18. Банка с сахаром

Избранные рыбацкие байки.



Может у кого и другие эпитеты для этого есть, но у меня вот такой, выстраданный. Я так формулирую, по-простому – на коммунистов я ложил, а на демократов – клал! Жизнь даётся человеку один раз, но почему её лучшую часть он должен потратить на эту сучью перестройку?
Началась она в августе 87-го, как сахар из продажи пропал, а завершилась в 2000-м, как Путин в Кремль вошёл. Тринадцать лет, как опарыши, в дерьме прокувыркались, от Чернобыля до дефолта. Впрочем, давно уже сказано Лёвой Троцким – «есть у революции начало, нет у революции конца!» Хороший был человек Лёва, не хуже, а то и получше, чем Сталин! Хороший был человек Лёва, но - сволочью оказался. Пришибли.


И, как в анекдоте про червячков говорится - «сынок, это наша Родина!», жизнь шла своим чередом, в трудах, но, к счастью, без трагедий. В поте лица добывался хлеб, иногда десяток банок тушёнки, сало, водка и прочие деликатесы. Но вот с сахаром и с любыми карамельками был постоянный напряг. Два сына подростка смахивали любые сладкие продукты, как насосом-пылесосом, а разгружать вагоны с сахаром я ещё не приспособился.
Собрались мы как-то с пацанами в августе 92-го в большой поход на Киалим, форелевую речку, берега которой я топтал уже лет пятнадцать. Пацаны – «тинэйджеры», жрут за двоих, и веселятся как натощак, так и после обеда. Всё при нас, тент, палатка, снасти, спальник семейный, и жратвы в целом достаточно, и чаю индийского рванули, а сахарку нам выдали со стакан на троих. На три дня. Ну, нет его, ни за деньги, ни бесплатно. Жалкая и унылая картина.


Доехали на автобусе благополучно, на тропе каждый камень родной, погода нам благоприятствовала. Золотой август, все грибы наши, все ягоды наши, и вся рыба! Отварная форель на первое, белые грибы на второе, и черника без сахара – на третье. И видели мы эту перестройку! Вот только сахарку не хватает. С горки на горку, и за два часа добежали мы до реки. Хлебнули святой воды и на «заколдованную» тропу, к базовой стоянке.
Там и ходу то всего пятнадцать минут, но заблудиться очень даже просто. Но мы прошли чётко барсучиные норы, и поломатый катамаран, и кусты дикой смородины. Упали без сил на стоянке, знакомой предводителю уже пятнадцать лет. Было объявлено:
- Большой привал. Дрова, костёр, чай!
Тренированные пацаны кинулись исполнять указание, а я, взгрустнув на «нумерованном» брёвнышке, решил проверить шальную мысль. Давным-давно, на второй третий год наших форелевых экспедиций, приучился я прикапывать в лесу остатки продуктов, а начитавшись братьев Вайнеров и других мастеров словесности, делал я это достаточно профессионально.
Метров за сто от стоянки еле виден был огромный, Васнецовский такой пень, сосна ли, лиственница… В войну, или после войны вековые сосны срубили зэки и герои Павла Бажова, остались только пни в два обхвата да три забытых сосны на дальнем перекате. Потоптавшись около пенька, я обнаружил то, что искал. Среди листочков и мха лежала алюминиевая банка, под ней капроновая крышка, а под крышкой – трёхлитровая банка, вкопанная в землю. Я извлёк баночку и вернулся к костру.


Мелкая форелька прыгала на перекате, пацаны резвились на галечной косе, а в трофейной банке мной были обнаружены два пакета, - с солью и с сахаром. И сахару там почти килограмм. За пятнадцать лет сахар десятки раз намокал и высыхал, и заново кристаллизовался, кристаллы выросли  - как брильянты из Оружейной палаты, Но я-то хорошо знал, что это и откуда оно!
У костра было объявлено:
- Ближайшие три дня сахар выдаётся без нормы!
И был при этом продемонстрирован увесистый пакет.
Случись в этот день выборы, я получил бы сто процентов голосов!
Мы выпили котелок чаю с дымком и с сахаром, и двинули вверх по реке. К заповедным соснам и к заветному перекату.
С тех пор прошло двадцать без малого лет, но я так и захомячиваю сахар, где ни попадя, а перестройку иначе как «сучьей» не называю.

* * * * *