My american experience. Часть 1. To be continued

     Моим бывшим одноклассникам (и не одноклассникам), сегодняшним друзьям и просто хорошим знакомым ;
Предыстория:
     В сентябре – октябре 1994 года мы ездили в США по обмену. Некоторые моменты отражены в моих заметках, которые я решилась перепечатать, сохранив авторскую орфографию, хотя очень хотелось местами отредактировать. Решила ничего не менять: там мне 15 лет, и это очень здорово.  Курсивом выделила то, что не вошло в дневник по причине крайней нехватки времени у выпускницы 11 А класса школы № 1816.

     22.09.1994 мы сели в самолёт «Ил 96». В Шереметьево, естественно, без проблем не обошлось: опять новая формальность: на выезд ребенка до 18 лет нужно заявление обоих родителей, заверенное у нотариуса.  Организаторы группы об этом почему-то не знали. Мы все обмерли: был бы очень большой облом, если бы нас не выпустили.  Вся школа над нами бы смеялась. Ладно, слава богу, родители оказались все в аэропорту с документами, подтвердили, что мы их дети, и мы с богом отправились. Проблема была с Шевкуновым: его мама приехать не смогла, а бабушке на таможне поверили неохотно. Но поверили.
       В самолет мы попали за 15 минут до взлета, салон был набит практически битком. Ольга с Людой сели рядом, мне рядом с ними места не хватило. Зато со мной сидел Максим Иноземцев, с которым мы очень отлично провели время, исключая тот момент, что мне в самолете было, не очень хорошо, и ему, кажется, тоже. Только он со мной носился, и я с ним тоже, так классно. Он очень приятный молодой человек, и эти часы полета в самолете я помню, как сейчас.
В 12 часов по местному времени (в Москве 10 вечера), мы прилетели в аэропорт города Сиэттла, и привет: 6 часов ждали нашего автобуса. Так хорошо: после перелета в 11 часов, с головной болью, с чемоданами, голодные и злые, мы мило посидели в аэропорту. Автобус вместо 12.30 приехал ровно в шесть.  Еще три часа мы радостно тряслись в автобусе по ночной Америке. Я спала на сиденье, в крайне неудобной позе, согнувшись практически вдвое, Анька  Брагина тоже. Люда сидела, как пьяная. Максим со своими длинными ногами лег аж на два сиденья  - в общем, это был такой прикол….
Приехали в Портленд глухой по Московскому времени ночью, где нас встречали родители принимающей стороны – не все, но многие: нас рассадили в машины и довезли до школы.
     Как сейчас помню: было уже темно, чудовищно хотелось спать: так хотелось, что голова отказывалась соображать совершенно, и уже не различались ни персонажи, ни происходящие события. Вокруг крутились какие-то люди, незнакомые, свои  - нас с кем-то знакомили, пытались что-то объяснить, спросить, но беседы не выходило. Хорошо помню, как уезжала Танька Новикова – почему, не знаю. Очевидно, очень хотелось доехать хоть куда-нибудь, только бы скорее лечь и заснуть.
     Не тут-то было. Дальше начались полнейшие приколы. Начать с того, что поселили меня у негров, и это было началом конца.
        Меня растили в абсолютно демократичном духе как любого ребенка из обеспеченной московской семьи, но семьи, вышедшей корнями из СССР. То есть, никакой расовой дискриминации, и никаких отступлений на эту тему в нашем доме не допускалось. Однако к такому повороту событий я не была готова нисколько, да еще в большей степени по той причине, что семья, в которую я попала, была, мягко говоря, очень своеобразной, не похожей ни на одну семью моих друзей. Возможно, сыграла свою роль неожиданность момента: с нами никто не согласовывал расселение, и усталость от перелета, но эту ситуацию я восприняла очень остро и болезненно.
      Девочка мне не понравилась совсем. Толстая, грубая, выглядящая старше меня, да еще и с подходящим именем «Yaida». Комната являла собой полнейший бардак: посередине лежал матрас, вокруг на полу валялись вешалки, тетради, причем на одной из них на первой странице крупными латинскими буквами было написано слово «fucken  suka” – раз шестьдесят, не меньше. Это уже свидетельствовало, на мой взгляд, об определенных проблемах у владельца комнаты. Магнитофон был сломан. В доме моих родителей в Москве такой прием можно было вообразить разве что после нечаянного погрома, или после внезапного возвращения из эвакуации.
     Мои новые американские друзья восприняли, наоборот, меня как дикаря из неведомой страны, потому что начали мне объяснять, как включается душ, и что красная кнопка – это вода горячая, а синяя – холодная. Очень хотелось их послать, вместе с этими кнопками. Чаю попить с дороги не предложили.
      Кое-как распихав свои вещи по полкам шкафа, я приняла душ (понятием «ванна» американцы не пользуются) и легла спать. В голову лезла полнейшая чушь, да такая, что не передать в двух словах. Потом я соображала, что, собственно, делать дальше: семья мне не понравилась совсем. Девочка  страшная, как смертный грех, габариты восемь на семь, цвет кожи – вот есть пианино в моей комнате в Москве, да еще, самое главное, дура дурой, прости, Господи.  Мать у нее полная пофигистка: что из далекой России в их дом приехал человек, что вообще из другой галактики, даже поздоровалась как-то мимоходом, словно меня и вовсе нет.
     Спала я отвратительно. Во-первых, в Москве уже утро красило нежным цветом стены древнего Кремля, а я только легла. Во-вторых, в шесть утра по местному меня разбудила эта красавица, сунула тарелку с мюсли, и сказала, что мы едем сейчас в школу.
   Побойтесь бога, вертелось у меня в голове, кто ж так делает, это же форменное издевательство над людьми. Но, скорее всего, так договорились наши прекрасные организаторы, и спорить я не стала, а встала и собралась.
    Ехать нужно было на школьном автобусе. До него – на городском, остановки три. За проезд я заплатила за нас обеих (у моей новой подруги не было денег). Кстати, это случалось достаточно регулярно.
    Нас предупредили о том, что для США 400 – 500 баксов, которые – в среднем - мы взяли каждый с собой, это огромные деньги для большинства наших ровесников- американцев. Деньгами мы особенно не светили, да и, в общем, нам никому эти суммы большими не казались, но заставлять гостя за себя платить в общественном транспорте – для меня это был нонсенс.
    Школа производила впечатление муравейника, и на нашу даже отдаленно похожа не была. Впрочем, в первый день все мы были, как сомнамбулы, на уроках спали и ничего никто не понимал, потому что элементарно не различал, где сон, а где бред. Потрясла способность моей новой знакомой красить губы без зеркала и то, что на уроке биологии попросили кого-то нарисовать большую осу (wasp). Напоминаю, что мы как раз перешли в 11 класс, наши американские друзья учились в 10-м. Мы на уроках у Сёмкина всех ос давно разложили на молекулы, классе этак в седьмом. Здесь учитель явно был рад, что ученики знают, чем пчела отличается от осы. Это впечатлило, судя по всему, не только меня.
    После школы я никуда не ходила. Было очень скучно. Учеба – дом, в котором не было уютно. Жили мы где-то на отшибе, отчасти, это торчание вечерами дома было тому причиной. Школа давала ощущение потерянного времени – особенно перед выпускными и вступительными экзаменами. Скучала и по оставшимся в Москве одноклассникам, и по тем, с кем приехала, так как мы сначала редко виделись, и развлекалась, слушая плеер. Я  решительно не понимала, за что мои родители заплатили бешеные даже для многих моих небедных одноклассников по тем временам деньги: дома сижу, как пень; от учебы в школе никакого толку. Разве что практикую английский, и то моя репетиторша сказала, чтобы  я даже не думала с американизмами прийти на вступительные экзамены в иняз.
   В субботу я поняла, что мои товарищи и не думали меня никак развлекать и возить по местным достопримечательностям (машины, кстати, в семье не было), попросила меня куда-нибудь отвезти. Хозяева в это время сидели в гостиной и смотрели какое-то тупое шоу. Поехали, в итоге, на том спасибо, в местный магазин, где встретили Эльмиру Енгуразову и ее американскую Jalene. У Эли было такое лицо, словно эта Джалин извела ее за эти дни измором. Кстати, почти так и было. Моя прекрасная половина и эта красавица – лучшие подруги. Трагикомедия в трех действиях, честное слово. Джалин, к слову, очень симпатичная, в отличие от моей, хотя тоже темнокожая. Но с головой плохо у обеих. Этот поход в магазин убедил меня окончательно, что моя девица – крейзи, а подруга от нее не отстает.   
     Что они выделывали в этом универмаге, нужно было видеть. Весь универмаг, огромный молл, ходил ходуном от их безумных скачков и прыжков.  Эля страдала молча. У меня возникло желание купить темные, черные очки, чтобы вообще ничего не видеть.  В конце концов, они нас оставили, слава богу, в центре универмага, и мы с Енгуразовой смогли нормально погулять. Я даже купила какие-то сувениры, чтобы немного успокоиться. Хватило, впрочем, меня не очень надолго.
В автобусе ко мне привязался какой-то русский эмигрант, по-русски еле-еле говорящий, с английским дело у него обстояло еще хуже. И Ольга Михайловна, и Ирина Германовна пришли бы в состояние легкого шока. Кроме того, что, по выражению моего нерадостного явно лица он определил, что я – не американка, я мало что поняла. Да, звать его Николай Волков, и он из Союза. Тут я расстроилась совсем: неужели у меня совсем постный вид, что за версту понятно, откуда я? Ясно: по сравнению с американцами с их вечной улыбкой, я, злая, не выспавшаяся, с опухшими глазами (с чего-то ночью мне снились Анька Минина и Денисов, не могла успокоиться), я, конечно, выглядела как после крутого скандала.
     Накануне в школе Шевкунов сказал «ты выглядишь, как больная». И был прав. Мне было очень плохо, так как я понимала, что от меня мало что зависит, а жить в такой обстановке мне не две недели, а гораздо больше.
     Домой я приехала в отвратительном настроении: закрылась в своей комнате, читала учебник истории. Когда мы собирались сюда, нам сказали взять с собой учебники, и мы разделились. Подобаев брал с собой учебник по геометрии, кто-то еще тащил алгебру, мне досталась история, и, очевидно, я была единственной, кто прочел этот талмуд от и до. Вечером, примерно в 9-10 вечера, когда я уже лежала на постели в нижнем белье и футболке, которая ничего не прикрывает, в комнату ворвалась Линда, мамаша моей подруги, с бойфрендом, и еще какой-то черт стоял в дверях. Свет был выключен, они, естественно, его включили, и, совершенно не понимая, что что-то не так, начали рыться в шкафу. Мужчины не без интереса посматривали в мою сторону, тем более, что проклятое одеяло оказалось заправленным под матрас и не вытаскивалось. Мне было жутко, неудобно, но делать было нечего.  Ладно Линда, но эти двое, жутковатого вида люди, да еще и непонятно, что они там искали. Спросила – молчат. В этот момент влетает в комнату Аида, хватает из кучи барахла, которое я в свое время собрала с пола и запихнула в шкаф, мужской одеколон и швыряет прямой наводкой в одного из этих странных типажей. Наверное, он родился в рубашке, раз она не проломила ему этим пузырьком башку. Впрочем, в рубашке он родился, или без, меня мало колеблет, а вот таких ночных вторжений я не терплю.
     После этого счастливого непопадания странная тройка  удалилась так же, как и вошла. Аида любезно поинтересовалась, не помешал ли мне свет. Мое московское воспитание «ты в гостях, веди себя любезно» не позволило мне тогда сказать «помешал, и валите все отсюда, как можно скорее и куда подальше». Очень жалею, что, спрятав свое самолюбие куда-то в глубину души, я процедила сквозь зубы «No problem». No problem;
    На следующий день объявился Аидин блудный папа (родители ее давно разведены). Явился он с тремя чадами, чтобы в 3 часа дня отвезти свою дочь и ее foreign exchange friend в зоопарк. Как потом заметил очень тонко Макс Иноземцев, «показать своих». Я , наверное, в этой компании смотрелась очень хорошо, и чувствовала себя вороной в прямом смысле этого слова. Белой вороной. Грустной вороной.
    Папаша у Аиды очень деловой, крутой и воображалистый, явно из тех мужиков, которые сто раз женятся, и ни разу не каются в этом. При этом с ним очень интересно поговорить. Дочка, бестолковая, как сибирский валенок, хоть и американка африканского происхождения, пошла явно не в него. Мальчики – вообще странные. Я давно заметила, что темнокожие мужчины к белым женщинам относятся с явным пренебрежением. Чего стоили одни эти взгляды в мою сторону  - слово «шмара» так и сквозит в каждом. Поздороваться при встрече сводные братья Аиды со мной не удосужились ( и где хваленая американская приветливость). 
Честно говоря, на эти косые взгляды мне плевать, хотя, если честно, все-таки немного такое отношение задевает.
    Папаше я явно понравилась, он меня буквально извел беседами за время этой небольшой прогулки. Кстати, в зоопарке я увидела березу, и поняла, что очень хочу домой, то есть, в Москву.  К родителям, к Аньке, Денисова увидеть хочу, березы эти... Купила сестре пенал в подарок, и мы поехали домой. В своей комнате торчала до 11 вечера, потом моя прекрасная подруга позвала меня на помойку – вынести с ней вместе мусорное ведро. Вот такое вот развлечение. Умора.
Утром оказалось, что накануне вечером звонили мои родители, а меня никто не позвал к телефону, потому что «мы думали, ты спала».  В этот момент я готова была убить всех вокруг, честное слово. Как вынести ведро – я не сплю. Как к телефону позвать, когда у папы редкая возможность позвонить с работы – меня бояться потревожить. Здесь я поняла, что уже наступает предел моему терпению и показательно хлопнула дверью.
    Не помню, что было днем, видимо, ничего особенного. Обсуждали только со своими американские представления о нашей жизни: эти люди понятия не имеют, что у нас в Москве есть электричество (спросили у Макса), и что у нас есть чайники. Я пошутила, что есть чайники, и даже имеются со свистком. Потом Максиму нужны были какие-то кассеты, и его спросили, неужели у нас есть и приемники. Это все помимо стандартных вопросов про права, аборты и еще какие-то интересные весьма вещи.
    Вечером дома меня ждало новое приключение. Собралась я ложиться спать, и была уже в соответствующем виде, то есть, в белье.  В дверь стучит эта дура, с криком «звонят твои родители, иди скорее, в гостиной никого нет». До этого, кстати, были гости, но якобы теперь все они ушли. Радуясь такому прогрессу, в чем была, я вылетела в эту гостиную, и тут оказалось, что, во-первых, это звонили не родители, а наша учительница, во-вторых, в гостиной сидело полно народа.
     Я поняла, что это все и что я больше не вынесу этого бардака. На следующий день поговорила с Т.В, она тоже с кем-то пообщалась на эту тему. Надо сказать, что тема для американцев тяжелая, и для нас тоже.
Офф-топ: моих родителей по телефону обвинили в том, что они вырастили агрессивную расистку. Марине Юрьевне из Москвы, разумеется, просто было говорить об этом, потому, что ее дочь жила в очень хороших условиях, в нормальной семье, без всяких перекосов. Папа мой, кстати, расстроился, зато мама нашлась быстро и сказала все, что она думает по этому поводу: семья заплатила деньги, и большие, не для того, чтобы ребенок мучился и испытывал дискомфорт, неважно, с чернокожими, с азиатами, или с гуманоидами приходится жить на одной территории.  В то, что разделение по семьям было случайным, никто не поверил, так как Ольга жила в нормальной семье, Ксюша Мельникова тоже, а не повезло почему-то мне, Таньке Новиковой, Енгуразовой и Подобаеву: наши родители не относились к тем, кто организовывал поездку. Все-таки, когда вывозишь людей, надо проверять принимающую сторону на вменяемость.  Да, я устроила истерику, пусть так, но мне было очень плохо, некомфортно и неинтересно. Да, я избалованная дочка обеспеченных родителей, но не с большими понтами, чем все остальные, менее обеспеченные. И, если я не хочу ходить в трусах перед чужими мужиками, при чем тут мой расизм и мое воспитание?
Это, кстати, припомнили на выпускном вечере, когда затронули эту тему.
     На следующий день меня временно переселили к Каре Денвер, у которой жила наша Иришка Золотова. За вещами моими меня отвез к Аиде Том Арчер и Сандерс. В такой стрессовой ситуации я не была давно, если честно. Неудобно было им – потому что они поставили меня в такое положение. Большое спасибо Т.В. , что поспособствовала, и ребятам, что поддержали.  Для американцев, кстати, играет большое значение определение «comfortable». У меня этого ощущения не было ни минуты. Собственно, Т.В. и попросила Тома Арчера разобраться с этим вопросом.
     Кстати, у сына Арчера, Дэни, жил Вова Подобаев, и ему повезло так же, как мне, может, чуть получше. Дэни был похож, как бы это мягче сказать, на человека, который слегка не в себе. Кстати, в аэропорту мы увидели его первым, и просто выпали в осадок. Было от чего: он, оказывается, с детства состоит на учете у психиатра.  Вову он извел не меньше, чем меня моя красавица, зато у него был существенный плюс: у Арчера жила еще и Т.В, которая модерировала эту ситуацию.
Ирке Золотовой повезло с семьей: один недостаток: в том, что спали они с Карой в одной комнате. Однако я была до того расстроена, что предпочла бы спать с кем угодно, лишь бы это был нормальный человек: с Карой, с Людкой, с Максом, с Шевкуновым. По крайней мере, в доме была идеальная чистота, трусы и вешалки не валялись по полу, и ночами никто не врывался, чтобы поискать черт знает чего.
Помню, что в эти дни мы много общались с Ирой и Ольгой Волковой – и на тему нашего замечательного расселения тоже. Ольге, кстати, тоже влетело от организаторов: слава богу, с проживанием у нее все было в порядке, но она очень скучала по дому, и, когда ей позвонила мать, расплакалась в трубку. Та, разумеется, подняла шум. Конечно, Оля была не права, но….
Все-таки мы было совсем еще детьми, попавшими в другую ситуацию, стрессовую для некоторых. Надо отметить, что мы все учились в лучшей школе района, то есть, по тем меркам, детьми были из очень хороших обеспеченных семей. Ко многим вещам мы оказались не готовы, как не готовы были и наши организаторы к тому, что кое-что будет воспринято в штыки.
Мой личный эпизод разрушил все мое восторженное отношение к поездке, по крайней мере, первое время. Я ощущала себя истеричкой, расисткой, стервой, мне было стыдно даже людям в глаза смотреть, уже не говоря о том, как унизительно было таскаться с вещами туда-сюда.
     Наконец,  меня переселили к Марти Линхарес – уже после того, как эту семью рекомендовали, со слов Сандерса, все учителя. Видимо, мой случай оказался показательным, настолько, что меня поселили в семью, о которой я могу сказать только одно: самый лучший вариант, который только мог быть.  Условия кардинально отличались от моих первоначальных. Но дело было даже не в этом, а в том, что наконец-то я оказалась у совершенно адекватных, нормальных и дружелюбно настроенных людей. Если до этого меня просто трясло постоянно и выводило из себя все, то теперь я почувствовала себя, как дома, и этот дом стал для меня почти как родной, а его хозяев я очень полюбила.
Устроившись, я наконец-то начала возвращаться к нормальному восприятию происходящего вокруг. Ребята тоже более или менее социализировались, и даже начали осваиваться в новой для нас среде. С американцами у нас завязались уже не просто отношения «гость – принимающая сторона», а некоторое подобие дружеских отношений.
    Моя Аида влюбилась в Лешу Шевкунова. Это заметили все. Кстати, ораторское мастерство Арчера, видимо, сыграло свою роль: Аида после всего от нас не отдалилась совершенно, а, наоборот, активно продолжала с нами общаться. Так вот, на дискотеке она даже пригласила его на танец.  Шевкунов, шутили мы, перекрестись, ты уже дошел до того, что у таких дам пользуешься успехом.  Людка, кстати, танцевала со Стивеном, у которого живет, и, кажется, тоже в него втюрилась.
Стивен – красавец, блондин, совершенно не в моем вкусе, и у него такое детское лицо, что просто плакать хочется. К тому же, ему 14 лет, а Людке уже исполнилось 16. Она хвасталась своим паспортом передо мной и Максом еще в аэропорту. А влюбилась в малое дитя, это ж с ума сойти надо.
Дискотеки тут у них мало чем от наших отличаются, разве что крутят постоянно кантри, от чего уже мы все подустали.  Как обычно: кто танцует, кто стоит, как пень, а я вообще скучала по поводу отсутствия некоторых людей, которые остались в Москве. Где в этот момент был Макс, я не помню. Зато Подобаев ходил странный, и танцевал с Танькой, потом искал невесть зачем какую-то брюнетку в клетчатой рубашке.
Странные у нас молодые люди: у одного Аида самая сексуальная (о боже) женщина в мире (надеюсь, это была шутка), у второго одни брюнетки на уме, да компьютеры.  Кстати, Вову мы с Недуевой решили вообще убить: он забыл принести в школу дискету с письмами от родителей.
Моя Марти в восторге от дискотеки.  Вечером поехали с ней и ее родителями, то есть, мамой и отчимом, перекусить в очень приятную забегаловку.  Бонни и Рональд – чудесные люди, красивые во всех отношениях. Я начинаю вновь чувствовать вкус к жизни.
Ночью мне приснилась Москва, школа и Аркаша Петров. Сто лет не видела его, вдруг приснился. С Новым Годом, с Новым счастьем. Только этого еще и не хватало.
Вообще нашим девчонкам в США снятся сны, один ужаснее другого. Это потому что мы не дома, и до конца нам не комфортно. Интересно, что снится Иноземцеву? Подобаеву явно дискеты и файлы, а Леша Шевкунов вообще, наверное, единственный из нас, кто спит спокойно: его никогда ничего, кажется, не волнует. Прямо позавидуешь таком олимпийскому спокойствию. Кстати, в день нашего отъезда у него родилась сестра, так что Леша у нас теперь в новом статусе брата. Поздравить его, или нет? Все же разница у них в 16 лет.
В субботу мы с Марти и ее родителями поехали в церковь. Как мне пояснила Бонни, они верующие, но в церковь практически не ходят. Дело в том, что она и родной отец Марти – баптисты, но они разведены, а разводы у баптистов запрещены. Поэтому сейчас с Рональдом они подыскивают другой храм, а пока с его сестрой Линдой посещают пресвитерианскую церковь.
Я, конечно, имела представление о том, что эта церковь сильно отличается от того, к чему мы привыкли, но что до такой степени… Любой наш храм – это строжайший монастырь по сравнению с тем, что я увидела. Никаких платков, косынок, длинных юбок: джинсы, шорты, обычная одежда. Священник в костюме, только на шее полосатый шарф. Такое ощущение, что люди пришли не на службу, а просто послушать лекцию о Боге. И это не обезумевшие бабки лет 100, а интеллигентные нормальные люди разного возраста. И все сидят с одухотворенными лицами, не то что рот пришли просто поразевать, как у нас многие делают, а почерпнуть для себя что-то новое, нужное для души. Никогда бы не подумала, что американцы, при всей их разболтанности, так серьезно относятся к религии.
Священник потом прислал мне даже открытку, я до сих пор ее храню. В ней очень приятные слова, да и вообще, такое внимание мне было очень приятно. Он достаточно молодой и очень красивый мужчина. Бывает же.
После службы поехали в гости к Линде. Ее дочь – очень забавная девчонка, нашего возраста, и, главное, учит в школе русский.  На ее «здравствуй» я ответила уже привычно «hello». Посмеялись. Я вспомнила, как Макс спрашивал мой телефон и, доставая бумажку, спросил «what’s your home number». Тогда с нами обоими чуть не случилась смеховая истерика. Теперь я сама сделала то же самое, и так же мы смеялись.
Потом мы заехали за Марти, и отправились все вместе в магазин. Бонни очень удивлялась моему вкусу: никаких маек, спортивных курток, растянутых кофт – а именно это смотрела ее дочка. Сказала, что американские девочки совсем не женственные, и попросила меня уговорить Марти купить спортивную куртку не убийственного зеленого цвета, а хотя бы грязно-розового. Купили.
День прошел, короче, замечательно.

На следующий день мы поехали на field trip. Это такая поездка, вроде пикника, поэтому полтора часа тряски в школьном автобусе забылись очень быстро. Время провели очень классно: сначала веселила всех Люда, которая стала открывать банку Пепси, не смогла, попросила Ольгу, а та сломала открывалку у этой самой банки. Очень хотелось пить, а к банке не подступиться, словно герои Лисы и Журавля. Попросили помощи у Вовы с Максом. Наши герои мучились целый час, потом подошел крутой Леша, поднял с земли желудь, положил на эту самую банку, шарахнул  чем-то – банка открылась.  Потом девчонки снимались в разных прикольных позах, это тоже было нечто. Мы с Людой и Олей постоянно друг друга подкалывали. Жаль, нет диктофона, чтобы все это записать на пленку: мы точно сошли с рельсов, все трое. Куклина валялась в траве с таким лицом, как у Черепахи из мультфильма, в ее очках от солнца сходство просто сумасшедшее.
Природа напоминает наше Подмосковье, только здесь есть горы, и в этом основная разница. Сейчас октябрь, здесь, как и дома, золотая осень. Погода чудесная, небо чистое-чистое.
Потом мы поехали на вулкан, в горы. В последний раз я в горах была в Венгрии, очень давно, лет 10 назад, я даже в школе еще не училась, так что  сравнить мне не с чем. Ехать туда прилично, нас с Людкой развлекал Майк Сандерс всю дорогу. Из всех местных учителей он самый классный, несмотря на то, что кумир многих – учитель арта (искусства), как точно провести аналогию, не знаю. О нем вечно трещит Анька Осокина и Люда, но лично мне он не нравиться, и некоторым тоже. У Сандерса 10 детей и 22 пони. Олька была с Т.В. у него дома, говорит, там такое твориться, словно Мамай прошел с ордой. Мимо дома на машине проехать невозможно, не заткнув нос – иначе можно задохнуться. В деревне километрах в 300 от Москвы нет на ферме такого запаха. Интересно, кто как устраивается. У них можно на учительскую зарплату прокормить 10 детей?  Кстати, одна из его дочек, Талина, очень милая, с ней многие наши девчонки подружились. Хотя она тоже странная: ей вообще плевать на то, как она выглядит, в чем одета и т.д.
Но человек она хороший. Вообще из всех моих знакомых в этой поездке на меня самое сильное впечатление произвели наш Максим и эта Талина.
Горы – это просто чудо, так красиво, что нет слов, чтобы описать эмоции. Совершенно сумасшедшее эстетическое удовольствие. На фоне голубого неба серая громада гор. Назло подлости, у меня сломался этот проклятый фотоаппарат, ничего не удалось снять.
10.10 мы поехали на океан.
Зимой я с папой и сестрой была на Северном Море в Голландии, и четко помню, как меня поразило величие моря. Теперь я увидела океан, и поняла, что это куда более внушительное зрелище. Природа – великая сила, чтобы создать такое.  Девчонки бегали по воде босиком, а я очень боялась простыть: вода, на самом деле, была ледяной, да и воздух был весьма прохладным. Бонни заставила меня одеться с утра очень тепло, поэтому соприкоснуться с океаном мне не удалось. А Людка чувствовала себя неважно, и испортила мне все настроение, которое было очень хорошим с утра, и из-за океана, и из-за погоды, и по другим причинам.
Вечером моя американская семья подарила мне свитер, украшение и открытку с очень теплыми словами. Прочитав ее, я даже расплакалась. Из-за Люды у меня итак было противное слезливое настроение. Я поняла, что я не знаю, чего хочу: домой – и да и нет, потому что там экзамены и институт, с Денисовым тоже ничего не ясно, да и нужен ли мне он, тоже,  и вообще, как-то все стало резко неохота. Я ничего не могу понять. Точнее, не хочу. Природа, океан, горы почему-то усилили чувство одиночества, и даже этот милый вечер оказался испорчен.
На следующий день мы пошли с Людмилой в магазин и провели там полдня. Нас с ней можно туда засылать на неделю – мы не умеем покупать с ходу, как Анька Брагина, или Олька. У меня в магазине обостряется способность к критике, я могу за минуту все забраковать. А тут еще магазины огромные, с ног собьешься, пока обойдешь.
Недуева сказала, что у меня нет вкуса. Это после того, как она купила какой-то жуткий глаз натуральных размеров (брелок). Не то у меня нет вкуса, не то у нее проблемы с чувством юмора. Такой кошмар в жизни даже в руки бы не взяла.
Устала так, как будто побыла на уроке физкультуры, или сдала зачет по физике по 20 параграфам, поэтому пришла домой и легла спать.  Чтоб я в Москве днем легла спать? Вот умора. Меня в 2 года днем никто не мог никогда уложить.
В понедельник поехали в Evergreen High School. Опять-таки я, Оля, Шевкунов и Иноземцев ехали в «шевроле» Сандерса. Это, правда, скорее походило на пародию на Шевроле, в ней, в этой машине, раньше, видимо, свиней возили, а теперь посадили русских школьников. Смеялись до истерики. Ольге и Максу нельзя вообще находиться рядом, они издеваются друг над другом, а тут еще Леша со своими двусмысленными шутками. Иногда у меня возникает желание заткнуть ему рот, и все.
                В школу мы приехали с опозданием;  еще минут двадцать нас распределяли между учениками, так как они должны были сопровождать нас по школе, которая раз в 10 больше, чем Ковингтон, и в которой легко можно заблудиться.  О боже! Наконец-то мы попали на нормальный урок – по крайней мере, на доске были нацарапаны страшные математические формулы, значение которых, вероятно, понял один только Подобаев.  Относительно того, что наши ровесники в средней школе в десятом классе приступили торжественно к изучению теоремы Пифагора, это был просто какой-то мехмат. Впрочем, до формул, слава богу, мы не дошли: традиционный обезьянник с представлениями и ответами на давно всем нам, честно говоря, опостылевшие вопросы. Судя по тенденции, американских детей волнуют в российской жизни две вещи: разрешены ли у нас аборты, и с какого возраста выдают права. И еще, Люда Недуева иногда встревает и рассказывает про Москву куски из топиков учебника по английскому.
                Отдельная тема: мы уже не в первый раз поругались с ней, кстати, и с каждым разом становится почему-то все сложнее общаться. С самого начала меня раздражает слегка ее менторский тон. Никогда в жизни не забуду, как она сказала Максу еще в аэропорту «ты в свой паспорт посмотри, тебе еще 15 лет, а мне уже 16». Вот это да. Меня она старше на полгода, Максима – на десять месяцев. Застрелиться нам, что ли?
                Обидно, что ругаемся здесь – хотя ближе друзей у нас тут нет. Ни у кого. А еще у Люды случился казус в виде этого Стивена, который очень странный, и семья его тоже. Ну и кому легко? Странность в том, что у них куча детей, оно мормоны, в квартире базар-вокзал, и, со слов Люды, у них вечно пустой холодильник.
                Кроме того, она с собой не взяла толком никаких таблеток, кроме аспирина: естественно,  у нее начал болеть желудок. Виноваты почему-то оказались мы  все: какого черта не подсказали, что нельзя пить аспирин на голодный желудок. Так и хотелось сказать: нам 15 лет, а ты свой паспорт открой. Но все-таки она хорошая, своя, почти родная, так уж ссориться совсем нехорошо.
                Короче, на сей раз я заметила, что ее заученные параграфы про Москву набили оскомину. Не знаю, что меня понесло. Видимо, просто было уже не смешно. Но поссориться умудрились капитально.
                С Людой у нас вообще странная ситуация. Тот же наш дорогой Леша Шевкунов ухаживал в 9 классе за мной, а потом начал клеиться к Недуевой. Слава богу, что он мне всегда был до фонаря – почему и переключился на нее. А вот Люда к нему была неравнодушна, и очень переживала, когда он нашел для себя Таню. Кстати, тут Леша купил Тане кольцо. Страшное, грубое.  Зато кольцо. Видимо, свой выбор он сделал.
               Ехали в машине обратно – в том же составе. Всю дорогу смеялись – даже я, несмотря на ссору с подругой. Возможно, я была неправа. Нравится талдычить, как пономарь, одно и то же – да пусть, бог с ней, делает, что хочет.
               Короче, я дружу сейчас с Ольгой, почему-то вечно сталкиваюсь везде с Лешей, а нравится мне Максим. Подобаев уже отпустил несколько шуточек по этому поводу. Да уж, так получается, что мне никогда не нравились мальчики из нашего класса. Максим опять не из нашего. И что, теперь, повеситься?
           Вечером поехали в зоопарк. Боже, я там уже однажды была. Но тогда все было иначе. Я была в жутком настроении и готова была с собой покончить прямо напротив вольеров. Сейчас все было очень по-другому. Приподнятое какое-то настроение. Не то погода хорошая, не  то что-то еще – даже домой не хочется, честное слово.
             Дома захотелось принять ванну. У американцев это не очень принято. Из душа выскакивают, словно на них выливают там ушат кипятку. Вода очень дорогая, безумно.
            Странные люди. Чая у них в доме нет: специально для меня покупали в универсаме пачку. Вместо обеда могут быть вполне себе острые чипсы, да еще и с соусом. Моя Марти как-то предложила мне пообедать таким образом, я отказалась сразу. Ради меня сварили суп. Более странного ничего не видела в жизни: в молоке сваренный бекон, да еще с какой-то приправой. Пришлось похвалить – из вежливости.
              Уроки Марти делает за полчаса. Мое недоумение ей непонятно. И неудивительно: у нас-то между школой и ночью есть два часа на подготовку, причем минимум по пяти предметам. Это не считая заданий, которыми грузят еще и репетиторы. У меня их три. С ужасом думаю, что будет, когда в Москву вернемся.
               Сегодня ночью снилась Москва. Зря я вспоминала накануне про родину. Приснилась школа и наша обожаемая Зайтуна Салиховна. Видимо, по физике мне светит в полугодии кол. Утром не могла отделаться от ощущения, что я зря уехала. Надо было заниматься, тем более, что эту, будь она проклята, физику, вполне могут сделать обязательным экзаменом.
               В американской реальности мы на уроке искусства сидим, общаемся и рисуем на стекле милые картинки с подписями. Более очаровательного времяпровождения для выпускников найти сложно, честное слово. Какое же у этих американцев счастливое детство. У них так все воздушно, возвышенно, красиво…не то что у нас.  «Садись, два».  А эти закорючку нарисовали – все в восторге, и на уроке все в голос говорят, в полный голос причем.
              Зато мы, своей маленькой русской тусовкой, наконец-то получили возможность пообщаться. Сегодня с Аней Брагиной обсуждали, на том же уроке, что не бывает состояния невлюбленности, правда, слава богу, на ее примере.