есть приверженцы этой теории: например, И. А. Тертерян отмечает, что для португальской поэзии всех времен характерно «какое-то упоение тоской» .
     Трудно удержаться от того, чтобы не привести слова Гаррета из примечаний к уже упоминавшейся поэме «Камоэнс»: «Слово saudade — быть может, самое сладостное, выразительное  и нежное слово в нашем языке. Идея, чувство, выражаемое им, безусловно, есть во всех странах; но я не знаю особого слова для его обозначения ни в одном языке, кроме португальского» . Не все, даже в Португалии, подписались бы под этим высказыванием. Но, во всяком случае, несомненно, что saudade вполне соотносима с романтическим понятием томления (по-немецки — Sensucht). Здесь мы видим еще одну причину того, почему в португальской словесности так прижился романтизм.
     «Наибольшей концентрации, — констатирует Деренталь, — эти отличительные черты португальского национального творчества достигли в “Лузиаде” (правильно: “Лузиадах”; распространенная в то время ошибка. — А. Р.) Камоэнса» . Эта поэма охарактеризована в статье кратко, но ярко, равно как и жизненный путь ее создателя. Правда, Деренталь — видимо, тоже по неведению — разделял расхожее в XVIII — XIX вв. мнение, будто лирика Камоэнса не прибавляет славы автору «Лузиад». Если бы наш исследователь был знаком хотя бы с сонетами Камоэнса, он получил бы благодатнейший материал для подтверждения своей теории о неизменности saudade в португальской словесности.
     Послекамоэнсовский период представляется Деренталю сплошным безвременьем. По его суждению, «падение португальской литературы, на-чавшееся после смерти Камоэнса и потери страной независимости, идет crescendo в продолжение двух с лишним столетий. <…> Немногие поэты и писатели или рабски копируют иностранные, преимущественно французские образцы, или же, настроив свою лиру на придворный лад, слагают напыщенные “патриотические” оды. Даже неизбежный и необходимый “saudade” и тот в этой чужой ему обстановке понемногу утрачивает свой прежний колорит, становится бледным и бесцветным» . Показательно, что, характеризуя общий упадок португальской поэзии в эпоху барокко и классицизма, Деренталь ничего не говорит о том значительном шаге вперед, который сделала португальская проза. В статье не упомянут ни падре Антониу Виейра, которого крупнейший португальский поэт ХХ столетия Фернанду Пессоа назвал императором португальского языка (imperador da l;ngua portuguesa), ни дон Франсишку Мануэл ди Мелу, который первым из португальских литераторов попытался объяснить столь важный для Деренталя феномен, как saudade. Это может быть вызвано только поверхностным знанием предмета.
Живо, выразительно и объективно охарактеризовав зарождение португальского романтизма, его упадок, возникновение реалистической «коимбрской группы» (чаще ее называют «коимбрской школой») — всё это на фоне рельефно описанных исторических событий — Деренталь отмечает, что «талантливый поэт и первый (по времени) португальский социалист Антеро де Кенталь (правильнее: Кентал; курсив в тексте. — А. Р.), покончивший жизнь самоубийством в эпоху наиболее мрачной правительственной реакции 90-х годов, первый же придал беспредметному до сих пор лирическому “saudade” вполне определенное выражение «гражданской скорби» . Касаясь творчества другого выдающегося поэта реалистического направления, Деренталь отмечает, что «в стихотворениях Геры Жункейро старый португальский лирический “saudade” возрождается с новой силой, но уже облагороженным и углубленным гуманными общественными чувствами, волнующими поэта» . Чуть выше, объективно и прочувствованно описывая творчество Эсы ди Кейроша (в его транскрипции он назван Эса де Кейрос), Деренталь почему-то приводит заглавия его романов по-испански: “Los Mayas”, “El primo Bazilio”, “El Mandarin”, “La Reliquia”, тогда как заглавия сочинений остальных авторов переведены на русский язык. Возникает вопрос, насколько автор знал португальский язык и знал ли его вообще.
     Из статьи Деренталя видно, что, несмотря на дилентантизм автора и его поверхностное знакомство с португальской словесностью, приведшие к серьезным фактическим ошибкам, в целом она содержит довольно объективный анализ литературы этой страны, хотя и несколько поверхностный. Обращает на себя внимание образный язык и хороший стиль изложения, из-за чего статья читается занимательно и с интересом. Главное же в том, что автор, несмотря на принадлежность к одной из революционных партий, практически не обнаруживает предвзятости, идейной зашоренности и партийной узости. Некоторые идеи, содержащиеся в статье и нехарактерные для академической науки, могут пригодиться современным исследователям, стремящимся освободиться от застарелых методологических стереотипов.