Трофей
Когда знойным июльским утром по селу ахнул первый снаряд, и окна в хате жалобно задребезжали, дед Сашко, всю войну пролежавший с радикулитом, приподнялся с каким-то новым ощущением в пояснице. Не веря самому себе, спустил он с лежанки худые белые ноги и сделал несколько неверных шагов. Тут ахнуло второй раз, где-то посыпались стекла, и в хату вбежала седая растрепанная баба Ганка. Увидев стоящего посреди хаты деда, Ганка слабеющей рукой ухватилась за притолоку, а другою стала мелко креститься.
-От Ганка, бачишь, встав я,- смущенно произнес Сашко.
-Пишлы… пишлы скорее с хаты, усе село вже в погребах сидит,- быстро опомнившаяся Ганка схватила деда за руку и потащила за собой. Они были уже во дворе, когда страшно рвануло совсем рядом, засвистели осколки и посыпались комья земли. Кулем повалились старики в жухлую траву и вжались в землю, боясь дышать. Когда же поднялись наконец, то за поваленным тыном увидели дымящийся, с выбитыми окнами сельмаг, использовавшийся итальянцами как продуктовый склад. Сашко скосил взгляд на хищно подобравшуюся Ганку – видно, об одном и том же подумали они: фашисты ушли с села загодя, сельчане попрятались по погребам…
Ни слова не говоря, баба вцепилась деду в рукав, и, короткими перебежками, приседая при каждом взрыве, бросились они к складу. Подбежав, привалились к стене, пачкаясь в побелке: руки и ноги дрожали, стук сердец заглушал хриплое дыхание. Но страх и любопытство торопили, и старики, стукнувшись головами, заглянули в проем окна. Со свету, однако, ничего не было видно, и дед, кряхтя, полез в окно.
Тут же Ганка услышала глухой стук и тихий мат – дед упал, затем донеслось раздраженное «Та отойди ж от викна, ничего не бачу», и баба отпрянула в сторону. Ударил пыльный луч солнца, и в свете его среди промасленных обрывков бумаги увидел Сашко то, что заставило его радостно задохнуться – два металлических бочонка в углу.
- Держи! – трясущимися руками один за другим подал он Ганке добычу.
- Оце и все? – зашипела та, вырастая в окне.
- Совсем сдурела баба! – дед оттолкнул жинку и вывалился из окна…
То и дело роняя бочонки из ослабевших рук и поминутно озираясь, заячьим скоком вбежали старики во двор. Баба направилась к погребу, а дед, передав ей свой бочонок, метнулся к сараю и появился оттуда с топором и огарком свечи. Когда за ним захлопнулась ляда, удачливые добытчики опустились на корточки, хрипло дыша и бессмысленно таращась в темноту.
- Запали свечку! – скомандовал, наконец, жинке дед и взялся за топор. Что-то стукнулось об пол, и, причитая «та де ж воны?» зашарила в темноте руками Ганка. Немного подождав, дед плюнул и, нащупав край бочонка, заскрипел топором. В погребе остро пахнуло чем-то пряным.
- Мясо!? – замерла Ганка.
- Не, кажись, рыба, - зачмокал Сашко. – Та приоткрой же ляду, дура старая!
Стукнула ляда, и, щурясь от яркого света, дед торжественно отогнул крышку. Там, в рассоле, мокро отсвечивая, плотно одна к другой лежали крупные лягушачьи лапки.
- Маты Божа! – хлопнула ляда, и в темноте погреба послышалось, как рвет-выворачивает бабу, да цветисто поносит итальянцев дед.
Свидетельство о публикации №211050601240
Виктория Романюк 03.02.2023 22:24 Заявить о нарушении
Александр Скрыпник 03.02.2023 22:38 Заявить о нарушении