Тишина, т. е. тихо

Для погружённых в религию каждый шаг отмерен
И конец его – вне веры. Плавающие в философии, в себе,
Вне мира находят утешенье, а Бог – по интересам ответвление.
Художники – самотворцы, и кого хочешь, нарисуют;
Для абстракционистов нет границ, жизнь им сродная микроволновке,
В ней человек жарится и съедается временем.
Науки субъекты по категориям необъятное раскидают...
Мерзавцы на эгоизм спишут любовь, а верные, скорее, на случай,
как и умные. Умолешённые не боятся снять маску нормальности
И врачу в глаза сказать – да вы не правы. О маньяках и убийцах
В политических взглядах говорить не стоит –
там и при жизни нет ничего.

О себе хвастать тяжело, если каплей совести опьянён или закалён
Ненужностью, но меня отличает от всех в днк один процент,
Как и всех от меня. Жаль, мы не едины, а если и станем, то поздно,
Но уже сейчас можно, желательно или никогда.
Мир вокруг с возрастом кажется незнакомее, а расширяющийся
Внутренний делает вещи суженными... Так я раньше думал,
Что не дотянусь до кнопки лифта, но сейчас мне смешно
И заглядываюсь выше, например, на крышу, но а дальше –
Купол атмосферы прозрачно лживый, вакуум безжизненный,
Страх этой великой комичности гонит к люку, в ход узкий, решётки.
В комнату тяготение, в кровать сверхмассивная лень, и кажется
и половины не увижу на Земле, сейчас тишина, т.е. тихо...

Закрываю часть лица одеялом, чтобы сквозняк не проник, но
Целесообразней окно закрыть, или надёжней убрать ветер,
Но тогда придётся из бытия зиму стереть, а за ней и всю физику,
А не легче ли просто убиться; не закрывай балкон – прыгай.
Отвратительно собственное отражение, но так разбивай зеркало,
Но это бесполезно, ведь на улице встретишь ещё миллион таких же
Отражателей, вырисовывающих своё мнение, основываясь на чужих
Мнениях, или проще – недомнениях...
Замкнутый круг как не вырывайся, это тоже что и убрать ёмкость
Заполненную из под протекающего крана, чтобы не вылилась за края,
Но так будет слышно об дно капание, и не заснёшь ты, пока она
не вновь не заполнится.

Или запереться в гараже, где есть, кажется всё; инструменты, отопление,
Тусклая лампочка, подвал с едой, топливо, одежда, журналы, газеты
И даже несколько романов, но для инструментов нужна цель
И яркий свет, еда сырая, а разводить огонь опасно, журналы раз здесь –
То устарели на 10 лет и газеты, а книги читать голодному хоть и в тепле
Для разума не гигиенично в тишине, обглоданным, мерзко в тишине,
т.е. где тихо... Но можно включить Шопена и его концертом загладить
Раны душевные, говорить «я останусь собой» – вершина идиотизма,
Ибо нет иного выбора, как принадлежать своему скелету;
Эта особенность музыки – отделять от материального тело, раздражает
Зомбированием, или всё-таки, это моё специфическое отношение
к универсальной форме звукового преображения.

Сюрреализм Дали в рамке с дохлыми мухами, слева выше, уводит
Бережно мысли через звёздные блики, за край Вселенной в черноту,
В никуда, где есть только сводящиеся от безысходности анализа
полушария... От того и умозаключаю, вопреки Дарвину
И его же противникам –  уж больно мы нереальны в материальном,
Теоретически из всего исключаемся, практически ничего не доказывая,
Как субстанции без начала стремимся из пункта «а» в судьбу,
Минуя остановку «б». Конкретика сего уравнения ясна,
Мы в точности затерялись, как подвешенные светлячки, на нити
Бесконечно тонкой болтаемся, отдаём свет темноте,
но она в нём не нуждается.

Вот вам логическая задача без решения, логичного, по крайней мере.
Ещё добавлю, чтобы избежать сомнений в собственной экзистенциальности:
Я на кровати, придавлен в себя вопросами, сильнее мира гравитационного,
И даже умолешения свыше архимедова давления, оно требует
Частицы воли, чтобы выйти из контроля, знаю, на себе проверил,
Как заговорить с кем мне стоит – путается инерцией всё вновь и вновь,
И кажется, я хитрец-манипулятор, остроумием, издеванием прикрываюсь,
Разрушением, но хитрецы закрыты, и на самом же деле жертва настоящая –
моё сердце нервное, лёгкие и требующая крика голова.

Наверное, втяну в себя много слов, от которых захочу избавиться.
Выкину в тишину забывания названия, а за ними и вещи, они уже
Атомично разрываются, как сначала пенка кофе, завивающаяся,
Соединяющая, от центра и на краях распадаясь, а теперь и книжный шкаф.
Как в сверхновую обернусь, или чёрную дыру, что неважно,
«Ничто не вечно под Луной» как и над, вне зависимости от химического состава
Или на данный момент физического состояния агрегата.
Атакует ли северная Корея южную, воспользуется ли атомной,
Завяжет ли войну – отвязываться всё равно невинным,
На дальневосточной границе, но накал мозжечка испытает
каждый червяк на Земле.
Если хотите, жалейте, в жалости вижу проблеск доброты.
Крики раздались во дворе женские, оглушили меня, выстрел, лай,
Удары, тишина затем резкая, тишина, тихо, тишина,
т.е. тихо...