***

    Никчёмная девушка долгою безлунной ночью нелепо стояла в жалобном свете луны на берегу берега реки и, тоскливо жмурясь на солнце, луну и воду, неслыханно смотрела вдаль уплывавшей вслед одинокой, белой и хрупко-бумажной фигурке одинокого, вслед уплывавшего и вдаль хрупко-белого бумажного кораблика...
    В глазах девушки мерцали мысли, одна ужасней и призрачней; её завуалированная темнотой задеревеневших звёзд идеальная стать нервно проглядывала сквозь облака на космонавта Упырьева, бестолково и где-то страшно высоко болтавшегося в радиации под суровую песню о землянке. Безобразные лягушки истово лежали из-под берега на никчёмную девушку, лишая последних сил водолаза Бузгебова, вооружённого одним лишь собой. Хохочущая луна дерзко смеялась невидящими кратерами в жерло вулкана где-то не то в Исландии, не то в где-то ещё очень далеко от того места, где он находился до того, как был. «Всё пропало», - думала про всё никчёмная девушка, силясь вступиться за космонавта Упырьева, неукоснительно падавшего со страшной высоты вглубь водолаза Бузгебова, как бы не хотя этого и не символизируя этим ничего дурного. Нещадное солнце было невидимо из-за той стороны, где оно, видимо, было видимо теми, кто был невидим со стороны этой. «Банальность», - думала девушка, - «мотовство и паскудство – вот удел всех, кто алчет, но обретает». Незримые флюиды зимы осторожно поцарапались в её отчаявшееся сердце, которое стукнуло им в ответ, затворив дверцы на сфинктер. «Предел одиночества ещё не исчерпан», - мучилась вопросом никчёмная девушка, неподдельно ссутуливаясь в неприятно-неопрятную старуху; она вся посерела от горя, иссиня сгорбилась и плакала, пуская беззубым ртом водянистые слёзы, и вообще вела себя крайне несолидно, чем доставляла водолазам Упырьеву и Бузгебову лишние и совершенно излишние хлопоты. Безумная луна дико ликовала, предвидя погибель и тотальную мобилизацию...
   Автор, конечно, ужасно извиняется, что рассказ остался без названия. Да и каким, позвольте вас спросить, надобно было снабдить его названием, когда рассказ ещё не был написан? А теперь, когда он завершён, его и вовсе немыслимо хоть сколь-нибудь суразно назвать. Так что…