Цесариус обреченный... 7

 "Цесариус" обреченный... (7)

  - Я знаю на цесариусе вы были картографом. А нам сейчас очень нужен картограф. –  Фимион Шилба капитан торгового судна «Император», уже составил свое мнение о Константине.
 «Весьма примечательная особь. Животное с сильным иммунитетом. Из всего этого сброда, этот, пожалуй, единственный, кто что-то может. Этот зазнайка не станет постигать природу закономерностей, но он их хотя бы видит. Может, даже лучше меня. Лучше, лучше, и это не зазорно. Он примитивен. Поверхностный, из тех, кто копает вширь. Я же копаю вглубь. И в своем, я преуспел больше».
 - Мы слишком поздно поняли, что это чума, - продолжал Фимион. - Он был моим братом. Как он меня в это втравил?.. Обманул меня. Говорил, это будет легко. И сначала так и было, но… Все это не моя стихия. Здесь все грубое, упрямое. Жизнь, такая, будто кожу сняли. Грязь, вши, все это стонущее мясо. И это небо, оно прямо надо мной. Худшая из иллюзий. Как конструктор, знаете, такой, на болтиках?..
  Он сломал мою карьеру. А ведь я многого достиг. Я второй казначей министерства. Пятнадцать лет я преподавал высшую математику. Уже в тридцать я основал университет. В нем жил, работал. Я из немногих, кто еще может объяснить, что такое цифра. И вот свалилось все это. Небо – в нем слишком много пустых квадратов.
  Родители были очень богатыми людьми. Пол года назад их не стало. Мы делили наследство. Мне, математику, он объяснял, как правильно делить, можете себе представить?!. Мой брат был скотом. У меня было семнадцать возможностей безнаказанно задушить его еще в детстве. Но тогда я еще претворялся сентиментальным.
  Решили все продать. «Кампания» предложил вдвое больше остальных, но при условии… Вы поняли, о чем я?
  - Какая доля от груза ваша? – равнодушно спросил Константин.
  - Пять процентов.
  - Всего?
  - У нас на борту почти двести тонн золота месье.
  Фимион испытующе посмотрел на Константина, придвинул стул и чуть наклонился к картографу.
  - Не бойтесь, я не болен. Цесариус сгорел, - сказал он с усмешкой, - а мы еще нет.
  - Ну и что?
  - Вы ведь знали его… тот еще был подлец. Ну знали-знали, тоже мне секрет… Он рассказывал мне о вас… Ваш корабль «Офелия»… Как-то помогли им с водой… было такое?
  - Я знал вашего брата, - согласился Константин. – Он не был моим другом. Ваш брат не самый порядочный человек, это так. Но неплохой моряк. К тому же это один из самых бесстрашных людей которых мне приходилось встречать.
 - Был. Был… то же, кстати, он говорил о вас… Да… Этот бесстрашный человек, когда узнал, что болен… поджег корабль… Обрек на смерть всех…всех… Чтобы мне не досталось… Ха-ха-ха… подонок… хе-хе… Вы представляете как вам повезло, Константин… Доделайте, то, что вам не дали… Или вы из тех, кто предпочитает, всю жизнь повторять: вот если бы… Нужен тот, кому поверят. У вас есть некоторый авторитет среди «этих»… На борту двести изуродованных эволюцией обезьян. Эти приматы ждут чуда, может вы и сгодитесь на роль чудотворца.
  - Давно горит?
  - Какая разница… трудности делают нас только сильнее.
  - Мне жаль людей, но я ничем не помогу. Суждено умереть, так тому и быть. Но я на смерть, никого больше не поведу. Старик прав, - сказал он чуть тише, - это не мое. У вас есть библиотека?
  - Библиотека? Есть, а что?
  - Что-нибудь, про сельское хозяйство.
  - Угу, - произнес задумавшись Фимион, постучал ладонью по столу. – из этих пяти процентов, один Ваш, месье. Хотите – оформим, у нас тут даже нотариус есть.
  - Где она?
  - Кто?
  - Библиотека.
  - Библиотека, - повторил капитан, стуча по столу. – Надо дойти до Тиру и посадить корабль на мель у восточной бухты. Месяца за два можно добраться, если, конечно, ни через рифы. Может, у нас уже и недели нет. Кто знает, что там внизу творится… На третьем ярусе чумные. Туда ходить боятся.
  - Я видел больных и на верху.
  - Да, шляются где попало. Я просил, уговаривал… разве ж они поймут? «Старшие» заперлись в корректировочном зале, прорабатывают новый устав, для судов малого водоизмещения. Ваши, тоже все там. Помощники старших затарились, кто чем мог, попрятались по каютам, не выколупаешь. Матросы, штопальщики, грузчики заняты черти чем. Кто-то, что-то еще… но… спустя рукава… Черти что!... Две последние недели ломал голову тут над одной теоремкой, так какая-то мразь вырвала из тетради половину листов… Ну так, что месье? какой будет Ваш ответ?
  - Я уже ответил Вам.
  - Я не слышал.
 Константин развел руками.
  - Мой ответ – нет.
  - Два процента.
  - Где у вас библиотека?
  Капитан осклабился, все так же постукивая ладошкой отвернулся.
  «Ничего-ничего, куда ж ты денешься – насекомое».
  - Если хотите, могу дать вам несколько советов, - сказал Константин.
  - Разочарован, я был о вас лучшего мнения.
  - Простите, не хотелось разрушать ваше идеалистическое представление о человечестве. Доверчивость делает вас ранимым. – Он поднялся с кресла, уперся кулаками в стол. – С правого борта шлюпки без цепей. В первых двух под брезентом консервы, галеты, баки с водой. Вы приказали?
  Фимион показал жестом, чтобы Константин сел.
 - Видите Константин, и клопы хотят жить. Вы мне чем-то симпатичны, поэтому буду откровенен. Таких как вы, перед тем как повесить, пытал бы публично с пристрастием… Слишком хорошо адаптируетесь. Глядя на вас слабые умы начинают сомневаться в полной непригодности этого мира. Появляются надежды, свет какой-то мерещится. Зачем? Я-то знаю, в этом тухлом киселе рыбки не словить. Мда… Если даже вы сдались… Впрочем, может ошибаюсь и для вас на этой прямой есть отрезок для подвига, а? Признаюсь: и во мне еще живы идеалы юности, мечты о приключениях, жажда справедливости, смысла…
  - Не думаю.
  - Правильно делаете… Я был из тех детишек, которые перед тем, как попросить, покататься на лошадке, сначала спросят, сколько у нее зубов. Чего же вы хотите? Учтите, больше половины все равно не дам.
  - Мне это не нужно. Не переживайте. Появится рука, которая вытянет. На этом корабле столько везучих людей – ее не может ни быть.
  - Вы, эта рука.
  - Сомневаюсь.
  - Вы хотели дать мне какой-то совет?
  - Да, вы знаете какие-нибудь молитвы?

    Солнце садилось. Почти все небо было затянуто облаками, и только там, на краю земли, ему оставили немного места. Попутный ветер раздувал паруса. Если не переменится, завтра будет солнечный день, а под вечер опять тучи. Но уже не такие, как сегодня. Таких раньше не было, и потом вряд ли увидит. Белые, прочерченные розовыми линиями, так напоминали чьи-то лица, и одно он узнал точно, и стало грустно, в груди что-то сжалось, по телу прошла дрожь. Константин оглянулся, и увидел Макса. Тот не спеша подошел, и встал рядом.
  - Я знаю, - сказал он Максу.
  - Только что. Он звал Вас. Я не знал где вы, думал, еще у капитана.
  - А Лем как?
  - Думаю у него чума. Температура, озноб, рвота. Очень похоже.
  - Это не чума, он поправится.
  - Это она, бубонная чума. Тут кругом крысы. Этот корабль проклят.
  - Его укусила крыса?
  - Нет.
  - Тогда не говори ерунды. Какая взаимосвязь?
  - Есть взаимосвязь.
 Константин склонился над бортом, как Макс, тоже стал разглядывать возникающие из под кормы водовороты.
  - Ты стал спорить со мной.
  - Столько ребят погибло, капитан, - сказал еле слышно. - Никто ведь кроме нас… никто. Вот и Чира не стало. А «старшие» все живы… Все… И где справедливость?
  - Где справедливость, - повторил Константин, посмотрел на Макса. – Думаю, утром, мы недосчитаемся половины шлюпок… Бери Лемма, дуй с ними.
  Несколько минут они молчали. Картограф достал трубку. После месячного перерыва курить хотелось еще больше.
  - Без вас не поплывем, - услышал он наконец. Ждал этого ответа. – Я-то уж точно… да и Лем откажется.
   Кто-то стуча каблуками приблизился сзади, остановился в нескольких метрах.
  - Я знал, что ты придешь, - сказал Константин не оглядываясь, потом обратился к Максу: - Оставь нас.
  Когда матрос ушел, Эд Женьо стал на его место.
  - Я вот шел сюда сейчас, - говорил капитан цесариуса, - а вот там, возле рубки дрались матросы. Сначала кричали невразумительное, а потом кинулись рвать друг-друга. Одного, даже зарезали… кишки из брюха… могу показать. Не думаю, что скоро уберут. Пьяное, злое, бесконтрольное быдло. И вот я подумал… подумал, это то, чего ты всегда хотел. Никакого контроля. Хаос. Анархия. И кишки на палубе. Должно быть ты счастлив.
 Константин стал ближе к Эдду, наклонился так близко, что тот почувствовал теплое дыхание на щеке.
  - Ты пришел за протоколом дневного учета.
  - Я пришел, потому, что между нами остались недосказанности. Пришел, потому что… не было никакого обвинительного акта, понимаешь? А если бы и был, то вот видишь, - Он распахнул китель, вытащил из-за пояса перевязанную тесемкой бумажную папку и с натугой принялся рвать ее на клочки. – Вот, видишь… видишь… вот… вот… и вот так… - Бросил их за борт.
 - Я и рад бы, - прошептал Константин, - но не могу поступиться принципами. Принципы это фундамент, на котором зиждется громада законодательно исполнительной вертикали.
  - Это так, конечно… вот только… не мог ты быть капитаном «Неустрашимого». Пока ты картограф, во всяком случае. А от пятнадцатого апреля, первым кабинетом кадрового министерства, ты назначен старшим картографом на торговую шхуну «Цесарриус». И тебя никто не увольнял.
 - Чего ж так волнуешься тогда?
 - Не за себя я волнуюсь, Костя. За тебя. Мы друзьями были, когда-то. Я об этом не забывал. Если комиссия обвинит тебя в подлоге… Начнутся разбирательства: как велся учет, порядок вступления в должности… даже я не смогу помочь.
  - Спасибо. Тронут. А теперь уходи, я не хочу тебя видеть.
  - Отдай протокол.
  Константин отодвинулся, отвернувшись от Эдда произнес:
  - Ты прав, я не имел права занимать две должности.
  - Вот видишь. И все-таки, где он?
  Сплюнул: - Тьфу ты, да выбросил я его давно.
  Женьо задумался, через несколько минут произнеся еле слышное: «Увы, ошибки тебя не учат. Человек «завтра», это не ты», ушел, но перед тем, как скрыться за углом метеорологической лаборатории, остановился, крикнул: - Ты знаешь, говорят, у них тут тоже вроде как пожар!
 Константин утвердительно покачал головой.
  «Я даже знаю, кто этот пожар будет тушить».

  В полночь Константин позвал Макса в свою каюта. Лем тоже пришел, ему уже лучше. Картограф был прав, это не чума.
  Как и просил, матросы принесли бортовые журналы, посуточные отчеты, список и анкеты всех членов команды. Разложили карту и картограф быстро вычислил место положение «Императора». Хронометрические наблюдения сделал еще в обед, так что долгота уже была, широту вычислил по меридиональной высоте. Солнце в этот день запаздывало на минуту тридцать секунд и наверстывало со скоростью четырнадцать и семьдесят сотых секунды в час. Эти цифры он знал по памяти.
  Матросы молча наблюдали как Константин кромсает карту сплошными жирными и тонкими пунктирными линиями. По бокам размещались цифры, формулы, и видимо, имеющие какой-то смысл, знаки. Скоро в дверь каюты постучали. Пришел капитан, Фимион Шилба. С ним был корабельный учетчик. Капитан называл его медузой. Производная от имени Медиоз. Фамилия учетчика была…
  - Я знал, что вы согласитесь, - говорил Феминион. Он держал в руках поименный список команды, иногда клал его на стол и напротив какого-нибудь имени рисовал рожицу с рожками или крылышки с нимбом. – Да, этот недавно. Худой такой был, но держался. Дней семь. Он у нас чемпион. Обычно два-три… По совести: я не верю. Но раз решили, что это возможно… А-то приходят: дайте то, дайте это. Тщеславие. Как «те» одноклеточные на шлюпках, не захотели. Сдали бедняжек. Не жалко? Может спаслись бы? Не думаете. Кто знает, кто знает.
  - Тщеславие? – сказал Константин, забрал список, пробежал глазами. – Не думаю. Вот он. Зовите своего нотариуса, зовите.
  - Все-таки я о вас лучше думал.
  - Сомневаюсь.
  - Правильно делаете. Давайте утром.
  - Хорошо. – Константин посмотрел на учетчика. – Через три часа общее построение. Все должны быть. Кроме больных, разумеется.
  - Не пойдут, - сказал тот.
  - Прикажут, пойдут!
  - Так, кто прикажет?
  - Первые и вторые помощники.
  - Не станут они этого делать.
  - Вот. Вот эти через час должны быть у меня. Буду раздавать инструкции. Скажите: их зовет капитан торговой шхуны «Офелия» Константин Рум. Они меня знают.
  - Это действительно вы? – удивился учетчик.
  - Вот видите, - прозвучало чуть надменно. - Они придут. Да еще. При мне застрелился человек. Кто-то из старших. Я не знаю ваших людей. Я спрятал его в последней лодке под брезентом. Через пол часа, чтобы висел на рее… где-нибудь там, в конце.
  - Как это?
  - Чтоб вы знали, на будущее: за невыполнения приказа Константин Рум вешает не раздумывая. Да, на голову ему, мешок оденьте.
  - Понятно.
 - Все химические препараты, а главное спирт у лаборантов изъять. Сколько у нас хлорки, краски, что на складах, особенно алкоголь интересует. Все это срочно. Штопальщикам – марлевые повязки, пусть начинают прямо сейчас.
  - Зачем это?
  - Во первых, тут нечем дышать, а так… и, может быть болезнь передается через воздух…
  - В первый раз слышу… но, как скажете…
 Картограф поверх карты разложил схему корабля.
  - Всех с подозрением на чуму – в семнадцатый отсек. Больных, в тридцатый. Список огнестрельного оружия мне. Будем вооружать помощников. Здоровых, разумеется.
  - Будете убивать этих несчастных?
  - Если понадобится.
  - Вот это, мне в вас нравится! – подал голос капитан.
  Картограф посмотрел на Макса: - Крысы, коты, клопы, это потом. Так. – Склонился над схемой. – Пожар, откуда он начался?
  Учетчик пожал плечами.
  - Там, где-то внизу.
  - Где-то внизу, - повторил Константин. – Насосы в тридцатом, это хорошо. Отсеки, почти не разделены, это плохо. Огонь здесь… и я думаю уже здесь, и это плохо, даже очень. А если отсюда, то шанс есть… Только на этот раз господа, тушить будут все. На верху останутся пятеро. Макс, за главного. А все остальные... – Посмотрел на капитана. – И «старшие», и присутствующие…
  - Ну это вряд ли, - возразил Фимион. – И медузу бы вам не отдал, но раз надо…
  - Все! – строго сказал картограф.
  - Скажите лучше, мы пойдем на рифы?
  - Да.
  - И что есть шанс?
  - Учился бы так же хорошо, как вы, сказал бы: «шанса нет», а так…
   Обратился к Максу:
  - Сейчас спустимся вниз, посмотрим, что у нас горит. – Посмотрел на Лемма. - Если, через час не вернемся…

  … и остановился. Слева доносилось сбивчивое дыхание Макса.
  - Да, это здесь, месье, – сказал он. – Третий ярус… думаю, это конец.
  Константин взялся за дверную ручку.
  - Не стоит идти дальше капитан: посмотрите, как из щелей валит…
  - Останься здесь, - попросил он кашляя. – Надо знать точно, какой отсек…
  - Какой смысл?
  - Думаю, есть смысл.
  - Месье, если пойдете туда, то уже точно не вернетесь… не делайте этого…
  Константин уперся лбом в дверь, стиснул зубы.
  - Я вернусь, не могу дышать… я сейчас, - уже за спиной слышался голос матроса.
  «Вся в саже… грязная какая… а ручка хромовая блестит… странно… удивительные штуки, эти ручки…Ну чего Костя? Чего встал-то?.. Это просто дверь… Сколько их было… Еще ода... такая же как другие… Просто, еще одна дверь…»
  С силой потянул ручку вниз, отворил, и, зажав рот платком, переступил порог.

  К вечеру небо заволокло тучами, начало моросить. Ночью поднялся ветер, и полило так, что и дождевая накидка уже не спасала. Пришлось спрятаться в сторожевую будку. Пол часа он разглядывал  пристань сквозь дождевые кляксы на стекле. Какие-то подозрительные крутились возле дорогих яхт у северного причала, но у них там свои сторожа. «Вот обокрали бы какую, - размышлял он мечтательно, - разговоров было бы завтра. Можно было бы намекнуть на аванс. А так, скоро нас всех разгонят. В этом городе не так легко найти работу, а ведь когда-то…»
  Согрелся, но за окном так завывало, а по крыше так колотило, что от одной мысли, о том что скоро опять делать обход, он ежился, и, чуть вскрикивая, вздрагивал.
  «Как разросся город, как они все разбогатели… Тиру, что здесь есть, кроме порта… Тридцать лет сижу в этой будке… делаю их богатыми. Что бы они без меня?.. и где благодарность? Так, а это кто такие?!.»
  Он вышел из будки и окликнул:
  - Эй чего нужно?! Кто разрешил?!.
  Всего человек пять, те самые, которых видел у соседей, нагло, преступно, теперь расхаживали по его участку. Тоже в дождевых накидках, с глубокими, скрывающими лица, капюшонами. Никто из них не обернулся на оклик, хотел повторить уже грубее, но осекся: он узнал голос начальника порта.
  - …тогда убирайте Эти! – требовал тот, от длинного плаща слева. Плащ вскидывал рукава, и досадовал:
  - Ну я же говорил! Я же объяснял!
  - Он сюда не зайдет! – поддерживали длинного, плащи справа. – Эти шхуны тоже надо убирать! А мы не успеем… Да итак, он спалил бы нам всю пристань.
  - Мы зря волнуемся, месье: они идут к восточной бухте, чтобы там посадить корабль на мель. Даже захотят, сюда они не зайдут.
  Все пятеро поднялись к сторожевой будке. Длинный, по лестнице забрался на крышу.
  - Как я и говорил, месье! Они повернули. Ветер попутный… через пол часа будут там. Пора отправлять вельботы, месье.
  - Отправьте людей, пусть иолы с восточной тоже подключаются, - сказал начальник порта.
  - К нам их нельзя пускать, - раздался, раздраженный женский голос. – Пусть пройдут карантин.
  - Уже распорядился. Они будут в бараках на косе…
  Сторож проводил их взглядом. Только, когда скрылись из виду опустил руку. Кажется, все это время он отдавал им честь, кажется не дышал. Теперь набрал в грудь воздуха, судорожно выдохнув, не спеша поднялся по скользкой лестнице на крышу. Подобно долговязому, приложив ладонь ко лбу козырьком, долго разглядывал далекую пульсирующую красным завораживающим, диковинку. 
  «Дракон огнедышащий. Величаво. Таинственно. Страшно».

  - Не страшно! – кричал Макс. –  Снять его уже не успеем, рубите мачту!
  - Месье, он приказал рубить бизань.
  - Правильно приказал.
  Корма, занялась еще сильнее: столб огня, осветил океан, облака, звезды. Стук топоров, крики, свист насосов, заскрипела мачта, ухнула вниз освещая борт факелом огненных парусов.
  - Можем проскочить месье!
  - Три румба вправо!
  Затрещало с правого борта, полыхнуло из вентиляционных люков. Мелкими язвами обугливалась ссохшаяся обшивка. Языки пламени быстро скользили вверх по обоим бортам, от самой ватерлинии.
  - Бросьте шлюпки! На борта! На борта лейте!
   По палубе носились злые, остервенелые. Тащили, рубили, качали…
  Вспыхивали паруса, взлетали искры, все медленнее, тяжелее шел корабль. Еще немного, всего ничего-то осталось… Скоро, скоро по песчаному дну потянется тонкая полоска от киля. И будут прыгать в воду моряки. И будут вытягивать их измученных, радостных за шкирки, и перевяжут раны, и оденут в сухое и чистое. И никто, никто сегодня больше не погибнет. Уже ждут у восточной отмели спасательные вельботы, подтянулись на лодках рыбаки, бросают якоря двухмачтовые иолы.
  Это будет, будет, только чуть позже, а сейчас рвется в небо пламя, и с грохотом обваливается кормовая часть верхней палубы, и обжигает паром от хлынувшей в трюм воды. Но цела еще рубка, и раздуваются паруса, и кричит рулевой: - Не Слышу вас!
  - Еще три влево! –  вглядываясь в темноту уцелевшим правом глазом, кричит, назначенный согласно второго квартального постановления первого кабинета кадрового министерства, от пятнадцатого апреля этого года, на должность старшего картографа торговой шхуны «Цесариус», Константин Рум.

 


                Конец.