Кстати, об идиоматике

               
                Ни с того, ни с сего, под настроение, впрочем, не будем
                лукавить -  захотелось  пообщаться – отправила шутку:
                Иностранец: - Ну, не понимаю я этих ваших
                русских идиоматических выражений.
                - Свинья паршивая, куда ты прёшь, собака  бешеная?!
                Или: - Сегодня я буду завтра.
                Или: - Лучше водки хуже нет.
                А вот это: - Да надень ты на х** шапку!
                Куда?! Зачем?!
                И в ответ получила: - Я и не предполагал… Вы такая
                рафинированная,  и вдруг… обороты. Это радует.
                - А вы всерьёз считали, что я не знаю русской
                идиоматики? Знаете, я собираю частушки. А там такое…
                Но ведь это фольклор…
                - С человеком, знающем толк в фольке, общаться
                приятнее.
                - Да-да, обращайтесь, если что… 
                Забавно, но на этом общение и закончилось. То есть, не
                совсем – моё ещё какое-то время продолжалось, в
                одностороннем, так сказать, порядке.
                Почему? – «Что гадать, если не владать, - любит повторять
                моя подруга со слов своей покойной мамы,- а коль
                владать,  тогда и  вовсе нечего гадать».
 
               
Вот вы   знаете,  когда дети начинают постигать азы идиоматики?
 
Правильно -  года в три, в детском саду. Но тогда они ещё не отдают себе отчёта в том, что говорят, просто запоминают разные новые слова и охотно выдают их потом на гора, иногда вызывая тем самым лёгкий... или тяжелый и обширный – это уж как повезёт - шок и, чем обширнее шок, тем охотнее повторяют. Но это всего лишь освоение речи.


А вот в первых классах школы… О... это совсем другая история. Они думают, что уже что-то знают.

Начало второго класса. Мальчишки играют в футбол. Мы, мамашки, ведём светские беседы на тему, чей ребенок гениальнее (а о чём же еще?). И вдруг я понимаю, что моего-то давно нет в поле зрения. Включаю чётвертую и одновременно пятую скорости и, как бешеная куропатка, суматошно наворачиваю круги и петли - вперед и назад - вокруг школы, спортивной площадки и близлежащих домов. Обнаруживаю за гаражами - одинокого и несчастного - с опавшими  плечами и поникшей до самой груди головой (его опять не взяли в игру – ну, не попадает он по мячу!).

- Что случилось, сыночка?

Он вскидывает голову – глаза полны слёз - всплескивает руками и очень эмоционально, выразительно и отчетливо проговаривает (и, что характерно,  никакой тебе дислалии!): - Да зае**ли они меня все!

Я теряю дар речи, а вместе с ним и способность к какой-либо аргументации. Громко сглатываю, взахлёб кашляю, прочищаю горло и неуверенно, почему-то шёпотом: - А… Ну,  тогда пошли домой.


Дальше – больше: они пробуют эти слова и так и эдак,  на вкус, и на слух, поочерёдно вставляя их в предложения, потом составляя предложения преимущественно из них и, наконец, наступает момент, когда они на нём - разговаривают.
К счастью, и это рано или поздно проходит – когда они нарезвятся -  и  большинство возвращается к более или менее нормальной речи, с редкими, или не очень, вкраплениями «образных» выражений, употребляемых…  по случаю…  или там... к слову.


А у нас? Как это было? По-другому? Позже? Вообще не было? Да ладно! Классу к первому я уже много чего знала, хотя подробности в памяти не отложились.

Но вот в году… незапамятно каком, курса после 3-го или 4-го, мы с институтской подругой проходили практику в экспедиции, в Красноярском крае. Отряд производил геологическую съемку. А предварительно надо было проложить топографические профили. Это задание нам и поручили, двум зелёным столичным студенткам. В помощь дали двух рабочих.

Один,  лет 27, был уже… безнадёжен. После психушки (вроде как, суицид), подволакивал ноги, по вечерам чифирил. Был мрачен, разочарован в жизни, нигилистичен и по большей части молчалив.

Второй – мальчишка лет 18-19, искренний, наивный, добрый, даже чистый, но то, что называется педагогически запущенный. Такой ещё… совсем телёнок, глупый и брыкастый.

Разговаривали оба исключительно матом. Особенно изгалялся младший (старший-то молчал). Этот просто издевался и хулиганил.

Подруга выдержала с ним полдня и наотрез отказалась.

Пришлось мне. Он бузил, и выёживался, и капризничал, устроил мне театр одного распоясавшегося дурно воспитанного актера, просто «игра в жмурики»*, и любовался собою, и получал от этого несказанное удовольствие. Достал - до самых печёнок.  У меня задание, и время идет, дело - стоит.

И тогда я сказала (ой, даже не знаю, как это написать): - Ну, все! П****ц! Зае**л на х**! Закрыл *бало, зап**дил  эту х**ню (рейку то есть) на жопу, взял загребалки в хваталки, и п**дуй на тот холмоё*чик, и с присвистом, мудочёс грёбаный! - и зачем-то, видимо, чтобы окончательно расставить точки над и: - пришью, суку, на хер!

И... столбняк - с обеих сторон - с выпученными друг на друга глазами.

Согласитесь - неплохо для первого идиоматического опыта!

Если кто не понял, а-бис-ня-ю: сказано было трепетной неиспорченной домашней девочкой  примерно его же возраста.

Впоследствии моя первая, светлой памяти, начальница часто повторяла - по другим, совершенно иным поводам: Женечка, вы патологически обучаемы. О, да! Истинная правда!

От неожиданности он перешёл на нормальную русскую речь: - Ты что, с ума сошла? Ты что  так ругаешься-то?

 И до вечера работал, как ясочка, искоса поглядывая в мою сторону. Я делала зверское лицо (насколько это вообще было возможно при моей абсолютно кукольной мордахе в то время).
 
А по возвращении в лагерь побежал жаловаться начальнику отряда: - Я с ней работать не буду! Она ругается! Матом!!!

Тот переспрашивает: - Матом?! – и ко мне с хохотом: - А  что ты ему сказала?
- Не помню, - отвечаю, - но он меня достал. (Хотя этот самый первый свой идиоматический оборот помню, как «отче наш...», всю жизнь. Другие забыла, а этот – помню.)

И, знаете, проработали мы с ним весь сезон душа в душу, с полным взаимопониманием и долгими литературно-лингвистическими беседами.


- Как, как ты ему сказала? - переспрашивал муж, вытирая слёзы. – Помедленнее, пожалуйста, я записываю.


 Нет, в обычной жизни не матерюсь. Разве что по случаю. Разве что к  слову. Ну, там птичка на голову капнет или чашка с кипятком на ногу упадет… Или какой-нибудь придурок подрежет через три ряда, и ты судорожно вдавишь педаль тормоза в пол, практически в асфальт, до боли в руках вцепишься в руль и, переведя дыхание, громко, образно и витиевато выскажешься по поводу обилия козлов на дороге, размножающихся со скоростью сексуально-озабоченных кроликов, количества неадекватно ведущих себя  машин, а заодно о дорогах и чёртовой погоде вообще…


А так, чтоб основательно - меня надо очень сильно попросить.

Однажды муж  - попросил. Как - объяснять не буду. Но очень.

Я с  полчаса изобретательно, с использованием трудно переводимого набора слов, рассказывала, какие именно сексуальные утехи и с кем советую ему испробовать (Кама-сутра отдыхает!), где конкретно  видела его папу с мамой  и чем – лично! - занималась со всеми его многочисленными родственниками и предками вплоть до седьмого колена. Что именно  говорила, не помню – пребывала в сильном экстазе. Он спрятался за закрытой дверью. Но я говорила очень громко.

Сын же, четырёх с половиной лет, открыв рот, таращил умные глазёнки - таких слов он ещё не знал - и записывал всё "на плёнку" со скоростью звука, то есть, произносимого текста.

На следующий день забрала ребёнка и уехала. Обиделась. Месяц мы очень вежливо и холодно, как аглицкая леди с аглицким же  лордом, изъясняясь исключительно высоким штилем, переговаривались по телефону, преимущественно о здоровье сына.

Спустя время муж с изумлением вспоминал: «Я и не предполагал, что ты слова-то такие знаешь…» (а я предполагала?!) А прожили мы к тому времени вместе уже лет восемь.

Мужу - иностранцу-  купила словарь идиоматических выражений русского языка. Чтоб, при случае, понимал, о чём речь. Он его вдумчиво и сосредоточенно изучил. Но больше - не случилось.

Сейчас, по наследству, словарь перешёл в руки повзрослевшего сына. Тот читает с горящими глазами, изумленно  качает головой и хохочет. Бережёт, как зеницу ока, и друзьям не даёт.

                *    «Игра в жмурики» - спектакль А.Житинкина по пьесе М.Волохова,
                с использованием ненормативной лексики, да что там с использованием - там другой-то и нет.
                Отзыв: Спектакль можно работать лишь однажды на одной площадке, второй раз его
                туда уже не пускают.