Муся дальних странствий

                Неужели  и велосипедиста Бог создал               
                по образу и подобию Своему?
               
                Дон-Аминадо



      Бабушка Пелагея в   восемьдесят шесть лет  ещё мечтала научиться ездить на велосипеде.  Не успела,  а  точнее велосипеда под рукой  не оказалось,  иначе бы научилась.  Мы  успели:  я  освоила этот вид  передвижения, будучи пятиклассницей, муж  –  будучи, как он говорит, «мужчиной дошкольного возраста».  Сыновья  раскатывали на папином спортивно-туристическом  «велике»   тоже в  возрасте   нежно-дошкольном. Теперь  мальчишки  выросли и разъехались,  остались  мы втроём: Мама, Папа ( эти  звания мы с гордостью носим уже третий десяток лет) и Муза дальних странствий. Она  часто нас отправляет  к  чёрту на кулички, но  мы  привыкли к её  капризному, вздорному   характеру: не спорим  и подчиняемся. Знаем: если  эта дама  задумала  нас «пересадить»  с  лыж на велосипеды в связи с   окончанием  лыжного сезона,  то  она  своё  дело  сделает, несмотря ни на какие препятствия.
      Накануне   звонит  свекровь, долго   дружившая с  разными  марками велосипедов (точнее  сказать, не дружившая с ними, потому  что  у   всех   велосипедов  оказывалось одно нехорошее свойство:  их  без конца уводили «добрые  люди»).  Папа   сообщает бабушке:
      – Мы на первомайские праздники на велосипедах в Кайралы собрались…
      – Что, с Валей? – на  другом конце  мобильной связи  крайнее удивление, граничащее с  ужасом.
      –  Ну да…
      –  Не надрывали  бы   вы  Вали, – у  свекрови просыпается  безграничная  жалость к невестке, так как местоположение  уже не населённого   пункта Кайралы она  знает –  до него   40  километров  без  асфальта.
        Хихикаем: от жалости  бабушка  даже в рифму нечаянно  заговорила: не  надрывали  бы  вы  Вали.  А  кто её    надрывать  собирается, эту Валю? Её  хлебом не корми  – только  дай  куда-нибудь    на природу в выходные убежать от  домашних дел.  С  этой  самой,  с  Музой… И с Музом…
       Выезжаем.  Первая преграда  –  наш  доисторический  железнодорожный мост.  Он  давно в полуразрушенном состоянии. Когда-то   через него  шли поезда в Финляндию,  а  нынче   остались  от  мостика  рожки да  ножки.  Нет,  сам  мост на месте  –  на нём на  танках  можно  ехать. Но  перила во многих местах  разрушены,  а  высота  такая,  что   страшно становится.  Если  машина   вдруг  тебя на середине моста  застанет  и  тебе  придётся сходить на край,  где  место для  пешеходов,  то обморок слабонервным барышням обеспечен  и  даже гарантирован. 
      Ну,  так и получается. Только  въезжаем на  мост, на  другом конце показывается машина. У меня  душа    –  в пятки. Я  лучше вернусь, но на пешеходную  часть с  велосипедом не полезу.  Однако  машина   останавливается: дескать,  проходите,  проезжайте,   подождём!  Хороший знак для начала путешествия: есть, оказывается,   добрые  люди на свете.
        – Глянь,  на   джентльмена  нарвались,  –  удивляется  Папа. 
        Машины  мимо нас  –  одна за  другой. Впереди  –  майские праздники, народ  устремился  через Кайралы и контрольно-пропускной пункт Салла в   Финляндию,  на выходные.  Ведь  дорога почти «международная».  Даже начали  асфальт  от Алакуртти тянуть в  сторону границы. Семь  километров асфальта дорожники сподобились проложить, а потом  бросили –   не иначе как  финансирование прекратилось. Добираемся  до  участка,  где  дорожники  ещё   не  работали,  –  ехать сразу становится  веселее. То  были  камни  и  развороченная  дорога (вроде-дорога), а  теперь пошла  гладенькая  шоссейка, местами с  ямами  и  камнями,  но   всё-таки  сносная.
       – Ну вот,  где  дорожники  бросили  улучшать дорогу,  там ехать можно, – комментирует  муж.
       Едем.  Вспоминаю  афоризм Дон-Аминадо: «Климат создаёт  жена, а погоду делает муж».  Не знаю,  не  знаю,  кто  климат создаёт, кто погоду делает:  то солнце  ослепляет,  то снег  в  глаза  летит. Каждые пять минут  погода меняется.  Пыль  за  каждой машиной  клубами вьётся.  Есть «джентльмены» – эти  притормаживают,  видя  велосипедистов.  Стараются,   чтобы «странники»  меньше пыли  глотали. Одобряем таких водителей  и  проникаемся   к ним  уважением. Потом замечаем, что альтруизм водителей сомнителен: очевидно, всё  дело в том,  что  велосипедисты  создают  ощущение опасности на дороге.  Притормаживают джентльмены,  боясь этих  «ненормальных»  сбить  –  с  толку и с колёс.   Машинки, однако,  не слабые:  за  границу  на  «запорожцах»  не ездят.
       Ага,   одна  машина  даже остановилась!  О,  братец финн! Что-то  лопочет. У меня  такое впечатление,  что  хочет спросить  дорогу,  типа: «Извините,  как проехать  к  ближайшему  магазину?»  Дорога  тут, в    заполярных лесах,  одна,  чего спрашивать?  Оказывается, миссионеры-евангелисты.   Вручают «Благовествование от  святого Иоанна». На ломаном   русском языке финн говорит:
       – Это вам подарок с…  (смотрит на небо, вспомнил!) с  неба…
       Финка  выглядывает с улыбкой. Бог  любит  путешественников – и русских, и финских. И покровительствует  им, посылая  в  дороге   более-менее приличную погоду, попутный  и встречный ветер,   силы и  здоровье,  хлеб насущный,  добрых людей и…   подарки с  неба. 
       Продолжаем путь. По дороге  – одни воспоминания: Муза  на  ушко  нашёптывает,  увязалась, приставучая…
           – Смотри, вот поворот, где на ЛУАЗе перевернулись…
           – А  вот  здесь   ЛУАЗ   откапывали… Помнишь,  дорогу зимой так  занесло,  что  не могли  пробиться в Кайралы…
           – Глянь,  тут   поворот  на   Юккуйоки… Земля обетованная…
           – А   вот   карьер,  где  Лёшка    прыгал  на велосипеде… Как  это называется? Фрирайд?  Язык  сломаешь, не  то  шею.
          На привале Папа  колдует с фотоаппаратом над  очередным  фотошедевром.   Наши «Скотты» составляют  композицию  «Влюблённые  велосипеды».  Поставили  их  так,  что   синяя «Скотточка» к  оранжевому  «Скоттику»  руль приклонила,  а он   так  нежно  что-то  ей говорит и  даже   пытается за колёса-коленки  педалями-ножищами задеть.  Ну,  надо  видеть  фотографа в работе:  то встанет,  то присядет.  Он  готов  даже и  в  лужу лечь,  чтобы нужный ракурс поймать.   Кругом  ведь снег тает  –  везде грязь и вода,  чуть  только  с  дороги сойдёшь. Я  уже промочила ноги в кроссовках,  но  нахально   лезу в композицию.  Ну, типа третий лишний.  Велосипедам  явно и  без  меня   хорошо,  я  это нутром чувствую: стояли  бы  себе на солнышке,  а  сейчас придётся  по камням колёса-коленки   разбивать.   Впрочем,  дорога   после привала  заметно  улучшается.
           Дорога  из  русской  классической стала уже «почти европейской»,  зато   от  долгой  езды  задняя часть изнеженного  интеллигентной работой тела  злобно   хрипит: «Иди!.. о!.. ты!» Никак голова с  этой  деликатной  частью  тела не подружится для   дальних  странствий.
           Папа сосредоточенно крутит  педали,  молчит: о  чём можно  ещё  говорить, когда  три десятка  лет  рядом.   Только голову поверну – он  уже  знает, что я  скажу. Только  он  бровь поднимет – я уже  поняла. Дон-Аминадо говорит: «Когда людям нечего друг другу сказать, только  тогда им и  легко разговаривать».  Нам легко – мы  уже всё сказали. Но  я   иногда  пристаю,  когда  разгорается  женская болтливость: поговорить «за жизнь».
           – Папа, а  за  что  ты  велосипед  любишь?
           – Высоцкий  пел,  что  за  что  – это  уже не  любовь.
           –  Я  тебе  тоже это говорила давным-давно, помнишь?
           –  Нет, ты говорила: любят за недостатки.
           –  Ага,  так ты  мою  мысль  буквально понял,  поэтому количество недостатков   не сокращаешь, а  увеличиваешь…  (Дальше –  обычное  женское ворчание, которое в  каждой семье  отличается только   продолжительностью).
           Ближе к Кайралам  дорога  вообще  превращается в сказку – летим с горки  с ветерком. Вот  уже и мостик  между Верхним и Нижним  озером. Начало  мая,  но   на  озёрах  до сих пор  ледяной панцирь.  А  что вы хотели,   Заполярье же, не Африка, не Индия.  Не скоро  ещё снег  растает – кайральские сопки   стоят  в  снеговых  шапках  до самого лета. А  красавцы-то!  Великаны!  Гора Рохмойва  – страж   над всей  окрестностью,  неприступная и величественная.  Мысли  пошли в сторону  величия природы и   низости  людишек, которые эту природу  пытаются  «приручить».  Ну,  дерзайте,  пробуйте, приручайте. Получилось?
          Однако  доехали!  Вот наша  «избушка на курьих ножках»:    ветхий,  полуразрушенный  домик с  печным  отоплением,  с просевшей  от  старости  и полусгнившей  стеной.  Это  лесной кордон. Раньше здесь  было многолюдно, часто  жили  лесники,  но  нынче  тут,  кроме Кузи-домового,  никого  нет. Мы  здесь  переночуем. 
           –  В доме  на  сенях   замок не открывается,  –  сетует  Папа. – Видно, этот  ключ не подходит.  Я  раньше другой  брал, он в машине остался.
          –   Ёлы-Палыч!  А  что  делать?  40  километров назад?  –  ужасаюсь  я,   потому что  профессия  у  мужа не имеет  ничего  общего со  взломом  замков.
          – Ты что… Придумаем что-нибудь.
         А что придумать можно? Из инструментов  –  ключи  для  велосипеда и  миниатюрная  складная походная пила.  Такой  только  маникюр  делать, а не  доски  толстенные распиливать. Однако до поперечной толстенной  доски  нашим несерьёзным инструментом можно  отпилить  три  вертикальные тонкие  дощечки,  чтобы  попасть в  дом. Выпиливаем – сделать  «вход»  в полный рост  мешает эта проклятая  поперечная доска –  толщиной с порядочное  бревно  (ну да,  гипербола  –  как же  без неё?)
           Осматриваем  результаты инженерно-строительных работ. Получается  смешно: чтобы  зайти в дом, нужно  хорошенько согнуться, почти присесть.
          – Ну,  давай залезай в  будку, собачонка, –  смеётся   муж.
          – Ага-гав!  – действительно,  будто   в  собачью конуру, – соглашаюсь я.
         Так  и ползали, если надо было выйти-войти. Интересно же: приседаешь  каждый раз со смехом. В  обычные двери   заходишь-выходишь  без всяких  эмоций, а  тут   каждый выход – приступ  смеха: «Ну,   пора  в  будку! Гав-гав!»  Впрочем,  ползаем недолго:  сходили полюбоваться  закатом, а  дальше я от усталости (40 км!) проваливаюсь  в сон,  даже  не успев придумать  названия  путешествию,  что  обязательно  делаю,  когда мы  отправляемся  с Музой  дальних  странствий.
          Смутно сквозь сон испытываю сомнения: можно ли  мне писать о велосипедах?  Подумаешь,  несколько   походов  сделали. Да и не походов,  а   походиков,  ибо  что такое  40  км? Три  выезда из-за печки…  Вот есть  зубры,  которые на велосипеде  полстраны  объездили.   «Ладно, – успокаиваю себя, –  зубры   пусть  сразу  велосипедный роман пишут, а  я  так –  мелкие  велосипедные рассказики  попишу…  По… пи… шу… ша…» Засыпаю с  этой  шуршащей  оптимистической мыслью: «Ша!… шу!… ша!…»
          Утром просыпаюсь –  косточки болят все до  одной. Сквозь  шторы  светит  солнце. Вспомнился Пастернак: «Как  обещало, не обманывая, проникло солнце утром рано косою полосой шафрановой от  занавеси до  дивана…» Точно так и есть: от  занавеси до   моего  лежбища легла солнечная полоса. Вылезаю из  спальника, сползаю с кровати.  Вижу своё отражение в уцелевшем  зеркале:  что-то растрёпанное, взъерошенное, позеленевшее, с отёкшими  глазами, полусогнутое… Руки – о,  мои руки! Ноги – о,  мои ноги!  Спина – о, моя спина!  А голова?  Зараза, ей-то ничего,  всё и всех  доконала, а  сама ухмыляется.
          Топаю к печке  – разжечь  огонь.  Когда в печке  угли тлеют,  это сделать несложно  даже «хранительнице» очага, а не «зажигательнице». От  моих  тяжёлых  шагов ( а какими   им  быть после  сорока километров в  бальзаковском возрасте?)  просыпается муж, открывает глаза. Спросонку  тоже не  всё понимает,  видя перед собой  нечто страшное  и взъерошенное:
          – Это  что?
          – Это Муза  дальних странствий,  –   приглаживая растрёпанные волосы, со смехом  отвечаю. Возвращается   чувство  юмора –  боль в  хоб-чике  становится тише. Вспоминаю слова свекрови: «Не надрывали  бы  вы Вали…»
          –  Нет,  это не Муза дальних странствий, это Муся, –  по   давно  заведённой  привычке играть  словами  папа  переиначивает  «словечко».
          Мне   становится  ещё  смешнее:
          – Вот-вот, у всех   Муза, а  у тебя  будет Муся дальних странствий.
 
          За чаем  возвращается  назойливый  вопрос.  Впереди –  те  же самые  40 км,  только в обратном направлении.  Весёлое  «с горки» теперь автоматически  станет нудным  « в горку». Зато  каждый вчерашний  подъёмчик-тягунчик  обещает  радостное «с ветерком».  О,  велосипед  даёт  невероятное  чувство свободы и радости!  Свобода передвижения и  свобода  души!
        А вопрос вот в чём:  40 км –  это много или  мало? Классификация  маршрутов  определяется, конечно,  не головой.  Определяет «много-мало»  другая часть  тела, на которой  приходится сидеть во время «дальних странствий». Так что перелёт на самолёте на какой-нибудь курортный остров Бали – это  чепуха, это – рукой подать.  А 40 км на велосипеде  по  песчано-каменистой  дорожке   да  «к чёрту на кулички» – это и  есть «дальнее странствие».
            Мальчишки наши эти  40 км по камням-камушкам  в  один момент  бы  проскочили, а мы с  Папой  из «переходной» возрастной  категории (  переходной к пенсии) – мы  не  торопимся.  Обычно в Кайралы ездим на машине, а  тут Муза дальних странствий загнала нас  на велосипеды.  Ну,  ничего! «Ничего! – ободряю себя. – Муся ты или не Муся?»   Кузю-домового зато  проведали, а  то к нему с Нового года никто и не заглядывал в гости. Он  заскучал,  опять  кашляет  и сердится.  Веточка еловая в банке с  января  стоит,   ещё  не осыпалась, не засохла.  Пусть стоит – Кузе  веселее с остатками праздника.
            – Ау, Кузя, слышишь меня?
             В ответ  раздаётся  странный  звук.  Ветер  так   дует в  окно,  так  гудит,  что  кажется,  будто  домовой стонет-плачет.
             – Ладно,  мы  ещё приедем, Кузя,  не  хнычь!
             – Поехали!
            Почётный эскорт из местных собак мы  заслужили: как-никак в   «будке»  ночевали и  ещё  кусок  колбасы  оставили  возле  скамейки у  дома. Рыжий пёс   благодарно провожает  нас до поворота.
             – Ну, Муся дальних странствий, жми на педали! 
            Настоящая  Муза  дальних странствий  ехидно   помалкивает. Можно не сомневаться: опять  что-то придумала.  Не зря Ильф и Петров сочувствовали гражданам, попавшим  под  её  влияние: «Муза дальних  странствий манит человека… Носит  людей  по стране…»  Или   по отдельно взятому бездорожью…
             – Поехали!   

Фото В.Яроцкого. Влюблённые "Скотты".