Ран. дневн. 8 Андрей Вознесенский великолепно чит

Раннние дневники 8 Андрей Вознесенский великолепно читал Пастернака

Мне 23 года.

19 ноября. С платформы пыль столбом от усердной метлы. В этой пыли птицы сверкают. Вершины сосен жёлтые, солнечные. И рядом рябинный огонь.

Марина Цветаева ушла. Ушла и негде искать её.

Костя опять не мучает. Привыкну быть без него.

20 ноября. Бог держит в Своих руках нити поэзии, живописи, музыки.

В одной книге я прочитала, что искусство - одна из форм религии. Прочла, что поэтов и художников в Средней Азии называют дервишами. Её написал Юрий Терапиано, он поэт и изучатель древних религий.

Дирижёр Игорь Маркевич умный и тонкий дух.

Видела Евгения Евтушенко на вечере поэзии, его профиль, затылок, нос остры. Острый блеск глаз.

22 ноября. Нельзя роптать на Бога, а я ропщу. Он взял у меня любимого, голос, артистизм, музыку, поэзию. Всегда остаётся выход — смерть.

Скучная опера Бэла Бартока. Встать бы и тихо пройти мимо людей, загладывая в каждое лицо невидимкой. Музыка рождает образы и мысли.

Избавиться от зависти и корысти.

Проклятая прекрасная Москва. Шведский тупик, воспетый Стасем Красовицким. Я двигаюсь в синем свитере золотой египтянкой.

Я должна быть любима и красива. Где мой взгляд русалочий?

Поэт Валентин Хромов хорошо рисует и много пьёт. Зачем я всех люблю, зачем я со всеми, а они друг другу враги?

Делать неожиданное, быть беспечной. Нет — каменоокой камеей (Марина Цветаева).
Марина, где, где, где ты?

Всё интересно и невозможно. Мои желанья — Уот Уитмен. Моя алчность — Маринина щедрость. Спит сердце — слабое и кроткое.

На людях безвкусная игра в несуществующую героиню. Мнимое всё. Мнимое.

Генрих Нейгауз читал стихи своим ученикам на уроках фортепьянной игры. Изумление и благоговение перед ним. Какая утрата смерть его.

Тянет меня Москва прошлого, я её люблю, не современную.

Кумиром Бетховена был Шекспир.

29 ноября. Только не ныть и не мешать людям жить.

Опять Костя мучит, ужасный плач во мне. И невозможность жизни без него. Невыразимая его прелесть.

Ни о чём жалеть не надо,
Не воротишься.
Будет боль моей наградой,
Будет творчество.

Никогда раньше не было так безнадёжно и отчаянно.

30 ноября. Изумительно чувствовать себя живой и чуткой. Пусть это только кажется, но это такое блаженство — прислушиваться к себе. Любовь кротко сияет. Во мне лёгкость, прозрачность, будто всё сквозное и пронизано музыкой. Ласковый голос мой. Кажется можно полететь.

А ночью ползти ободранными коленями к Косте в Ленинград.

3 декабря. Изумительная Наталия Львовна - вечный святой ребёнок.

Темы Цветаевой — любовь и смерть. И вечное присутствие Бога.

Тёма Бромберг острит и сыпет анекдотами.

У меня была тоска, в гости ко мне пришёл Володя Харнас, я показала ему всякие стихи. Этот визит вернул меня к жизни. Крохотное тепло, и уже хорошо мне.

12 декабря. Мне остаются стихи на скамейке у Никитских ворот, Пастернак и отчаяние, не прикрытое любезной улыбкой, не излечимое дулом пистолета. (Лермонтов) Жизнь прошла уже.

Что жизнь? Тень мимолётная, фигляр,
Неистово шумящий на подмостках
И через час забытый всеми, сказка
В устах глупца, богатая словами
И звоном фраз, но нищая значеньем.

Это Шекспир?

Мои глаза взяли в плен художника Олега Гостева на выставке у Тёмы Бромберга.

24 декабря. Нет людей и нет посуды, нет денег и некуда идти на Новый год. Устала собирать людей разрозненных и равнодушных.

Мне звонил художник Олег Гостев. Что это изменит?

26 декабря. Меня связывает с миром телефонный провод. Дрожащая бездна под ногами и голоса Лины, Олега, Бориса Пашкова.

28 декабря. После выставки в Манеже с Линой и Олегом Гостевым мы пришли к Саше Фрумкину. При свечах пили водку и пиво. Я была пьяная и читала стихи Ахматовой, Пастернака и Бродского. Пошли  во двор и стали кататься с гор. Ничем меня не воскресить. Даже внимательностью и заботливостью Олега.

Костя, любимый мой, я никого не люблю. Я погибла. Во мне жизнь угасла...

Ты забываешься и отступаешь вдаль,
Становишься пронзительной печалью.
Как жаль, что ничего тебе не дам.
Что ничего нельзя начать сначала.

28 декабря. Люди всё-таки чего-то ждут от меня, а я ничего им дать не могу. Нищая. Духом.

Борис говорит, что нельзя распускать себя.

1 января. В этом году мне будет 24 года.

То каменность, нечувствие, а то проливной плач. Кончаются такие состояния обычно каким-нибудь утешением.

9 января. Мы с братом поменяли квартиру в Жуковском на комнату в коммунальной квартире в Москве. У меня появился дом. Живём на улице Хуторской в одной комнате, перегороженной ширмой.

17 января. Во мне живут Пьер Безухов, Наташа Ростова, а более всего я Алексей Спиридонович (герой Ильи Эринбурга). У меня нет времени на музыку и  книги.

Быть ласковой и терпеливой.

Восторг от голосов дикторов.

Олег подарил мне картину свою — девушка на фоне органных труб.

У Ахматовой на фотографии почти потусторонние глза, хлебнувшие стиксовых вод. У Марины на фотографии, подаренной мне её сестрой Валерией Ивановной Цветаевой,  в лице кротость.

Неужели человечество обязано жизнью какой-то нелепой закономерности? Люди идут вперёд, освящаемые факелами гениев.

В Студию пришли Володя Войлоков и диктор Лора Ерёмина. После занятий я мчусь провожать её до радиокомитета, как будто пытаюсь приручить её. У неё очень своеобразное лицо. Она хорошо читает стихи Марины Цветаевой.

В МГУ на вечере Пастернака я видела Андрея Вознесенского. Он великолепно читал Пастернака. Андрей — раковина, полная жизни. Всё в нём прислушивается, присматривается, вглядывается в мир. При этом я наблюдаю в нём углублённость в себя.

Выше всего небо, и наши страсти под ним так ничтожны.

Реальней всего Бог. Как страшно и хорошо, что можно припасть к Нему и утолиться неутолённой вечной любовью.

Фотография моего приятеля по Студии Художественного слова Володи Войлокова.