Дневник

В Питер я переехал летом 2001ого. На самолет денег не хватало, на поезд тоже. Поезда и не ходили через наш Городок. До ближайшей станции я почти сутки добирался на автобусах. Потом ехал в электричках, убегая от контролеров через вагоны. Последний кусок доехал в поезде, купив билет в общий вагон. В Питере меня никто не ждал, я даже не знал где буду ночевать. Только знал, что стану фотографом. С собой был старый пленочный ГДРовский фотоаппарат Практика, почти мой ровесник, с ним я еще в детстве играл. Еще был блокнот, там были номера телефонов нескольких старых питерских знакомых, но я их уже лет 20 не видел.

Денег у меня было мало. Немного на еду-дорогу потратил, немного контролеры в электричках оштрафовали, немного оштрафовала транспортная милиция, под предлогом, что нахожусь не в регионе, где прописан. В Питер я доехал с 50р в кармане. Я даже не знал, что таксофоны уже не работают двушками. Самая дешевая телефонная карта стоила 60р, а мне еще и на транспорт деньги были нужны.

Я со своей небольшой ношей спокойно гулял по Питеру, узнавая и не узнавая улицы, забрел на Московский вокзал, там нашлись "жетонные" таксофоны, жетоны продавались тут же, по-моему, по 8р. Первый, кому позвонил, сразу потребовал приехать к нему. Через 20 дней я нашел работу, снял комнату.

Комнату я снял в очень старом доме с видом на Мойку. Место мне очень понравилось, и комната хорошая, большая, главное – пустая, можно ее в качестве студии использовать. Вот обои с крупными красными розами, явно с середины 80ых,  для студии, да и просто для проживания, не годились. Благо, они были приклеены как попало, сами отваливались. Кое-где просматривался слой нижних обоев. Ближайшие выходные я посвятил уборке, с начала сделав фотографию всех стен комнаты. 

Первый слой обоев сошел легко. Я очутился уже в другой комнате, другие обои, другой рисунок, другое время, я совершил прыжок на машине времени назад лет на 10-15. Обои были симпатичней предыдущих, но, из чистого любопытства, я отковырял кусок этих обоев, этого слоя времени. Под ними, естественно, был другой слой обоев. Сфотографировав все стены, я начал снимать и этот слой. Если получалось содрать большой целый кусок, я их, как куски времени, сохранял в картонной коробке. Мне нравилось моё путешествие во времени. Каждый слой – это чей-то вкус, чья-то жизнь, кусок своей эпохи.

Путешествие остановилось, когда я добрался до шёлковых обоев. Они были прибиты к стене медными обойными гвоздями, под ними уже была голая стена. Это уже явно была дореволюционная эпоха, точнее я тогда не мог сказать. Снимать шёлковые обои я не стал. Я аккуратно снял все остальные обои, и нашёл забитую досками нишу. Доски закрывал только предпоследний слой, шёлковых обоев на них не было.   Доски я сорвал сразу. С первого взгляда было ясно, что вещи на полках в нише материальную  ценность не  представляли. А для меня они были Бесценными!!! Карандаши, гусиные перья, чернильница, тетради, сломанные рюмки-чашки… Но карандаш Той эпохи! Ещё не знаю какой. Я подумал, что кто-то, кто поселился в комнате уже после революции экспроприировав все ценное в комнате, неценное запихал на полки в нише и заколотил ее. И заклеил все своими обоями.

Первым моё внимание привлекла тетрадь. Я взял её, сел на пол у стены, больше сидеть было негде, сдул с неё вековую, или двухвековую, пыль, открыл, сначала просто пролистал. В тетради стихи чередовались кусками прозы, записанные красивым, по-моему, женским, почерком. Чернилами, гусиным пером. После каждого куска стояла дата. Первая дата была 28 апреля 1829 года… Это был Дневник, Дневник Той эпохи!!! Дневник хозяйки этой комнаты. Послание из прошлого!!! Мне!!!

Дневник не был дописан. На предпоследней исписанной странице было большое чернильное пятно, под пятном был текст, на просвет его можно было прочитать. На последней странице было всего несколько строк. И несколько еле заметных круглых пятен. Там, где через пятна проходил текст, чернила были немного размыты. Я начал читать…

Читать я начал сначала. Это были стихи молодой девушки. Естественно про любовь. Девушка была влюблена в некоего Александра, с которым даже знакома не была. И видела его не часто, судья по датам записей. Записи то шли подряд каждый день, то с перерывом в год-полтара. Я понял, что она описывала каждый день, когда видела его. То стихом, то подробной записью. Я не смог понять была ли она замужем, может и была, но другой мужчина для нее явно не существовал. Шли годы.

Познакомилась она с Александром только в 1837 году. Она никогда не просила общих знакомых познакомить их. Познакомили их случайно, без ее просьбы. Александр проводил ее до дома, не отказался зайти. И она показала ему Дневник. Я понял, что короткие стихи на полях предыдущих страниц были ответами Александра на ее признания! Она была счастлива!!! Александр хвалил её стихи, отвечал на них экспромтом, она сочиняла новые, он сочинял свои и посвящал ей… А к утру он сказал, что у него есть одно очень важное дело. И ушёл.

У меня по спине забегали мурашки. Я понял, Кто этот Александр и какое важное дело у него было… Я посмотрел на дату записи и понял, что прав… Следующая страница была залита чернилами. Я начал читать на просвет. Она описывала предыдущий день, свой восторг от знакомства, от того, что Он ей стихи посвятил… Запись обрывалась на середине предложения. Может ей сказали про дуэль, может она почувствовала, что произошло, и опрокинула чернильницу…

Последняя запись была сделана через несколько дней, когда она узнала про Его смерть. Плакала и писала, слезы капали на Дневник, размывая чернила, и остались на последней странице Дневника еле заметными пятнами. Слои обоев-времени сохранили до меня слезы, пролитые по Пушкину.